Осень 1941 года… В это тяжёлое время я познакомился с тремя мальчишками, воевавшими в нашем полку. Ребята были разные, с разными судьбами. Но их связывало одно чувство, одна цель - мстить врагу за разорённую землю, за погибших родных. Их храбрость, смекалка, неистребимая жизнерадостность придавали в трудную минуту силы и нам, взрослым. О них я рассказываю в этой книге.
Гвардии полковник З. Шехтман, бывший командир полка дивизии имени Панфилова.
Содержание:
От автора 1
НАЧАЛЬНИК БОЕПИТАНИЯ 1
СТАРЫЙ И МАЛЫЙ 4
ГРИША-ПИСЬМОНОСЕЦ 7
Красным следопытам 12
Примечания 12
Зиновий Самойлович Шехтман
Начальник боепитания
От автора
Осень 1941 года… 316-я дивизия Советской Армии под командованием генерала И. В. Панфилова сражается с фашистскими захватчиками на Волоколамском направлении.
Волоколамск - это западные ворота Москвы Чтобы пройти в них, противник бросил против нас вчетверо превосходящие силы. На картах гитлеровского генерального штаба появилось множество синих стрел, обозначающих направление ударов. Они, словно шеи, изгибались, образуя колею вокруг столицы.
Гитлеровские вояки всё рассчитали, всё учли - каждую речку, каждый овражек. Не учли они только одного - мужества советских людей. Хищные стрелы, так тщательно подготовленные и продуманные, гнулись и ломались, сталкиваясь с мужеством и стойкостью советских людей. Бои достигли наивысшего напряжения.
В это тяжёлое время я познакомился с тремя мальчишками, воевавшими в нашем полку.
Ребята были разные, с разными судьбами. Но их связывало одно чувство, одна цель - мстить врагу за разорённую землю, за погибших родных.
В полку их очень любили. Это понятно: детей всегда любят, а на фронте солдатскому сердцу особенно не хватает любви, тепла. Но наших ребят было за что любить и уважать. Их храбрость, смекалка, неистребимая жизнерадостность придавали в трудную минуту силы и нам, взрослым.
О них я рассказываю в этой книге.
В конце 1941 года мы получили приказ правительства об отправке в тыл всех детей, находившихся в воинских частях. И как нам было ни жаль, пришлось расстаться с нашими юными отважными солдатами. Вскоре я выбыл в тыл с тяжёлым ранением. Так и потерялся след наших друзей.
Гвардии полковник З. ШЕХТМАН, бывший командир полка дивизии имени Панфилова.
Литературная запись Б. ПОЛИТОВА.
НАЧАЛЬНИК БОЕПИТАНИЯ
- Товарищ майор! Что же это такое делается? Где же у нас воинская дисциплина?!
Начальника артиллерийского снабжения полка капитана Тарасова, обычно спокойного, уравновешенного человека, сейчас не узнать: глаза горят, на лице красные пятна, голос от волнения дрожит.
- Что случилось?
- Опять этот третий батальон! Присылают мальчишку, а он безобразничает.
- Ничего не понимаю, - сказал я, - успокойтесь и объясните, что случилось.
- Ну как же, товарищ майор, третий батальон уже который раз за боеприпасами присылает паренька. И откуда они только раздобыли такого сорванца!
- А почему вы ему патроны отпускаете?
- Он сначала ездил с командиром отделения боепитания , потом раза два приезжал с солдатом, а однажды приехал один. Батальон был в тяжёлом положении: патроны кончались. Рассуждать было некогда, отпустили ему, а потом и пошло. Вы ведь, товарищ майор, знаете, что с боеснабжением у нас туго, даём по строгому лимиту, особенно 82-миллиметровые мины и осветительные ракеты. А мальчишка приедет и начинает клянчить: "Дайте ещё, дайте ещё". Чтобы отвязаться от него, я давал немного сверх нормы, а вчера отказал наотрез - подвоза не было, и я побоялся израсходовать запас. Парень ходил, ходил за мной, умолял, так и уехал. А сегодня проверяю - трёх ящиков мин и двух ящиков ракет не хватает. Значит, всё-таки он увёз их.
