Легко, весело было у него на душе. Прошли последние щемящие дни в детдоме, они с Васькой были на месте, при деле. А там… Что будет впереди, Алешка не загадывал. Но верил: обязательно хорошее! Трудное, неизведанное, но хорошее. Вера эта прочно запала в сердце с детства, с тех пор, как услышал в госпитале слова умирающего Ивана Степановича:
"Прощай, Алеша, сынок! У тебя большая жизнь будет…"
ПЛЭ - РЭДИ
Жарким июльским полднем, как солдат размахивая руками, Дина шла по раскаленной, с мягкими тротуарами улице. Несмотря на жару, Дина была одета в потрескавшуюся, купленную по случаю на Сухаревке кожанку.
Нельзя сказать, что самостоятельная жизнь на фабрике "Парижская коммуна" заинтересовала Дину так же, как Алешу и Васю их работа на заводе. Наоборот. Второй месяц Дина изнывала от скуки в тапочном отделе закройного цеха. По ее мнению, он был чем-то средним между детским садом и убежищем для престарелых: в большой комнате за столами сидели или смешливые девчонки, или немощные, но удивительно проворные старухи. Те и другие весь день вертели ручки швейных машин (как это делать, Дина постигла быстро), стачивая обрезки кожи для будущих тапочек и сандалий.
Дине, конечно, просто не повезло. Только ответственное звание детдомовки заставляло ее выдерживать ученический срок и, помогая себе языком, с ненавистью строчить бесконечные хлястики с подпятниками.
…Дина остановилась на углу возле телефонной будки. Шарила-шарила в кармане кожанки - вырядилась она в нее, чтобы казаться более мужественной, - нашла гривенник и позвонила.
- Общежитие завода "Красный пролетарий"? - проговорила внушительным баском. - Мне Лопухова.
Трубка долго молчала, потом ломающийся мальчишеский голос произнес:
- Лопухов слушает.
- Алешка, это я. Приезжайте быстро с Васькой к Александровскому вокзалу, поедем к Ленке. Надо же проверить, как она там у этих своих родичей! Я буду ждать у кассы. Пока.
- Динка, адрес-то ты узнала?
- Какая-то Боровиха. Улицу забыла. Найдем.
Немного погодя Дина гордо, выставляя напоказ изумленным прохожим кожанку, прохаживалась у вокзала, за которым перекликались голосистые паровички. Алешка с Васей приехали в набитом разомлевшими пассажирами трамвае. Спрыгнули на ходу, а минут пять спустя все трое, отдуваясь, уже сидели в вагоне, и поезд мчал их от города. Дина все-таки сняла кожанку. Чуть не растаяла от жары, да и мальчишки уже оценили, деловито пощупав и справившись о стоимости.
Еще у вокзала успели купить в складчину мороженого и ирисок, пятачок пара. Мороженое изумительно было глотать не сося, в животе сразу становилось как в погребе. Когда съели ириски, ребята вытащили по пачке "Бокса" и закурили как ни в чем не бывало. Дина тоже попросила как ни в чем не бывало:
- Мне найдется?
Оба услужливо зачиркали спичками. Она храбро вдохнула едкий дым, отчаянно закашлялась, с трудом отдышалась…
Степенно поговорили о работе. Динка призналась, что готова сбежать с фабрики.
- Ты не бузи! - строго сказал Васька.
- Я не бужу, то есть не бузю. Я вполне ответственно заявляю, что не способна стать обувщицей. Органически. Могла бы быть металлургом, водолазом, железнодорожницей - кем угодно! Но обувщицей…
- Куда же ты денешься?
- Придумаю. Соображу. Кругом много потрясающе интересного. Ну, а что вы скажете о перелете Москва - Париж? Каково?
А за окнами плыли деревушки Подмосковья с полянами и ручейками, где было насыпано ребятишек, как мальков в пруду. Дина вдохнула завистливо:
- Приедем - сразу купаться.
- Река-то у них есть?
