- А что, можно повторить этот пикник. Раз ты уже и опыт имеешь… Если он не согласится идти в лес, можно, конечно, в ресторанчике каком-нибудь выпить коньяку с лимончиком. Поскольку этот пастух не из простых… Сам говоришь: "подчиняется всё стадо"…
- Понятно, товарищ командир. Только разрешите выяснить одну маленькую деталь: потом его к праотцам отправить, да?
Ничипорович засмеялся:
- Нет, Жан. На этот раз задание посложнее. Его не надо уничтожать. Он должен работать на нас.
- А если не согласится? - Жан вопросительно взглянул на Ничипоровича.
Тот молчал, раздумывая.
- Он немец?
- Да.
- Тогда ничего не выйдет.
- Не все немцы фашисты, Кабушкин. Да и многие из них поняли, что молниеносная война затянулась, оказалась бредом Гитлера. Скорее их отправят, как ты сам выразился, к праотцам, чем они увидят победу над Россией. Вот даже фашистская газета "Минскер цайтунг" пишет, что "на кладбище в Минске уже похоронено более тысячи шестисот немцев, павших от рук партизан". Ты знаешь, Жан, это только офицеры.
- Следовательно, и этот "пастух" - офицер?
- Разумеется… Большая земля так его окрестила.
- "Большая земля"? Это задание оттуда?
- Да, Жан. А твой "пастух" - Ганс Штрубэ, он же начальник канцелярии президента железных дорог "Центр".
У Кабушкина выступил на лбу пот. Он сел, взглянул на фотографию Штрубэ, потом переспросил:
- Вы не шутите, товарищ командир?..
- Никак нет, лейтенант. - Ничипорович, примяв большим пальцем пепел в трубке, опять закурил, стал ходить по землянке. - Конечно, это очень опасно. Но другого выхода нет. Мы тебе верим, Жан…
Кабушкин мысленно обругал себя за неуместный вопрос. А вдруг командир подумал, что он испугался, что он - трус, который дрожит за свою жалкую шкуру…
Жан поспешил ответить:
- Я попробую, товарищ командир.
- Отлично, Кабушкин. Теперь к делу. Большая земля предполагает, что к "пастуху" можно и нужно подобрать ключ. Но будь осторожен: Штрубэ умный и ловкий человек.
За Гансом Штрубэ Жан наблюдал издалека. Чтобы поближе познакомиться с ним, надо было хорошо изучить этого человека: знать его повадки и настроение, отчего Штрубэ иногда злится, что ему по душе, а что нет. Только после этого можно было приступить к делу. Конечно, как и другие его соратники, Ганс, наверное, любит золото. Не исключено, что он клюнет на эту приманку. Только нужно деликатно предложить её. Но как? Не скажешь, будто ненароком: "Вот тебе золотишко, а ты, друг ситный, подавай нам за это ценные сведения о движении поездов по железной дороге для передачи в Москву". Немцы - народ щепетильный, самолюбивый.
Жан стал крутиться на станции.
У железнодорожников была "страда". Около десяти паровозов стояли возле ворот депо, дожидаясь ремонта. Одни под парами, другие, как покойники, холодные. Значит, стоят они тут не меньше трёх-четырёх суток! Раз их столько скопилось у ворот, то в самом депо, видать, яблоку упасть негде.
От железнодорожника, которого велел найти Сайчик, Жан узнал, что за последнее время паровозы возвращаются из-за того, что плавятся подшипники.
- Баббитный сплав, который присылают из Берлина, дерьмо, - сказал он. - Поэтому вон сколько их тут собралось. - Железнодорожник испытывающе посмотрел на Жана и подмигнул. - Из дерьма дерьмо и получается…
- А как Штрубэ, ваш начальник? Не грозит расстрелом?
- Перед народом ершистый. А так, когда один, ничего, покладистый.
