Толпа засмеялась.
- Гляди-ка, по-настоящему забоялась!
- Не люблю я этого, - мрачно сказал один из стражников. - Тут раз показывали всякие фокусы, да потом у меня бердыш пропал! Эй, парень, хватит чудеса показывать!
Малыш, у которого Петруха отобрал калач, вдруг громко заревел.
- Ты не плачь, - улыбнулся Петруха, - вот твой калач!
И, к удивлению собравшихся, вынул из шляпы, которая только что была, как все видели, пустой, калач, а за ней кургузую шапчонку долговязого парня.
- Вижу, что шляпа тебе ведома, - пристально всматриваясь в Петруху, проговорил гусляр. - Получил я её от скомороха Грека…
- Грека? - радостно воскликнул Петруха. - Когда?
- Недели две, почитай… Видел я ватагу Потихони на дороге…
- Ну, пошутковали и хватит! - Стражник дёрнул Петруху. - Идти нужно!
Кострюк перемигнулся с гусляром и сказал тихо:
- Обожди нас, назад будем идти, поговорим… Дело есть.
Петруха тем временем вновь изготовился к потехе кукольной.
Кострюк заиграл в дуду, забил в бубен.
Стражники повеселели, глядя на большую толпу зевак и любопытных.
Над обручем показался Скоморох. Поздоровавшись с толпой, он сказал, что ему надоело ходить пешком и он пришел на базар купить лошадь.
- Чтоб возила всё - и воду и воеводу!
В этом месте, по совету Кострюка и Ерёмы, Петруха проверещал о торговцах, которые на рынках по три шкуры дерут с честного народа, а сами палаты каменные строят.
В толпе поднялся такой радостный гул от этих слов, что Скоморох заверещал ещё пронзительнее:
- Чем недовольны, молодцы? У вас небось другие купцы?
- Такие же! - закричал громче всех долговязый парень.
Смеялись зрители, смеялись и стражники, предвкушая хороший барыш.
"Какой голос у куклы! - с восторгом и даже с некоторой завистью подумал Кострюк. - Как Петрушкин Скоморох разговаривает! Такого не слыхивал, а уж сколько я перевидал кукольников на своём веку! Как это я сам не надумал пищик, обычный пищик-манок к разговору приспособить?"
Пронзительное верещание Скомороха было слышно в самых дальних уголках съестного ряда. Торговцы и те кто во что горазд взбирались на колоды, чурбаны, кучи лежалого снега, чтобы разглядеть необычайного кукольника.
Скоморох торговался с Цыганом из-за лошади.
- У меня лошадь хороша! - кричал Цыган. - Грива густа, голова пуста, под гору скачет, на гору плачет, а когда грязь, то сам слазь и вези!
- Мне такую и надобно! - пищал Скоморох.
- А какие зубы у моей лошади! - продолжал расхваливать товар Цыган и показывал на свой рот. - Вот такие! Посмотришь - есть хочется!
Скоморох смотрел зубы Цыгана, щупал ему бока, шею, даже пытался проехать на нём верхом.
Затем сделка состоялась. Цыган ушёл, и вместо него появилась Лошадь.
Скоморох пытался взобраться на неё, но она вставала на дыбы, кусалась, лягалась.
Ржать Петруха не мог, потому что Скоморох должен был всё время пищать, и поэтому ржать приходилось Кострюку, прикрываясь от зрителей бубном.
Впрочем, внимание всех было занято приключениями Скомороха, и никто не обращал внимания на то, что весёлое "иго-го" раздавалось совсем с другой стороны.
Следующей кукольной сцены Кострюк не ожидал - он знал, что из ямы они взяли лишь трёх кукол - Скомороха, Цыгана и Лошадь.
Но Петруха, видимо, решил показать прогулку Скомороха по базару.
Над обручем вдруг показался Цыган, но в другой шапке. Рядом с ним появились разноцветные кубики.
- Сундуки! - закричал долговязый парень. - Смотрите - это же сундуки!
Тут все узнали в Цыгане купца-сундучника.
Петруха показал, как бедный Скоморох не может купить сундук, потому что ему нечего будет в нём хранить. А если туда положить одежду, то не в чем будет ходить.
