- Ну, если тебе непременно хочется, то могу сказать, что под самой крышей. Потому что над нами нет больше никаких квартир. Но не так, как здесь, а совсем низко, как у дворника.
- Как же это может быть - высоко и низко, все сразу? - дивился Адась.
- А разве я тебе сказал, что высоко? Только дом одноэтажный.
- A-а… Ну и как же там?
- Даже красиво. Есть садик и недалеко такая лужайка. Немного напоминает деревню.
Адась вздохнул.
- Но так, как тут, у нас уже не будет…
- Почему? - заметила Анка. - Там, может быть, тоже совсем не плохо.
Но она сказала это без всякого убеждения. Они так привязались к своей комнатке на чердаке, что никто из них не мог себе представить, чтобы можно было жить где-нибудь в другом месте.
У них немного улучшилось настроение, когда они пошли всей компанией осматривать новую квартиру. Хозяйка, жена каменщика Бугая, встретила их очень радушно.
- Уж как-нибудь мы тут поладим. Мой-то всю зиму не работает. В лучшие годы построили себе домик, ну вот сейчас и прирабатываем. В садике вы можете устроить себе грядки, но это на будущий год, сейчас уже поздно.
У Зоей засмеялись глаза, когда она увидала в саду яблоньку и кустики пионов.
- Смотри, Адась, пионы, как у Калиновских!
Они вернулись домой несколько утешенные и понемногу начали подумывать о переезде, но только теперь болезненно почувствовали необходимость разлуки с комнаткой, с домом.
- А знаешь, Анка, мы ведь будем сюда иногда приходить.
Конечно, будем приходить. Хотя бы посмотреть, как цветет наша сирень.
- Не забыли бы о ней ребята, когда мы выедем, - беспокоилась Зося.
Кривой куст сирени отблагодарил детей за их заботу как только мог. На нескольких ветках распустились душистые лиловые цветы, и дети, жившие в доме, стояли целыми часами, любуясь делом своих рук.
- Ну, не забудут! Все так радуются, что она цветет.
- Подумай, сколько изменилось за это время! Бабушка Калиновская уехала и выздоровела. Сирень цветет. Дедушка Хеленки умер. Мы устроили свою артель. Адась сломал ногу. Мы ездили в деревню, - перечисляла Зося, все больше изумляясь, сколько событий произошло в их жизни с лета.
И свидетелем всего этого была их комнатка на чердаке. Когда пришло время приводить все в порядок, просматривать, что надо выбросить, а что взять с собой, дети все время натыкались на мелочи, вызывавшие воспоминания.
- Смотрите, тут в углу пуговица от жилетки! Это еще когда шили у нас!
- Вот в ящике цветная бумажка. Помнишь, Адась, это, наверное, от тех зонтиков для елки.
- Игнась, вот тут еще известка, которой ты белил стены.
И так одно за другим. Надо было это выбрасывать, а делалось жалко, потому что им казалось, что они выбрасывают частичку жизни, которая протекала в этой комнатке.
- Не можем же мы забирать с собой всякий сор, - заявила Анка. Но и сама она долго держала в руках какой-то черный, засохший стебелек, наверное от тех цветов, которыми они украсили портрет матери в день ее именин.
А уж хуже всего было, когда начались разговоры с соседями. С Хеленкой не приходилось прощаться - на новой квартире у них была комната и маленькая кухонька, и они решили, что поместятся там вместе с Хеленкой. Но другие… Даже дворник, обычно такой суровый, теперь предложил свою помощь при переноске вещей вниз и перевозке их на новую квартиру. Булочница Матильда вздыхала так тяжело, словно пыхтел кузнечный мех. Пришел и отец Хаимка и долго стоял в дверях.
- А вы оттуда тоже приносите мне ботинки, когда понадобится, - тихо сказал он. - Я вам починю.
Иоася прибежала и подарила Анке свою шелковую блузку.
- Она мне уже узка, а тебе еще пригодится, - сказала Иоася со слезами на глазах.