- А охраны разве не было?
- Была охрана. Да только случай такой вышел: приехал посыльный из пулемётной роты, резко повернул лошадь, и двуколка свалилась. Пока мы с солдатом помогали ставить её на колёса, и мальчишка и его повозка исчезли. Я ничего не заподозрил, а сегодня хватился, и вот пожалуйте….
- Хорошо, идите, потом разберёмся, - строго ответил я, - только имейте в виду - за пропавшие ящики отвечаете вы. И лучше организуйте охрану.
Капитан ушёл расстроенный, а я приказал вызвать новоявленного снабженца из третьего батальона.
Вечером явился мальчуган лет тринадцати, худощавый, но довольно крепкий. На лоб лихо надвинута пилотка, немецкая шинель обрезана по росту, на ногах немецкие ботинки с обмотками, на груди трофейный немецкий автомат, за поясом ракетница. Ну, прямо герой!
Сделав два шага вперёд, он приложил руку к пилотке.
- Товарищ майор, начальник боепитания третьего батальона Пётр Захватаев явился по вашему приказанию.
- Садись, - сказал я.
Петя продолжал стоять. Видимо, побаивался наказания за вчерашнее.
Я строго спросил:
- Почему ты вчера снаряды без разрешения увёз?
Паренёк сразу потерял бравый солдатский вид и скороговоркой, по-мальчишески заговорил:
- Нужно было… очень нужно. У нашего батальона на переднем крае высотка есть… Такая вот… вперёд выступает, мешает фашистам здорово. Они её всё время атакуют, а наш командир говорит мне: "Петька, обеспечь минами и ракетами батальон, мы тогда дадим жизни фашисту!" Ну я, конечно, и взял немного побольше. Зато сегодня ночью, как только фашисты поползли, мы ка-а-ак ракеты пустим да по ним из миномётов да из пулемётов. Отстояли высотку!
Петя помолчал, потом обиженно добавил:
- Уж если капитану мин и ракет для нашего батальона жалко, пусть в следующий раз вычтет.
Он опустил глаза и для убедительности даже хлюпнул носом.
Мне вдруг захотелось обнять мальчишку, но дисциплина есть дисциплина, и я сказал только чуть-чуть помягче:
- Ладно, раз ты так о батальоне заботишься, на первый раз прощаю. Но учти, что дисциплину нарушать тебе не позволю. Понял?
Мальчик кивнул головой.
После разговора с Петей я пошёл в третий батальон и вызвал старшего лейтенанта Кайназарова.
- По каким соображениям боевое снабжение батальона вы доверили тринадцатилетнему парнишке? А если боеприпасы вовремя не доставит - кто за это ответит?
Кайназаров побледнел, но не растерялся.
- Товарищ майор, разрешите нарушить уставный порядок? Я хотел бы задать один вопрос.
- Пожалуйста, - нехотя ответил я.
- Почему вы вчера заменили на правом фланге мой батальон вторым?
- Что ж, отвечу: вчера ожидалась фланговая атака, решалась судьба полка, и я считал, что капитан Степанов лучше выполнит задачу.
- Вот поэтому и я посылаю Захватаева за боеприпасами. Он лучше, чем кто-либо, выполнит задание.
- Но у капитана Степанова большой боевой и жизненный опыт.
- Товарищ майор, я только что из военного училища, можно сказать, со школьной скамьи, мне обижаться не положено. Но скажите, если бы я успешно провёл несколько боёв, вы бы мне верили не меньше, чем Степанову?
- Конечно.
- Вот поэтому и я верю Захватаеву. Мой командир отделения боепитания аккуратный человек, очень дисциплинированный, придраться не к чему, всё выполняет, а вот инициативы никакой. Петька же с такой душой всё делает, с таким огнём!.. Так что разрешите оставить его на этой должности?
- Дело ваше. Но помните, что главную ответственность несёте вы.