- Что же мне, голым сидеть на сундуке и ключ держать в руке? - спросил Скоморох.
Успех подхлестнул Петруху, и он ещё показал, как Скоморох торговался с Цыганом из-за калачей.
- Ты, цыган, на боярина похож, - пищал Скоморох. - Он тоже тех любит, у кого ножки с подходом, ручки с подносом, голова с поклоном, сердце с покором да язык с приговором!
"Откуда у него что берётся! - думал Кострюк, наблюдая за ловкой работой парня. - Только бы голос не сорвал - вроде похрипывает малость".
- Кончай, Петрушка, - сказал он. - Слышь, кончай, горло попортишь!
Скоморох раскланялся, исчез. Обруч упал, и все увидели сверкающие глаза Петрухи, его раскрасневшееся лицо.
- Подайте на пропитание скоморохам-арестантам! - пуская бубен по рукам, заголосил Кострюк. - Побейте меня, да покормите, руки-ноги поломайте, да милостыню подайте!
Бубен звучал, словно в него били десятки пальцев, - это сыпались монеты.
Оба стражника смотрели на Петруху влюблёнными глазами.
- Курочка мала, а золотые яички несёт! - шепнул один другому.
- Ты смотри за бубном, кабы греха с деньгами не вышло, - рассудительно произнёс второй.
Бубен вернулся к Кострюку почти полным. Такой сбор даже целые ватаги и то видели редко - разве что на масленой неделе.
Петруха радостно озирался вокруг: как внимательно, преданно слушали только что эти люди его кукол! Вон даже ещё улыбки с лиц не сошли! А кто-то уже кричит пронзительно, как Скоморох!
Стражники отсыпали горсть меди Кострюку, а остальное быстро попрятали себе под тулупы.
Кострюк и Петруха пошли покупать еду на всю яму.
- Надо как-то стражников отвлечь, - сказал тихо Кострюк Петрухе. - Нам с гусляром словом перемолвиться надобно! Придумай что-либо, Петруша.
В конце съестного ряда, возле торговца сундуками, стоял долговязый парень и рассказывал старику сундучнику, как его высмеяли скоморохи. Старик шипел, как разозлённый гусак, но парень не уходил.
Петруха отозвал парня и сказал ему на ухо:
- Купец-то глухой, разве не ведаешь?
- Ан вот в чём дело! - радостно воскликнул парень. - То-то он слова мои никак в толк не возьмёт!
Пока Кострюк, мигом поняв Петрухин замысел, отвлекал парня разговорами, Петруха подошёл к сундучнику, поклонился и сказал, показывая на долговязого:
- С ним надо громко говорить - он глухой!
- А-а, - обрадовался купец. - То-то я его гоню - он не уходит. Чепуху мелет какую-то! Что за напасть, думаю…
- Громче с ним нужно говорить, громче, - посоветовал Кострюк, и скоморохи пошли к яме, по дороге прикупая из съестного то, что забыли купить прежде.
Стражники плелись сзади, наблюдая, чтобы арестанты ни с кем, кроме торговцев, не разговаривали.
Уже по выходе из съестного ряда (его на базаре все называли "обжорным") скоморохи услышали крики сундучника и долговязого парня: каждый старался перекричать другого, и орали они так, что у гончаров в горшках гудело.
Один из стражников побежал назад, порядок наводить.
К скоморохам подошёл гусляр, снял шляпу и ударил по струнам гуслей:
Благословите, братцы, старину сказать,
Старину, былину стародавнюю…
- Ты, чучело, чего сызнова тут? - удивился стражник. - Али потерял что?
- Он из наших, из скоморохов, - с поклоном проговорил Кострюк. - Родственник… Нам бы только два слова молвить.
- Два слова можно… Только поспешайте, голодранцы!
Стражник отошёл шага на два, вытянув шею, начал прислушиваться к доносящимся крикам сундучника.
- Говори, отец, - сказал Кострюк, - я по лицу твоему приметил - есть тебе о чём нам сказать… Худое ли, доброе - говори.
- Глухие так громко орут, - улыбнулся Петруха, - что стражник нашего разговора не услышит.
