Глава 6. Встреча со старым другом
Часто можно услышать по радио, что нужна реформа школы. Может быть, и в самом деле нужна. Правильно, но кому? И кто её будет осуществлять? А может быть, всё, что я вижу, и есть осуществление этой реформы?
На этот вопрос пока ни одна собака ответить не может.
Но позволю себе вам напомнить, что я прибыл в школу отнюдь не для того, чтобы наблюдать за её реформой, хотя это, надо думать, было бы безумно интересно.
Например, очень милым и вполне в духе реформы показалось мне такое заявление учительницы в одном из классов: "Дети, завтра у учительницы параллельного класса день рождения, попросите родителей собрать по 10 долларов…" Или классное собрание в другом классе, посвящённое пропаже у одной из девочек бриллиантового перстня.
Я прибыл сюда с другой целью: по поручению мамы Маши установить, почему у моего хозяина Вити Витухина в последнее время неважное настроение. А вместо этого почти обучился началам химии (перепугавшись пламени из замочной скважины), физкультуре (убегая от пионервожатой), физике, о которой расскажу в своё время; поговорил по-английски с завучем.
Ну, хорошо, что же в активе? Я выскочил на большую перемену, на весеннюю улицу, а до сих пор так ничего и не понял. Но, похоже, что и не пойму, поскольку не вижу пока, с какого конца подходить к решению этой проблемы.
Почему у нашего Вити плохое настроение? Ведь все вокруг так прекрасно!
Ну, например, вот группа подростков играет в салочки. Я тоже побегал; тихо, конечно, без лая; потом, вижу, десятиклассницы играют в прыгалки, пригласили меня. Я тоже попрыгал, потом, смотрю - третьеклассницы рассматривают какой-то иллюстрированный журнал, из тех, что Пал Палыч запирает в свой письменный стол…
Я залаял и, как мог искреннее, проявил свою симпатию тому обществу, в котором всю первую половину дня вращался наш Витя.
Но, вращаясь, Витя хмурился все больше и больше, а я не мог узнать, отчего это. Между тем, меня то ли не воспринимали, то ли, наоборот, привыкли уже, как к экспонату. В конце большой перемены (это оказалась не перестройка, а просто долгий и шумный перерыв между уроками) я был уже своим, так что никто не удивлялся мне, как в первые минуты пребывания в школе. Я забавлялся целых полчаса, ходил чуть ли не на хвосте.
И вдруг я заметил, что за мною насмешливо наблюдает чьё-то породистое лицо.
Оно глядело на меня из-за лохматого, вкусно пахнущего и несущего разумные флюиды тополя. Возле такого дерева, царственно росшего посреди школьного двора, мог стоять лишь некто удивительный.
В этот момент меня поманили в здание школы. Причём поманил меня туда мой собственный нос. Ненадолго я со двора исчез, ещё раз, правда, оглянувшись. И тут же, конечно, забыл про этого "некто", наблюдавшего за мной.
А когда я вбежал в коридор, то вдруг почувствовал знакомый запах. Да-а… Где же я раньше его чуял? Ба! Я вспомнил. Это же мой старый друг Лис так пахнет! Мы с ним расстались в прошлой повести, летом на даче. Мы не успели даже толком проститься, не говоря уж о том, чтобы обменяться адресами. Но от судьбы не уйдёшь. Вот так встреча! Он все ещё живёт в живом уголке, в этой самой школе, где учится мой хозяин. Я пошёл по следу. Нашёл я его возле школьной столовой.
- У нас, брат, идёт перестройка школы, - важно сказал мне Лис, поцеловав меня в нос, - пожалуйста, осторожно ходи по этому паркету, он ещё не приклеен.
- Это я уже заметил. И даже сообщил Лису некоторые свои наблюдения. Но явно высоко ценил себя, как старожила, и словно не слышал. Мы говорили на разных языках, и потому наш разговор быстро завершился.
- А как ты выбрался на улицу? - спросил меня Лис для того, чтобы что-то спросить. Он имел ввиду, вероятно, как я один ушёл из дому.