- Есть, товарищ майор. Я за весь батальон отвечаю, только Захватаеву я, как себе, верю.
Дней через шесть я снова услышал о Петьке.
Вечером в третий батальон привезли ящики с боеприпасами и сложили их в сарае на окраине деревни. А ночью противник начал обстрел наших позиций зажигательными снарядами. Вспыхнуло несколько домов недалеко от склада. На одном из них обвалилась крыша. Сноп искр поднялся вверх и посыпался в сторону сарая. Увидев это, часовой окаменел. Он втянул голову в плечи, приоткрыл рот и замер, ожидая взрыва. Потом вдруг рванулся в сторону, юркнул в укрытие и закричал оттуда:
- Петька, спасайся, сейчас рванёт!
Петя не обратил внимания на крик. Он бросился в дверь и начал волоком вытаскивать тяжёлые ящики, но вскоре убедился, что один ничего не сделает. Он выскочил на улицу, чтобы позвать на помощь, и услышал жалобный шёпот часового, звавшего его в укрытие, и тогда только сообразил, в чём дело.
- Ах ты, гад! - закричал Петька и поднял автомат. - Трус ты! Спрятался? А ну, выходи, всё равно живым не уйдёшь, - и щёлкнул затвором.
Часовой выглянул и увидел горящие яростью Петькины глаза. На четвереньках, испуганно озираясь, солдат выполз из щели.
- Гитлер ты проклятый, больше никто! - ругался Захватаев.
- Ах, так! Я Гитлер? Выходит, что я Гитлер? - заорал солдат и бросился в сарай. Ящик за ящиком вытаскивал он из сарая. - Так я Гитлер? Я Гитлер? А?
Так и разгрузили весь склад. Боеприпасы оказались в безопасности.
Услышав об этом, я решил повидать Петю и отправился на участок третьего батальона.
- Где ваш начальник боепитания? - спросил я командира батальона.
- Запряг свою Сивку и повёз патроны на передовую.
- Как дорога?
- Такая же, как и все дороги на передовой, - уклончиво ответил Кайназаров.
- Простреливается? - в упор спросил я.
- Бывает, - опять увильнул комбат.
- Сколько времени нужно, чтобы добраться туда и обратно?
- Минут сорок.
- А прошло?
- Больше часа.
Тревожная мысль шевельнулась у меня: "Неужели что-то случилось с Петькой?"
Прошло ещё десять минут.
- Нужно идти, - сказал я, но никто не двинулся.
Вдруг из-за угла, не с той стороны, откуда мы ждали, вывернулась Сивка, и все увидели: патронная двуколка пуста.
"Неужели убит?" - мелькнула у каждого мысль.
Как я пожалел в ту минуту, что не проявил достаточной твёрдости, не отправил мальчишку в тыл.
Неожиданно, прыгая на одной ноге и держа в руке ботинок, следом за Сивкой выскочил Петя и закричал на лошадь:
- Стой, стой!
Увидев нас, он быстро надел ботинок и, не смущаясь тем, что тот спадал с ноги, стукнул каблуками и бойко доложил:
- Товарищ майор! Боеприпасы доставлены на передовую полностью. Происшествий не было.
- Где же ты пропадал? - воскликнул Кайназаров. - Почему с этой стороны явился?
- А я нашёл глубокую лощинку, она совсем не простреливается. Немного подальше, зато безопасно.
Кайназаров оглядел всех сияющими глазами.
Я подошёл к Пете, скомандовал "смирно".
- Товарищ Захватаев! От лица службы выношу вам благодарность за отвагу и умелые боевые действия.
По уставу полагалось ответить: "Служу Советскому Союзу". Но волнение было слишком велико. Петя покраснел, опустил глаза и прошептал:
- Спасибо.
А я тоже не по уставу крепко обнял и поцеловал его.
Вечером, воспользовавшись коротким затишьем, я вызвал Захватаева.
Он явился быстро, щёлкнул по обыкновению каблуками и по-уставному доложил о прибытии.
Я показал ему на ящики из-под снарядов, заменявшие нам стулья.