- Разве они на плохую дачу поедут?
Алешка внимательно посмотрел на Дину, потом почему-то на свои руки с потемневшими от металлической пыли пальцами.
Боровиха оказалась красивым уголком. Поле с желто-зеленой рожью, тропинка, лес и синяя от неба река. На красоту ребятам любоваться было некогда, они умирали от жажды. А когда напились у первого же колодца, пошли по зеленой улочке, как сыщики всматриваясь в остекленные террасы и палисадники с гамаками. В середине улочки на них с восторженным визгом вылетела сияющая, вся в каких-то оборках Лена.
- Фу-ты ну-ты, ноги гнуты, расфуфырилась! - с комическим ужасом шарахнулся от нее Васька.
- Приехали! Я увидела! Я так ждала! Приехали!..
Алешка молчал, глядя в землю; Дина, растроганная ее неподдельной радостью, сказала сердито:
- Сейчас заревет. Мы же голодные, как верблюды! - На самом деле от мороженого, ирисок и папиросы мутило.
Лена схватила за руку ее, Ваську, зовя Алешку глазами, кричала в палисадник с сиренью:
- Приехали! Я знала! Знала!
На крыльце стояла Ольга Веньяминовна, величественная, как статуя.
- А, заходите! Коля, к Леночке товарищи из детского дома… Нелли, там на погребе варенец, кажется, остался… Леночка, не скачи же, как маленькая!
- Здравствуйте. Только мы сначала на реку пойдем, - холодно ответствовала Дина.
Васька уставился на выглянувшую из окна худенькую девушку. Алешка, нагнувшись, счищал пыль с ботинка. И, не заходя в дом, швырнув в кусты кожанку (мальчишки были в еще детдомовских косоворотках), провожаемые испуганным возгласом Ольги Веньяминовны: "Куда же вы без полотенец? Леночка, а купальник?" - они помчались на реку.
Алешка искоса наблюдал за Леной. Следом за Динкой, она скинула туфли, бежала с ней в ногу. Там, у дачи, Ленка показалась ему какой-то чужой, может быть, слишком нарядной. Но и сейчас он видел: да, она изменилась. Стала независимее, взрослее и - красивее.
Открылась река, заросшая ивняком, вся в блестках, как в чешуе.
- А кто это у вас еще был? Не по-нашему зовут? - спросил Васька.
- Нелли? Это Найле, татарочка. Ольга Веньяминовна по-своему в Нелли переделала. У нас живет.
- У вас? У тебя, что ли?
- Ну, у Стахеевых. У них тесно, отец дворник. Она днем в артели работает, вечером у нас. А что?
- Нет, я так. Больно заважничала скоро: "У нас работает"!..
Решили спрятать одежду в ивняк и плыть вниз по течению.
- Там за мостом ангел есть черный, - рассказывала Лена, по-новому щуря глаза. - Красивый-красивый! Весь мраморный. И лилий кругом много. Только там глубоко, страшно - у-у!..
- Алексей, полный вперед к ангелу! - скомандовал Васька, бултыхаясь в воду.
Алешка прыгнул ласточкой, с разбегу, Дина, коренастенькая, в штанах и короткой рубашке, за ними.
- Ленка, а ты что?
Лена поправила батистовую сорочку, брызгаясь как можно сильнее, поплыла - ей стыдно стало вдруг своих голых плеч, уже большой груди… (в детдоме мальчишки и девочки мало стеснялись друг друга).
Вернулись берегом, посиневшие, голодные как звери теперь по-настоящему. Оделись и побежали к дому. Стол был накрыт на террасе, и Васька попятился: в плетеном, похожем на опрокинутую корзинку кресле сидел внушительный дядя с бородкой, весь белый, как сахар. Дина же первая протянула лодочкой руку, сказала веско:
- Ковзан.
- Очень приятно.
- Почему? Вы же меня не знаете?
- Надеюсь, узнав, не разочаруюсь?
