Древний персидский обычай возводить святилища на холмах соблюден и в Персеполе. Террасы, на которых расположен город-дворец, город-святилище живого бога – царя царей, укреплены громадными каменными глыбами, выровнены, замощены и соединены широкими мраморными полированными лестницами, обрамленными барельефами – однообразными, скучными, но величественными. Все здесь подчинено одной цели – подавить зрителя не только богатством и могуществом царя царей, но и организованностью, порядком этого государства, где все подчинено единому плану, единой воле.
В ахеменидской Персии трудилось множество художников и ремесленников, свезенных со всех концов мира. Когда Александр Великий подошел к Персеполю, он увидел у дороги громадную толпу изувеченных людей – это были попавшие в плен к персам греческие художники, скульпторы, резчики. Чтобы они не убежали, их жестоко калечили: лишали части тела или лица, ненужной при работе. У одних художников были отрублены левые руки, у других – ступни ног, носы, уши. Изуродованных греческих мастеров в Персеполе оказалось более восьмисот. А ведь кроме них на строительстве дворца работали египтяне, мидийцы, вавилоняне, иудеи, набатейцы, армяне – все те племена и народы, чья судьба была сломлена персидским завоеванием. Но вряд ли найдется другой дворец в мире, в котором столь четко и последовательно проводилась бы центральная идея – идея персидского могущества. Здесь воля иноземных художников была начисто подавлена главной задачей, и нетрудно представить себе, что помимо мук физических изуродованные художники испытывали муки моральные: заказчику и хозяину нужны были лишь их техническое умение и ремесло, но никак не творческое начало. Следствие этого – пилоны и стены лестниц, украшенные бесконечными, мастерски и точно выполненными, но однообразными барельефами, которые повторяют в основном один и тот же мотив: царь царей на троне и вереница одинаковых воинов, одинаковых данников, одинаковых подданных. Даже по тому, что сохранилось от Персеполя, очевидно полное торжество ранжира, порядка и солдатского строя.
Последовательность идеи более всего проявляется в главных зданиях сооружений Персеполя – зале приемов – ападане – и тронном зале.
Ападана – квадратный зал, настолько громадный, что во время торжественных аудиенций в нем размещалось десять тысяч человек. Кровля зала, находившаяся на недосягаемой высоте семиэтажного дома, поддерживалась семьюдесятью двумя колоннами. Колонны персепольского дворца были изобретением ахеменидских архитекторов – Египет или Эллада подобных им не знают. Это прямые каменные столбы, вырастающие из высоких мягко скругленных баз и заканчивающиеся в высоте импостами – капителями в виде львиных или бычьих фигур, соединенных спинами. Колонны не отступали к сторонам, как принято, чтобы открыть перспективу пространственного объема. Они стояли равномерно по всему залу, подобно лесу, отчего терялась перспектива и получался застывший, окаменевший лес, который придавал дополнительную статичность дворцу, где время должно было послушно остановиться у ног владыки мира.
Неудивительно, что археологи не могут до сих пор найти ответа на, казалось бы, элементарный вопрос: а где же в этом зале место царского трона? Зал одинаков со всех сторон, он сам по себе мир без конца и начала, трон мог стоять везде и нигде. Высказывались даже предположения, что залы Персеполя – сокровищницы, как бы музеи награбленного и свезенного со всего мира добра.
Дарий не достроил персепольский дворец. Строительство продолжалось Ксерксом и Артаксерксом, о чем эти цари оставили соответствующие надписи. Строительство заняло несколько десятилетий. Не удовлетворившись залом Дария, Ксеркс и Артаксеркс пристраивают к нему второй. Но, за исключением большего размера зала и несколько иных барельефов, ничего не изменилось. Идея торжествовала.
В то время, когда разноплеменные мастера обтесывали бесчисленные однообразные стволы колонн для мертвого леса и вырезали одинаковые барельефы, повелитель персидской державы Ксеркс, пытаясь завоевать Элладу и осчастливить ее принадлежностью к миру порядка, сжег Афины. Это случилось в 480 году до нашей эры. Грецию покорить не удалось: персидский флот погиб при Саламине, и Ксеркс отступил, но гибель Афин оказалась настолько живучей в памяти греков, что гибель Персеполя почти всеми без исключения античными авторами связывается именно с этим событием.
У эллинов противоборство с Персией Ахеменидов приняло характер принципиального конфликта. Это была не просто война, каких немало выпало на долю Греции, это был смертельный конфликт двух миров. Память о пожаре Афин жила и спустя полтора столетия, когда Александр Македонский переправлялся на азиатский берег для того, чтобы уничтожить армии очередного Дария, очередного царя царей застывшей, каменной, но одряхлевшей и уже нежизнеспособной ахеменидской державы. Возможно, конфликт, описания которого дошли до нас через призму греческого восприятия, идеализируется нами, но когда Диодор Сицилийский пишет о том, что Александр решил совершенно уничтожить Персеполь, то это намерение македонца в нашем воображении связано с драматической сценой встречи Александра с восемьюстами клеймеными художниками; Александр искренне отказывал в праве на существование городу казарменных барельефов, который калечит художников.