- Садись, Петя, расскажи, откуда ты и как к нам попал?
И мальчик начал свою невесёлую повесть.
* * *
- Родился я в Ленинграде, - рассказывал Петя. - Отец работал на стройке каменщиком. Он и погиб там: леса обвалились. Мне тогда ещё двух лет не было. Через год умерла мать, и меня взяла к себе тётка, отцова сестра. Я жил у неё в деревне до самой войны. А в сентябре сорок первого года к нам пришли немцы.
В деревню нашу попала какая-то хозяйственная команда, человек сорок. Все люди пожилые. Тётка мне говорит: "Ох, Петюнька, миловал нас бог. Деревня от боёв не пострадала, и немцы попались не звери лютые. В других местах, вишь, как злобствуют". Правда, из хороших домов хозяев они выгнали, скот позабрали, кур порезали.
- Враг - всегда враг, - вставил я.
- Верно, - охотно согласился Петя. - Как-то тётка мне говорит: "Сходи, Петюнька, в лес за хворостом". А дело уже к вечеру. Пошёл я. Смотрю, у околицы - часовой с автоматом. Руку поднял и не пускает меня. Я ему по-человечески говорю: "Пусти за хворостом, ужин сварить надо". А он мне "Найн. Нет ходить дальше. Топ-топ нах хауз". Я хотел его обойти, а он взял меня за ухо, повернул лицом к деревне и шлёпнул.
- Больно?
- Да нет, не больно, обидно очень. Как же так? Я у себя дома, а он чужой человек, пришёл к нам и меня же за хворостом не пускает. Всю ночь не спал, думал, как бы к своим убежать. Утром встретил дружка, Генку Фёдорова. Вот парень! Всё знает, где что делается. Я рассказал ему, что собираюсь податься к своим. Генка как замашет на меня руками. "Что ты! Мыслимое ли дело линию фронта переходить! Снаряды рвутся, кругом стрельба". В общем напугал меня здорово. Потом шепчет мне на ухо: "Фридрих, старшой немецкий, который у Самохваловых в доме живёт, радиоприёмник привёз. Я около окна стоял и сам слышал, как по-русски передавали: скоро немцы Ленинград возьмут, потом Москву, и войне конец. Видно, плохи у наших дела. Куда ты пойдёшь?" - "Как же так? - сказал я. - Неужели наших разобьют? Как же в песне поётся: "От тайги до британских морей Красная Армия всех сильней"? Что это, брехня, по-твоему?" - спросил я Генку. А он только рукой махнул.
Вторую ночь опять я не спал - всё думал и к утру решил: не песня врёт, а Генка, вот что! И уже твёрдо решил перейти линию фронта. Собрал я кое-что в заплечный мешок, и вдруг меня точно укололо: неужели сбежать, не насолив фашистам? Нет, нельзя, никак нельзя просто так уходить.
Немцы в доме нашего бывшего председателя сельпо Зотова столовую устроили. Там у них даже повар постоянный был, здоровенный такой. Дрова они складывали в сарае, а там в стене-то со стороны сада дыра есть. Они про это не знали.
Утром взял я полено, продолбил с одного конца дырку. А у меня патрон был нестреляный, от бронебойки, и длинная трубка, с обоих концов запаянная. Генка сказал, что это взрыватель. "Силища, - говорит, - во!"
Патрон и трубку я заложил в полено, сверху заделал деревянной пробкой, замазал землёй, чтобы не заметно было. И бросил свою "мину" на поленницу в сарай.
Утром, только повар растопил печку, ка-а-ак ахнет! Окна повыбивало, печку разворотило. Немец пузатый, который меня за хворостом не пускал, был дежурным на кухне. Бросился он бежать, на лестнице споткнулся, свалился, повар на него. Умора!
- Не дознались немцы?
- Искали, несколько человек взяли из нашей деревни, но ничего не узнали. Я ведь никому, даже Генке, не говорил.
- Один всё хотел сделать?