- Худые вести, - грустно молвил гусляр. - Свиделся я недели две назад с ватагой Потихони по дороге лесной. В лесу видел я и Потихоню, и Рыжего, и Грека, и Фомку с Фролкой… когда в землю их мёртвыми зарывали… Полонский воевода со своими стрельцами засаду им устроил. Один только Петрушка, Потихони сын названый, утёк, видно. Не было его в той могиле… Да ещё медведь исчез…
- Парнишка-то этот, отец, раньше от ватаги ушёл, вот и жив остался, - сказал Кострюк. - Видно, тебе, Петрушка, не от полонского воеводы смерть принять суждено…
- Как это я по фокусам его не признал? - прищурился гусляр, всматриваясь в Петруху. - Да разве ты, сынок, кукольник?
- Он всё умеет, - погладил Петруху по голове Кострюк.
- Возьми, сынок. - Гусляр протянул шляпу Грека Петрухе. - Память тебе будет от ватаги твоей…
Кострюк испугался, что Петруха рухнет сейчас на снег.
- Мы пойдём, отец, - сказал он, заботливо придерживая парня. - А завтра, когда нас в связке выведут, свидимся…
Стражники расковали арестантов, открыли крышку ямы. Кострюк бросил вниз еду, спрыгнул первым.
- Левой ногой земли коснулся, - послышался голос Ерёмы, - верная примета: вести хорошие!
Кострюк едва успел подхватить мешком свалившегося на него Петруху - парня ноги не держали.
Вспыхнувшее было в яме оживление тотчас сменилось беспокойной, напряжённой тишиной.
И в этой тишине отчётливо было слышно, как старались перекричать друг друга сундучник и долговязый парень.
Хорошо кузнецу!
Кандалы только трусу страшны.
(Старое присловье)
Случилась с Петрухой нервная горячка. Горел весь, никого не признавал, бредил, заговаривался.
В бреду-то всё и рассказал - почему от ватаги ушёл, какое с ним горе в дороге случилось.
Скоморохи всё с полуслова понимали - о их жизни речь. А прочие, кто в яме сидел, те толком и не разобрались - какие-то медведи, Потихони, Безобразовы да золото мальцу чудились. Одно слово - бред.
Кострюк и Ерёма каждый день в связке выходили, трав каких-то приносили, настоек. Отпоили, выходили парня. На пятый день полегчало, в сознание вошёл, заговорил, как прежде, - звонко, по-хорошему.
Скоморохи с ним долго шушукались в своём углу ямы.
- Кто украл выкуп, пусть заживо сгорит, - сказал Ерёма. - Чего потеряно - не воротишь. Какие люди-то погибли - вот кого жалеть надобно.
- Жалостью дела не поправишь, - пригорюнился Кострюк. - Нужно тех спасать, кто, ещё живой. Безобразова мы, Петрушка, знаем. Зверюга дикий, а не человек. Кроме денег, никакого разговора не признаёт. Скупей его я в жизни не видывал боярина.
- Встречались с вельможным боярином, свет Безобразовым, встречались, - качал головой Ерёма. - Как тогда в его яму не попали, дивлюсь.
- Спасать стариков нужно от Безобразова, - продолжал Кострюк. - Всенепременно. А для этого тебе, Петрушка, нужно вольным быть. Смекнёшь - авось ещё какое-нибудь "чудо" придумаешь.
- Может, отпустит воевода нас? - с надеждой произнёс Петруха. - Пообещаем ему денег немного, заработаем на базаре.
Но оказалось, что воевода-то, может, и отпустил бы, да стражники не желают расставаться с выгодными и доходными арестантами.
По слухам, которые дошли до скоморохов, воевода распорядился - ещё в первый день - так: пусть посидят в яме да на цепи походят, в ум войдут, забудут, как народ на бояр наущивать.
Теперь уже только от стражников зависело, сколько времени скоморохов в яме держать: неделю, две, три.
Петруха тут же кукольный разговор сообразил:
"Спрашивает кукла Воевода странника:
- Ну, как, мол, сидят глумцы?
Стражник головой в пол:
- Сидят, воевода-батюшка, уже почти в ум пришли!