Мне не верится в случайность пожара и гибели Персеполя, хотя многие авторы, должно быть оберегая репутацию великого человека, подчеркивают случайность в рассказах о последнем дне ахеменидской столицы.
Версия о буйном пире в Персеполе, где возлюбленная Птолемея, афинянка Фаида, хватает факел и требует уничтожить Персеполь в отместку за гибель Афин и Александр, подчиняясь общему настроению, первым бросает факел в каменный лес тронного зала, кажется драматическим апокрифом. Александр расчетлив и трезв. Все, что он делает до дня пожара, говорит о том, что прав Диодор Сицилийский, уверяющий в заблаговременности решения Александра. Иначе зачем он за несколько дней до пожара приказал вывезти из Персеполя в Сузы всю сокровищницу персидских царей, почему он отдал город на полное разграбление своим солдатам, несмотря на то что тот сдался без боя? И к моменту пожара город был пуст, мертв и безлюден.
Как бы то ни было, дворцы сгорели. Пожар кончился к утру. Обвалилась кровля тронного зала, сгорели окружающие строения, и лишь мертвый лес колонн остался посреди пепелища.
И хотя с тех пор прошло уже более тысячи лет, лес колонн, поредев от времени, все еще стоит. И остатки барельефов заставляют остановиться перед грозным строем солдат и пленников, шагающих в безвестность, шагающих тысячелетиями, хотя нет ни армий, ни дворцов. Античные истории рассказывают, что Дарий, умирая от руки своего же сатрапа, смог найти среди окружавших его в последние минуты жизни лишь одно лицо, тронутое сочувствием, – лицо догнавшего его наконец Александра Македонского. И именно к нему обратился умирающий Дарий с мольбой – позаботиться о его семье.
Александр накрыл тело царя царей своим плащом и приказал похоронить его в сожженном Персеполе.
Правда, существует и другая версия: Александр опоздал. Когда он настиг царский караван, Дарий был мертв.
Баальбек. Фантастические плиты
Начнем с длинной цитаты:
"В некоторых пунктах Земли сохранились остатки древних сооружений, которые поражают своими масштабами, особенностью конструкций и другими "загадочными" деталями. Трилитоны Баальбекской террасы, например, расположенные у подножия горы Антиливан, представляют собой гигантские, грубо обработанные глыбы длиной до 20 метров и весом около тысячи тонн. Эти глыбы привезены из каменоломни и подняты на высоту до 7 метров – задача, которую трудно разрешить даже при помощи мощных средств современной техники. В самой каменоломне остался огромный, отесанный, но еще не отделенный от скалы камень. Его длина – 21 метр , ширина – 4.8 метра и высота – 4.2 метра . Потребовались бы соединенные усилия 40 тысяч человек, чтобы сдвинуть такую глыбу с места.
До сих пор нельзя считать решенными вопросы: кем, когда и для каких целей были высечены эти "циклопические" плиты?"
Все, что сказано выше, заимствовано мной из статьи М. Агреста "Космонавты древности", в которой выдвигается мысль: не пришельцами ли с далеких планет построены такие сооружения, как Баальбек, не ими ли при взлете уничтожены Содом и Гоморра? В отношении Баальбека эта гипотеза выглядит так:
"Можно допустить, что обследование Солнечной системы космонавты производили малыми кораблями, стартуя с Земли. Для этих целей им, возможно, понадобится добыть на Земле добавочное ядерное горючее и построить специальные площадки и хранилища. Они также, несомненно, должны были оставить память о своем пребывании на Земле. Не относятся ли названные отличительные сооружения, как, например, терраса Баальбека, к этим памятникам?"
Итак, у горы (вернее, у хребта) Антиливан, на юге Ливана, находится загадочная Баальбекская терраса, возможно построенная космонавтами как посадочная площадка для малых ракет. А если нет, то "нельзя считать решенными вопросы: кем, когда и для каких целей были высечены эти "циклопические" плиты?"
Давайте же совершим путешествие в те края и посмотрим на месте, что собой представляет Баальбекская терраса.
