2
Внизу встретили нас не очень ласково. Мы подошли к командирской палатке и сложили метлы у входа. Анджей раза два кашлянул.
Командир вышел не сразу, ничего нам не сказал и просвистел сигнал "становись". Командир наш служил во флоте и считал, что команда свистом лучший способ общения. По мне, так гораздо проще крикнуть: "Становись!" - и никому голову не нужно ломать, что это значит. Но командир думал иначе и настаивал на свисте, сигнализации флажками и разных прочих морских премудростях.
Все выстроились у флагштока. Павлицкий шепнул:
- Ну, сейчас начнется…
- Будет дело…
- Только уговор - держаться вместе, вместе не пропадем.
Я взглянул на Павлицкого: болван! Сам ведь виноват. Если б он не улегся загорать, я б, может, не заснул.
Ничего сверхъестественного, однако, не происходило. Командир сообщил, что работе конец и все свободны до ужина. Потом поверка и спуск флага. Первый отряд выкопает флагшток, второй ликвидирует кухню, а третий разрубит на дрова ворота. Затем прощальный костер. Утром подъем в четыре, в шесть - машина.
- Завтракать будем в городе, - добавил командир, - поезд в восемь. Все. Разойтись!
Но расходиться никто не думал.
- Я не понял, что будет делать четвертый отряд? Смотреть, как мы вкалываем? - спросил Юрек из третьего отряда.
- Товарищ командир! А с "метлами" как? - ляпнул вдруг Эдек Павлицкий, младший брат Яцека, и ткнул пальцем в нашу сторону.
Все посмотрели на нас, и надо сказать, любви в их взглядах не было.
- Слышь? - толкнул Павлицкого Анджей. - Повезло тебе с братиком.
- Я ему покажу метлы, - прошипел сквозь зубы Яцек.
Вопроса младшего Павлицкого командир как будто ждал.
- Старший отряд ночью в карауле. Последняя ночь - надо быть начеку. Да и гроза собирается. А с этими тремя… Не знаю… Какие будут предложения?
Тут Богдан из нашего отряда понял, что пробил его час.
- Это недопустимо, - начал он, с каждым словом воодушевляясь все больше и больше, - это недопустимо, чтобы три человека, да еще из старшего отряда, три часа…
- Что ты заладил: "три" да "три"… - прервал его Эдек Павлицкий. - Говори, что с ними делать, и побыстрее, времени жалко…
Богдана не любили именно за эти его речи. Не умел он говорить просто, всегда речь толкал. И в школе тоже. У директора нашего, что ли, научился? Были они у него на все случаи жизни, но никого, кроме самого оратора, не трогали. Вот и сейчас Богдан собрался заняться своим любимым делом, но Эдек быстро спустил его с небес на землю.
- Братан-то у тебя ничего, - шепнул я Яцеку, - смышленый пацан…
- Ну, так какие будут предложения? - снова спросил командир.
- А чего их наказывать? Все днем работали, а они загорали. Пускай теперь повкалывают… - предложил кто-то из вожатых.
- Согласен, - встрял Богдан. - И ужин не давать. Пусть поголодают немножко.
- Идиот! - сказал я громко, а Яцек Павлицкий сплюнул.
- Тихо! - крикнул командир. - Кто сказал про ужин?
- Я… - Богдан стоял с видом человека, оскорбленного в лучших чувствах. Он был уверен, что сказал то, что требовалось.
Но наш командир недаром был когда-то моряком, и в таких вот ситуациях это было особенно заметно. Он подошел к Богдану и посмотрел на него так, как будто в первый раз увидел.
- Ты у них, кажется, вожатый? Значит так: возьмешь у начальника лагеря пилу с ведрами, захватишь этих троих и отнесете все в лесничество. В прощальном костре участвовать не будете. Все ясно? Шагом марш!
Вот так все кончилось. И лучше и хуже, чем я думал. Лучше, потому что не пришлось слушать нотаций. А хуже… потому что до лесничества пилить в одну сторону три километра, значит, в обе - шесть. Вечером в горах это займет не меньше двух часов. И это когда все будут у костра балдеть… А ночью нам в караул.
Мы приуныли и стояли, не зная, что предпринять.
- Пошли, что ли, за ведрами, - предложил Богдан.
- Да иди ты… - не выдержал я. - Мы на кухню… Подкрепиться не мешает.
На кухне дежурил сегодня младший отряд Эдека Павлицкого. Значит, точно не овсянка. Кашу спалить проще всего - это они в первые же дни с успехом продемонстрировали. С тех пор начальник лагеря давал в их дежурство продукты более легкие для приготовления.