Я не хотел вдаваться в подробности, шепнул ему только, что выполняю общественное разведзадание. И из дому поэтому ухожу тогда, когда мне это необходимо. "К тому, же, - сказал я, - при новых формах демократии в нашей семье стали больше доверять, и я теперь бегаю, где захочу. Разумеется, обязуясь ничем не компрометировать семью, членом которой я состою". Лис слушал, зевая, да и сам я понял, что слишком уж официально беседую со старым товарищем.
Страшно неприятно слышать, когда дети стараются говорить, как взрослые, в особенности о вещах, в которых они сами мало что понимают. А когда, как взрослые, говорит пёс, это уж ни в какую будку не лезет. Тем более, мне ещё очень многое предстоит осмыслить в этом мире.
Я зафилософствовался, совершенно забыв, что…
Глава 7. Мой новый друг - Колли
…Как вы, вероятно, помните, на меня внимательно и изучающе смотрело чьё-то породистое лицо.
Я распрощался с Лисом, договорившись о новой встрече, выскочил на улицу, повернул туда, где за тополем только что увидел незнакомца. И разом перестал веселиться. Мне захотелось мгновенно отряхнуться от свалившейся на меня тряпки для мела и вынуть невесть как попавший на спину репейник. Если бы у меня были руки, я бы опустил их по швам.
На меня смотрел удивительный пёс.
- Здравствуйте, - сказал я.
- Здравствуйте, - сказал Колли.
Мы обнюхались и немедленно подружились.
- Вы тоже учитесь в этой школе? - любезно осведомился мой новый знакомец, явно зная ответ на заданный им вопрос.
- Что вы, я учу в ней хозяина, - по-хозяйски сказал я и только потом подумал: а не сморозил ли я глупость? (Свойство Пал Палыча, который, придя с работы и переговариваясь о новостях с мамой Машей, рассказывает ей о встречах с высокими начальниками. Обычно задаёт вопрос: "Как ты думаешь, не сказал ли я глупость?")
- Я вас никогда раньше не видел, - ответствовал Колли. - Хотя я уже несколько лет учу здесь своих хозяек.
Он повёл головой в сторону двух девочек.
Если бы Колли не сказал, что хозяек у него две, я подумал бы, что у меня двоится в глазах. Девчонки были до того похожи, что сразу же рождалось множество вариантов розыгрышей, которые так любим я и мой хозяин Витя. Впрочем, меня, как вы знаете, особенно не разыграешь; одна из них пахла цветочным кремом, а другая - травами. Мне-то их отличить, как понюхать цветочек.
- Я здесь впервые, дорогой Колли, и хочу вам заметить, совершенно не так представлял себе школу, - пролепетал я.
- Это ничего, это пройдёт у вас за один день, мы все идеализируем школу, - сказал Колли. - Главное, чтобы эта идеализация шла кому-то на пользу… Скажите, - спросил меня Колли, - а кто ваш хозяин?
- Витя Витухин, - с гордостью сказал я.
- Какое это счастье, - сказал Колли, завиляв рыжим, как у петуха, хвостом, - он такой воспитанный. Я хочу дружить с вами, вы так милы.
Я смутился.
- И ещё, я хочу сказать вам, - сказал Колли, - что у вашего хозяина это, к сожалению, ненадолго. Ах, молодые люди так непостоянны!
- Простите, что "это"? Я не понимаю вас. Вы говорите изысканно, но загадками.
- А разве вы не знаете, что… вся школа говорит об этом… Впрочем, простите, я сам мало что знаю… Я не хотел бы открывать чужую тайну, но разве Витя не делится с вами своими невзгодами и радостями?
- Бывает, что и делится, но есть во всем этом деле один нюанс…
- Любопытно узнать, какой.
- С недавнего времени я научился говорить; Витя знает это и, наверное полагает, что я смогу не удержаться и рассказать что-то кому-то…
- Вот здорово, а вы в самом деле умеете говорить? - удивился он.
- В самом.
- А можно вас попросить продемонстрировать ваше искусство.
- Пожалуйста, конечно.
