- Такого по запаху узнать можно, - ответил согнувшийся под ношей горбун.
Подойдя к дереву, Паук взобрался на вершину, привязал конец верёвки к ветке, а потом, спускаясь, стал быстро наращивать верёвку. Когда он достиг земли, Горох испытал верёвку на прочность и начал взбираться по ней. Паук полез сзади. Сильными своими плечами он поддерживал Гороха снизу.
ТВЁРДЫЙ ОРЕШЕК
Жёлудь открыл глаза, протёр их, но ничего не мог разглядеть. Постепенно привыкнув к темноте, он заметил, что лежит в большом дупле, выстланном дубовыми листьями. Всё вокруг так остро напоминало дом, что Жёлудь не выдержал: две скупые горячие слезы скатились по его щекам.
Вдруг стало ещё темнее. Белка просунула голову в дупло и кого-то бросила. Перевернувшись в воздухе, несчастный шлёпнулся рядом с Жёлудем, но тут же вскочил, отряхнулся и стал размахивать перед собой кулаками.
- Я ей покажу!.. Левой сбоку, правой снизу, - бормотал незнакомец себе под нос, усердно боксируя.
Увидев Жёлудя, он остановился, несколько раз топнул ногой, глубоко вздохнул и, вежливо сняв зелёную, изрядно потрёпанную шляпу с резными полями, представился:
- Орех. То есть четырёхкратный чемпион куста Орех Лесной! Для друзей просто Орех.
- Да ты ещё совсем зелёный! - удивлённо протянул Жёлудь.
- Зато калёный! - гордо выпятил грудь Орех.
- А-а, если ты калёный, тогда другой разговор. - Жёлудь встал, щёлкнул каблуками и протянул руку: - Доктор письменных наук, изобретатель наитолстейшей в мире книги Жёлудь Дубовый. И для врагов и для друзей - только Жёлудь Дубовый.
Орех приложил руки к груди, трижды обежал вокруг Жёлудя, осмотрел со всех сторон, дёрнул за перо, пощупал чернильницу, берет, щёлкнул по носу и сказал:
- Могу поспорить, что ты же изобретатель и самой тонкой в мире книги. Хи-хи, верно сказано?
- Это и без спора ясно, - продолжал пыжиться Жёлудь.
- Тогда идём на спор, что у Белки нет хвоста!
- Не выдумывай.
- Тогда хоть так давай поспорим: ты говори, что снег белый, а я буду говорить, что чёрный. Кто кого переспорит, тот и победит.
- От этого снег не почернеет. Неинтересно. Лучше давай подумаем, как нам отсюда выбраться.
Орех сел, сжал голову руками и глубоко задумался. Наконец он вскочил и сказал:
- Какой дурак станет думать о том, что впереди? Хочешь, я расскажу тебе, как попал сюда? А когда, сбегу - расскажу, как убежал. Ха, толково сказано? Ставлю свою шляпу против твоего берета, что ты напишешь по моему рассказу отличную книгу.
- Написать-то можно, да кто такую чепуху читать станет? - Жёлудь заметил, что его терпение иссякает.
- А тебе не всё ли равно? Важно писать. Я так много всего знаю, что не успеваю рассказывать. Хочешь драться?
Такого хвастуна Жёлудь отродясь не видывал. Ему стало стыдно, что Орех считает его таким же бестолковым невеждой, как он сам.
- Если у тебя чешутся руки, почеши о стенку, - ответил Жёлудь и отвернулся.
- Тогда давай бороться.
- У меня ещё от Белкиных зубов бока болят.
- Ага! Так стукнемся лбами и посмотрим, кто кого сшибет. Хе, здорово я придумал?
- Если тебе свою голову не жаль, стукнись об стенку, - рассердился сын Дуба.
Орех разбежался, подскочил и ударился головой в стену. Из глаз у него посыпались искры.
- Ура, придумал! - обрадовался Жёлудь. - Стукнись ещё раз, только как можно сильнее. А я попробую раздуть хотя бы одну искру. Мы разведём огонь и прожжём в дереве дыру.
Орех Лесной снова разбежался, трахнулся лбом о стенку и, упав на колени, стал раздувать прилипшую к подстилке искру.
- Жёлудь, где ты? - В отверстие дупла просунулся торчащий вихор Горошка. - Я пришёл спасать тебя!