Оказалось, что Штрубэ в депо почти не бывает, а когда приходит, горло тут не дерёт, разговаривает мирно. Больше сидит в своём кабинете, читает бумаги. В неделю три раза проводит у себя совещания. Приёмный день - вторник и пятница. У двери его кабинета постоянно сидит разукрашенная секретарша, по имени Раиса Александровна…
Жан вызнал, что она незамужняя. "Чем я плохой жених? - улыбнулся он от неожиданно пришедшей мысли. - И подарков не пожалею… Если всё удачно сложится, начальник-шеф должен быстро заметить, какой элегантный кавалер ходит к его секретарше". Затем Жан попросит Ганса Штрубэ быть его посажённым отцом на свадьбе, которая будет скоро, подарит на память дорогие подарки. Не забудется и фрау Штрубэ из Берлина. Потом можно будет намекнуть: дескать, гонорар-то получен, пора и за дело. Подарки, конечно, надо брать из комода Лены. У неё есть для таких случаев кое-какие золотые безделушки. Всё равно без дела лежат - тускнеют. Она ничего не пожалеет.
Знакомый парень из бюро пропусков быстренько добыл номер телефона секретарши Штрубэ.
Жан, не медля ни минуты, позвонил Раисе, назначил свидание. Всё складывалось как нельзя лучше.
Вечером он уже провожал её домой, а на другой день снова встретил, когда она возвращалась с работы.
Раиса Александровна была действительно хороша собой. Она понравилась Жану с первого взгляда. Похоже, и он приглянулся девушке. Её ясные глаза всё чаще и чаще смотрели на Жана… Наконец, войдя в доверие, он стал бывать в канцелярии, выдавая себя за представителя торговой компании.
И конечно же, не зря присаживался рядом с невестой: иногда поглядывал на бумаги, которые интересовали его как "коммерсанта"…
В своих телеграммах в Берлин Ганс Штрубэ просил увеличить поставку баббита, ни словом не упоминая о плохом его качестве, хотя у него, конечно, были отрицательные лабораторные анализы. Шеф будто их просто не замечал.
Жан задумался. Почему начальник канцелярии президента железных дорог Ганс Штрубэ игнорирует лабораторные анализы, почему он просит только увеличивать поставку баббита? Укажи он результаты анализов, там сразу займутся улучшением качества баббита, и, понятное дело, отпадёт дефицит поставляемого материала. Тем самым сократится простой паровозов. Вывод напрашивался сам собой: Ганс Штрубэ не хочет давать рекламацию поставщикам баббита, видимо, своим партнёрам, и хочет, чтобы шли поставки, как и раньше, с плохим качеством. Значит, начальник явно заинтересован, чтобы продолжались беспорядки на железной дороге…
Это был уже веский козырь в руках Жана в игре против Штрубэ.
Жан вспомнил слова Ничипоровича: "Штрубэ умный и ловкий человек…"
- Посмотрим, что он запоёт, когда мы возьмём его за жабры, - решил Жан…
Между тем наивная Раиса влюбилась по уши, а её элегантный жених был замечен шефом и понравился ему.
Казалось, можно играть свадьбу: Раиса согласна. Но в Минске не было Лены. Она уехала по заданию Бати и должна уже вернуться, но не появлялась. А время не ждало. Жан, как бывало с ним не раз, решил действовать самостоятельно.
Однажды, счастливо улыбаясь, Раиса пропустила своего жениха к шефу для особо важного разговора, который касался, как она думала, их обоих.
Гансу Штрубэ было лет тридцать пять - сорок. Белокурый, плотный, с очками на носу, развалившись в кожаном кресле, он аппетитно пил кофе. На столе дымила толстая сигара. Едва увидев Жана, он расплылся в улыбке:
- О-х, жених!.. Пажалюста! На свадьбу приглашаль?
- Свадьба не состоится, господин начальник, - сказал Кабушкин.
- Как не состоится? Состоится! Очень состоится! Раиса сказаль…
Жан подошёл к столу.
- Не состоится. Потому, что я уже женатый, - сказал он.
- Женатый? Не понимаю. Кто же вы? Шутник?!
Жан, сунув руку в карман, уставился на Штрубэ и отчеканил:
- Я - советский разведчик. Пришёл к вам по заданию Москвы.
