Подхватив пиджаки, мы скатываемся с лестницы и прыгаем на сиденья воющего от нетерпения автомобиля. "Джип" срывается с места и, пронзив темноту фарами, с бешеной скоростью обгоняя автобусы и автомобили, мчится к Ресифи… Улицы, ведущие к стадиону, все забиты транспортом, и мы петляем по каким-то закоулкам, пробираясь к стадиону в объезд. Наконец - стоп, дальше пути нет. Бросив "джип" в глухом переулке, мы спешим проходным двором к стадиону. Фернандо куда-то убегает, а мы минут десять ждем его, зябко ежась от неистового рева, несущегося с трибун. Наконец появляется Фернандо. Он не один - вместе с ним коллега-врач, работающий на стадионе. Через боковой вход мы проникаем на стадион и долго, наступая на чьи-то ноги и падая на чужие колени, пробираемся на свои места. Втиснувшись между Фернандо и полным мужчиной, который размахивает над головой пиджаком и дудит в медную трубу, я растерянно осматриваюсь: внизу - освещенный прожектором прямоугольник футбольного поля с мечущимися игроками, а кругом - тысячи разинутых, извергающих отчаянные вопли ртов… Я вспоминаю финальный матч на кубок СССР по футболу в Лужниках и усмехаюсь: московские болельщики - молочные котята по сравнению с бразильскими любителями футбола. Труба соседа верещит на самых высоких нотах - центральный нападающий пожарников с изображением пылающего факела на спине, оставив позади всех защитников команды соперников, мчится к чужим воротам. В них нервничает длинноногий, одетый в черный свитер вратарь. Он мечется от стойки к стойке, сбрасывает с головы шапочку, что-то отчаянно кричит срывающимся голосом и наконец, присев и вытянув вперед руки, замирает посредине ворот. На мгновение стадион замирает, а потом взрывается с силой водородной бомбы: пожарник приближался к воротам соперников со скоростью спасающейся от голодного льва антилопы. Его ноги мелькали с такой частотой, что буквально исчезали из глаз. Вот это бег! Вот это рывок! Ворота противников уже близко… еще секунда, другая и… бах! Вратарь вместе с мячом влетел в сетку и остался там лежать, закрыв в отчаянии лицо руками. Дружный рев всколыхнул, казалось, сами небеса… И если там, как утверждают некоторые, есть рай, то святые в этот момент наверняка грохнулись в обморок. Все вскочили с мест, завизжали, завыли, захрапели трубы, затрещали трещотки, закрякали резиновые клаксоны. В темное небо взлетели шляпы, трости, пиджаки. Уже мяч поставили на середину поля, уже он взлетел под самые небеса, но болельщики сборной клубов никак не могут простить гола, который, по их мнению, забит из положения вне игры. Игроки сборной, жаждущие расплаты, ринулись в ответную атаку. На несколько минут стадион затих. Он лишь тяжело дышал, набираясь сил перед новым всплеском страстей. И вот игрок сборной грубо сбит, и судья ставит мяч на одиннадцатиметровую отметку. Удар! Мяч, выброшенный будто баллистой, а не ногой человека, просвистев в воздухе, влетает в ворота и бьется, словно рыба, в сетке… В то же мгновение сотни болельщиков, бросаются с трибун на поле… На стадионе творится что-то невообразимое: шторм достиг ураганной силы. Доктор Фернандо кивает нам головой - пожалуй, лучше уйти. Да, пожалуй, он прав - дольше находиться на стадионе небезопасно.
Фу… наконец-то выбрались; вот и "джип". Нам пора на судно. Вскоре мы выезжаем на авениду Куаррапес и застреваем в автомобильной пробке: посредине улицы, с оркестром, в ярко блестящих черных шлемах шествуют герои дня - отряды пожарников. Потом в небо взлетают разноцветные огни фейерверка, загорается иллюминация, а у моста, над темной водой реки Беберибо, вспыхивает ярким пламенем специально отстроенный для праздника дом. Звучит сигнал тревоги, пожарники приставляют к стенам дома лестницы, как кошки, карабкаются по ним и орудуют короткими топорами с ловкостью и силой хорошо натренированных пиратов, идущих на абордаж. Нет, пожар погасить не удалось. Дом сгорел дотла. Но это нисколько не испортило настроения жизнерадостным пожарникам: еще громче заиграли оркестры. Начались танцы.
