Послышались шаги. На секунду вспыхнул свет карманного фонаря и ослепил ребят. Фонарь тут же погас. Мальчики увидели перед собой двух красноармейцев.
- Кто такие? Как сюда попали? - спросил один из них басом.
Мальчики встали. Миша совсем растерялся и молчал. А Слава поправил кепку и заявил решительным тоном:
- Мы… Нам к командиру нужно.
- К какому такому командиру?
- По какому вопросу?
- Добровольцами хотим поступить.
- Жиров, слышишь? - сказал бас товарищу. Затем обратился к ребятам: - Та-ак! А родители ваши где?
- Уехали. Эвакуировались они.
- А вы как же?
- А мы остались.
- Утекли?
- Вовсе не утекли, - соврал Слава. - Просто нас отпустили - и все.
- Воевать отпустили?
- Ну да.
Красноармейцы захохотали. Насмеявшись, они долго молча разглядывали ребят.
- Во, Жиров, дело-то! Как же теперь быть?
- Дежурному нужно доложить, товарищ сержант.
- Дежурному? Гм! Верно! Пошли к дежурному. Пусть разбирается. Ну, вояки, идем!
Они повели мальчиков лесом, изредка на секунду освещая фонариком путь, и вскоре остановились около узкой темной щели в земле.
- Обождите здесь.
Сержант спустился в щель по деревянным ступенькам. Через несколько минут его голос послышался откуда-то слева:
- Жиров! Давай их прямо к лейтенанту.
Ребята с помощью Жирова спустились в щель и пошли по ней, задевая плечами глиняные стенки.
- Слава! Правда, совсем как в настоящих окопах? Да? - прошептал Миша.
Щель вела под невысокий земляной бугор. Стало совсем темно. Но вот Жиров открыл какую-то дверцу, и все трое очутились в светлой землянке, обшитой досками. Ее освещала электрическая лампочка.
В землянке находилось двое военных. Один, в командирской шинели, с противогазом и полевой кожаной сумкой, стоял, прислонившись к стене. Другой, смуглый, курчавый, с черными усиками, с папиросой в зубах, сидел за маленьким столиком. На петлицах у обоих военных ребята заметили по два квадратика.
Военный с усиками поднялся.
- Это и есть ваши герои? - спросил он Жирова.
- Так точно, товарищ лейтенант.
Лейтенант посмотрел на ребят и слегка улыбнулся.
Большая черная кепка Славы так низко съехала на лицо, что из-под нее виднелись только нос да подбородок. С рукавов его бушлата и с Мишиного пальто стекала вода. Чулки, штаны и ботинки ребят были перепачканы глиной. Оба стояли притихшие, неподвижные.
- Воевать, говорите, собрались? Да?
- Воевать, - донеслось из под кепки.
Лейтенант повернулся к военному у стены:
- Что ж, дежурный, снаряжай с ними связного - да в город.
Ребята огорченно переглянулись.
Тот, кого лейтенант назвал дежурным, задумчиво постукивал папиросой по портсигару.
- В город-то, в город, - сказал он медленно, - ну, а дальше что? Родители их выехали. Детские учреждения эвакуированы. Куда связной с ними денется?
Лейтенант прошелся по землянке, заложив руки за спину.
- Гм! Это, положим, неизвестно, уехали или не уехали. Возможно, что герои удрали из дому, а их теперь ищут по улицам.
Он остановился перед Славой и поднял козырек его кепки.
- Ну-ка, друзья, выкладывайте правду: удрали?
- Вовсе мы… - начал было Слава.
Но лейтенант перебил его:
- Стоп! Погоди! Вы пришли в армии служить. Так? И вот с первой же встречи врете командиру. Зачем нам такие бойцы, которые обманывают командиров? Нет! Вы уж лучше говорите начистоту: из дому удрали?
- С поезда, - чуть слышно ответил Слава.
- Мы с поезда удрали, - повторил Миша.
- Ну вот! Это другой коленкор!
Лейтенант снова прошелся и стал перед дежурным.