- Опять небось гороховый суп? - спросил Анджей, подходя к котлу.
- Обижаешь!
- Значит, гуляш, - сказал я. - Весь вопрос, из чего…
- Все в норме! - вступился за своих Эдек. - Так трескать будете или подождете? Приправить не успел…
- Давай как есть! - обрезал его Яцек. - Соль отдельно. И хлеб. Бегом!
- Покомандуй еще! - возмутился кто-то из ребят, дежуривших на кухне.
- Кончай выступать… - толкнул Яцека Анджей. - И запомни: к повару не цепляйся! Повар - лицо неприкосновенное. С ним надо аккуратно…
Мы съели гуляш, хоть и не совсем готовый, но вкусный. Анджей с Яцеком даже по две порции. Но когда Богдан попросил добавки, Эдек закрыл крышку котла:
- Больше нету. Другим не хватит. Хочешь, хлеб жуй. И не базарь, здесь я решаю.
Мне все больше нравился этот паренек. Поначалу кажется, что эта малышня, оторванная от папы с мамой, будет у нас на побегушках. Но часто бывает наоборот, и младший отряд в лагере становится самым боевым, задает тон остальным. Так случилось и у нас. Тем более что командир с самого начала при каждом удобном случае выделял их, называя своей гвардией.
Сейчас эта "гвардия" резвилась, глядя на нас. Эдек постучал себя по лбу и спросил брата:
- Совсем мозги не варят?
- Щас получишь… - разозлился Яцек, но тут же притих, понял, что лучше не связываться.
Хотелось побыстрей выйти из лагеря. На командира неохота было нарываться, да и ребята, похоже, были настроены против нас.
Богдан явно чувствовал себя не в своей тарелке. А мы его в упор не видели. И все же после ужина он произнес очередную речь:
- Между прочим, все не так уж и плохо. Сами видели, я все сделал, чтобы вас не наказывали. Не получилось. А насчет ужина - это я для отвода глаз. Голодными вас все равно бы не оставили… - И, совсем воодушевившись, добавил: - Берите пилу, ведра и пошли потихоньку… Гнать я вас не буду.
Ответить мы не успели. Вмешался какой-то парень, крутившийся у кухни:
- Чего вы с ним возитесь? Пошли бы к командиру и сказали, что с ним не пойдете, сами все отнесете. Охота вам с этой мокрицей дело иметь…
Богдан возмущенно заморгал, но быстро взял себя в руки, сообразив, что может кое-что выгадать:
- А что?.. Скажите командиру, что сами пойдете. Я не возражаю. Решайте.
Яцек встал. По его лицу я понял, что ему очень хочется врезать Богдану.
- Уже решили. - Яцек поднял с земли пилу и сунул ее Богдану. Она была тяжелая, длинная. Потом подхватил ведро и пошел вперед.
Анджей взял другое ведро и сказал Богдану:
- Мы ведра понесем, а ты тащи пилу. Вперед!
Богдан промолчал.
Только мы вышли из лагеря, я вдруг вспомнил, что забыл кое-что.
- Я догоню, - крикнул я и вернулся в палатку.
Схватил планшет и армейский карманный фонарик, подаренные мне дядей перед отъездом. Я с ними не расставался. При них я чувствовал себя солидно, тем более что карты нашей местности были только у меня и у командира. Так что во время походов я был как бы его правой рукой.
Выбравшись из палатки, я наткнулся на командира.
- Молодец, что фонарь взял, - неожиданно похвалил он. - И еще, Марек, возвращайтесь быстрее, гроза собирается. И на границе осторожней.
Я догнал ребят. Было душно. Над горами со стороны границы появились тяжелые темные тучи. Говорить не хотелось, каждый думал о своем. Сзади плелся Богдан с пилой, которая при ходьбе изгибалась и издавала противные ноющие звуки.
Вскоре с основной дороги мы свернули на каменистую тропку, круто поднимающуюся в гору. Мы вошли в старый, густой лес. Вел нас Анджей. Тропка совсем близко подходила к границе. По другую сторону холма, за ручьем, была Чехословакия.
Чудная штука граница, думал я, глядя на лес с чешской стороны. Он ничем не отличался от нашего. Граница… Значит, что-то здесь кончается, а что-то начинается. На первый взгляд не видно никакой разницы. Получается так же, как с нашим лагерем: сегодня мы еще все вместе, в лагере, а завтра каждый из нас будет дома, среди совсем других забот… а может, и сам станет немножко другим. И эта дорога, по которой мы идем, станет воспоминанием, чем-то далеким, бывшим когда-то… Граница. Сколько же границ пересекаем мы каждый день, даже не отдавая себе в этом отчета.
