Трамвай тронулся, Лена не нашлась что ответить. Позор: она забыла отдать деньги за каблучок, даже не спросила, сколько он стоит!
За обедом Лена была молчалива и рассеянна. Разлила кисель, помазала горчицей пирожок с вареньем.
- Да что это с тобой? - не выдержала Ольга Веньяминовна. - Уж не встретился ли тебе принц под фонарем?
- Нет. - Лена стала вся красная. - Я встретила этого… Ну, того в Боровихе, вы еще говорили. Всеволода Рогожина! Он тоже работает в Отовенте, правда!
Ольга Веньяминовна, сощурившись, пристально смотрела на нее.
- Очень рада. Давно уже думала, как бы познакомить вас поближе. Он из прекрасной семьи. Коля, это тот Рогожин, которого ты в прошлом году тоже устроил…
- Да? - равнодушно буркнул Николай Николаевич, перелистывая газету.
- Его отец в свое время был очень интересен, ухаживал за мной. И сын похож на отца. Та же осанка, манеры, прекрасно держится… Ах, Леночка, вот если бы он правда оказался твоим принцем!
- Принцем? Зачем? - искренне удивилась Лена.
- Нет, это просто такое mot, слово! - Тетка грустно-покровительственно улыбнулась.
- Ольга, не крути девчонке голову, - строго сказал Николай Николаевич. - В советское время гораздо разумнее искать себе не принца, а обеспеченного мужа.
- Но, Коля, - Ольга Веньяминовна вся была во власти воспоминаний, - я же как раз и говорю! Неужели лучше какой-нибудь неотесанный ремесленник? Это так поэтично - стать в ее годы невестой! Он мужествен, красив. И главное, из нашего круга…
- Из какого круга? - не поняла Лена.
- Друг мой, ты достаточно взрослая для того, чтобы знать. - Николай Николаевич взял пирожок, аккуратно разрезал и поднес ко рту. - Ты ведь не только воспитанница детского дома. У тебя были родители, наградившие тебя прошлым.
- Ну, прошлым! - Лена махнула рукой. - Я же не старуха какая-нибудь? Подумаешь!
- Леночка, опять это выражение! - Ольга Веньяминовна положила на ее руку свою. - Тебе, вероятно, неизвестно: особняк, где помещается ваш детский дом, принадлежал твоим родителям! О, он был тогда другим…
- Очень даже известно. - Ладонь у тетки была теплая и мягкая, но Лене стало неприятно. - Ну и что? Мне-то ведь ничего не принадлежит?
- Глупенькая! - Ольга Веньяминовна засмеялась. - Уж лучше бы принадлежало.
- Нет, хуже.
Найле, собирая посуду, улыбнулась (какие у нее были чудесные зубы, белые и ровные, как очищенные кедровые орешки!). Тихо сказала:
- А они сегодня Еленочку так ждали, так ждали…
- Кто ждал?
Лена вскочила, чуть не опрокинув тарелку, и Ольга Веньяминовна укоризненно покачала головой.
- Василий Федорович со своим другом, Василий Федорович? Неужели это про Ваську Федосеева и… Алешку?
- Знаешь, Коленька, - тетка повернулась к мужу, - мальчики провозились полдня с твоим мотоциклом. Страшно кричали, били во что-то… Потребовали керосину, я боялась, не сделают ли пожар. Леночка, но скажи по совести, неужели из этих твоих товарищей тебе кто-нибудь может нравиться? Который же?
- Мне - оба. - Лена еще больше покраснела.
- Тот, крупнее, еще ничего. Все-таки чувствуется сила. А худенький… Очень уж у него лицо плебейское! Скулы, что ли…
- Плебейское? Это какое? - громко спросила Лена.
- Ну, как бы тебе объяснить… В древние времена…
- Я знаю. Тогда жили патриции и плебеи, - перебила Лена. - Но какое имеет отношение…
- И он довольно-таки дерзок, этот юнец! - В голосе тетки появился металлический оттенок.
Теперь уж Николай Николаевич пристально посмотрел на Лену, откусил пирожок и сказал только два слова:
- Зато сознательный.
А Лена нахмурилась.
* * *
Алешка с Васей действительно провели почти весь этот свой свободный день в стахеевском сарае, где с помощью Найле устроили среди дров, кадушек и разной рухляди нечто вроде ремонтной мастерской. Вернуть к жизни старый мотоцикл Николая Николаевича показалось сперва делом безнадежным. Но это еще больше распалило ребят. Отчаянно споря, они затребовали, к тревоге Ольги Веньяминовны, тряпки, керосин и принялись протирать, смазывать и собирать отдельные детали.