Направляясь в Баальбек, мы покидаем берег Средиземного моря и поднимаемся на сухие склоны Ливанских гор, следуя по пути, которым шли две тысячи лет назад пятый македонский и третий галльский легионы Августа. Покорены финикийские города побережья, и новый город-лагерь Бейрут, названный Колония Юлия Августа феликс Бейрутус, то есть "счастливая колония Бейрут Юлии Августы" (дочери императора), остался позади, где флот надежно охраняет легионеров с тыла. Впереди – Гелиополис, небольшой, но богатый семитский город, названный так Селевкидами, наследниками Александра Македонского, в честь бога Солнца. Раньше город назывался Баал Бек – "Город Ваала".
Римляне знают, что Гелиополис – древний центр финикийской религии, мужчины которого знамениты своим красноречием, а женщины – красотой. Здесь живут лучшие флейтисты мира и стоят прекрасные храмы, посвященные Солнцу.
С перевала видна широкая долина, до десяти километров в ширину и около ста в длину. По другую сторону ее – рыжие и фиолетовые склоны Антиливанской гряды, на вершинах которой полгода лежит снег. Южная часть долины – заросшее тростником озеро; к северу местность повышается, и там среди речек, стекающих к озеру, стоит сам город – ряды домов, обнесенных каменными заборами, навесы рынков и посреди холм акрополя, увенчанный несколькими небольшими храмами, построенными по эллинским образцам.
Легионеры спускаются вниз, не заботясь о сторожевом охранении и не перестраиваясь в боевые порядки. Поход недолог, нетруден, и легионеры, отдохнувшие после боев на берегу, обветренные и загорелые, весело перекидываются шутками. Не припомнишь, улицы скольких городов видели эти легионы. Городом больше, городом меньше…
Главный храм Баал Бека, построенный в незапамятные времена, был посвящен арамейскому богу Хададу, богу молнии и грома, который был властен послать дождь на поля, чтобы зрел урожай, и ливень, чтобы этот урожай уничтожить. Голова Хадада была увенчана лучами, во времена Селевкидов его отождествляли с богом Солнца, и потому храм Хадада стал храмом Юпитера Гелиополитануса. Его перестроили и расширили, число паломников росло, и получивший известность храм дал новое имя городу – Гелиополис.
После завоевания Ближнего Востока римлянами значение Гелиополиса продолжало расти. И не только потому, что здесь был храм Юпитера-Хадада. Гелиополис контролировал плодородную долину, богатую пресной водой, лесом, виноградниками, был крупнейшим перевалочным пунктом для караванов, следующих от побережья в глубь страны, кроме того, он служил военной базой римлянам. Отсюда выходили в походы против Парфии римские полководцы.
В 116 году к оракулу храма Юпитера в Гелиополисе явился император Траян. Он решил проверить всеведущего прорицателя и вместо вопроса передал ему чистую табличку для письма, завернутую в ткань. В ответ он получил точно такую же; это уверило императора в проницательности оракула.
– Так каким же будет окончательный ответ? – спросил император.
Траяну выдали связку сучьев, завернутых в тряпку. На следующий год император погиб в Киликии. Тело его сожгли на костре из сучьев. Предсказание сбылось. Так гласит предание. Конечно, император мог и не погибнуть, и тогда те же сучья можно было истолковать иначе. Но нам важно другое: ко II веку храм в Гелиополисе стал настолько известен в древнем мире, что к оракулу его обращались даже римские императоры.
Император Антонин Пий (138–161) приказал вместо старого храма Юпитера начать сооружение нового храма, крупнейшего в мире. Оно потребовало громадных денег и множества рабов. Внимание римского двора к строительству в долине Ливана подогревалось еще и тем, что в эти годы сами императоры Рима не были чистокровными римлянами: Септимий Север породнился с ливанским домом Юлия Бассиана Эмесского, и его сын, император Каракалла, был уже наполовину ливанцем. И для следующих императоров династии Северов далекая ливанская долина перестала быть чужой, это был дом их матерей и жен. Мать Каракаллы, умная и властная Юлия Домна, помогала своему мужу Септимию Северу, а потом и сыну управлять государством. В Риме появляется много ученых и государственных деятелей из Ливана и Сирии. Предприимчивые потомки финикийцев захватывают в империи ключевые позиции. Ливанцы и сирийцы командуют легионами, торгуют, заседают в сенате.
Каракалла и его мать писали слово "Гелиополис" на своих монетах. При них и развернулось в полную силу строительство, начатое Антонином Пием. Храм Солнца, да и весь акрополь, перестроенный императором, приводил в восхищение путешественников и пилигримов. Ничто не могло сравниться с этим акрополем во всей Римской империи, даже в самой столице. И через много лет, когда Баальбеком завладели арабы и превратили акрополь в крепость, они были уверены, что построил его великий царь Соломон. Ведь никто, кроме Соломона, не обладал властью над джиннами, а кроме джиннов, никто не мог бы построить такой храм. Очевидно, арабы не знали о существовании инопланетных пришельцев.