- Ну и денек! Что ни час, то новая морока! - Он помолчал. - Что ж, оставить их пока на свою ответственность, да и доложить майору? Или попадет? Чорт его знает! Может, и попадет. Но куда их девать? По городу уже два часа жарят, а здесь пока тихо.
Лейтенант задумался. Ребята стояли не двигаясь, только изредка переглядывались.
- Ладно. Жиров!
- Я вас слушаю, товарищ лейтенант!
- Отведите их к телефонистам. У них место есть. Придется старшине сказать, чтоб зачислили их на довольствие.
Пробираясь ощупью по темному ходу, ребята в восторге щипали и толкали друг друга. Слава громко шептал:
- Понимаешь, что значит "зачислить их на довольствие"? Это значит - приняли. Значит - все, готово!
Они попали в другую землянку, освещенную лампочкой потусклей. Здесь вдоль стены шли нары, на которых, завернувшись в шинели, спало человек восемь красноармейцев. Посреди землянки стояла железная печь. Было тепло и немного душно.
Жиров указал на свободный топчан справа от двери:
- Давайте ложитесь здесь. Сейчас ужинать вам добудем. И чтоб тихо было! Люди спят.
Он хотел уйти, но тут один из красноармейцев проснулся, сел, обхватив колени руками, и уставился на ребят, подняв светлые брови на розовом лице.
- О-о? Що це таке?
- Пополнение вам. Теперь, Очередько, пропал Гитлер.
Жиров ушел, тихонько прикрыв дверь. Очередько был так удивлен, что растолкал своих ближайших соседей. Через минуту вся землянка проснулась. Со всех сторон на ребят смотрели удивленные улыбающиеся лица, со всех сторон сыпались вопросы и восклицания:
- Как же это вы сюда добрались?
- Убежали? Вот шельмецы!
- Мамки-то ваши где?
Видя, что никто здесь на них не смотрит строго, что все рады их появлению, ребята ободрились. Они сняли с себя промокшую верхнюю одежду и теперь сидели на нарах и болтали безумолку. Они рассказали о том, как задумали побег неделю тому назад, но потом отложили его до отъезда, чтобы родные не застряли из-за них в городе. Рассказали, как им удалось в последний момент незаметно выскочить из вагона, как пробирались они по городу, небрежно упомянули о снарядах, которые рвались "совсем-совсем рядом".
Миша при этом заметил, что у него, наверно, осколком выбило из рук портфель.
Красноармейцы, слушая их, веселились так, словно не было войны, не было немцев, не было гула канонады, который временами приглушенно доносился сюда.
Неожиданно открылась дверь. В землянку вошел статный военный, держа в руках по котелку, а подмышкой - большой кусок хлеба.
- Где тут наши добровольцы? Получайте!
- О це важные у нас вояки, - заметил Очередько. - Сам старшина им вечерю нэсэ.
Ребята поблагодарили и принялись за щи, смешанные с гречневой кашей.
- Далеко отсюда до передовой? - осведомился Слава, пережевывая хлеб.
- Та це ж она и есть передовая! Метров тридцать чи сорок пройдешь - от тебе и немец.
По дружному смеху бойцов ребята поняли, что Очередько шутит, что до передовой еще очень далеко. Они замолчали, обиженные на такое несерьезное к ним отношение. Устав смеяться, приумолкли и красноармейцы. И тогда в землянке заговорил негромкий голос, которого мальчики до сих пор не слышали:
- Так-так! Ну, вот что, молодые люди. Разрешите мне задать вам один вопрос.
На топчане по другую сторону двери лежал худощавый человек с очень длинным носом. Приподнявшись на локте, он щурил на ребят, как видно, близорукие глаза и улыбался тонкими бесцветными губами.
- Какой вопрос? - спросил Слава, не переставая жевать.
