"Разговор" в ельнике
"Фи-и-ть…фи-и-ть…" - в протяжном свисте захлебывается рябчик.
"Фи-и-ть… фи-и-ть…" - описывает страстно красоты своих владений.
Так свистит, как будто он хозяин заморского края, а не реденького елового царства.
А подружка на противоположном берегу речки Лютоги не верит ему.
Сколько вас, краснобаев, в лесу?
А чуть что - детей одной воспитывать?
Оседлостью самцы-молодцы не блещут.
Вот и отвечает самочка на его страстное и вдохновенное "фи-и-ть…фи-и-ть" сдержанно и сухо: "фить…фить…" - не свисти, мол, все равно не верю.
Не знаю, сколько длился этот диалог, конца не удалось услышать - село проснулось.
Трактора застучали.
Засновали машины туда-сюда.
И тонкое лирическое "фи-и-ть… фи-и-ть" потонуло в будничном поселковом утре. А следующее утро началось без рябчиковых рулад. Хоть и встал я пораньше, чтобы краснобая послушать.
Только молчала сопка с молодым ельником на ней. Видно, ушел рябец-молодец в примаки…
К подружке за речку.
Переполох
Под мартовским солнцем снежный ком дрогнул. А легкий ветерок завершил начатую работу.
Снежная глыба, шурша по веткам, устремилась вниз, увлекая за собой большие и малые снежки, запутавшиеся в суковатой кроне дерева.
Снежное облако серебряной пылью окутало елку.
…Вскоре пыль осела.
Ель расправила крону.
Но по крутому склону, наматывая на себя, как вату, снежное покрывало, все еще продолжали катиться на глазах увеличивающиеся в размерах елочные снежки.
Шумный снегопад застал таежных обитателей врасплох. После скромных завтраков они расслабленно дремали в своих укрытиях.
И вдруг такой переполох. Дробным боем застучали беличьи лапы по промерзшим стволам елей.
Тревога!
Тревога!
Тревога!
Испуганно поднялась в воздух стайка синиц, только что ковыряющихся в сухих стебельках лесного высокотравья.
Заяц в спешке покинул лежку. Снежный ком прокатился буквально рядом.
А вдруг!
А что вдруг?
Ведь ничего страшного не случилось. Просто с разлапистой ели свалился снежный ком.
Вот и все…
Поющие бекасы
На деревянных столбах линий электропередачи сидят бекасы.
Словно косы в руках у косарей: вжик, вжик, вжик - знай себе руладами заливаются пернатые. Наверное, событие какое-то произошло в их жизни, раз в самую страду праздник себе решили устроить.
И после каждой рулады взволнованное, с придыханием, с особой нежностью - вжи-и-и-и-ик.
"Смотрите все, какие мы счастливые…".
Десяток минут стою, выключив двигатель машины, и слушаю семейный дуэт. До птиц - рукой подать.
Каждое крылышко можно рассмотреть.
А они на меня ноль внимания.
В сторонке, на лугу, чистит клюв старая ворона.
Бросила взгляд мельком: делать, что ли, нечего или поющих бекасов никогда не слышал? И вновь углубилась в свою работу, шлифуя корявой лапой и без того блестящий клюв.
А мне действительно поющих дуэтом бекасов не приходилось видеть и слышать.
Пикирующих с высоты птичек с вибрирующими перьями хвостов, от чего воздух наполняется дребезжащим свистом, встречал на любом летнем лугу, особенно в брачный период. Но то - пение хвостом.
А чтобы вот так, во все горло, счастливым дуэтом - действительно в первый раз…
Собаке надоело неподвижно сидеть в кузове. Спрыгнула легонько на обочину - и сразу к столбу. Такая уж собачья привычка…
Не выдержав кощунства, "певец" улетел.
И тут же с досадой умолк второй.
- Эх, ты! - говорю барбосу, - потерпеть не мог. Такой дуэт испортил.
Норка-попрошайка
Мы чистили мелкую рыбу для ухи на берегу реки, а с пригорка на нас смотрела норка. Обыкновенная американская норка. Коричневый мех, плоская морда с белым пятном. Смотрела так просяще, что делалось как-то не по себе. У норки вместо передней лапки была культя. И эту культю, казалось, она старательно демонстрировала нам, давила на жалость. Как профессиональный нищий на столичном вокзале…
Увечье превратило некогда удачливую охотницу в обыкновенную попрошайку.
Кострище, где мы развели огонь, было старое, обжитое. Рыбаков здесь отдыхало предостаточно. И роль бедной просительницы эта "актриса" освоила блестяще. У нее наверняка в укромном гнездышке щенки, которых надо кормить.