Немец не вздрогнул, не побледнел. Лишь удивлённо переспросил:
- Москва? Задание? Ну и шутник - жених!..
- Нет, господин Штрубэ, не шутник я. Со мною шутки плохи. Я повторяю: пришёл к вам по заданию Москвы. Вы или будете сотрудничать с нами, или…
Штрубэ с недоумением поглядел на Кабушкина. Отставив кофе, тихо сказал:
- Или я позвоню в гестапо.
- Смею заметить: пока приедут из вашего гестапо, я трижды успею отправить вас на тот свет… Но этим вы не отделаетесь, - Жан протянул ему несколько копий его телеграмм и листы лабораторных анализов.
Штрубэ неохотно взял, пробежал их глазами. На лице появилось беспокойство.
- Вы смелый разведчик. Всё же, где гарантия, что вы не провокатор?
- Приходите вечером в шесть к аптеке, что по соседству с гестапо. Только предупреждаю: не вздумайте туда звонить. В противном случае подлинники этих бумаг попадут куда следует.
- Хорошо, я подумаю, - сказал Штрубэ.
Жан откланялся и вышел. В условленное время, наблюдая за местом встречи, он всё же раздумывал: "Придёт или не придёт"…
И Штрубэ пришёл…
А через некоторое время из Белорусских лесов в Москву полетела первая радиограмма, составленная по донесению начальника канцелярии президента железных дорог "Центр" Ганса Штрубэ. В ней сообщалось: "Воинские перевозки за 28 суток. Войск - 2653 вагона, танков - 851, автомашин - 2877, боезапасов - 969, горючего - 770 цистерн, орудий разного калибра - 301 вагон, продуктов - 5650 вагонов".
Вскоре Ганс Штрубэ передал подпольщикам подробный план укреплений, расположенных вдоль линии железных дорог. В плане были обозначены все дзоты, бункера, траншеи, зенитные и полевые артиллерийские установки, указывались номера частей, которые их обслуживают. Кроме того, были отмечены заминированные объекты в Минске с указанием мест нахождения мин и взрывных установок. Бесценный материал был срочно отправлен в Москву.
Жана командир партизанского отряда Ничипорович представил к награде.
Под носом у врага
Выполнив задание, Кабушкин вернулся в отряд. Но ему не пришлось долго дышать лесным воздухом: снова пригласили в город.
Жан первым долгом зашёл к аптекарю. Тот был встревожен.
- Арестовали многих, - сообщил он. - И Сайчик попал… Его ранили. Сейчас он в первой клинической больнице, под охраной: у двери дежурит часовой.
Жан помнил этого пожилого человека, работника горкома, так много сделавшего для подпольщиков. Хорошо зная город и его жителей, тот организовал несколько надёжных явочных квартир, но сам напоролся на засаду.
- Как его выручить?
- Надо всё продумать, - сказал аптекарь…
Жан встретился с нужными людьми и подготовил побег Сайчика из больницы. Оставалось только сообщить самому Сайчику, чтобы в нужный момент он смог подняться с постели, выйти в туалет и проскользнуть оттуда в сад. Но как отвлечь часового, чтобы тот не заметил, когда Сайчик будет выходить из палаты. Наконец и тут всё разрешилось: часовой-охраняющий Сайчика, - молод. Значит, лучше всего послать в больницу Лену. Под предлогом, что она пришла к своей сестре, а там заговорить с часовым, рассыпаться в похвалах, улыбках.
И вот Кабушкин и Лена ждут условною сигнала: на окно второго этажа больницы должны поставить цветы в горшке. Это значит: Сайчик обо всём знает можно начинать операцию.
Жан был одет в форму немецкого офицера, в очках, во рту сигара, а Леночка - в своё праздничное чёрное платье с белым кружевным воротничком, медальон на золотой цепочке.