- Не то что один, а опасался - проболтается. Я даже боялся уйти сразу после взрыва. Догадаются, скажут: "Это он сделал и сбежал". Я-то уйду, а тётке достанется.
- Ишь ты, какой осторожный и сообразительный!
- Осторожный - это верно, а всё-таки чуть не попался.
- Как же это?
- Мне всё хотелось показать гитлеровцам, как их народ ненавидит.
- И что же ты делал?
- Да так, всё больше по пустякам. На чертёжной форматке нарисовал череп, скрещённые кости и приклеил на окно в зотовском доме. Телефон немцы провели, я на провод забросил верёвку с камнем, оборвал проволоку и потом большой кусок вырезал, чтобы быстро исправить не смогли. Привели фрицы откуда-то лошадь здоровенную, хвост пышный, чуть не до земли. Поставили в конюшню. Я ночью подобрался к стене, отодвинул две доски и тому коню хвост по самую репицу отхватил. А на обрубок картонку привязал и на ней написал:
Немец, перец, колбаса,
Купил лошадь без хвоста.
Ну уж и рассвирепели гитлеровцы! Удвоили караулы. Этот Фридрих, что рядом с Генкой жил, аж слюной брызгал, ругался до хрипоты. Повар всё время сидел в зотовском доме на запоре. Немцы придут обедать - стучат в окно. Повар выглянет, потом уж отпирает дверь. Я, конечно, радуюсь, когда повар чуть ли не десяток запоров открывает.
- А как же всё-таки ты оплошал?
- Из-за пустяка чуть не погиб. Мне давно хотелось леску волосяную иметь, да всё не удавалось. Когда я коню хвост отхватил, не удержался, сплёл леску из конского волоса и вечерком обновил, поймал шесть окуньков.
Наутро, чуть свет, прибегают ко мне Генка Фёдоров и Юрка Самохвалов. Генка прямо с порога кричит: "Петька, у тебя леска волосяная есть?" Я говорю: "Есть". - "Откуда?" - "Сплёл". - "А волос где взял?" Я растерялся, молчу. Генка сразу всё понял и говорит: "Плохо дело. Фридрих уже знает, что у тебя волосяная леска появилась, и догадался, кто хвост у лошади отрезал. Надо тебе скорей бежать, пока не забрали". Схватил я мешок, сунул за пазуху пионерский галстук и огородами ходу, ребята за мной. По дороге Генка спрашивает:
"Интересно, какой гад про леску немцам сказал? Кто тебя с ней видел?" Я припомнил. "Гришка Воронок повстречался, когда я на речку шёл, да Ванюшка Беспалов подходил, когда я первого окунька вытащил. Только Ванюшка не выдаст, не такой он". Генка подумал, что-то вспоминая, и медленно сказал: "Ванюшка-то не скажет, а отец его может. Он ведь такой: за грязные дела не раз сажали, только выкручивался он. Ладно, мы с Юркой всё узнаем. Тогда гаду несдобровать!"
Проводили меня ребята до леса. Я попросил всё тётке рассказать, чтобы не обижалась на меня. Проститься с ней даже не успел.
Долго я плутал, чуть в болото не забрёл. Дорогу-то ведь не знал. И как линию фронта перешёл, сам не заметил. Затишье тогда было. А потом я узнал, что непрерывной линии фронта совсем нет, одни опорные пункты.
Несколько дней шёл, а кругом словно всё вымерло.
- Что же, так никого на пути и не встретил?
Один раз паренька увидел, он телёнка пас. Разговорились. Он мне предложил у них в селе к одной старушке пойти, ей помощник нужен. Я подумал и отказался. Я уже тогда твёрдо решил - как только до своих дойду, на фронт подамся.
А потом к леснику попал. До чего же у него в доме хорошо! Хозяйка меня уговаривала остаться. Накормила, рубашку новую дала, но я всё-таки ушёл. Хозяйка обиделась, а лесник похвалил: "Правильно, - говорит, - парень, делаешь. Иди туда, где фашистов бьют, глядишь, и тебе там место найдётся".