Сколько радости было, когда Паук спустился в дупло и вынес наружу пленников Белки! Только Орех не дал себя нести:
- Меня, четырежды чемпиона, паучья верёвка не выдержит. В одной мускулатуре сколько весу!
- Выдержит! Нас троих выдержала, а ты один! - кричали ему с земли друзья по несчастью.
Орех ни за что не хотел уступить. Он так спорил, что даже лес притих, прислушиваясь к его крику. Несколько раз хлопал оземь своей шляпой, бил кулаками в грудь, призывая Белку в свидетели, ел мох, пока Паук, потеряв терпение, не свернул свою верёвку и не ушёл вязать сети.
- Теперь и я могу поспорить, что ты свернёшь себе шею, - стал смеяться над упрямцем Жёлудь.
- А вот и не сверну!
- Расшибёшься!
- И не расшибусь!
Орех оттолкнулся, лихо свистнул и вонзился в мох с такой силой, что ноги в землю ушли. У самого большого в лесу спорщика и упрямца оказались согнуты два ребра, на лбу выскочила ужасная шишка, а ступни ног, когда их вытаскивали из земли, вывернулись задом наперёд. Теперь Орех смотрел в одну сторону, а шёл в другую.
Друзья сжалились над беднягой, сделали носилки и понесли его. Возле первой попавшейся лужи Жёлудь обмыл его, обвязал треснувшие рёбра паутиной и сказал:
- Полежи здесь, пока мы найдём дорогу.
Не успели они отойти, как Орех вскочил на ноги и начал спорить сам с собой:
- Бьюсь об заклад, что мой бок цел и невредим!
Однако он неосторожно повернулся и от резкой боли свалился на приготовленную товарищами постель. Его так скрутило, что он заорал не своим голосом:
- Жёлудь, на что хочешь могу спорить, что я сейчас же умру!
Подоспевшие товарищи стали успокаивать расстроенного спорщика, однако он никак не мог утешиться.
- Вот умру, и кончено.
- Ну и умирай! - разозлился Горошек. - Подумаешь, какое несчастье: будет одним упрямцем меньше.
- Нет, тогда я нарочно не умру, - снова встал на ноги Орех.
Так и мучились друзья всю дорогу, пока наконец не избавились от заядлого спорщика. Случилось это так. Пройдя часть дороги, Орех снова заспорил:
- Мы двигаемся в обратную сторону!
- Ты совсем спятил! - удивился Горошек.
- Давай поспорим!
- Нет, мы идём правильно! - отрезал Жёлудь.
- Нет, неправильно, даю голову на отсечение! Не верите? Тогда я отправлюсь назад и посмотрю, правду вы говорите или нет, - заупрямился спорщик.
И хотя Орех Лесной смотрел назад, однако вывернутые ступни его побежали вперёд. Через некоторое время товарищи застали Ореха отчаянно спорящим с каким-то жуком. Доказывая, что жук не жук, Орех топал ногами и клялся провалиться на этом месте.
Но вдруг с дерева соскочила Белка, схватила спорщика за шиворот и унесла в дупло.
- Иду на пари, что я уложу её с третьего удара! - ещё успел крикнуть Орех.
- Это его последнее пари, - вздохнул Горох.
Жёлудь тоже хотел что-то сказать, но опустил голову и молчал всю дорогу. Лишь выбравшись из этого страшного леса, он вздохнул с облегчением и благодарными глазами посмотрел на своего приятеля.
- Горошек, дорогой друг, ведь и я… ведь и мне… А, да что тут много говорить!
Жёлудь почувствовал, как его грудь наполнилась каким-то новым, очень хорошим чувством, для которого не нужны были ни слова, ни взгляды. Он только махнул рукой и ещё быстрее зашагал, хоть и очень хотел сказать Гороху, что ради него не пожалел бы ничего на свете, даже собственной жизни.
А Горох словно обо всём забыл. Он катился, немного отстав, и робко поглядывал по сторонам.
- Ты снова из-за этих птиц? - спросил Жёлудь.
Горошек кивнул головой и сказал:
- Я и Паука боялся, а теперь только смех берёт.
- И есть же такие негодники! - тяжело вздохнул сын Дуба.