- Вот вы желаете воевать с немцами, защищать родину. Что ж! Стремление похвальное. Но представьте себе, что все лица вашего возраста побросают школы и отправятся на фронт. Представьте себе, что война продлится года три-четыре. Сколько разведется тогда в стране безграмотных недорослей, из которых нельзя будет сделать ни инженеров, ни ученых, ни хороших командиров! Вы подумали об этом?
- Ого! Вот заковыка, так заковыка! - сказал Очередько. - Зараз побачим, шо они кажут.
Бойцы опять засмеялись и уселись поудобней на нарах, поглядывая на ребят. Те молчали, озадаченные, поставив котелки на колени, устремив глаза в пространство.
- Ну! Валяйте, начинайте диспут, - сказал кто-то.
- Очень просто! - вдруг ответил Миша. - Этого вовсе не может быть.
- То есть чего не может быть?
- Чтоб все ребята ушли на фронт.
- Почему же? Все ребята ненавидят немцев. Вы вот убежали.
- Мы убежали, а все не убегут. У одних ребят такой характер, что они хотят учиться, а у нас такой характер, что мы хотим воевать.
- Значит, по-вашему, у кого какой характер, кто чего хочет, так и делает?
- Ну да.
Их собеседник повернулся и лег головой на противогаз, подложив под затылок ладони.
- Странно! - сказал он задумчиво, глядя на потолок. - А вот у меня, например, такой характер, что я совсем не чувствую призвания к военной жизни. Что вы на это скажете?
Ребята молчали. Им стало как-то неловко за человека, который сам про себя говорит такие вещи. Это было все равно, как если б он сказал: "А я вот, братцы, трус".
- Н-не знаю… Конечно, всякие бывают характеры, - уклончиво ответил Слава.
- Да. Никакого призвания. Я с детства только и мечтал о том, чтобы стать изобретателем. Перед войной работал на заводе, учился в заочном институте, думал сделаться инженером. - Он вдруг повернулся к ребятам и снова приподнялся на локте. - Вы знаете, чем я хотел заниматься? Слышали что-нибудь о передаче энергии на расстояние?
- Знаем. По радио, - сказал Слава.
- Совершенно верно. И вот представьте себе: есть у вас велосипед, а на нем - маленький приемник и электромоторчик. Сели вы на велосипед, повернули рычажок и едете хоть до самой Москвы без всякого горючего, без всяких проводов. Неплохо? Да? Ну, а теперь пришла война, и я вот не изобретаю таких велосипедов, а служу в армии, и неплохо, говорят, служу. Что вы на это скажете?
Ребята не ответили. Они молча рассматривали этого странного человека. Его остриженная под машинку голова с длинным носом и тонкой шеей, торчавшей из расстегнутого ворота гимнастерки, походила на голову птицы. Совсем не шла к нему военная форма.
- Колы б мы не воювалы, немец от таким пацанам жизни бы не дал, - заметил Очередько.
Изобретатель повернулся лицом к стене и зевнул.
- По-моему, ребята, если уж началась война, если на твою родину нападают, ты уж должен делать не то, что тебе хочется, а то, что нужно делать. Ну, кончим нашу дискуссию, а то и поспать не удастся.
Красноармейцы улеглись и затихли. Легли и ребята, накрывшись чьей-то плащ-палаткой. Где-то продолжали раздаваться выстрелы. Откуда-то, вероятно из соседней землянки, то и дело доносился писк телефонного зуммера и монотонный голос:
- Калуга слушает. Чего? Даю Луну. Алло! Марс! Алло, Марс! Калуга говорит. Двести десятый у себя? Дайте его.
- Слава! Слав! - прошептал Миша.
- Что?
- Слава, вот бы нам такой велосипедик! Правда?
- Ага. А еще лучше - лодку моторную.
Ребята повернулись друг к другу спиной и больше не говорили, но долго еще не могли заснуть. Впервые Славе ясно представились его мама с бабушкой, растерянные, плачущие, в переполненном темном вагоне, а Мише вспомнилась его мама, одинокая, без папы, который уехал на фронт, и вот теперь без Миши, ее единственного сына.