- Нам уже пора, - торопим мы Фернандо.
- Сейчас самое веселье начнется! Пожарники с моста в воду будут бросаться, а потом… - уговаривает тот.
- Нет, мы очень устали, да и не хочется опаздывать из увольнения.
Вот и припортовая улица. На ней сегодня тихо - все в центре города. Тихо. Лишь по тротуару шаркают швабрами уборщики, собирая в кучи уличный мусор.
Последний день нашей стоянки в порту можно назвать днем встреч. Ранним утром на судно пришел со своим миловидным секретарем, Иванеттой, известный ресифийский адвокат Кловзен Мело. В Ресифи его зовут красным адвокатом. Красным потому, что он ведет в основном дела рабочих и безработных; он защищает интересы простого народа. Мело сообщает нам, что после успешной забастовки торговых служащих хорошо обстоят дела и у газетчиков: в это время они ведут переговоры с представителями местных правительственных кругов. Затем разговор переходит на другую тему, и адвокат говорит, что сейчас на судно придет интереснейший человек.
- Да вон и он! - прерывает себя Мело. - Хеллоу, Кампелло, идите сюда!
На палубу судна легко прыгает высокий седеющий, с симпатичным мужественным лицом человек. В его движениях, взгляде очень внимательных глаз чувствуется большая энергия и собранность.
- Это Кампелло, корреспондент "Коммершл джорнэл", друг Энрико Гальвао… Помните португальского революционера Гальвао, захватившего со своими друзьями океанский лайнер "Санта-Мария"?
Энрико Гальвао? Знаменитый рейс "Санта-Марии"? Как же не помнить! В шестьдесят первом году мы на СРТР "Орехово" ловили рыбу в Гвинейском заливе и пристально следили за сообщениями из Москвы о мятежном корабле. И теперь живой участник этих событий стоит перед нами.
Мы уже направляемся с Кампелло в каюту, чтобы поговорить при помощи словаря, как на пирсе появляются еще два не совсем обычных посетителя. Один, еще крепкий, но совершенно седой мужчина, вобрав в себя выпуклый живот, откашливается и приятным грудным голосом затягивает: "Очи черные, очи страстные"… Очи? При чем здесь очи? И что это за старики? Эти люди - русские.
- Дорогие соотечественники! - говорит густым басом певец. - Нас в Ресифи всего трое: я - Борис Барсуков, Костя Крючкин и Жора Полетаев. Костя сейчас в джунглях, а мы вот двое пришли… Давай, Жора.
Жора, сутулый старик с безволосой, будто кегельный шар, головой, широко разевает беззубый рот и дребезжащим голосом затягивает: "… не поехать ли нам к "Яру", разгулять шампанским кровь…" Второй подхватывает песню, и, взявшись за руки, оба певца осторожно сходят на палубу… Оба они приехали в Бразилию еще в пятнадцатом году из Западной Белоруссии. Ехали, наслышавшись, что Южная Америка - это рай. Рай показался им адом: осушали болота, в которых кишели змеи и аллигаторы; валили, съедаемые гнусом, лес; работали на кофейных плантациях, орошая кофейные кусты своим соленым потом… Трудно, было, но привыкли, женились на бразилианках, обзавелись семьями.
- А водочка у вас есть? Русская, хоть рюмка… и кусок русского черного хлеба? - неожиданно прерывает свой рассказ Борис Барсуков.
Трудно отказать в таком желании бывшему соотечественнику, и мы вместе с Кампелло идем в каюту. Здесь Кампелло рассказывает, а Барсуков, с наслаждением вдыхая запах черного хлеба, переводит его рассказ.