- Есть, и ещё мух ловят, - поддержал его Горошек и, подпрыгнув, кое-как перекатился через упавшую травинку.
В ГУЩЕ БОЯ
На третий день путешествия друзья подошли к какому-то полю.
Вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как трутся друг о друга облака, как опадают пушинки одуванчика и как собирается туман над рекой.
- Может, поспим? - спросил усталый Горох.
- Можно, - согласился Жёлудь.
Только они хотели лечь, как вдруг впереди задрожала земля, послышалась канонада, солнце скрылось за тучей пыли и дыма.
- Прячься! - Жёлудь втащил друга в какую-то ямку и прикрыл своим телом.
Едва успели они укрыться под листиком клевера, как мимо пронёсся отряд фасолей-всадников. Все, как один, восседали они на кузнечиках, вооружённые сосновыми иглами и мечами из сухих стручков. Целая армия!
Земля содрогалась под копытами коней, вздымались столбы пыли. Отряд за отрядом, полк за полком, запылённые, понурив тяжёлые головы, скакали и скакали кавалеристы в жёлтых мундирах.
Последний отряд остановился неподалёку от убежища друзей. В центре гарцевал всадник, совсем не похожий на остальных. На нём был красный мундир с чёрными точками, плащ из тончайшей паутины и белый шлем из чашечки цветка. Ордена и знаки отличия не умещались на его груди, поэтому за ним следовал специальный носильщик. Однако и тот был почти не виден под грудой крестов и звёзд.
Всадник въехал на вершину кротового холмика и стал кричать:
- Вперёд, всадники! В бой, храбрецы! Ещё одна атака - и мы победим!
Жёлудь не вытерпел и подтолкнул Гороха:
- То-то будет работа моему перу! Настоящую войну опишу. Воробей от зависти онемеет.
- Не понимаю, зачем нам ввязываться в чужую драку? - возразил Бегунок.
- Какой ты чудной! - не сдавался Жёлудь. - Они, наверное, дадут и нам пострелять.
Он выскочил из убежища и подбежал к бравому всаднику. Тот наставил на него копьё из сосновой иглы, пришпорил кузнечика и чуть было не растоптал Жёлудя.
- Вы кто такие? Откуда путь держите? - тут же обступили друзей всадники.
- Я знаменитый военный корреспондент и мастер письменных дел Жёлудь Дубовый, а это мой друг, замечательный поэт Горох Бегунок.
- Очень приятно. А я - Тур-Боб-набоб, правитель Бобового царства, потомок могущественного заморского рода, турецкой породы. И пока я жив, пока на моей груди будет хоть одна медаль, ни одному чужестранцу, ни одному самозванцу не позволю править моим царством. Я всех разнесу! Пускай весь мир знает, что я расправлюсь с пехотой и рано или поздно завоюю весь мир. Вперёд!
- Прекрасно, так и запишем! - обрадовался Жёлудь и раскрыл свою тетрадь.
- Пиши: сегодня мне принадлежит Бобовое царство, завтра - Кривдино государство, а послезавтра - весь мир! Победа так и рвётся в мои объятия. А ты, поэт Горох, должен сочинить в мою честь песню. Дать им коней!
Правитель дёрнул поводья своего рысака и помчался вперёд.
Свита понеслась следом.
Жёлудь летел как угорелый, а Горошек едва держался в седле. От бешеной скачки у него стучали зубы, развевался торчащий на лбу вихор. Но даже и при этом он не мог смолчать:
- Из-за тебя мы из этого Кривдина государства до старости не выберемся. Увидишь, как миленькие. влипнем… - Он не договорил, так как прикусил язык.
- Не трусь, я научу тебя смелости, - хвастался Жёлудь. - Представь себе, что вокруг одни неучи, и никого не бойся.
- Я пытаюсь, но почему-то вижу только одного, - рассердился Бегунок.
- Песню! - приостановив коня, рявкнул владыка Бобового царства и сверкнул глазами. - Когда вы сочините песню?!
От его крика у приятелей потемнело в глазах, заложило уши, а по спине забегали мурашки. Поравнявшись с Горохом, Жёлудь тихо сказал:
- Надо что-нибудь придумать.
- Ты похвастался, ты и думай.
- Но ведь ты поэт!