Конечно, в речке полно мелочевки, а по берегам - лягушек, но с таким увечьем охота не всегда бывает удачной. Без помощи "со стороны" в такой ситуации трудно обойтись.
Естественно, не отказали в помощи и мы. Сначала ей достались потрошки, а потом и излишки улова. Семейство большое - лишнего не будет.
Бедняга наверняка стала жертвой браконьерства, причем давно, если свое увечье уже научилась использовать во благо.
Неснятые капканы по берегам реки после зимней охоты здесь встречаются и до сих пор. В одном из них мы недавно обнаружили скелет еще одной зверюшки.
Так что нашей бедолаге еще повезло.
Фальшивые бриллианты
Залетный циклон недолго хозяйничал в тайге. К ночи северные ветры оттеснили пришельца прочь. И февральское небо, как всегда, переливалось сполохами колючих звезд под ревматическое потрескивание промороженных насквозь деревьев.
Зато утром, когда взошло солнце, зимнюю тайгу было просто не узнать.
Куда только подевались серенькие, вечно озабоченные березки?
Что случилось с угрюмыми, придавленными морозной тяжестью елями?
Лес в одночасье превратился в хрустальное чудо.
Со сказочными обитателями.
Со сказочными героями.
В серебряных платьях застыла стайка молоденьких березок, позванивая бриллиантовыми сережками.
Пышно расправили хвойные "воротники" солидные ели.
Засияли кораллами редкие кисти женственных рябин.
И даже пень, старый трухлявый пень, и тот превратился в сказочного Бову-богатыря, со стороны наблюдающего за происходящим действом.
Лес замер в хрустальной тишине.
Замер в ожидании очередного чуда.
Но вот откуда-то налетел гуляка-ветер. Зазвенели, падая, коралловые кисти рябин. С глухими охами сбросили елки снег. Не пощадил хулиган подружек-березок на пригорке.
"Тоже мне, принцессы! - просвистел проказник. - Вырядились, как фифы! А бриллианты-то фальшивые".
Присвистнул еще раз, прежде чем исчезнуть в потерявшей сказочную красоту чаще.
Часть 3
ВЕЧЕРА НА КРИЛЬОНЕ
Биологическая станция
Полуостров Крильон для морских и речных обитателей, что тихая гавань для рыбака.
Здесь, вдали от цивилизации, они живут, размножаются, поддерживая угасающие популяции.
Для сахалинских ученых это бесценный полигон по изучению живой природы.
Биологическая станция - один из объектов на полигоне.
Работа на станции идет, в основном, по ночам.
Такова уж специфика ее.
Эта ночь ничем не отличается от предыдущей.
Так же все заняты делом.
Так же собака досматривает свои собачьи сны вместо того, чтобы охранять хозяев…
Потрошение рыбы - удовольствие не из приятных, но без этого не обойтись.
Без экспериментов науки не бывает.
Жалко, конечно, этих молодых лососей, лежащих на тарелке.
Но у них забирают жизнь, чтобы продлить жизнь других.
Каждый день одно и то же…
Взвесил, взрезал, вымерил длину.
Внутренности - под микроскоп.
Только так можно узнать все о заболеваниях и изменениях в организмах речных и морских обитателей.
Только так можно собрать информацию об основных объектах промысла.
Над тусклой лампочкой вьется ночная мелочь - насекомые.
Без специального определителя в их биоразнообразии разобраться трудно.
Тут и совки, в семействе которых насчитывается 25 тысяч видов.
Тут и пестрые бабочки с поперечными полосками на крыльях.
Это пяденицы.
Заглянули на огонек волнянки, гусеницы которых при массовой вспышке размножения могут съесть всю хвою и листья с деревьев в округе.
Но Крильон, слава Богу, такая напасть миновала.
Шум прибоя за окном.
Крики ночных птиц.
Ничто не нарушает привычной работы.
Что ни валеж - то общежитие
Лучшая пища для костра - корчи, которых по берегам реки предостаточно.
Они подсохли на солнце.
Они смолисты.
А значит, лучше горят.
Но корчи, оказывается, облюбовал не только я.
Стоило сковырнуть трухлявую еловую лапу, от старости отвалившуюся от полусгнившего пенька, как на меня выпуклыми глазами уставилась светло-коричневая лягушка.
Громадный мешок из складок кожи под грязно-красным горлышком так и колышется от возмущения.
Это что, мол, за вольности.
Я здесь живу, а кто-то при живой хозяйке уже дом ломает.
Непорядок!
Пришлось опустить еловую лапу на место.
А под ивовой чуркой, корни которой веером рассыпались над пожухлой осокой, обнаружил с десяток голых, с прозрачной розовой кожей мышат.