…Португальский лайнер "Санта-Мария", курсирующий на океанской линии Лисабон - Ла-Гуайра (Венесуэла) - Курасао - Майами - Лисабон, совершая свой очередной рейс, прибыл в двадцатых числах января 1961 года в Венесуэлу. На судне было тысяча сто шестьдесят пассажиров. В Ла-Гуайра на борт "Санта-Марии" поднялось всего несколько человек с небольшими тяжелыми чемоданчиками в руках. Новые пассажиры почти все были молодыми крепкими парнями с решительными лицами. Лишь один из них пожилой мужчина. Он высоко держал голову, в его походке чувствовалась выправка военного человека. Это был Энрико Гальвао, португальский революционер, бывший генерал-губернатор португальской колонии в Африке - Анголы, политический беженец, разыскиваемый португальской тайной полицией.
Пассажирами на "Санта-Марии" были в основном туристы - американцы, испанцы, итальянцы, французы. Люди обеспеченные. В море их погнала скука и жажда приключений.
В Венесуэле судно простояло несколько суток. За это время туристы совершили увлекательные поездки в южноамериканские джунгли на собственных автомобилях, которые путешествовали вместе с хозяевами во вместительных трюмах лайнера. А как только судно отвалило от стенки, переполненные впечатлениями, шумные, говорливые люди поспешили в рестораны, бары, дансинги лайнера.
В десять часов вечера на теплоходе начался грандиозный костюмированный бал: в одном из громадных залов собрались почти все пассажиры. Гремела музыка, звенели стаканы, хлопали в потолок пробки, и пенное шампанское тугой струей било в хрустальные фужеры.
Все было обычно: бал, смех, танцы - ведь для этого и отправлялись в дальнюю морскую прогулку состоятельные буржуа. Все было обычно: в штурманской рубке ходил от иллюминатора к иллюминатору, по временам заглядывая в экран радиолокатора, изящный, в сверкающей белизной рубашке вахтенный штурман; точно выполнял его команды вахтенный рулевой; дежурил на радиостанции радист, а в машинном отделении чутко вслушивались в гулкий ритм механического сердца вахтенные механики.
"Санта-Мария" шла в темноте курсом на Майами со скоростью двадцать одна миля в час. Все было рассчитано до минут и секунд: теплоход никогда не опаздывал. Фирма неукоснительно и твердо держала свою марку.
Все как обычно. Обычные пассажиры, обычный рейс. Так думал капитан лайнера, так считали офицеры судна и сами пассажиры.
В первом часу ночи в каюте, которую занимал седеющий пассажир с выправкой военного, состоялось не совсем обычное свидание не совсем обычных пассажиров. Среди собравшихся не было женщин. И не было вина - одни твердые, трезвые взгляды. Поминутно открывалась дверь, и в каюту осторожно проскальзывала тень с чемоданчиком в крепкой руке. Тень… еще одна. Еще… восемнадцать… двадцать… двадцать три.
Седеющий мужчина взглянул на часы: где же последний? Не случилось ли что? Распахнулась дверь, и вошел, сдержанно кивнув головой присутствующим, последний - двадцать четвертый.
- Все в сборе… - облегченно вздохнул Гальвао. Вздохнул и, убрав часы, поднялся из кресла. - Друзья, сегодня судно должно быть в наших руках… Приход революционного теплохода в Луанду послужит сигналом к всеобщему восстанию в многострадальной Анголе. Мы выступаем.
На уточнение деталей операции ушло совсем немного времени, всего полчаса: план атаки и состав штурмовых групп - все было спланировано заранее. В то время, когда Гальвао с группой заговорщиков дожидался прихода судна в Венесуэлу, другая, большая часть революционеров была в составе 1163 пассажиров. В течение всего рейса через океан они изучили судно, чтобы в нужную минуту не запутаться среди многочисленных переходов, палуб, трапов и кают, чтобы быстро и точно выйти к намеченным объектам.
Защелкали замки чемоданов - в них была форма и оружие: короткие автоматы, крупнокалиберные пистолеты, гранаты… Быстро бегут минуты, но и люди не мешкают: уже надеты зеленые куртки, черные береты, брюки с большими карманами, в которых легко умещаются пистолеты и запасные обоймы. В руках автоматы, на рукавах отличительные красно-зеленые повязки…
В час сорок пять минут, разделившись на три группы, люди Гальвао покидают каюту и, прижимаясь к стенам, пугая притаившиеся в укромных уголках парочки, направляются в штурманскую рубку и радиостанцию. В машинное отделение спускаются шесть человек, возглавляемых помощником Гальвао, судовым инженером по образованию, Пайве.