Вот мы четверо… Идем вроде вместе, но каждого отделяет какая-то граница. Можно ее преодолеть? В книжках пишут, что можно…
- Иди ты к черту со своей музыкой! - заорал вдруг Яцек на Богдана. - Не могу больше! Воет, как нечистая сила.
- Не поминай черта всуе, - изрек Анджей.
- Попробуй понеси ее, - заныл Богдан. - Увидишь, каково ее тащить…
- Ну уж это не мое дело, - сказал Яцек холодно, - несешь и неси, но чтоб тихо было.
- Сейчас из леса выйдем, а там лесничество недалеко… - успокоил всех Анджей. - Можем прямо через луг рвануть, так ближе.
- Я знаю, я там тоже был, - обрадовался Богдан.
- А нам плевать, где ты был, - оборвал я.
- Именно, - поддержал Яцек, - ты пилу тащи, а нас не трогай.
"А может, мы с ним чересчур? - подумал я про Богдана. - Идет тихий, послушный, пилу несет… Может, он и ничего?.. Срываем на нем зло, а он даже не понимает, за что терпит".
Мы вышли из леса. Оказалось, что дождь уже идет, под соснами мы его просто не чувствовали. Анджей огляделся:
- Сейчас ливанет! Пока добежим до места, полные ведра наберем. Ну, с богом! - закричал он и выскочил на луг.
3
Мы бежали по лугу, поскальзываясь на мокрой траве. Вымокли мы сразу, ливень накрыл нас неожиданно. Ведро било меня по одной ноге, планшет по другой. Где-то сзади слышалось повизгивание пилы. Но до лесничества было уже недалеко. Первым добежал Яцек, следующим был Анджей. Когда я подбежал к крыльцу, они стояли, отряхиваясь и вытирая мокрые лица.
- Ну, этот свое получил… - сказал Яцек, но уже без злобы в голосе. - Мы, правда, тоже. Мокрые курицы!
- Ты все ныл, что скучно. Вот тебе и приключение! - засмеялся Анджей.
На крыльцо вбежал Богдан:
- Правильно вышли?
- Ты ж хвалился, что был у лесника! - сказал Анджей насмешливо. - Холодно, вытрись. - И протянул ему платок.
Мы постучали в дверь, но никто не отозвался.
- А что, если там нет никого? - спросил Богдан.
- Оставим тогда все на крыльце.
- Да не о том речь, - занервничал Яцек. - Где грозу переждем? Обсохнуть надо.
- Надо посмотреть, горит ли в окнах свет.
- Верно. - Яцек выскочил под дождь. - Жертвую собой ради общества…
Через минуту он вернулся.
- Стучи громче.
За дверью послышались шаги.
- Кто?
- Свои! - громко сказал Богдан. - Добрый вечер! К леснику. С делегацией.
- Чего ты несешь? - шепнул я.
- Да пусть! - сказал Яцек. - Делегация - это звучит, а то пришли с ведрами…
- Его нет, - услышали мы из-за двери. - В город поехал. Завтра приходите.
- Может, он открывать боится?
- Может, и боится. Граница рядом, лес…
Анджей попробовал еще раз:
- Откройте. Мы из лагеря, дело есть.
Дверь открылась, и мы, спотыкаясь, вошли в дом. В сенях было темно. Только войдя в комнату, мы увидели хозяина. Это был сгорбленный старик.
- Не повезло вам, хлопцы… - сказал он вполголоса. - В такую погоду…
- Мы от имени всего отряда, - как всегда, гладко начал Богдан, - хотим поблагодарить за помощь…
- Сына нет, - прервал его старик, - завтра вернется.
- Можно переждать у вас дождь? - спросил Яцек и, не дожидаясь ответа, отодвинул стул и сел к столу. За ним Богдан.
- Тише!.. - шепнул Анджей. - Не видите, что ли?
Только теперь я заметил, что на кровати лицом к стене лежит кто-то прикрытый одеялом.
Старик посмотрел в сторону кровати, покачал головой:
- Не повезло вам… беда тут у нас. А помочь нельзя.
Мы переглянулись - что тут скажешь?
Старик в растерянности стоял посреди комнаты, как бы не зная, что с нами делать.
Дождь лил как из ведра, сверкали молнии, гроза проходила как раз над нами. Мы молчали. Наконец Анджей кашлянул и сказал:
- Мы пилу с ведрами на крыльце оставили. Никто не украдет?
- Кому здесь? Нет никого…
Снова стало тихо.
- А болезнь эта… что-нибудь серьезное? - спросил я, чтобы как-то поддержать разговор.