И с этими словами я подошёл к группе мальчишек (среди них были, к сожалению, и девочки), стоявших за углом школы, которые безуспешно пытались раскурить сырую сигарету.
Я подошёл к ним и внятно проговорил: "Ребята, дайте и мне закурить".
Видели бы вы, какой суеверный страх изобразился вдруг на их лицах! Они вмиг разбежались, оставив пачку с мокрыми сигаретами тут же, на парапете. Превозмогая отвращение, я не поленился закопать её в землю неподалёку.
- Здорово! - сказал Колли, протягивая мне обе лапы. - Не думаю, однако, что вам нельзя доверить тайну: своим умением говорить вы можете только помочь хозяину.
Я тоже так не думал, но как-то так с самого начала сложился наш разговор, что внимание акцентировалось не на главном. В это время обе хозяйки Колли, видя, что мы мирно беседуем, оставили нас и занялись своим делом - принялись о чём-то спорить. Они в самом деле удивительно похожи. Витя бы их наверняка перепутал.
А пока они спорили, Колли рассказал мне простую и, вместе с тем, занимательную вещь.
Мой хозяин и друг Витя Витухин давно и безнадёжно влюблён в некую Настеньку.
Мне было немного обидно слушать Колли, потому что он знал о делах Вити больше, чем я.
Противный Колли, ты не обманываешь меня?..
Но Колли не обманывал; Витя действительно был влюблён (да я и сам это уже почувствовал). Но самое главное, Колли сообщил мне интимно: влюблён не без взаимности…
- А что это такое? - спросил я, прикинувшись непонимающим, чтобы узнать все вернее, более конкретно.
Колли посмотрел на меня насмешливо, с явным превосходством:
- Это значит, что она его тоже любит!
Я удовлетворённо улыбнулся. Ещё бы, как можно не любить нашего Витю!
- А как она выглядит, эта Настенька? - спросил я Колли, надеясь среди многоликого сборища разглядеть пассию моего хозяина.
- Она выглядит очаровательной, - с видом знатока тоже улыбнулся мой собеседник. - Да вот, кстати, она идёт…
Я увидел действительно прелестную девочку. Извинившись перед Колли, тотчас кинулся её обнюхивать. Надо же мне было знать, как она пахнет. Вдруг мне придётся её искать. К тому же от запаха зависит сущность человека, даже в известной мере его характер… На мне ведь лежит ответственность за чувство Вити; мой хозяин юн, неопытен. Что в случае беды я скажу маме Маше?
Я проследил печальный взгляд хозяина в сторону Настеньки. А тут и перемена окончилась. Колли просился со мной и отправился домой (он жил неподалёку). Его хозяйки вместе со всеми побежали на занятия.
Кажется, была геометрия, но я не вникал в изящные фигуры, возникавшие на доске. Я думал о другом: как это можно вот так, из-за какой-то девчонки, много дней иметь столь паршивое настроение, которое легко улавливала Мама-Маша? Одновременно я искал выхода: как помочь Вите.
Я смотрел на него, а он - на Настеньку. Он ловил все её жесты, взгляды… Я зевнул и полез под парту.
Из-под парты мне не очень-то было видно, куда смотрит мой хозяин. И постепенно я успокоился. Будь, что будет!
Глава 8. Шёл урок физики
Не могу назвать себя профаном в амурных делах. Смею думать, что, слегка подучившись, мог бы преподавать мальчишкам эту науку. Наверное, пользы было бы больше, чем от того предмета, который в школе называется "Этика и психология семейной жизни". Непонятно, как ещё, побывав на таких уроках, люди вообще женятся. Впрочем, пока я занят, они могут читать настоящую поэзию - там все сказано. (А главным учителем для девчонок я бы назначил маму Машу. Она бы научила их всему - от кулинарии до мужской психологии, не забыв об умении одеваться, хотя она сама, увы, скорее теоретик - на практику не хватает времени).
Но даже я далеко не сразу сообразил, что могут означать такие вот томные взгляды на девочку, а мне пришлось их перехватывать у хозяина довольно часто.
