Два холста, уже со сделанными набросками, забраковал он, и лишь третий, изготовленный по специальному его заказу, необычайной формы - прямоугольник, положенный на большое ребро, - удовлетворил мастера. В Оружейной палате, в Историческом музее ищет он "реалии": точно должен знать живописец, какие кафтаны носили в те годы, какие шапки, шубки, телогрейки, как выглядела тогда Москва-матушка. Все - от фактов, и в то же время - все озаренное внутренним видением художника, сердцем пережитое, осмысленное до мельчайших подробностей. И какую радость испытывает мастер, когда ему наконец-то после долгих поисков где-то на толкучке удается найти своего юродивого. Правда, в жизни это не столько юродивый, сколько отпетый пьяница, торгующий где-то раздобытыми огурцами. Правда, он никак в толк не возьмет, что, собственно, от него хочет художник, и вначале не соглашается на уговоры Сурикова. Но это все дело второстепенное. Прямо на снегу - так, как и должно быть в картине, - написал его художник, в холщовой рубахе, босиком. И, чтоб не замерз сердечный, водки дал и водкой ноги натер.
И он не забудет, рисуя юродивого, запечатлеть розовую и лиловую игру пятен - ведь в солнечный день на снегу (Суриков сам об этом потом скажет в своих воспоминаниях) "все пропитано светом, все в рефлексах лиловых и розовых".
Все с натуры писал художник, в том числе и сани и дровни. Часами наблюдал, как розвальни след оставляют, в особенности на раскатах, - и тут же садился писать колею, оберегая ее от случайных прохожих. И даже посох, что в руках у странника, и тот разглядел у одной богомолки, неспешно шагавшей в Троицко-Сергиев монастырь. "Бабушка, - крикнул ей художник, - бабушка, дай посох!" А старушка-то посох со страху бросила - думала, разбойник… Тяжелый, огромный, этот посох отлично пришелся уже написанному к тому времени страннику.
Так постепенно в живую плоть облекалось задуманное. Уже был найден окончательный вариант композиции - динамичный, впечатляющий, почти математически точный. Уже благоговейно склонилась в поклоне красивая девушка в синей шубке и золотистом платке, что в правом углу картины; уже были написаны и монашенка, и девушка со скрещенными на груди руками, и мальчик в дубленом полушубке, бегущий, взмахивая рукавами телогрейки, сбоку розвальней, и ощеривший беззубый рот, торжествующе хохочущий поп в шубе и высоченной шапке, и купец рядом с ним, и тайные староверы, и стрельцы с бердышами, и странник, и иноки. Уже были выписаны главки церквей и дома, улица и снег, а он все продолжал работать над главным - над обликом Морозовой. "Очень трудно, - вспоминал впоследствии Суриков, - было лицо ее найти, - все в толпе терялась".
Но он добился своего. "Приехала к нам начетчица с Урала, - рассказывал он писателю Волошину. - Я с нее написал этюд… И как вставил в картину - она всех победила. "Персты рук твоих тонкостны, а очи твои молниеносны. Кидаешься ты на врагов, аки лев…" Это протопопа Аввакума слова о неистовой боярыне".
Суриков сам говорил, что идея картины зарождается в его сознании вместе с формой и мысль неотделима от живописного образа. В 1887 году и идея, и форма, и живописные образы "Боярыни Морозовой" удовлетворили наконец художника. Картина была готова. Она была мощна и страстна. И никогда еще Суриков не достигал такой силы и напряженности в красках, такого совершенства в передаче цвета.
* * *
Голубоватый морозный воздух окутывает московскую узенькую улицу, и движется по ней скорбный и страшный поезд. Волочится по снегу, как крыло подбитой птицы, иссиня-черная шуба Морозовой. Темный платок, окаймленный красной полоской, покрыл шапку, отороченную мехом. Меловое лицо с исступленными глазами поднято вверх, и взметнулась ввысь кисть тонкой, скованной цепью руки.
С трудом прокладывают себе путь сани, тесно обступила Морозову толпа, не сломленная, сопротивляющаяся…
Часами можно стоять возле этой картины, удивляясь и восхищаясь ее глубокой психологической достоверностью, любуясь чудесной игрой красок, ее мужественной сдержанностью, которая так сильно оттеняет драматизм событий!
Бунтарским духом проникнута она, и недаром современники воспринимали "Боярыню Морозову" с ее идущей на смерть во имя своей идеи героиней как отклик на события 70 - 80-х годов прошлого века. От картины веяло дыханием подлинной жизни, духом протеста против расправ с инакомыслящими, против жестоких и зверских нравов, насилия.
…Они стоят друг друга: злорадно хихикающий поп в левой части картины, откровенно довольный, откровенно издевающийся над поверженной, закованной в цепи боярыней, и, в конечном итоге, сама эта боярыня. "Дайте этой Морозовой, дайте вдохновляющему и отсутствующему здесь Аввакуму власть - повсюду зажглись бы костры, воздвигались бы виселицы и плахи, рекой полилась бы кровь", - писал о "Боярыне Морозовой" писатель В. М. Гаршин. И он был прав: известны ведь слова Аввакума: "А что, государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илья-пророк, всех перепластал во един день… Перво бы Никона этого, собаку, рассекли бы на части, а потом бы никониян тех".
Да, недаром в свое время мракобесы из реакционной газеты "Московские ведомости", из "Петербургского листка" и других официальных изданий выразили недовольство "Боярыней Морозовой". И что только не писали они: и замысел картины-де "страдает шаржем", и в картине "нет внутренней художественной жизни", и холст "не оставляет сильного впечатления", и картина лишена какой-либо ценности и напоминает "большую группу из кабинета восковых фигур" (?!), и Суриков, мол, понапрасну растрачивает талант на такие странные сюжеты…
* * *
Всемирную известность получила эта мастерски сделанная картина с ее удивительной живописью, с ее большими и глубокими мыслями. Суриков достиг здесь одной из своих вершин, великий художник, как немногие умевший переплавлять в краски живую плоть и кровь тела, живую ткань вещей, - так в свое время писал Репин о мастерстве истинных живописцев.
Изображая прошлое, Суриков глядел в будущее. Он верил в него, верил в замечательные грядущие дела русских людей.
Примечания
1
В Соловецком монастыре находилась одна из церковных тюрем царской России.