В ходовой рубке и на верхней, прогулочной палубе уже загрохотали выстрелы. Кто-то из машинной команды остановил двигатель и выключил свет: теплоход погрузился в темноту и, пройдя милю по инерции, закачался на волнах, подставляя свой белый корпус сильному ветру…
Увидев людей с автоматами, вахтенный штурман выхватил из стола в ходовой рубке пистолет и выстрелил. В то же мгновение, раненный автоматной пулей, он упал около гирокомпаса… Через несколько минут штурман очнулся, шатаясь выбрался из рубки, бросился в капитанскую каюту. Капитан "Санта-Марии", Марио Симонис Майа, торопливо застегивая крючки кителя, распахнул дверь, и на порог каюты упал мертвый, залитый кровью человек. Капитан не успел достать даже пистолета - люди Гальвао, бежавшие вслед за штурманом, уже наставили на него автоматы. Капитан, покорно отдав им свое оружие, вернулся в каюту…
Сам Гальвао, возглавивший группу по захвату радиостанции, ворвавшись в радиорубку, приставил пистолет к виску радиста, который, поняв, что на судне творится что-то неладное, включил радиопередатчик. Но вместо сигнала тревоги он, косясь глазами на вороненый ствол, чуть вздрагивающий около его головы, радировал в Майами и в Лисабон представителям фирмы: "Связи неисправностями двигателя судно задерживается тчк Принимаем срочные меры устранению поломки…"
Наверху гремели выстрелы, и по палубам стучали ботинки бегущих людей, а внизу, в машинном отделении, Пайве, загнав в угол механиков, торопливо разбирался в сложном оборудовании… В первую очередь - свет, скорее свет! Большинство пассажиров еще ничего не знают, но когда испуганные темнотой и выстрелами люди ринутся из всех помещений на палубы, их ничем не остановишь. Даже автоматами. Они сметут заговорщиков и сами передавят друг друга, бросившись к спасательным шлюпкам… Пайве, лихорадочно покусывая губы, ходил от двигателя к двигателю, но с таким сложным устройством ему раньше сталкиваться не приходилось. Но вот один из механиков кашлянул, и, когда Пайве взглянул на него, тот, стараясь не привлекать внимания товарищей, мигнул на один из электрогенераторов. Через несколько секунд вспыхнул свет, а спустя минут десять главный двигатель тяжело, неохотно вздохнул, а потом мерно и покорно застучал громадными поршнями. "Санта-Мария" вздрогнула, и винты вспенили воду. Но теперь путь ее был не на север, в Майами, а на восток…
Ночь прошла в тревоге. На верхних палубах, прижав к бедрам автоматы, застыли парни в беретах. Люди Гальвао дежурили в рубке, на радиостанции и в машинном отделении, и котором Пайве горячо убеждал механиков помочь ему. И вскоре он нашел таких людей: несколько человек стали к управлению механизмами.
Утром 21 января 1961 года Гальвао обратился по радио ко всему насчитывающему 400 человек экипажу теплохода, пытаясь склонить его на свою сторону. Часть моряков откликнулась на призыв и стала выполнять указания революционеров. После этого Гальвао сообщил пассажирам о событиях прошедшей ночи и под страхом смерти потребовал полного подчинения…
Некоторые из любителей приключений думали, что все это - и стрельба и непонятные призывы - продолжение вчерашнего маскарада.
Но суровый вид людей с оружием в руках был достаточно внушителен, и пассажиры забились в свои каюты, проклиная и туризм, и "Санта-Марию", и бал, под шум которого люди Гальвао штурмовали судно…
После ночной схватки на лайнере оказалось шестеро раненых. В том числе и судовой врач, который минут двадцать отстреливался из своей каюты. Встал вопрос - что делать? Пожертвовать людьми, но зато на некоторое время держать в заблуждении фирму, а самим уйти подальше, в открытый океан? Нет, так поступать нельзя. И Гальвао прокладывает курс к острову Сент-Люсия, в группе Малых Антильских островов. Когда с теплохода на рейде сгружали в лодки раненых, уже через час почти весь мир знал о том, что произошло двое суток назад в Карибском море на португальском пассажирском теплоходе. Местные корреспонденты неплохо заработали в тот день на удивительных корреспонденциях: двадцать четыре человека захватили в свои руки громадный лайнер и полторы тысячи человек, находящихся на борту "Санта-Марии".