Миша часто задышал, сдерживая слезы. Слава услышал это и притворился, что спит.
* * *
Ребята проснулись потому, что кто-то расталкивал их и покрикивал:
- Эй! Друзья! Подымайсь!
Над ними стоял красноармеец в шинели, с винтовкой.
- Лейтенант приказал вам одеться и быть наготове. Никуда без приказания не выходить. Вот. Завтракайте.
Он поставил на нары котелки, положил хлеб и вышел.
Мальчики сели, моргая заспанными глазами. Только через некоторое время они проснулись окончательно и вспомнили, где находятся.
Землянка была почти пуста. Лишь незнакомый боец, которого мальчики ночью не видели, спал, не сняв шинели, не расстегнув ремня с подсумком. Тяжелый, почти непрерывный гул шел, казалось, откуда-то из-под земли. Доски на нарах вздрагивали. Временами за дверью слышались торопливые шаги, редкие, отрывистые голоса.
Мальчикам стало тревожно и вместе с тем весело. Натягивая еще не просохший бушлатик, Слава проговорил:
- Что-то там, наверху, делается особенное. Да, Мишка?
- Знаешь чего делается, Слава? Наверное, бой идет.
Они оделись и сели рядом, один с мешочком за спиной, другой с портфелем в руках. Голоса и шаги в проходе затихли. Только голос телефониста, быстрый, напряженный, четкий, продолжал доноситься в землянку:
- Марс! Марс! Алло, Марс! Дайте сто четырнадцать! Калуга слушает! Есть, товарищ лейтенант. Марс! Алло, Марс!
Слава спрыгнул на пол, чуть приоткрыл дверь, прислушался и снова закрыл ее.
- Никого нет, - сказал он.
Миша пристально посмотрел на него.
- Слава… Как ты думаешь, зачем нам велели одеться и быть наготове?
- Откуда я знаю, зачем!
- Слава! А вдруг нам задание хотят дать?
- Какое еще задание?
- Ну… ну, донесение какое-нибудь отнести.
- Держи карман! Так и дадут донесение незнакомому человеку!
Они замолчали. Томительно ползли минуты, десятки минут, а за ребятами никто не приходил. Гул снаружи усилился. Иногда землянка содрогалась так, что лампочка, висевшая под потолком, начинала покачиваться. Спавший красноармеец вдруг сел на нарах, прислушался и вышел за дверь, даже не взглянув на ребят.
Приподнятое настроение у мальчиков прошло. Им стало тоскливо и немного страшно. Что делается там, наверху? Почему все так возбуждены? Почему никто не обращает на них внимания, как будто все забыли о них?
И тут ребята заметили, что телефонист тревожно, громко уже несколько минут повторяет один и тот же призыв:
- Марс! Алло, Марс! Марс! Марс!.. Марс!!. Алло! Марс!..
Наступила пауза. Потом негромко прозвучали слова:
- Марс не отвечает, товарищ лейтенант. Да… Похоже, что перебита, товарищ лейтенант. Есть, товарищ лейтенант!
- Слава! А, Слава! - сказал Миша.
- Чего?
- Слава, что такое "Марс"?
- Планета, конечно.
- Я не про то. Здесь что такое "Марс"?
- Здесь? - Слава подумал. - Название какое-нибудь секретное. Может быть, штаб так называется.
- И он теперь не отвечает?
- Не отвечает.
Ребята придвинулись друг к другу поближе.
- Слава, а вдруг… вдруг оттого, что он не отвечает, все пропало?
Слава угрюмо смотрел на носки своих калош.
- И очень даже может быть, - сказал он медленно.
- И, может быть, немцы ворвутся сюда?
- Может, и ворвутся. Может, нас и перебьют здесь всех через полчаса.
После этого они долго сидели, почти не разговаривая, неподвижные, настороженные, прислушиваясь к голосу телефониста, напрасно стараясь уловить в его отрывочных фразах что-нибудь утешительное.