Честно говоря, не только интерес к машине подстрекал их рвение. А слово, которое надо было сдержать, чтобы не уронить себя в глазах Ленкиных снисходительных родичей? Была и еще одна, прекрасно известная обоим причина… Алешка-то отлично видел, когда они летом приезжали в Боровиху, что Васька помогал Найле тащить самовар неспроста! Да тот ничуть и не скрывал от друга своего вспыхнувшего к ней с первого взгляда влечения. Больше того: недавно признался, что они с Найле уже несколько раз встречались возле ее работы и что это "всерьез".
В свою очередь Васька видел: возясь в сарае над мотоциклом, Алешка нет-нет и поглядит на выходящие во двор окна стахеевской квартиры, ожидая, не появится ли в них Ленка. Лена не появилась ни в окнах, ни в сарае. А как раз в то время, когда Всеволод вел ее, растерянную и польщенную его вниманием, есть мороженое, с Алешкой и Васей происходило следующее.
- Держи, держи крепче! - сердито кричал перемазанный и разгоряченный Алешка, яростно лупцуя ключом какую-то гайку.
- Удержишь ее! - Васька только кряхтел. - Тут тиски нужны, а не пальцы… Слушай, Алеха, давай кончать базар?
Найле, стоявшая на пороге сарая со сложенными на груди тоненькими руками, поддержала:
- Конечно ж, устали! И кушать, верно, хотите? Наверх пойдемте, умоетесь в ванной, пообедаете.
И тотчас, будто подслушав их разговор, из окна стахеевской кухни долетел звучный голос Ольги Веньяминовны:
- Нелли, когда же они прекратят стук? Вынеси ведро с водой, пусть во дворе и умоются.
Сама она показалась в окне, как в раме. Найле побежала к черному ходу. Васька, подтягивая брюки, проворчал:
- Пошли наверх, чего там! Может, и Ленка кстати придет…
Алешка молча вытирал инструменты. Собранный мотоцикл, как вздыбившийся конь, был подперт доской. Ребята осторожно сняли, положили его на пол. Заперли сарай и потопали к дому.
В кухне смущенная, розовая Найле, показывая на раковину, шепнула:
- Мойтесь, пожалуйста, здесь, я подотру.
Убежала куда-то за полотенцем, вернулась. Торопливо стала собирать на кухонный стол миски, ложки. Снова убежала в комнаты легкими, неслышными шагами.
Алешка, утирая лицо собственным носовым платком, выглянул за ней, прислушался. Так захотелось, чтобы именно сейчас, в эту минуту, звякнул звонок, щелкнула входная дверь и в этой чопорной, чуждой квартире вдруг появилась Ленка! Но дверь не щелкнула, звонок не зазвенел. Вместо этого Алешка совершенно отчетливо услышал, как Ольга Веньяминовна раздраженно сказала в коридоре:
- Я же ясно объяснила, корми на кухне, а не в столовой. И вообще, незачем было приводить их сюда, только что натерли полы.
- Найле, дверь за нами запрешь? Мы уходим, - побледнев, громко сказал Алешка.
- Ты что? - опешил Васька.
- Барыня за полы боится, наследим. В общем, давай сматываться!
Ольга Веньяминовна выплыла на кухню, кутаясь в пушистый платок.
- А, это вы здесь? Что ж, милости просим… Сейчас Нелли вас покормит. - Она все же смутилась.
- Не стоит беспокоиться, спасибо. Мы сыты по горло, - ответил спокойно Алешка.
Бедная, расстроенная Найле ничего не смогла поделать. Васька просигналил ей о чем-то движениями бровей, и ребята, гордо нахлобучив кепки, сказав Ольге Веньяминовне для вежливости, но не без ехидства: "Приятного аппетита!" - ушли.
А минут десять спустя, пересчитав в карманах все наличные деньги, ровно двадцать пять копеек, они сидели уже в маленькой, но с претензиями на роскошь столовой на Арбате - есть хотелось до невозможности!
Столовая оказалась частной и держалась, видимо, на последнем дыхании. Столики пустовали, только за одним уныло обгладывал куриную ногу тощий интеллигент в очках. Алешка потребовал меню. Водя пальцем по строчкам, спрашивал:
- Суп консоме с профитролями, антрекот с гарниром, шестьдесят копеек - желаешь? Котлеты де воляй, рыба фри… Желаешь рыбу фрю? Цена чепуховая - рупь сорок. Ха-ха!
Васька шептал в ужасе:
- Брось дурака валять, пошли в нашу столовку! Всего ж двадцать пять копеек.
Но в Алешку точно бес вселился.
- Сейчас я этому живодеру устрою фрю с антрекотом! Ты только молчи и слушай.
Он подозвал официанта и заказал две порции щей с мясом. Хлеба на столе было вдоволь, ребята накинулись на щи. Но как только половина щей и мясо исчезло, Алешка вдруг скомандовал:
- Стоп!