- Сомнительно, - поджала толстые губы Дина.
Ольга Веньяминовна, с тревогой глядя на Ленины мокрые волосы, на Динкину гусиную кожу, проговорила:
- Это немыслимо, так долго купаться! Леночка, ты же забыла костюм…
- Мы доплыли почти до черного ангела! И обратно пешком!
- Как, без костюма?
Найле внесла самовар, Васька, опрокинув стул, бросился ей помогать. Наелись до отвала. Ольга Веньяминовна с некоторым ужасом подкладывала на тарелки, пока не исчезло все до крошки. Нерешительно предложила:
- Леночка, может быть, твоим гостям интересно посмотреть, как играют в теннис?
- Ой, обязательно! - закричала Лена. - Тут на одной даче есть площадка, и я уже…
- Корт, - поправила тетка.
- Это где мячики гоняют, вроде лапты? Видал, чепуха! - вспомнил Васька. - А футбола у вас нету?
Николай Николаевич наблюдал за ребятами с интересом. Дина была невозмутима, Алешку с Васей его присутствие явно сковывало. И, только когда он, как бы невзначай, рассказал, что у него в городе в сарае валяется старый разобранный мотоцикл, так не знают ли они, кто может… мальчишки оживились. Внешне из вежливости, на самом деле страшно заинтересованные, они предложили свою помощь. Стахеев согласился добродушно:
- Что же, пожалуй. Сколько надо за труды, я, разумеется, оплачу. Договорились?
- Нет. - Алешка мгновенно и мучительно покраснел. - За деньги не будем.
- О, вот как? - Николай Николаевич поднял брови. - Что же, похвально, хоть и непонятно. Впрочем, дело ваше.
- Детальки, если понадобится, у себя в заводе выточим, будьте покойнички! - заверил Васька, потирая ручищи.
- Кто, кто? - тотчас заинтересовался Николай Николаевич.
- Это ж так говорится. Словом, будьте спок!
- Как, как?
- В общем, будьте спокойны, - сухо пояснил Алешка.
Ольга Веньяминовна казалась довольной, в душе же была напугана вольностью в обращении Дины с мальчиками и их словечками.
- Может быть, вам приятнее посидеть в саду? Устали? - притворно-заботливо спрашивала она, когда все, толкаясь, полезли наконец из-за стола.
- Нет, мы уж лучше на этот… как его… теннис. Ленка, веди!
Поблагодарить хозяйку, конечно, забыли, один Васька буркнул что-то вроде "спасибо, наелся" и то не Ольге Веньяминовне, а Найле. И спросил громко:
- А вы чего же? Разве с нами не пойдете?
- Я? - Найле вскинула на него испуганные засветившиеся глаза. - Нельзя. Некогда.
- Чепуха, успеется! Пошли?
Но Ольга Веньяминовна позвала решительно:
- Нелли, ты мне нужна!
И, прогрохотав по ступенькам террасы, четверо с шумом потянулись в сад.
- Прямо какое-то нашествие варваров! - нервно обмахиваясь, говорила Ольга Веньяминовна, когда все исчезли за калиткой. - У меня голова разболелась от крика.
- Но, Оленька, варвары сделали доброе дело, оздоровив римлян эпохи упадка! - пошутил Николай Николаевич.
- Меня беспокоит, что к Лене сразу вернулся развязный тон. И потом, ты слышал, эти славные грязные мальчики шептались, что собираются ночевать где-то на сеновале и чтобы девочки приходили к ним. Нет, уж этого я не допущу ни в коем случае!
- А, стоит ли тратить нервы.
- Но, Коля, что скажут соседи? Кстати, ты уезжаешь с вечера? Завтра опять эта комиссия в главке?
- Да. И за ней последует солидный куш, будешь довольна. Ораторствовать бесплатно - пусть ищут дураков.
- Коля, что за выражения!
- А я не привык трудиться из чистого энтузиазма и хочу жить "по потребностям", не стесняя себя.