Со стороны железной дороги вдруг грянул взрыв. В небо веером взметнулось яркое пламя. Послышались взрывы поменьше - это уже рвались вагоны. Жан довольно переглянулся с Леной…
В последнее время кое-где подпольщикам удалось активизировать свою работу. Даже профашистская газетёнка Минска вынуждена была признать, что от рук партизан уже погибло более тысячи офицеров и солдат. Жан и Лена знали: это только начало.
Вагоны с боеприпасами на железной дороге продолжали рваться. Выли сирены, в сторону вокзала мчались автомашины…
А лица минчан светились радостью. Но как только горожане проходили мимо Лены, мрачнели, смотрели злобно, не скрывая своей ненависти и презрения.
- У-у-у, шлюха! Постой, доберутся и до тебя!.. - обронил кто-то из прохожих.
Лена вся дрожала, прильнув, как боязливый оленёнок, к Кабушкину.
- Меня презирают, - шепнула она.
- Не обращай внимания, Леночка. Они ведь ничего про тебя не знают. Смотрят только на этикетку… - успокаивал её Жан.
- Ты хочешь сказать: на мой наряд?
Не торопясь, они второй раз подошли к больнице: сигнала всё не было.
Наконец, занавеску на окне отдёрнули: цветок стоял на месте.
Едва Лена скрылась за воротами больницы, как Жан в тревоге подумал: сможет ли? Как-никак, она - женщина хотя и партизанка. Правда, таких, как она, - тысячи. И несмотря ни на казнь, ни на пытки, они идут на любое задание. Вон в той аллее в первые же месяцы войны фашисты повесили медсестру Шербацевич с её шестнадцатилетним сыном. Здесь вот всю неделю на фонарных столбах качались двадцать шесть подпольщиков. Там в саду на Советской улице были расстреляны более двухсот пятидесяти заложников. Они штабелями лежали для устрашения минчан. Но всё равно растут и крепнут ряды народных мстителей. Значит, ими руководит бессмертная идея. Значит, эту идею они считают превыше всего на свете. И победят. Это придаст силы и Лене…
Условный сигнал на окне больницы повторился: занавеску задёрнули.
Через час Жан с Сайчиком встретились на явочной квартире. Разговор был недолгим.
- Надо срочно выпустить листовки для населения, - сразу заявил Сайчик. - Люди должны знать, что подпольный комитет действует, несмотря на аресты подпольщиков.
Выполнить это задание поручили Кабушкину и члену подпольного комитета Казаченко. Никто, конечно, не мог подумать, что листовки напечатают в гарнизонной бане, под носом у фашистов. Но всё было сделано оперативно. Потом также умело распространили их по всему городу, вызвав переполох у немцев.
Теперь нужно было браться за газету. Первый её номер уже выходил. Но в перестрелке с гестаповцами погиб Володя Омельянюк, и второй номер подпольной газеты "Звезда" не вышел.
Сейчас нашлись буквы, бумага, краска. И статьи были написаны подпольщиками. Но вот где взять наборщика? В городе, захваченном фашистами, на печатание большевистской газеты кого попало не поставишь. Казаченко сказал, что подойдёт для такого дела Хасан Мустафович, до войны работавший в Белорусском государственном издательстве.
- Испытанный товарищ. Кажется, татарин по национальности. Может, не откажется. В партии, помню, с 1924 года, вступил по Ленинскому призыву, а журналистскую деятельность начал ещё в 1914 году в Минске, курьером газеты "Копейка". Потом долгие годы был наборщиком, а в 1930–1933 годах - заместитель председателя Комитета по делам печати при Совете народных комиссаров Белоруссии… Короче, надо его найти.
Жан принялся разыскивать Хасана. По воле судьбы Кабушкин рос, учился, работал в Казани, затем служил в дивизии имени Верховного Совета Татарстана, прошёл с её воинами огонь и воду и хорошо знал цену татарам. Вспомнил своих знакомых, друзей. Никто из них не подводил, все были верными соратниками в бою.
Каким окажется Хасан? Сейчас ведь времена другие, на каждом шагу подстерегает смерть…
- Пропуск! - потребовал вдруг щеголеватый немецкий офицер. А патрульный преградил дорогу, приставив дуло автомата к рёбрам.