Дело все в том, что такой взгляд обычно предвещает совершение какого-то отчаянного поступка. Такого, за который вызывают родителей в школу. Между тем, это просто ищет выхода переполняющее душу чувство.
И вы знаете, чутьё меня совершенно не подвело.
Витя действительно совершил поступок, и я был его свидетелем.
Шёл урок физики.
Судя по тому, с какой интонацией учитель произносил Витину фамилию, он не ждал от него на ближайшее время эйнштейновских теорий. Поэтому я, например, совершенно не удивляюсь реакции учителя: он повернул голову в сторону Вити, как поворачивают её на скрип двери.
Между тем, Витя требовал внимания и совершенно ясно говорил.
Реакция была нулевая, пока до слуха учителя не донеслись слова: "Нобелевская премия".
Что это?! Посредственный ученик - и вдруг такие разговоры! О чем это он?
А Витя между тем продолжал. Класс затих, даже учитель перестал сонно хлопать глазами.
- Есть возможность поехать получить Нобелевскую премию, - сказал Витя. - Я на неё один не претендую; только вместе с вами, Степан Николаевич…
Странно, но учитель не обрадовался. Он явно не хотел ехать ни за какой премией; гораздо большее удовольствие он видел в том, чтобы опозорить посредственного в области физики ученика Витю Витухина в глазах класса.
Поэтому он благосклонно разрешил ему продолжать. А Витя вышел к доске и, уже теперь обратясь к классу (но, главным образом, конечно, к Настеньке) сказал:
- Величайшее открытие, которое я сделал, я сделал только благодаря чуткому руководству учителя Степана Николаевича…
- Учитель Степан Николаевич, - снова заговорил Витя, слегка запнувшись, - выдвинулся к вершинам знаний из скромной семьи сельского труженика…
- Но, но, но, - перебил Витю учитель, - по делу, Витухин.
Витя даже не посмотрел в его сторону:
- Так вот, на одном из занятий наш учитель сказал, что в электричестве бывают плюсы и минусы…
От такой волнующей формулировки Степан Николаевич встрепенулся и сам пошёл зачем-то к доске. В классе стало совсем тихо. Настенька не отрываясь смотрела на Витю. Глаза её, и без того большие, открывались все шире и шире.
- На другом занятии, - ободрённый её взором, продолжал Витя, - наш учитель сказал, что и в магнитах бывает также плюс и минус. И вот я подумал: а что, если от магнита зажечь лампочку, попробовать, будет ли она гореть?…
Степан Николаевич резко повернулся к классу, щеки его пылали. Он сам готов был загореться, чтобы только доказать, что лампочка гореть не будет.
В классе ждали.
И в абсолютной тишине, когда все единым взором следили за его действиями, Витя царственным жестом взял со стола учителя магнит, к которому тут же "приклеилось" с десяток скрепок и кнопок с того же стола, после чего он присоединил к плюсу и минусу провода, а их в свою очередь к маленькой лампочке.
Тридцать один человек с одной стороны и учитель с другой наклонились к Вите Витухину, который скромно стоял с горящей лампочкой в руках.
И пока в классе шумели, лаяли, хлопали крышками парт, бегали в медпункт, потому что учителю стало плохо, - я смотрел на довольную Настеньку и думал: так вот, оказывается, для чего, вернее, для кого, мой хозяин Витя высверлил в магните дырку для батарейки!..
Конечно, моего собачьего мнения никто не спрашивает, но все же… по-моему, он победил. Взрослым давно уже следует подумать, как вести себя с молодыми людьми, потому что сегодняшняя система беспрекословного авторитета учителя далеко не срабатывает.
Глава 9. Прогулка с мамой Машей
По дороге домой я задержался, потому что повстречал знакомого Бульдога. Я даже пришёл домой позже, чем Витя. Вид у меня был такой взъерошенный, что Мама-Маша машинально поправила причёску.