А уж больше всех - дети. Они толпились у дверей, мешали, путались под ногами.
- Я к вам прибегу в воскресенье, - обещал Генек. - Там-то уж у тебя, наверно, будут голуби? - допытывался он у Игнася.
- Не знаю, может быть, - ответил Игнась, которому сейчас было вовсе не до голубей.
- Грустно, как на похоронах, - сказала Стефуня-лялюня и вдруг расплакалась. А за нею и остальные девочки.
Нет, совсем невесело было покидать комнатку на чердаке и всех этих людей, с которыми-ребята так сжились.
Глава XVIII
У П О Р О Г А
В маленьком домике по одну сторону сеней жили каменщик с женой и крошкой Цесей, по другую - Анка с братьями и сестренкой.
Тут было почти как в деревне. На яблоньку в садике садился зяблик и пел. Он пел так громко, как будто хотел разбудить чересчур заспавшихся ребят.
Цьвирр, цьвирр, цьвирр, тью, тю, тююю… - заливался зяблик веселой песенкой. И Анка вскакивала с постели.
- Ой, неужели уже так поздно?
Но еще вовсе не было поздно. Только утро здесь, на окраине, начиналось раньше, чем во дворе большого каменного дома. Приятно начинался день, побудкой к которому служило пение птички. Адась сразу же бежал через сени в квартиру Бугаев.
- Цеся, вставай!
Двухлетняя Цеся поднимала головку и весело смеялась. Она очень любила Адася. Адасю же было приятно, что теперь он не самый младший в доме, был кто-то еще меньше - Цеся. И почти весь день он просиживал в квартире соседей или в садике. Цеся играла в песке. Адась присматривал за ней, подражая Зосе.
- Смотри, Цеся, не выпачкай платьице.
- Осторожно, не порежь пальчик, здесь стекло.
Цеся мало обращала внимания на эти замечания, но Адась был очень горд, так как соседка иногда даже просила его:
- Адась, присмотри за Цесей, мне надо сбегать в лавочку.
У Зоси было теперь гораздо больше времени: не приходилось смотреть за младшим братишкой, - здесь не ходили трамваи, не ездили автомобили, и, наконец, он мог играть у себя в садике. Время от времени девочка исчезала куда-то из дому.
- Куда ты идешь, Зося?
- Сейчас вернусь. Мне надо по делу. Играй тут с Цесей.
- Мы будем делать куличики из песка.
- Хорошо. Делайте. А если проголодаешься, хлеб на полке.
И уходила. Возвращалась раскрасневшаяся, счастливая, но никому не говорила ни слова.
Анка вообще не знала об этих таинственных отлучках. Игнась ими не интересовался. У него теперь было мало времени, приближался конец учебного года. Но это было не то, что каждый год, теперь Игнась кончал последний класс. В сентябре он уже больше не пойдет в школу.
- А когда окончишь школу, что ты будешь делать? - допытывалась Зося.
- Это уж мое дело, что я буду делать. Увидишь, когда придет время.
- Секрет?
- Может быть, и секрет. А у тебя нет никаких секретов?
Зося покраснела. Неужели Игнась догадался о чем-нибудь?
Но это было сказано просто так. Нет, Игнась ничего не знал.
Знала, может быть, разве только Хеленка. Но Хеленка мало бывала теперь дома.
Она заупрямилась, - заявила, что не будет даром есть хлеб, который так тяжело зарабатывала Анка.
- Что же ты можешь заработать, такая маленькая? - пыталась отговорить ее Анка.
Но Хеленка не сдавалась:
- Я маленькая, но могу же и я на что-нибудь пригодиться. Дедушка всегда говорил, что надо работать.
- Делай, как хочешь. Только помни: не горюй, если ничего не найдешь.
Хеленка искала. Советовалась с соседкой.
- А попробуй-ка ты, милая, сбегать на Каменную улицу, тут рядом, к Совийской.
- Это кто такая?
- Портниха. Она говорила как-то, что ей нужен кто-нибудь в помощь. Ребят у нее двое, и шитья порядочно. Ей надо кого-нибудь взять. Может быть, она никого еще не нашла.