- Вот, когда совсем поумнеют, - отвечает Воевода, - тогда пусть убираются подальше!"
Посмеялись, снова завздыхали.
- Так и до лета досидеть можно, - сказал Ерёма. - Арестант - он есть-пить не просит, сам корм добывает. Да ещё барыш приносит! Я бы стражником был, полную яму одних скоморохов держал, право слово!
- Надо помочь Петрушке уйти отсюда, - решил Кострюк. - Нам, конечно, за него сидеть подоле придётся, да уж, видно, так на роду написано нам с тобой, Ерёма, не нынче оседлыми стать…
- Подумаешь, печаль! - воскликнул Ерёма. - Сорок зим об этом думали, ещё зиму подумаем!
План бегства скоморохи обсудили раз сорок, обо всякой мелочи позаботились, чтобы осечки не вышло.
Гусляр - калика перехожий - всё по базару ходил. Он с Кострюком и Ерёмой каждый день встречался, разговаривали, даже ссорились.
Петруху заставляли в яме с куклами работать - сцены повторять, пальцы разминать, новые скоморошины придумывать.
После болезни, на третий день, когда Петруха ногами окреп, попросил Кострюк стражников вывести парня воздухом подышать.
Стражники обрадовались - уж очень болезнь Петрухи их по карману била.
На четвёртый день Петруха с Кострюком пошли в связке. Взяли с собой четыре куклы - Скомороха, Попа, Цыгана и Лошадь. Перед выходом из ямы надели на куклу Скомороха новый колпак - перекроили его из того, что от вора сипатого остался. На самый колпачный кончик бубенец приделали. Скоморох головой мотает - бубенец звенит.
- Пропадай моя голова с колпачком и бубенчиком! - кричит пронзительно, на весь базар, Скоморох.
А пропадать есть отчего: не может Скоморох на Лошадь купленную сесть. Хитрый Цыган сковал Скомороха и Лошадь цепью. Скомороха - за руку, Лошадь - за ногу. Так они и ходят вдвоём - друг друга терзают: то Лошадь тащит Скомороха, то Скоморох тащится за Лошадью.
Эту сценку Кострюк с Петрухой должны были показать возле кузнечного ряда.
С кузнецами всё время велись разговоры - то через гусляра, то через знакомых торговых людей - о том, как быстро сбить цепь с ноги арестанта. И хотя скоморохи, казалось, уже всё сообразили, Кострюк решил ещё одну проверку сделать - на куклах.
- Коли что не так будет получаться, - сказал Ерёма, - кузнецы подскажут. А стражники и не сообразят: подумают, что это просто так, обычные крики…
Кузнецы смотрели кукол, хохотали, дивились скоморошьей несообразительности. Скоморох плакал, бубенчиком тряс и приговаривал:
- Пропадай моя голова с колпачком и бубенчиком! Как только моя лошадь побежит, так я и умру!
- Да раскуйся ты, парень! - крикнул кто-то из кузнецов. - Это же проще простого!
- Как же я раскуюсь, - плаксиво спросил Скоморох, - когда у меня кузницы нет! Кузнецу хорошо, а вот я даже не могу руки поднять… руки поднять…
- Возьми два камня, - посоветовал другой кузнец, - да на один цепку свою положи, а другим по ней стукни.
- Ваши-то цепи слабой спайки, - добавил третий, - шов сразу и треснет. Засовывай в щель клин, бей крепче. С третьего удара звено развалится! Ну, а браслет тебе любой кузнец сымет!
- Дайте камень! - завопил Скоморох. - Дайте камень!
Когда нашёлся камень, он вместо цепи так ударил по Лошади, что та свалилась замертво.
Стражники смеялись вместе со всеми.
А один даже вступил в спор с кузнецом: разбивать-де цепь нужно не так, а ударяя кувалдой по стыку звеньев, расплющивать их кольца.
Когда Скоморох расковался и кукольная потеха закончилась, бубен был пущен по рукам, а выручка поделена между стражниками и скоморохами. Кострюку опять разрешили поговорить с гусляром.
Петруха складывал куклы и перемигивался с кузнецами.