- Что? - поперхнулся Васька.
- Спокойно.
Алешка замер. Ловко, незаметно поймал в кулак двух ползавших по скатерти мух, удушил их. Раз-раз, и каждая уже плавала в тарелке, а Алешка требовал хозяина, негодуя и возмущаясь:
- Уж если в вашем заведении с насекомыми кормят!..
Появившийся толстый хозяин, подозревая подвох, но будучи не в силах доказать его, велел принести две новые полные тарелки. И ребята, давясь от смеха, отъелись за свой четвертак на весь день.
А вечером вся комната в заводском общежитии покатывалась над облапошенным частником.
"ПОТРЯСАЮЩЕ!"
Марья Антоновна была права: Дина жила у своей художницы вовсе не так плохо, как это показалось приезжавшей на разведку Кузьминишне.
С Верой Ефремовной Сокол (по фамилии она была Соколова, но считала Сокол более созвучным эпохе), безалабернейшим и добрейшим сорокалетним существом, Дина познакомилась совершенно случайно в конце лета.
На Брянском вокзале был объявлен грандиозный субботник по разгрузке железнодорожного узла от овощей, досок и кирпича. Треть Москвы вышла на этот субботник от заводов, фабрик и учреждений. Дина и Вера Ефремовна вышли неорганизованно, сами от себя.
К этому времени Дина уже позорно покинула "Парижскую коммуну". Не совсем еще, правда, покинула, пробираясь ежедневно по сердобольности коменданта ночевать в фабричное общежитие. И по несколько иной причине, чем указывал тот же комендант Кузьминишне: Дина просто не смогла высидеть дольше на одном месте за однообразным делом!
Насчет поступления в вуз и интеллектуального труда комендант тогда Кузьминишне тоже напутал. Дина была бы не прочь заниматься последним, про вузы же "изобрела" одну теорию. А пока что, проедая крохи последней зарплаты, шныряла по городу в поисках чего-нибудь потрясающего для применения своей кипучей энергии.
На субботнике у Брянского вокзала, когда Вера Ефремовна, согнувшись в три погибели, тащила от товарняка к грузовику рогожный мешок с картошкой, ее чуть не сшибла с ног Дина, тащившая доски. Дина выругалась залихватски, как добрый мужик. Мешок свалился с Веры Ефремовны, картошка рассыпалась по земле.
- Сейчас подберу, - неожиданно кротко сказала Дина, одним махом сбрасывая доски. - Только вы все равно раззява. Идете зугзигами.
- Такого слова не существует. От тяжести я шла зигзагами, - сказала Вера Ефремовна, ползая по земле и ловя скользкие картофелины. - А вы остроумно надели брюки!
На ней самой была страшно узкая и короткая юбка, уже лопнувшая по шву. Дина же в брюках, выпрошенных в общежитии, была совершенный гриб-боровик. Мешок подобрали, связали шнурками от обуви.
- Вы от какой организации? - осведомилась Вера Ефремовна, когда они с Диной опять сошлись, возвращаясь к вагонам.
- По призыву молодежного журнала "Даешь", самостоятельно, - отчеканила Дина. Ей нравилось, что ее называют на "вы".
- О, и я тоже самостоятельно! Комсомолка?
- Нет. Но буду.
- Уверены, что примут?
- Безусловно.
Дальше - больше. Перетаскивая второй мешок следом за Диниными досками, Вера Ефремовна знала о ней уже многое: что та живет нигде, то есть нелегально в общежитии, что сама из детдома, то есть сирота, что обожает Маяковского (такого слова Динка, конечно, не произносила, Вера Ефремовна сама определила), что зачем-то изучала "пионера маркистской науки" Фриче, посещает кабинет по выявлению интересов советского читателя и следит за новинками пролетарской поэзии. А вообще безработная и не знает, как жить.
Вскоре Вера Ефремовна, с разрешения бригадира, охрипшего железнодорожника, и Дину переключила на картошку, чтобы продолжить интересный разговор. Ей очень понравилась теорийка, которую Дина изложила на третьем мешке с картошкой. Теорийка заключалась в следующем: вузы совершенно необязательны. Человек может превосходно заниматься самообразованием, иметь одну специальность - старо. Современный человек должен быть универсальной кладовой, разбираться в механике, астрономии, медицине, искусстве… Будущее только за такими потрясающе гармонически развитыми людьми!
- То есть, по-вашему, они должны быть кем-то вроде полиглотов? От таких, боюсь, толку будет маловато! - сказала Вера Ефремовна вздохнув.
- Глотать надо с толком! - возмутилась Дина, сбрасывая у грузовика свой мешок с картошкой и попирая его ногой. - Если человек всесторонне развит, если он посещает лектории, заводы, музеи…
- Вы посещаете?