Лежат в травяном гнездышке, попискивают…
И эта чурка оказалась фамильной.
Неудача ждала и при третьей попытке.
Огромная валежина с внутренней стороны оказалась насквозь изрешеченной муравьями.
Застигнутые врасплох насекомые в спешном порядке стали перепрятывать яичную кладку.
И эту валежину положил на место.
Ну и местечко для отдыха выбрал!
Что ни корч - то общежитие.
Вернулся к привалу.
Взял ножовку и ею спилил пару сухих деревьев.
Их еще не успели заселить лесные обитатели.
Это, видно, их резервный фонд.
Так что спиленных сушин не жалко.
Мыс Канабеева
Шум моря, крики чаек - неизменное сопровождение человека при каждом путешествии по Крильону.
Мыс Канабаева - не исключение.
Так же шумит море, так же кричат чайки.
Такая же туманная дымка над остроконечными вершинами елей.
По каменистой россыпи подниматься нелегко, но жутко интересно.
Голые камни, но сколько цветов на них.
Вот первые фиалки.
Кажется, дотронься до хрустальных цветков - и сразу зазвенят.
Так тонки и прозрачны лепестки.
А это розово-фиолетовое чудо нигде не встречал раньше.
Так экзотично смотрятся огромные колокольцы незнакомого цветка на мощных стеблях среди каменистых россыпей.
А это - лютики.
Нежно-желтый цвет их бодрит, снимает усталость.
От цветового изобилия пестрит в глазах.
Здесь, на высоком обрывистом мысе Канабаева с причудливой каменистой архитектурой и множеством всевозможных окаменелостей, археологам раздолье.
Природа будто остановила часы.
Все, как в глубокой древности…
Вход в импровизированную пещерку.
Опять преодоление всевозможных преград.
Сужение и расширение ущелья…
А вот просторный свод выхода с будто высеченными ступеньками в камнях.
Одна ступенька, вторая, третья…
Светло-коричневая букашка размером с домашнего таракана по импровизированной лестнице суетливо сбегает вниз.
На ее крыльях по два темных фирменных пятна.
Нетрудно определить принадлежность насекомого.
Перед нами - падальщик.
Само название говорит о его занятиях и образе жизни.
Чем ниже, тем гуще сочится вода из-под камней.
Сначала она собирается в небольшие ручейки, потом ручейки сливаются в настоящие потоки.
Над одним из водостоков - куст аралии.
Пальчатые листья, колючки на стеблях.
За рубежом в такие края проложили бы туристические тропы.
Красота-то неописуемая.
Хороший отдых.
Хорошие деньги в областную казну.
А у нас даже статус заказника с этих уникальных мест сняли и собираются открыть карьер по заготовке камня для строительства завода СПГ в Пригородном.
Аммониты
Берега и русла рек Крильона словно музей под открытым небом.
Куда ни глянь - всюду раковины окаменевших моллюсков - аммониты.
По ним можно воспроизвести историю, произошедшую многие миллионы лет тому назад.
Они принадлежали к надотряду головоногих моллюсков, состоящему из более чем тысячи пятисот родов очень многих видов, быстро сменяющих друг друга во времени.
Аммониты жили с девона до мела включительно.
Но вместе с динозаврами вышли из эволюционной цепочки, так и не оставив потомков.
Эта окаменелость невелика, и ее можно легко поднять.
Но встречаются аммониты в диаметре и до двух метров.
Солидная коллекция выставлена в Сахалинском краеведческом музее.
По этим образцам легко воспроизвести строение аммонитов и их образ жизни.
Благодаря уникальному строению раковин они обладали потрясающими способностями.
В сообщающиеся между собой камеры раковин моллюск мог закачивать азот, регулируя плавучесть.
Только что собирал органические остатки на дне, а через мгновение уже превращался в плавучий батискаф.
С полутора сотнями щупальцев - рук разного назначения.
При опасности мог включить реактивную струю, как кальмар, чтобы уйти от погони.
А мог уйти в глухую защиту, спрятавшись в раковину и прикрыв вход специальной крышечкой.
Одним словом - универсал…
И, несмотря на такие способности, аммониты вымерли.
Их называют интеллигентами моря.
Реквием по нерпе
У моря есть свойство самоочищаться.
Все ненужное море выбрасывает на берег: и вырванные штормом водоросли, и мусор с рыболовецких судов, и мертвые тушки погибших рыб и животных.
С вечера море сильно штормило, и на берегу осталась лежать огромная туша тюленя-крылатки.
В мертвых глазах зверя застыла тоска.
Ихтиологи пробуют определить картину гибели.