"Кузнецу хорошо! - думал он. - Работа красивая, силы много, попробуй такого обидь! Он любому стражнику шею свернёт. И цепи ему не страшны. А как я, когда нужно будет, с цепью-то управлюсь?"
Гусляр куда-то исчез. Кострюк потянул за цепь - пошли, мол, за едой.
Побродили по рынку, купили немного съестного.
- Чего так мало? - спросил Петруха. - Ведь ещё деньги есть.
- Чудак человек! - удивился Кострюк. - Тебе ж на дорогу каждую полушку вот уже неделю копим!
…Скоморохи много успели сделать, пока Петруха болел: и возчика отыскали и весь побег сладили.
Когда вернулись в яму, Кострюк рассказал наконец Петрухе подробности о своём сговоре с гусляром.
Гусляру Кострюк передаст все куклы - есть надёжный дом, куда тот их отнесёт. Туда же сразу должен явиться Петруха после побега.
- С куклами тебе не убежать - их целый мешок, гляди-ка! - Ерёма показал собранный заплечный мешок, который ничем не отличался от обычных торб и кошелей, ютившихся на спинах мужиков. - А без них плохо: кукла всегда выручит, всегда поможет, в беде не кинет, сам знаешь!
- Их нужно уметь складывать, дело-то хрупкое, - наставлял Кострюк. - Ну-ка, Петрушка, вынь всё из мешка и снова в него положь!
Пока Петруха снова и снова складывал куклы в мешок, Кострюк, почти касаясь губами уха, шептал:
- Обруч брось, гусляр тебе новый даст, складной, на верёвочках сделанный. Прятать его легко - раз-два и в мешок. Палки-распорки тоже у гусляра получишь. Одну - на плечо, под узелок, другую - как посох, в руку. Теперь слушай и примечай, как до того дома бежать, где гусляр тебя ждать будет… Там и сани попутные есть - поедешь в Колядец.
Скоморошьего наряда для себя Петруха не хотел брать.
- Когда я обруч над собой ставлю, - сказал он, - всякий видит, что сейчас куклы будут. А без кукол приметным мне не след быть… Куклы спрятал - и как все, поди догадайся, скоморох я или прохожий…
Денег оказалось не так уж мало. "Яма, видно, - подумал Петруха, - пока я болел, ела впроголодь".
…Побег прошёл как по маслу. Ерёма, когда связка - Кострюк с Петрухой - отошла, стал звать на помощь:
- Убивают! Караул! Спасите!..
- Подрались арестанты! - остановился стражник. - Ну, я их сейчас усмирю! - И он вернулся к яме.
Второй стражник повёл связку дальше.
Толпа окружила кукольника так плотно, что ног Петрухи стражнику видно не было. Да ещё Кострюк занимал стражника всякими скоморошинами - пел, на дуде играл и даже приплясывал.
Петруха свистел - разливался соловьём, щеглом, жаворонком.
Видна была над толпой только верхняя часть ширмы - вот-вот выглянут из обруча Скоморох и Цыган.
Но они не появлялись. И птичье пение замолкло.
- Что, твой товарищ заснул там? - спросил Кострюка стражник.
- Может, снова ему худо сделалось? - ответил вопросом на вопрос Кострюк, с неподдельным беспокойством посмотрел в сторону кукольника и подёргал закованной ногой - легко, цепь тянется! Значит, там вместо кукольника только обруч, юбкой обтянутый, стоит, а Петруха уже цепь разбил…
Прибежал второй стражник, вошёл в толпу, стукнулся ногой о камень-валун.
- Кто тут камней наворочал? - крикнул стражник и потянулся к ушибленной ноге. А когда наклонился, то увидел рядом с камнем расколотое звено цепи.
- Держи! Убёг!.. - закричал он испуганно и закрутился на месте с распахнутыми руками, не зная, кого хватать, куда бежать.
Кострюк, заслышав крик, обхватил стоящего рядом второго стражника и тоже закричал:
- Смотрите, люди добрые, я не бегу! И меня не держат, я держу!
Базар зашумел ещё пуще, крики послышались со всех сторон:
- Держи! Лови! Вор!..