Акрополь не был полностью построен. Строительство его затянулось, и императоры-полководцы, правившие империей в годы ее заката, не могли, да и не желали, вкладывать бешеные средства в создание храма. Но храм был настолько близок к завершению, что уже при Каракалле он начал действовать, и мало кто догадывался, что первоначальные планы архитекторов не были полностью осуществлены и храм был возведен менее пышно, чем хотелось Каракалле.
…Громадная лестница, на которой мог разместиться целый легион, вела к колоннаде главного входа в акрополь. Арка входа, украшенная скульптурами, была высотой пятнадцать метров и шириной десять. Пройдя под ней, посетитель попадал в шестиугольный двор, также окруженный колоннадой. За ним находился еще один главный двор акрополя. Этот двор занимал больше гектара. Посреди него возвышался громадный алтарь.
Колонны, окружавшие площадь, ценились чуть ли не на вес золота. Эти порфирные колонны были вырублены в каменоломнях Египта, неподалеку от Красного моря. Их обработали и отшлифовали в Египте, затем приволокли к Нилу, на баржах переправили в Александрию, потом перегрузили на корабли и отвезли в Бейрут. Из Бейрута снова волоком через горы в Гелиополис.
Такие же колонны найдены в Риме и даже в Пальмире. Они невелики по сравнению с колоннами храма Юпитера, но все-таки весят несколько тонн. Очевидно, транспортировка на далекие расстояния тяжестей такого масштаба была вполне под силу древним.
Замыкал главный двор храм Юпитера – центр акрополя и всего Гелиополиса.
Храм стоял на громадной платформе, которая покоилась на плитах. Каждая из них равна двадцати метрам в длину, пяти – в высоту и четырем – в ширину. Вырубить и доставить к месту строительства такую плиту было нелегко, но архитекторы задумали это не ради создания легенд о джиннах царя Соломона или неземных пришельцах. Под храмом располагались обширные подвалы, и плиты служили им перекрытиями. К тому же район Гелиополиса подвергался частым и сильным землетрясениям (впоследствии они разрушили большую часть его храмов). Поэтому было решено соорудить основание храма как можно более мощным.
Но объем работ оказался не под силу даже лучшим строителям Римской империи. Только три плиты были уложены в основание храма. Они и получили впоследствии название "трилитон". Каждая из них весит почти тысячу тонн, и из каждой можно соорудить здание длиной двадцать и высотой пятнадцать метров со стенами в полметра толщиной.
Внимательный наблюдатель заметит, что в основании храма должна была лежать четвертая плита. Ее место занято несколькими плитами значительно меньшего размера. Почему так случилось? Не хватило материала или космонавты спешили? Однако оказалось, что четвертая плита существует: она находится в каменоломне неподалеку от Баальбека. Вес ее превышает тысячу тонн. Плита столь велика, что взобравшийся на нее человек кажется муравьем на чемодане.
На плите можно заметить многочисленные следы зубил, которыми тысячи каменотесов обтесывали ее бока. И тут уже не остается никакого места космонавтам. Даже самый ярый их сторонник не станет утверждать, что излюбленным орудием звездных пришельцев было зубило.
На платформе, образованной плитами-гигантами и их меньшими сестрами, стоит храм Юпитера. К нему ведет лестница в три пролета. Храм обнесен колоннами, которые хотя и не столь известны, как плиты трилитона, но заслуживают, чтобы о них здесь упомянуть. Диаметр колонн – около трех метров. По высоте они превышают двадцать метров, то есть шестиэтажный дом. Каждая сложена из трех частей и весит ненамного меньше, чем плита, причем каждая увенчана колоссальной пышной капителью, держащей многотонные фриз и карниз. Колонны так прекрасны, что один современный французский писатель сказал: "Если бы их не было, то было бы меньше красоты в мире и меньше поэзии под небом Ливана". Но эти колонны – создание инженерного и архитектурного гения куда более сложное, чем плиты-террасы, – никто не приписывает космонавтам. А то пришлось бы прилет пришельцев привязать к конкретному сроку и месту, оживленному, исхоженному, описанному и до, и во время, и после строительства акрополя, пришлось бы приписать им знакомство с коринфским ордером и даже поклонение Юпитеру.
Внутри храма стояла золотая статуя бога. Античные авторы пишут, что был он юн, безбород, одет в тунику колесничего, в правой руке держал бич грома, а в левой – молнию и сноп пшеницы. В дни ежегодного празднества статую выносили из храма на плечах самые знатные жители Гелиополиса, которые долго готовились к этому дню, обрившись наголо, блюдя пост и воздержание. В сокровищнице храма были спрятаны также священные черные камни. Храм был богат, известен как ни один другой в Римской империи. Его жрецы владели обширными землями, рабами, подвалы храма были заполнены зерном, вином, маслом и другими товарами.