- Конечно! Была уже…
- Перечислите музеи.
- Западной живописи, Третьяковка, Щукина, Румянцевский, - как горох посыпала Дина.
- Прекрасно. Одобряю.
- Дальше: я достала бесплатный абонемент на лекции по физико-астрономическим проблемам, философски-материалистическим, техническим…
Дина была готова еще долго выкладывать, но Вера Ефремовна чуть не угодила под тронувшийся грузовик, и они зашагали обратно по путям.
- Вы мне определенно нравитесь, - сказала Вера Ефремовна. - Знаете что? Поселяйтесь у меня. Работать будем, правда, от случая к случаю, но вместе. Сейчас я как раз роюсь в архивах Румянцевского музея. Кормиться будем сообща… Моя фамилия Сокол.
Конечно же, Дина согласилась!
Так на субботнике у Брянского вокзала определилась ее судьба. Было почти потрясающе: переспав на жесткой раскладухе, закусив холодными консервами, Дина с Верой Ефремовной неслись в Ленинскую публичную библиотеку пешком - Дина считала такую закалку необходимой для будущей культурно-физической гармонии.
Вера Ефремовна не рылась там ни в каких архивах. Просто они перетаскивали из отсыревшего подвала в хранилище музея книги по искусству, копии с картин…
По вечерам шли обязательно куда-нибудь: в клуб МГУ, на лекцию или, если удавалось пролезть зайцем, в консерваторию. Кое-что полезное, и немало, оседало в Дининой голове от подобной жизни. Наверно, об этом и подумали Марья Антоновна с Андреем Николаевичем, советуясь о будущей судьбе Дины после рассказа Кузьминишны про мансарду…
Налаженного житья у Веры Ефремовны с Диной не получалось. Да они к нему и не стремились! Сегодня музейный подвал, завтра оформление вывески общественно полезной лотереи "Книга вместо водки". Работенка подвертывалась, а Дина помогала Вере Ефремовне самозабвенно: подмалевывала, размечала, чистила.
Дина подумывала уже, что интересно бы познакомить свою покровительницу с Марьей Антоновной. Было в них что-то общее, хотя Марья Антоновна олицетворяла собой порядок, а Вера Ефремовна как раз наоборот. Дина мечтала устроить в мансарде шикарный банкет: консервированное овощное рагу, перец и роскошная рыба карп в личном соусе (так, вместо яичного, она прочитала на этикетке в магазине). Созваны будут все: Марья Антоновна, старикан Андрей Николаевич, Кузьминишна, конечно же, Алешка с Васей и Ленка…
Лену Дина видела с лета только однажды - сама зашла к Стахеевым. В ответ на слова Найле, что Еленочка еще не вернулась со службы, Дина мощно пожала ей руку, сказала: "Привет, хорошо, обожду!" - и без приглашения прошла в столовую, где оказались Ольга Веньяминовна с Николаем Николаевичем.
Поздоровавшись и с ними, Дина уселась, положила ногу на ногу и вызывающе небрежно закурила. Ольга Веньяминовна смотрела на нее с неподдельным ужасом.
- Вы, однако, не бережете собственные легкие! - сказал Николай Николаевич, подвигая Дине пепельницу, так как она собиралась использовать для пепла хрустальную вазу на этажерке. - Ну, как жизнь?
- Великолепно! - Динка лихо пустила к потолку кольцо дыма.
- Вы ведь, кажется, изволите закраивать обувь на фабрике с громким названием "Парижская коммуна"?
- Нет, не изволю. В настоящее время я по некоторым соображениям переменила работу.
- Кстати, не объясните ли, что за странная аналогия между производством обуви и революционным событием во Франции?
- Абсолютно ничего странного. Фабрика названа так не по аналогии, а в честь Парижской коммуны. - Дина выпустила уже не одно, целых три четких дымных колечка.
На последующие шутливо-язвительные реплики Николая Николаевича она отвечала еще язвительнее. Словом, держалась вполне независимо.
Вернувшаяся Лена бросилась ей на шею. Но Ольга Веньяминовна так зорко следила за обеими, так упорно не давала им побыть вдвоем, что Дина тряслась от злости. Девочкам удалось скрыться в Ленину комнатку очень ненадолго. Здесь, осматривая весь уже ставший привычным Лене комфортабельный уют, тыкая пальцем в абажур, чернильницу с медвежонком или коврик у кровати, Дина, презрительно кривя толстые губы, говорила:
- Это что? А это? А это? Фу-у!.. У тебя прямо не комната, а какая-то плюшевая конфетная коробка. Нет, если мы будем встречаться, то где-нибудь на чистом воздухе. Здесь мне что-то не нравится. А на всякий случай - пиши мой новый адрес!