Хеленка с бьющимся сердцем побежала на Каменную улицу. Портниха Совинская оторвалась от мерно стучавшей машинки.
- Да, в самом деле мне нужен кто-нибудь в помощь, присмотреть за детьми и немножко помочь в шитье. Да ведь ты, деточка, слишком мала.
Хеленка выпрямила свою маленькую фигурку, стараясь выглядеть как можно выше.
- Я очень сильная! И шить немного умею, и детей люблю, и вообще…
Совинская задумалась.
- У тебя милая рожица, только я немножко побаиваюсь - не справиться тебе…
- Так вы меня возьмите на пробу. Увидите, я все сделаю, все сумею.
- А родители твои позволили тебе ходить ко мне?
- У меня нет родителей, - тихо сказала Хеленка.
И как-то сразу случилось так, что Совинская перестала раздумывать. Они договорились, что Хеленка будет приходить в семь и оставаться уже до вечера.
- Ты могла бы собственно ночевать здесь, только, пожалуй, будет немного тесновато…
- О, у меня есть где жить… Мы там все вместе. Мне там лучше.
Она быстро побежала со своей новостью домой.
- А не будет тебе слишком трудно? - беспокоилась Анка.
Но Хеленка была полна бодрости.
- Справлюсь! А эта Совинская очень милая. У нее такое доброе лицо. И дети тоже славные. Мальчик похож немного на Адася, только помоложе.
И так Хеленка начала работать. Она была довольна. Зарабатывала она немного, но получала стол и несколько злотых, а иногда, когда относила готовую работу, ей платили и за это. Время от времени она насильно совала в руки Анке заработанные деньги.
- Это моя доля за квартиру. Почему я должна жить даром?
После просьб и уговоров Анка, наконец, соглашалась. Ей приходилось нелегко - заработную плату на фабрике снизили, а расходы росли. Через год придется устраивать в школу Адася. Зося с ужасающей быстротой вырастала из всех своих платьев, подметки Игнася требовали починки. И так одно к другому. Не успеешь как-нибудь заткнуть одну дыру, а уж появляется другая.
Но больше всего заботил ее Игнась. До сих пор было известно, что в июне начинаются каникулы, а в сентябре - новый учебный год. Было известно, что надо позаботиться о книгах и тетрадях. А больше ни над чем не приходилось ломать себе голову.
Теперь же Игнась кончал школу. А что дальше?
Анка часто встречала подростков в возрасте Игнася, которые не могли по окончании школы получить никакой работы, не имели денег на то, чтобы продолжать образование, и по целым дням били баклуши, курили папиросы, сделанные из подобранных на земле окурков, играли под забором в карты, привыкали бродяжничать и воровать.
"Игнась - хороший мальчик, это верно, но если он будет сидеть без всякого дела…" - огорчалась Анка, думая о брате.
Он был способным, учителя хвалили его. Но о том, чтобы он продолжал учиться, не могло быть и речи. Она понимала, что не сможет из своего заработка помогать брату. Хорошо, что хватает и на то, что есть, - на квартирку на окраине города, стол и одежду, хотя с одеждой всегда были затруднения.
Она не начинала разговора с ним, так как не видела никакого выхода. Что она может посоветовать? А ведь посоветовать должна она, старшая сестра.
Огорчала ее и Зося. Теперь, когда соседка присматривала за Адасем, у Зоей уже не было так много работы. Когда Адась пойдет в школу, работы будет еще меньше. Взять сестру на фабрику она не хотела. Сейчас она еще мала, а в будущем…
Нет, на фабрике слишком тяжелая работа. Вредная. Ведь Анка сама вечно покашливала от этой хлопковой пыли, которую вдыхали легкие каждый день в течение многих недель, месяцев. Она видела, как быстро теряют силы и здоровье работницы прядильной. Это было совсем не то будущее, какого она желала сестре. Но что делать? Ведь надо как-нибудь обеспечить будущее Зоей, дать ей в руки какую-нибудь профессию. И опять всплывал вопрос о деньгах - откуда взять их на обучение?