- Ну хорошо, хорошо, только, пожалуйста, тише.
И Ольга Веньяминовна стала озабоченно отмывать в полоскательнице фарфоровые чашки, вытирая их поданным Найле полотенцем.
* * *
Теннисная площадка в Боровихе считалась негласно чем-то вроде ярмарки невест. Помещалась она за безвкусной, с дешевой роскошью дачей разбогатевшего во время нэпа дельца. Обнесенная ржавой сеткой, с длинными скамьями для зрителей, площадка была полна томных, разряженных дачниц и откормленных, в бантах и панамках, детей.
Лена с ракеткой в клетчатом футляре какой-то неестественной сжатой походкой ("Взрослую строит!" - догадался чуткий Алешка) прошла в калитку, пропустила ребят. Уселись тесно друг к дружке. Алешка заметил и то, что Лена смущена: многие дачницы и юноши окликали ее, кивали, как своей, а их с Динкой встретили явно недружелюбно.
Играли двое - толстый и красный, как помидор, дачник с мокрыми подмышками и юноша в шелковой рубашке, отутюженных белых брюках и лосевых туфлях. Юноша играл хорошо, зная это и рисуясь. Прыщавые подростки, сгрудившиеся за скамьями, шептали подобострастно:
- Всеволод подает!
- Всеволод принимает!
- Сейчас он его хаволяем!
- Сам ты хаволяй! Это смэш!..
Увидев Лену, юноша улыбнулся, помахал ракеткой. Она порозовела, Алешка немедленно отметил и это.
- Плэ! - картинно изгибаясь, посылал юноша сильные мячи и принимал ответные. - Рэди!
Считали игру по-непонятному: дьюс, адвенч… Васька морщил нос, громко, так что рядом прыскали, спрашивал:
- Кто, белый толстого или толстый белого?.. Дьюс - это по-нашему сколько? Белый парень что, иностранец? А зачем он ногу, как петух, задирает?
Динка фыркнула презрительно:
- Фасон давит. Неужели не видишь? Ленку и прочих барышень покоряет.
Алешка сидел молча, следил настороженными сузившимися глазами за юношей и незаметно за Леной. А она… Как будто забыв про них, она так откровенно болела за боровихинского кумира, что Алешка мрачнел с каждой минутой.
- Леночка, становитесь теперь вы! - любезно предложил тот, обыграв толстяка, отработанным движением перепрыгивая через сетку, подходя и глядя мимо Дины, точно она была пустым местом.
Лена растерянно оглянулась. Всеволод - он умел быть галантным - протянул взятую у толстяка ракетку Дине.
- Мерси, не танцую, - вызывающе отрезала та.
- Тогда, может быть, вы? Или вы? - ничуть не теряясь, насмешливо обратился он к Ваське, к Алешке.
- А что, сыграю! - переглянувшись с Диной, громко ответил Алешка и взял ракетку.
- Алеша, ты же не умеешь… - смутилась Лена.
- Давайте с вами? Один на один.
- Со мной? - Всеволод, казалось, не ожидал такой дерзости. - Простите, но здесь есть желающие. - Он подчеркнуто вежливо передал Лене три мяча.
- Ладно. Ленка, валяй ты.
И Алешка решительно вышел на площадку. Чего здесь было больше? Мальчишеского ухарства, задора или желания высмеять Ленку за то, что она таяла перед этим белоногим франтом? А она? Она послушно пошла на другую сторону! Дина, Васька, дачницы уже с интересом следили за обоими.
Явно передразнивая Всеволода, Алешка с места перемахнул сетку, присев по-спортивному, с выброшенной рукой. Положил на землю ракетку… Лена смутилась вконец. Повернувшись спиной к зрителям, сказав громко: "Извиняюсь", - Алешка мигом скинул брюки, рубашку, разулся, подхватил ракетку и рысцой отбежал к задней линии в одних трусах. Легкий, проворный, босой… На скамейках захихикали. Алешке и дела было мало.