Старик взглянул на меня:
- Откуда мне знать? Видать, серьезное… Боли у нее начались, днем. А потом все хуже, хуже. А мы тут одни. Беда… Хорошо, хоть уснула.
Вдруг мы услышали слабый стон, больная зашевелилась, потом снова стало тихо.
Богдан поерзал на стуле и шепнул:
- Может, пойдем? Постоим на крыльце, подождем. Неудобно, сидим тут, мешаем…
- Почему это мешаем? Сидим тихо… - сказал Яцек. - С ума сошел? Куда идти?
Старик услышал их.
- А вы посидите, - сказал он. - Посидите. И нам будет спокойнее.
Анджей увидел висящий на стене телефон, подошел к нему.
- Вы звонили врачу? Надо же с больной что-то делать… - И, не дожидаясь ответа, снял трубку. Подержал ее около уха, встряхнул раз, другой и положил на место.
Больная снова зашевелилась. Старик подошел к кровати, поправил одеяло. Потом глубоко вздохнул:
- Телефон! Три дня уже не работает. Сын в город и поехал…
- А поблизости есть врач? - спросил Яцек.
- В городе, в больнице… А тут только горы и лес. До города далеко. Сын лошадь взял… Приедет, что-нибудь придумает. Ждать надо…
Снова наступило молчание. За окном было темно. Но гроза стала понемногу стихать, уходила дальше. Слышался только шум дождя.
- Скоро девять, - сказал я, - пора идти, нам же в караул.
- Какой караул! В такой дождь! Они и костер-то наверняка отменили, сидят в палатках.
- Мы же обсохнуть хотели, - поддержал Яцека Богдан, - посидим еще…
- Здесь горы. Может и неделю лить, - отозвался старик. - А может, и распогодится - смотря откуда ветер…
Больная вдруг проснулась, откинула с лица одеяло и повернулась в нашу сторону. Она на мгновенье открыла глаза, но тут же закрыла, проведя рукой по бледному вспотевшему лицу.
Перед моими глазами вспыхнул кадр из уже знакомого фильма: едет по холму девушка на коне, склонилась к гриве, смеется… В лесу жарко, пахнет разогретыми соснами…
Старик подошел к больной и полотенцем вытер ей пот со лба, откинул слипшиеся волосы.
Я посмотрел на Яцека. Узнал он ее?
- Ну как? - ласково спросил старик. - Поспала немножко? Лучше тебе? А это ребята из лагеря, к дяде твоему пришли… Может, попьешь чего-нибудь?
Девушка, не открывая глаз, отрицательно помотала головой и снова отвернулась к стене.
Я нагнулся к Яцеку:
- Узнал? Это же твоя знакомая. Из города…
Павлицкий быстро встал со стула:
- Такая же моя, как и твоя. Надо идти, нечего здесь больше торчать.
Старик услышал его слова:
- Может, чаю вам вскипятить, хлопцы? Раньше-то я не сообразил, посидите, чайку попейте…
По его голосу я понял, что он боится остаться один.
- Нет. Нам пора, - сказал Яцек так решительно, что мы уставились на него с удивлением. Потом подошел ко мне и зашептал: - А тебе чего надо? Что с того, что она наша знакомая? И если хочешь знать, я наврал тогда, не виделся я с ней. И в кафе не был… Видел только, как она на коне проехала, и лейтенант с ней…
Яцек говорил тихо, но старик опять услышал его последние слова.
- Она хорошо на лошади ездит. Это внучка моя, от второго сына. На каникулы приехала, помогала мне… А тут беда эта.
Заговорил Анджей:
- Пора идти. И так долго сидели.
Мне хотелось как-нибудь задержать их, хотелось сказать, что, раз старик хочет, можно бы еще посидеть, попить чаю… Я уже собрался было говорить, когда почувствовал на себе взгляд. Девушка лежала с открытыми глазами и, казалось, смотрела на меня.
Я услышал голос Яцека:
- Да я уже целый час талдычу, что идти надо, вставайте, пошли…
Было ясно, что девушка все слышит. Я представил, как они всю ночь будут сидеть одни в этой глуши…
- Идем! - решил Богдан. - Промокнем, конечно, до нитки, три километра все же, но делать нечего…
Я заметил, что Анджей как-то странно на него смотрит, то ли иронически, то ли презрительно…
- Сколько, говоришь, километров? Три? Плохо считаешь. Все двенадцать будет.
Мы удивленно переглянулись.
- Ты чего? - спросил я. - Откуда двенадцать? Ты куда собрался?
- А вы куда? В лагерь, что ли, со спокойной душой? Как ни в чем не бывало?
- А куда же еще?
Анджей не ответил, медленно пересек комнату и сел на кровать около девушки.