- Пожалуйста… - Кабушкин лихо провёл по усам двумя пальцами, затем, раскрыв небольшой чемодан, вытащил бумагу, сделанную надёжными руками на имя парикмахера.
Немцы, фыркая, побрызгались одеколоном и, сказав: "Гут, гут, работай", ушли.
Хасан, оказывается, давно уже сменил квартиру на Галантерейной. Да и на улице Володарского жил недолго. А третью квартиру соседи указали приблизительно. Только на второй день Жан встретил наконец этого мужчину среднего роста, широкоплечего, с густыми чёрными бровями.
Хасан хорошо говорил по-белорусски.
- Вот разгружал на железной дороге уголь. Устал, как собака, - пожаловался он и посмотрел на дверь, дав понять, что разговор окончен.
"Придётся рубить с плеча", - решил Кабушкин.
- Вы с кем-то спутали меня, - сказал Хасан. - Александрович я. Разгрузчик угля… Да разве такими руками буквы наберёшь? И никакого Казаченко я не знаю…
В комнату вошли такие же чернявые, как сам Хасан, дети.
- Кыш отсюда, кыш! - прогнал он их. - Вот видите сколько их, воробышек. Они-то и не думают о новом порядке, просят кушать. А добыча такая трудная, как дорога в рай…
- Мы бы помогли…
- А что я должен делать, простой разгрузчик? Если выгружать - пожалуйста.
- Не разгружать, а набирать.
- Что набирать?
Кабушкин, достав из кармана сложенную вчетверо немецкую газету, вытянул из неё первый номер "Звезды".
- Надо набрать нам второй номер.
Хасан вцепился в газету и начал читать её название вслух:
- "Звязда". Орган Минского горкома КП(б)Б. Червень, 1942 год. Шырэй партизанскую баратьбу!"
- Квартиру Татьяны Яковенко на Издательской улице, надеюсь, вы знаете, - сказал Жан. - Сегодня же приходите.
- Прости, дорогой, - облегчённо вздохнул Хасан. - Думал: провокатор. Как раз ты вошёл, когда я собирался идти к Яковенко. Товарищу Казаченко вчера ещё пообещал. Мы с ним старые знакомые.
- Мы с вами - тоже.
- Как? Я вас не помню.
- Сейчас одно слово скажу и вспомните.
- Ну, ну…
Кабушкин сказал на татарском языке незабываемые дорогие слова, которые научил его в детстве Харис:
- Я вас люблю!
Глаза Хасана расширились.
- Оттуда? - спросил он, кивнув головой на восток.
- Из Казани.
- Действительно, мы с вами старые знакомые!
Газета вышла в назначенное время. Народ передав вал её из рук в руки. Жители Минска приободрились.
Расплата
После провала Минский подпольный центр перебрался в лес и руководил борьбой народных мстителей через многочисленных связных. Поэтому Жану пришлось чаще бывать в городе. Мелкие партизанские отряды к этому времени объединились в крупные соединения и наносили оккупантам более ощутимые удары Генеральный комиссариат Белоруссии, во главе которо го стоял наместник Гитлера гаулейтер Вильгельм фо Кубе, вынужден был просить из Берлина дополнительные воинские части для борьбы с партизанами. Крупные механизированные соединения, численность которых доходила до сорока тысяч человек, были брошен в белорусские леса. Но партизаны умело маневрировали: уклоняясь от главных сил, они молниеносными ударами обрушивались на карателей там, где их совсем не ожидали.
Партизанам помогала Большая земля. Самолёты ночью доставляли оружие, боеприпасы, медикаменты. Регулярные войска фюрера таяли - застигнутые врасплох, они уничтожались по частям. Борьба народных мстителей усилилась и в самом городе. Жан и десятки других связных проникали в Минск лесными тропами, передавали мины, специально изготовленные для диверсий. По ночам взрывались казармы, военные склады, взлетали на воздух отправляемые на фронт железнодорожные составы.