- Спасибо, в следующий раз ты скажешь, что я свинья, и велишь рыть землю носом. Ещё раз говорю: я всего лишь простой Горошек и вовсе не хочу, чтобы меня называли всякими выдуманными именами.
Жёлудь морщил лоб, кусал перо, писал и снова черкал, но ничего путного не мог придумать. Дома все песни сочинял Певец, а тут надо было творить самому. От чрезмерного напряжения ума с него сошло семь потов. Возможно, он вспотел бы и в восьмой раз, но, видя, что знатный всадник достаёт из ножен меч, маленький самозванец стал выкрикивать первое, что пришло ему в голову:
Краснощёкий
Боб-набоб,
В чёрных точках
Нос и лоб.
Средь Бобовых
Главный боб
Пучеглазый
Тур-набоб!
- Как ты смеешь?! - взмахнул мечом предводитель кавалеристов.
- Эта песня предназначена для ваших врагов, чтобы они ещё больше боялись, - в страхе оправдывался Жёлудь. - А для вас мы сложим другую.
После такого объяснения песня очень понравилась правителю. Спустя несколько часов армия уже распевала этот ужасающий марш, от которого должны были разбежаться все враги.
- Действительно, этот надменный Боб-набоб - страшный невежда и безнадёжный глупец, - обрадовался Горох. - Это наше счастье, дорогой Жёлудь, потому что врать тебе пока удаётся гораздо лучше, чем говорить правду.
Однако враги и не думали разбегаться. В конце поля загромыхали пушки, посыпался град пуль и снарядов, начался бой.
Носились кони без всадников, ползали всадники без коней; вокруг раздавались крики и стоны. А к полю боя скакали всё новые и новые полки.
Стоя на большущем камне, Боб-набоб не отрывался от бинокля и кричал:
- Вперёд, вперёд! К окончательной победе!
- Что думает главнокомандующий о ходе боя? - спросил Жёлудь.
- Гул орудий для меня прекраснее любой музыки. Огонь войны для солдата милее хлеба, - напыщенно ответил Боб-набоб.
Вдруг над их головами разорвался шрапнельный снаряд, заряженный ядовитыми семенами белены. Испуганные кони метнулись в сторону и понесли всех в самое пекло боя.
- Отбой! Отбой! - не своим голосом закричал правитель Бобового царства. - Трубить отбой!
Но было уже поздно. Жёлудь вылетел из седла, перевернулся в воздухе и, грохнувшись на землю, потерял сознание. Только выпавшая к вечеру роса привела его в чувство. Вокруг было тихо и пусто. Где-то неподалёку чуть слышно стонал раненый, где-то ржал конь. Жёлудь крикнул раз, другой, но никто не откликнулся.
Собравшись с силами, он медленно пополз на стоны. В большой воронке, вырытой снарядом, лежал Горошек.
- Куда ты ранен? - спросил Жёлудь.
Горох ничего не ответил, только жалобно застонал. Жёлудь увидел распоротый бок товарища и, не выдержав, упал как подкошенный.
ПЛЕН
Когда голова у Жёлудя перестала кружиться, Горошек уже не стонал. Он терпел, стиснув зубы, и даже пытался улыбнуться.
- Теперь я ничего не боюсь, - с надеждой промолвил Бегунок. - Ведь ты знаменитый доктор и быстро вылечишь меня.
- Разумеется, - пообещал Жёлудь и, взявшись руками за голову, глубоко задумался.
В эту минуту он ненавидел себя. Жизнь Горошка висела на волоске, а он не мог помочь другу, потому что, кроме как врать и хвастаться, ничего больше не умел. Правда, Жёлудь однажды видел, как люди залечили его папаше подгнивший бок цементным пластырем, но не мог придумать, где достать это чудесное лекарство.
А Горошку становилось всё хуже и хуже. Жёлудь сбегал к ручью и принёс ему полный берет воды.
- Только не умирай, - умолял он друга. - Только, будь так добр, не умирай.
- Даже и не думаю, - бодрился Бегунок. - Ведь ты сейчас начнёшь меня лечить?..
Так и нашла их в воронке санитарка Фасолька. Она достала из своей сумки комочек воска, одному залепила бок, другому - пробитую голову и семь суток, не присаживаясь, ухаживала за ними, пока оба друга не встали на ноги. Однако за это время фронт откатился назад, и все они очутились на территории противника.