Словом, - огорчений было много. Легче всего с Адасем: пока он окончит школу, не надо думать о его дальнейшей судьбе.
- Вы что-то плохо выглядите, панна Анка, - заметила соседка. - Какие-нибудь огорчения, что ли? Дети ведь, слава богу, здоровы?
- Здоровы-то здоровы, но разве только о здоровье приходится заботиться?
- Здоровье - главное. Так и знайте. Все остальное - пустяки.
Хорошо было ей говорить, но это все-таки не были пустяки, и Анка сгибалась под тяжестью взятой на себя ответственности. Ведь она обещала матери, дала обет после ее смерти, что позаботится о младших братьях и сестре, что заменит им мать.
Это было не так легко, и Анка не одну ночь проплакала, не находя хоть какого-нибудь выхода из положения.
Но оказалось, что Игнась думает о себе сам. Однажды за ужином он неожиданно начал разговор.
- Я говорил с соседом. Как только кончатся занятия в школе, я пойду к нему на стройку.
- Зачем?
- Как зачем? Работать помощником.
- Что ты, Игнась! Ты еще слишком молод!
- Ничего подобного! Уж ты не беспокойся, - если он берет меня, то знает, что делает.
- Значит, ты будешь каменщиком? - с любопытством спросил Адась.
- Нет. Сразу нельзя стать каменщиком. Сперва буду помощником, а потом каменщиком. А может быть, еще кем-нибудь другим, если мне это удастся. Только это не скоро.
- Кем, кем? - приставал Адась, нетерпеливо прыгая вокруг стола.
- Пожарным.
- Пожарным? - удивилась Анка.
- А что, разве плохо? Я видел, как горело на Цегляной. Ребенка снесли по лестнице. Женщину спасли. Людей спасают. Дома их спасают. Только надо еще обождать, пока я буду уж совсем взрослый…
- Это опасно… Недавно в газете писали о том, как пожарный обгорел.
- Да, а сколько человек он спас?
- Анка, - вставила нерешительно Зося, - я тоже должна тебе что-то сказать.
- А ты что? Что случилось?
- Ничего не случилось… Только я…
- Что?
- Видишь ли, я думала о себе… Дома я уже не так нужна, а когда Адась пойдет в школу…
- Ну, говори же!
- Видишь ли, я… у меня… есть место в больнице! - выпалила вдруг Зося.
- В какой больнице?
- На Загурной… Там детская больница… И я говорила там с одной… И она мне сказала…
- Что сказала?
- Ты не сердись, Анка, только я уже говорила с директором и с докторами… И я…
- Да говори же, наконец! - не вытерпел Игнась.
- И мне обещано с осени место сиделки в этой больнице.
Анка посмотрела с изумлением:
- Как это?
- Да так… Я думала, надо же как-нибудь… И когда я там буду работать… при больных детях… Так я думала…
Анка обняла сестру. Слезы навернулись у нее на глазах.
Вечером они вышли в садик. Пахли цветы. Кто-то вдали играл на гармони. Было тихо, хорошо.
- Значит, Игнась, ты будешь спасать людей и их добро… Ты, Зоха, будешь помогать больным детям.
- А я, я что? - вмешался Адась.
- Твое время еще впереди.
- А ты, Анка, что?
- Ну что ж, малыш, я буду продолжать работать на фабрике, - тихо и как-то печально ответила Анка.
- Ты ведь даешь людям одежду, делаешь ткани для перевязок, для пеленок младенцам, на платье детям, на все… на все…
- Правильно! - успокаиваясь, согласилась Анка. - Каждый из нас будет делать полезную работу.
Пахли цветы. Слух ласкала далекая музыка. Они сидели тихо, без слов, как будто глядя на свое будущее - трудное будущее детей рабочих в стране, где правят капиталисты.
1940
Примечания
1
"Пан Тадеуш" - поэма знаменитого польского поэта Адама Мицкевича.