Так прошло часа два, а может быть, три. И тут новая неожиданность обрушилась на ребят. Электрическая лампочка, горевшая все время не мигая, вдруг погасла, и в землянке наступил кромешный мрак. В первую минуту приятели не двинулись, не шелохнулись. Потом Слава прерывающимся голосом позвал:
- Мишка! Миша! Ты… здесь?
- Слава, я здесь… Слава, знаешь чего? Слава, пойдем отсюда… А, Слава?
Слава не ответил.
- Слава, пойдем знаешь куда? Ну, хоть к лейтенанту пойдем. Скажем ему что-нибудь… Пусть он нам хоть задание какое-нибудь даст… Слава, уж лучше там, наверху, погибать, чем здесь, как мыши. Уж если воевать, так воевать. Пойдем, Слава!
По проходу кто-то пробежал. Слава дотронулся до Мишиной руки:
- Тихо! Слышишь? Может, за нами.
Оба затихли.
Открылась дверь. Взволнованный голос крикнул в темноте:
- Сержант Смирнов здесь? К лейтенанту!
Обескураженные приятели молчали.
- Нет его, что ли?
Шаги удалились. Прошло минуты две. Что-то особенно-тяжело грохнуло наверху. Слава спрыгнул с нар.
- Пойдем!
Несколько секунд они пыхтели, застряв в узкой двери, в которую сунулись одновременно, и наконец выскочили в ход сообщения. Здесь было почти так же темно. Лишь где-то далеко слева пробивался слабый дневной свет. Ощупывая руками глиняные стены, Слава пошел в ту сторону. Миша двигался за ним, держась за его бушлатик.
Вскоре они заметили дверь, открыли ее и очутились в землянке лейтенанта. Там горел фонарь "летучая мышь". Лейтенант стоя разговаривал с двумя незнакомыми командирами. Все обернулись и посмотрели на ребят.
- Ну! Что вам здесь нужно? - резко спросил лейтенант.
Приятели молчали и не двигались. Только Миша в растерянности покачивал портфелем.
- Кто вам позволил выходить из землянки? - почти крикнул лейтенант. - Почему шатаетесь без разрешения?
Слава открыл было рот, чтобы заговорить, но тут в дверь, постучали.
- Войдите! - сказал лейтенант.
Через высокий порог переступил тот самый изобретатель чудесного велосипедика, с которым познакомились этой ночью ребята. Сейчас, стоя во весь рост, он казался таким нескладным в широкой шинели, с обмотками на тонких ногах и в больших солдатских ботинках…
- Сержант Смирнов по вашему распоряжению явился, товарищ лейтенант, - сказал он негромко, отдав честь.
Лейтенант больше не смотрел на мальчиков.
- Так. Хорошо. У нас прервана связь с Марсом. Возьмите с собой двух человек и восстановите связь.
Вытянув руки по швам, изобретатель повторил:
- Приказано взять двух человек и восстановить связь с Марсом.
- Правильно. Вы знаете, что Горчаков не дошел?
- Знаю, товарищ лейтенант.
- Идите. Исполняйте.
Снова отдав честь, изобретатель четко повернулся и вышел, слегка запнувшись на пороге.
Лейтенант опять обратился к ребятам:
- Марш в землянку! И не шататься у меня! Ясно?
Ребята поспешно выбрались за дверь и вернулись в свою землянку. Там было попрежнему темно, однако мальчики уже успокоились.
По спокойным лицам военных в землянке у лейтенанта они поняли, что сражение идет где-то далеко и нечего бояться, что немцы вот-вот ворвутся в их подземное жилье.
Мальчики еще долго болтали, сидя в потемках, и наконец почувствовали, что очень устали от пережитых волнений и совсем не выспались за эту ночь. Они прилегли. Через некоторое время оба посапывали спокойно и ровно.
Слава проснулся через несколько часов. В темной землянке пахло махоркой. Было душно. На разные голоса храпели красноармейцы. Слава повернулся на другой бок. И уже сквозь сон услышал голос телефониста:
- Алло! Марс! Сколько у вас времени? Мои стоят.