- Давай бей! - скомандовал он.
- Леночка, начинайте же! - крикнул и Всеволод. - Вы же моя ученица.
- Плэ! - еле слышно пискнула она, подбрасывая мяч.
- Редька! - ответил Алешка звонко и так ловко наподдал его ракеткой, что мяч со свистом перелетел через большую сетку и упал где-то в кустах.
Васька с веселым гоготом побежал за ним.
- Давай еще! Кого ждешь?
И со вторым и с последним мячом Алешка расправился так же. А затем, прислонив ракетку к сетке, перекувырнувшись и мастерски пройдясь на руках по площадке под откровенно восторженные возгласы подростков, стал одеваться.
Лена, кумачовая от стыда, готова была разреветься. Но… веселый молодой гром неожиданно ахнул и раскатился над головами. Сильные редкие капли застегали площадку, пестря ее. С визгом, прикрывая завитые головы, побежали к домам дачницы.
…Мрачен, недоволен был собственной выходкой Алешка, хоть и делал вид, что ему очень весело. Было жаль посрамленную Лену, больно за нее… Восхищалась этой выходкой Дина. Васька неумелыми шутками старался успокоить всех - подумаешь, событие!
- Ты мне эту свою лопатку сегодня же вечером дай! - на бегу говорила Дина, попыхивая и раздувая ноздри.
- Лопатку? - Лена бежала рядом, теплые капли не охлаждали горящих щек.
- Ну, как ее… ракету!
- Хорошо. А зачем?
Не о том, не о том думала она сейчас, другой вопрос был на языке. Почему Алешка так вызывающе враждебно вел себя только что на теннисе? И она все-таки спросила его, когда домчались до стахеевской дачи и дождь так же внезапно кончился, только с сирени, шурша, скатывалась вода.
- Алеша, ну зачем ты так? Там, на площадке?
- А зачем ты повела нас на этот дурацкий теннис? Себя показать? - Он весь ощетинился, как ерш.
- Алеша, не надо, Алешечка! - жалобно сказала Лена. - Ой, смотри, у тебя все плечи мокрые…
А на рассвете следующего дня - мальчики действительно сговорились ночевать на хозяйском сеновале и уехать с первым поездом, только против сеновала Ольга Веньяминовна восстала категорически - Лена проснулась, как от толчка. Дины на кушетке в комнате не было, окно нараспашку, солнце горит за сиренью.
На цыпочках Лена подкралась к стеклянной двери на террасу, где Найле устроила ребят спать на сдвинутых креслах. За ночь кресла, конечно, разъехались, и Васька спал богатырским сном на полу. Один. Алешки тоже не было.
Лена прикусила губу. Накинув халат, перелезла через подоконник, спрыгнула в сад. Алешка и Динка, неужели же вы предатели?
На улице мычала корова, стукал колодец. И недалеко, кажется за хозяйским сеновалом, часто ударяли во что-то. Жмурясь от встающего солнца, Лена отворила калитку и понеслась к сеновалу. Обогнула его и попятилась…
Распаренная, как малина, Дина яростно махала над головой Лениной ракеткой и лупила по теннисному мячу. Мяч с гулким стуком отлетал от стены сеновала, Дина зверем бросалась на него и лупила снова. Лена уже хотела закричать, броситься к ней… И вдруг увидела то, чего уж совсем не ожидала.
Откуда-то из-за чужой дачи, озираясь, пробирался Алешка. В руках у него что-то белело. Лена отпрянула за сеновал. Не дыша, перебежала обратно к своему забору - она знала в нем лазейку, - нырнула и притаилась под сиренью.
Щелкнула калитка. Алешка показался на дорожке. Он был босой, в трусах, как тогда на теннисе. Неуклюже, головками вниз, держал охапку крупных белых лилий с золотыми сердцевинами. С изогнутых светло-зеленых стеблей на дорожку капала вода.
Алешка подкрался к раскрытому окну Лениной комнаты и положил лилии на подоконник.