Я прошёл на кухню и сперва жадно попил воды. А она пошла за мной, ждала, пока я пил, надеясь, что я тотчас же ей что-нибудь расскажу. Но я не спешил. Согласитесь: странно было бы, если бы ваша собака вдруг пришла из школы, где у неё произошла масса странных, важных и интересных встреч и дел, и с порога начала бы обо всём рассказывать…
Поэтому я терпеливо подождал, пока Мама-Маша покормит нашего маленького Костю, который должен был вот-вот заснуть; потом я понаблюдал, пока она приведёт себя в порядок, попудрится, "подчепурится", причешется, наденет на меня поводок (такова традиция наших с мамой Машей совместных выходов на улицу, хотя я и не собираюсь никуда убегать), и мы пойдём по нашему проспекту на прогулку. Вернее, не по самому проспекту, а по тенистым, изумрудно-зелёным аллеям.
Вы когда-нибудь гуляли по роскошным вечерним аллеям с прелестной женщиной, которая к тому же является вашей хозяйкой? Вы вдыхали когда-нибудь тёмный воздух лип и акаций? Если нет, то скорее выведите меня погулять, я вам покажу удивительные места для прогулок.
Минуты общения с мамой Машей для меня всегда были сутью существования и верхом блаженства. Я шёл рядом с очаровательной дамой и думал только о том, как бы ей услужить, как бы сделать так, чтобы хоть чуть-чуть облегчить ей невероятно сложную жизнь. Я готов был даже стирать Костины пелёнки и готовить еду для всей семьи, ходить в магазин и пестовать её мужа и сыновей, если бы это не выглядело странным для окружающих. Все нетрадиционное в наш несовершенный век, увы, осуждается.
- Ну, что, псуленька, - первой не выдержала долгого молчания Мама-Маша, - как там наш Витя в школе?
- Я завилял хвостом, и Мама-Маша тотчас же, казалось, успокоилась, поняв, что с Витей все совершенно в порядке.
Я продолжил свой рассказ хвостом, и мы чудно пообщались. Я рассказал и про уроки физики и химии. Про дверь, в замочную скважину которой насыпали бертолетовой соли, я рассказывать не стал, просто не знал, как обрубком хвоста изобразить бертолетову соль. Да кроме того, не хотелось пугать маму Машу. Она, честно сказать, мне ужасно нравится, и я чувствую себя за неё в ответе. Я готов сразиться за неё с кем угодно, пусть бы только мне представилась такая возможность.
Словно бы в ответ на мои мысленные призывы, я услышал чей-то свист. Мы оба с мамой Машей оглянулись и увидели заурядного пьяного (поверьте моему собачьему обонянию). Он поравнялся с нами и начал примерно так:
- Девушка (это к маме Маше), а куда это вы так спешите?
- Мама-Маша удивилась столь бесцеремонному обращению, - какая она в самом деле "девушка", пусть уж лучше "дама с собачкой", - и, не отвечая, повернулась. Мы пошли в обратную сторону к дому, но нахал не отставал.
- Фу, Пиратка, фу, - закричала Мама-Маша, но было уже поздно. Я вырвался из ошейника и осуществил давнишнее своё желание быть чем-то реально полезным маме Маше, защитив её от кого-то. Я был столь агрессивен и страшен в эти минуты, что нахал отступил.
Облаяв его ещё для порядка, я повернулся к маме Маше и размеренно, уже не виляя хвостом, зашагал рядом с ней. Я чувствовал себя настоящим мужчиной и страшно этим гордился. Мама-Маша взяла меня на поводок, но это, повторяю, не более чем для ритуала.
А ещё показалось мне, что Мама-Маша растрогалась.
И честно вам скажу: мне в эти минуты уже как-то неловко было делать свои уличные дела, идя рядом с женщиной, которую я только что защитил. На обратном пути мы продолжили нашу беседу.
Я даже попытался что-то сказать, но, видимо, невнятно, потому что Мама-Маша вдруг сказала:
- Жаль, Пиратка, что ты не разговариваешь.
- Ну, во-первых, я разговариваю, - не сдержался я, - стало быть, жалеть приходится только о том, что я делаю это не так хорошо, как люди, а во-вторых, я ещё раз убедился в том, что людям не угодишь во всех случаях. Все им мало!