В тот же день в погоню за мятежным кораблем бросились по просьбе португальского правительства американские скоростные эсминцы, базирующиеся в Пуэрто-Рико, а в воздух поднялись самолеты. Погоня! Как охотничьи собаки, еще не учуявшие след, рыскали серые эсминцы по океану. В радиорубках радисты не отходили от приемников, дожидаясь сообщений от шнырявших под облаками самолетов.
На "Сайта-Марии" знали, что за ними будут гнаться военные корабли.
Спустившись в машинное отделение, Гальвао приказал Пайве выжать из двигателей все, что можно. А в штурманской рубке он начертил на карте курс судна - галсами, вдоль Бразильского побережья… Все время меняя направление, в течение четырех суток лайнер ускользал от погони. Но на пятые сутки над его мачтами пронесся с воем американский самолет. Сделав несколько снимков, самолет засек местоположение теплохода и улетел. На другой день в американских газетах появились фотографии - по океану, разрезая острым форштевнем воду, мчится красавец теплоход. Но вместо замалеванного на носу названия "Санта-Мария" на рубке красуется далеко видимая надпись "Сайта-Либердаде". Так приказал Гальвао переименовать теплоход…
В тот же день судно настигли эсминцы и приказали застопорить машины. На это Гальвао радировал: "Если кто попробует меня остановить, я потоплю теплоход… Дорогу "Санта-Либердаде"!" И эсминцы пропустили мятежный корабль…
Быстро летело время. Гальвао мерил шагами каюту, хмурился, грыз кончик карандаша. Что делать? Люди устали, не спят ни днем ни ночью… Среди пассажиров и команды - подозрительное волнение, переговоры. Всю эту ораву нужно поить, кормить. А если они замыслили что-то недоброе: ведь есть же и среди пассажиров храбрые люди! Стоит кому-нибудь из них овладеть хоть одним-двумя автоматами - и положение на теплоходе станет критическим… Следить, следить за ними надо, глаз не спускать… Но глаз-то, глаз на полторы тысячи озлобленных, недовольных людей не хватает. Остается одно - от пассажиров и большей части команды необходимо срочно избавиться. А там - в Анголу! Да, избавиться. Но где? Высадить их в Бразилии? Крупный бразильский порт Балем уже совсем рядом. Но как их встретят бразильские власти? Нет, в Бразилию нельзя. Как же быть? Ведь на рейде такую массу людей не высадишь в лодки - наверняка будут жертвы…
Постучали в дверь, вошел Пайве и протянул Гальвао радиограмму: "Бразилии произошла смена правительства. Президентом стал Жоао Гуларт…"
- Это мой друг, - облегченно вздохнул Гальвао, - он примет нас. Курс - на Ресифи…
В Ресифи "Санта-Марию" ожидали 900 корреспондентов, кинооператоров и фотографов, съехавшихся в Бразилию со всех концов земли. Среди них был и Кампелло, который знал Гальвао и раньше. И не только знал его, а выполнял многие ответственные поручения. В том числе ездил в Конго и в одной из пограничных деревень встречался с руководителями ангольских повстанцев. Вот почему он на специальном судне вышел навстречу "Санта-Марии" и через сутки был на борту мятежного корабля. У Кампелло, как и у всех тех двадцати четырех, был в руке тяжелый чемоданчик: впереди предстоял сложный и опасный путь в Анголу…
В Ресифи "Санта-Мария" прибыла 2 февраля 1961 года. Пассажиры покинули борт судна, сошла на берег и часть экипажа. Однако судно не вышло в Анголу: португальское правительство предугадало намерение Гальвао - у берегов Анголы уже дожидались "Санта-Марию" военные корабли. И революционеры вынуждены были отказаться от своих намерений. На пятые сутки двадцать пять мужчин в беретах и с красно-зелеными повязками на рукавах покинули теплоход…