- Почему ты не отступила со своими? - спросил Жёлудь санитарку.
- Как я могла оставить в беде друзей нашего Тур-Боб-набоба? - удивилась Фасолька. - Ведь вы были тяжело ранены.
- Троекратное ура!
Троекратное ура!
До чего же ты добра!
- Жёлудь не удержался и выразил своё восхищение в стихах.
- Не понимаю, - покачала головой Фасолька.
- На языке поэтов это означает, что ты славная девушка. Ты спасла нас от смерти.
Санитарка только потупилась и ничего не сказала.
- Дайте мне карту: я хочу посмотреть, где мы сейчас находимся, - потребовал Жёлудь.
- А что это за карта?
- Чтобы научиться её читать, надо по меньшей мере четыре года ходить в школу.
- А ты ходил? - спросила Фасолька.
- Я знаменитый… гм… - Хвастун кашлянул, снова желая что-то соврать, но, услышав стон Горошка, осекся и сказал правду: - Один год. Карта нам очень помогла бы. "На хорошей карте каждый куст отмечен", - говаривал мой учитель Ворон.
Опасаясь что-либо соврать, Жёлудь встал и, ковыляя, пошёл по полю. Горох следовал сзади, опершись на плечо Фасольки.
Возле срубленной осколком снаряда былинки лежал раненый всадник-фасоль. Его кузнечик, опустив голову, стоял рядом. В боку солдата торчал штык пехотинца - еловая иголка. Жёлудь попросил у Фасольки воску, вытащил иглу, залепил рану, наложил на неё повязку из паутины и стал расспрашивать раненого:
- Ты какого полка?
- Не знаю, я неграмотный.
- Что это за война у вас?
- Столетняя.
- О-о! И с кем же вы воюете?
- Грядка с грядкой.
- Между собой?
- Ну да!
- Из-за чего же вы не поладили?
- Я и сам не знаю. Тысячи наших братьев-всадников уже сложили головы, пехотинцев пало ещё больше, но этим сражениям ни конца ни края не видно. Такова, стало быть, воля обоих Бобовых правителей Тур-Боб-набобов.
При этом имени фасоль даже затрясся от страха.
- Почему обоих?
- И у пехотинцев есть такой же повелитель.
- Послушай, что ты рассчитываешь выиграть войной? - спросил у раненого Горох.
- Ничего, - рассердился кавалерист. - Ничего я не хочу, только побыстрей вернуться домой и повидать деток.
- Но твой повелитель говорит совсем иначе.
- На то он и повелитель. А вы кто будете?
- Мы… - Жёлудь хотел снова что-то придумать, но сдержался: на него с упрёком смотрели глаза Горошка. - Мы твои добрые друзья.
- Только никому не говорите о том, что я вам расскажу, - начал всадник. - Это старая история. Мы жили очень мирно, и только по старинке одни звались кавалерией, а другие - пехотой. Но в нашу землю откуда-то явились два чудных Боба: один - красный с чёрными точками, а другой - чёрный с красными точками. Явились и провозгласили себя нашими правителями. Один говорит, что пехотинцы будут господами всего Бобового царства, а другой - что всадники. А мы, дураки, сражаемся! Уже целых сто лет! - Раненый придвинулся поближе, приложил руку ко рту и зашептал: - Говорят, ни один из них не похож ни на всадника, ни на пехотинца.
- Так почему же вы слушаетесь этих чужаков? - удивился Жёлудь.
- А почему вы сочинили для Тур-Боба такую песню? - вмешалась Фасолька. - Распевая её, всадники будут воевать ещё сто лет.
- Он на меня с мечом бросился, - пытался оправдываться Жёлудь, но Горох подтолкнул его и сказал:
- У нашего Жёлудя от всяких изобретений и учёных званий голова идёт кругом. Поэтому он иногда сам не знает, что делает.
Друзья подняли раненого на коня и двинулись дальше. В густых травяных зарослях их вдруг окружили пехотинцы.
- Руки вверх! Головы в плечи! - скомандовал старший.
Пехотинцы связали пленникам руки и погнали на свою сторону.
- Посмотрим, что ты сам теперь запоёшь! - поддел приятеля Жёлудь.