Вскрывают тушу, осматривают зубы.
Первыми на падаль слетаются мухи.
Если добычу не обнаружат хищники, солнце и мухи тоже превосходно справятся с ролью санитаров.
Через неделю от этого великолепного зверя останется только скелет.
Скорей всего, тюлень увлекся погоней за лососем и не заметил одного из многочисленных ставников.
А у рыбаков с непрошеными гостями разговор короткий: колотушкой по голове и обратно в море, по другую сторону сетей.
Путина скоротечна, тут не до гуманности.
Витюк и его осведомители
До темна успели и лагерь разбить, и мелочевки на уху наловить.
И уху сварить.
А после ужина стали готовиться к ночлегу.
Мимо по дороге проехала невесть откуда взявшаяся милицейская машина.
Ее фары осветили близ стоящие кусты.
И сразу, как по взмаху дирижерской палочки, из их глубины ударила вызывающая птичья трель:
- Вит-тюк, вит-тюк! Ги-бэ-дэ-дэ!
- Вит-тюк, вит-тюк! Ги-бэ-дэ-дэ!
Слова проговаривались с такой поразительной четкостью и отчаянием, что оторопь взяла.
А неведомый пернатый осведомитель продолжал информировать такого же неведомого нам витюка о появлении "ги-бэ-дэ-дэ".
Мы зашлись дружным смехом.
Прошел час, другой, а "витюк" так и не услышал своего абонента.
И наше веселье скоро сменилось отчаянием.
Пронзительное и монотонное "вит-тюк, ги-бэ-дэ-дэ" просто изнуряло душу.
Встали рано и невыспавшимися.
В обед соединились с другой группой экспедиции.
Рассказали про "витюка", который сумел испортить ночь.
Ребята рассмеялись.
Оказывается, у них тоже был свой "витюк".
Что поделаешь: к досаде пернатых, мы сделали привал в зоне расселения их певчей пернатой компании.
Участки были уже поделены.
Самки сидели на яйцах, а самцы характерным криком, свойственным этому виду, оповещали весь мир и нас, в том числе, что это место занято.
Эти трели с наступлением сумерек звучали и до нас, будут звучать и после нас.
Пока не появятся птенцы.
А появление в самый неподходящий момент патрульной машины ГИБДД придало данной ситуации неповторимые комичность и невероятность.
Никакого "витюка" в природе, естественно, не существовало.
Как объяснили мне экологи, разбирающиеся в "птичьем" вопросе, под маской "витюка" скрывался охотский сверчок: небольшая певчая птичка, довольно распространенная на Сахалине.
Вечер на Крильоне
Летом вся жизнь лесная у берегов рек держится.
Здесь всегда есть, чем поживиться.
Этот баклан уже сыт и с удовольствием принимает водные процедуры.
А у енотовидной собаки на морде написано плохо скрываемое нетерпение.
Она вся в поиске.
Скорей бы удовлетворить чувство голода.
У нее свой участок.
На него она даже близких родственников не допускает.
А тут какой-то баклан.
Он вызывает явное неудовольствие у собаки.
Нарушает суверенитет, нахал.
С больными и ранеными птицами хищница не церемонится.
Если голодно, съест полностью.
Если сыта - довольствуется потрохами.
Но этот баклан здоров и хорошо вооружен.
Тяжелый клюв, как меч, так и блестит на солнце.
Поэтому собаке ничего не остается, как ретироваться.
Не повезло здесь, повезет в другом месте - участок большой.
Да и обход собственных владений только начался.
Тускло светит костер в сумрачной тиши.
Суетятся вокруг него люди.
Блики заходящего солнца скользят по зеркалу реки.
На Крильон спускается ночь.
Под покровом темноты к берегу лесной реки выходит бурый медведь.
Не торопясь, заходит в реку.
Вытягивается от блаженства.
Здесь прохладно, и нет надоедливого гнуса.
Он даже на какие-то секунды впадает в детство: плещется, играет.
Но вот всплеск рыбы.
Медведь преображается.
Превращается в беспощадного охотника.
Замер.
Прыгнул.
И добыча в зубах.
Профессионал.
С рыбой в пасти солидно выходит на берег.
В стороне пролетает хищная птица.
Какое-то время кружится над водой, тоже высматривая добычу.
И, найдя ее, тут же подхватывает когтями.
Рыбы в реке в это время много.
Но столпотворение у реки на этом не заканчивается.
Появляется еще один медведь.
Охота занимает считанные секунды - кругом сплошные всплески.
Медведь прыгает - и вот уже в зубах бьется живая рыбина.
Не за горой зима - жирку потребуется много, поэтому медведь не теряет времени даром.