- Поверил я тебе, как же! - неожиданно тонким голосом закричал дядька. - Лазает всякая шваль по вагонам, а потом все пропадает! А отвечать кому?! Вот сдам в милицию, там и разберутся! А ну пошли! А ну пошли, я тебе говорю, сучонок проклятый!
Я прыгнула вперед и вцепилась дядьке в рукав.
- Отпустите его, пожалуйста! - закричала я. - Он не может ничего украсть! С ним нельзя так! Он больной! Отпустите!
- А-а! - взревел дядька. - Да вас тут целая шайка! - Он словно клещами сдавил мою руку повыше локтя. Изо рта у него пахло прокисшими опилками. - Больной он, вишь! А я, значит, здоровый! Я, значит, отвечай! Не выйдет, сучье племя! А ну пошли оба со мной! - Он вывернул мне руку назад, а Жеку схватил за ухо.
Жека коротко взвизгнул, а потом вдруг завопил неожиданно радостно:
- Тарас! Тарас! Спаси нас, Тарас!
Я глянула вбок, и опять на том месте, которое только что было пустым, бесшумно, словно из ничего, возникла огромная дворняга. На этот раз она смотрела прямо на нас, и кожа у нее на носу была собрана в складки, обнажая огромные клыки.
- Тарас! Взять его! - ничего не соображая от боли в выкрученной руке, крикнула я.
Глухо зарычав, пес шагнул вперед. Я почувствовала свою руку свободной, а вырвавшийся Жека кинулся к Тарасу и обнял его за шею. Пес остановился, продолжая ворчать.
- Ну подождите, сучье племя! - негромко сказал дядька, отступая к вагону. - Вы у меня еще попомните! Попомните! - крикнул он, взобравшись на подножку.
"Р-р-ав!" - сказал Тарас, и я могла бы поклясться, что в голосе его прозвучало презрение.
- Нормально, - подражая Ваське, сказала я, стараясь унять дрожь в руках и коленях. - Нормально!
Жека смотрел на меня с каким-то безнадежным испугом в глазах.
- "Но жить еще надежде до той поры, пока атланты небо держат на каменных руках!" - с чувством продекламировала я.
- А атланты - это кто? - оживая, спросил Жека.
Тарас вывернулся из Жекиных рук и неслышно растворился в сгущающихся сумерках. И я в очередной раз удивилась: как это не хрустнет под его огромным телом ни камешек, ни ветка… Жека смотрел на меня.
- Атланты - это скульптуры такие. Каменные люди. На домах стоят. Как: будто бы балкон держат или еще чего…
- А небо? - спросил Жека.
- Может быть, и небо, - сказала я. - Чего оно, в самом деле, не падает?
- Я думал, - сказал Жека. - И ничего не придумал. А атланты добрые, да?
- Да, добрые, - согласилась я. - И усталые. Хочешь посмотреть?
- Да, хочу, - быстро ответил Жека. - А чего?
- Ну, атлантов, - нерешительно объяснила я, соображая, как отнесется к моей затее Васька. - Погуляем пойдем, я тебе покажу… А сейчас домой пошли. Васька небось извелся весь…
- Пошли, - согласился Жека и взял меня за руку. Ладошка у него была теплая и мокрая.
Ваську мы встретили по дороге.
"Наверное, не выдержал, - подумала я. - Сам пошел нас искать".
Он стоял на куче вымазанного мазутом гравия и, размахивая руками, объяснял человеку, сидящему на подножке старого вагона:
- Ну такой, черный, понимаешь? Ну такая голова большая… Ну как котел… И девчонка. В платье и куртка поверх. Не видал?
Человек отрицательно покачал головой. Он был очень странный. Длинные и прямые белые волосы свешивались на шею и плечи, на голове громоздилась бежевая сетчатая шляпа, а на ногах почему-то были растрескавшиеся лакированные туфли. Очень странный был человек.
- Васька! - крикнула я. - Мы тут! Нашлись!
Васька оглянулся, обрадовался (это было по глазам видно), но тут же начал ворчать:
- И где вас черти носят! Больше мне делов нет, как за вами бегать! А этому отродью вообще голову открутить мало! Что я тебе говорил…
Человек, сидящий на подножке, с любопытством слушал Васькино ворчание и улыбался. Потом спросил:
- Братишка ваш, что ли?
- Нет, - ответила я.
- А как же? - заинтересовался человек. - Коммуной, что ли, живете?
- А тебе-то что за дело? - окрысился Васька. - Я ж тебя не пытаю: кто такой да чего здесь делаешь?
- Можешь и спросить, отчего же, - спокойно сказал человек. - Я отвечу, пожалуй.
Мне показалось, что ему скучно и хочется поговорить.
- А что вы здесь делаете? - вежливо спросила я.
Жека присел на корточки и начал строить из гравия забор. Васька хмуро смотрел куда-то в сторону.
- Я - ищу, - доброжелательно глянув на меня, ответил человек. Глаза его - добренькие щелочки - немного смеялись, но лицо оставалось серьезным.
- А что вы ищете? - спросила я.
- Да так, трудно вам да еще так сразу объяснить…
- А ты попробуй, - неожиданно вмешался Васька. - Авось да поймем чего…
- Ну, если попроще, то можно так сказать - хотелось бы суть найти в этой жизни, понять, в чем ее стержень, на чем держится и вокруг чего вертится все…
- А - суть! Ну да! - Васька явно издевался, но человек то ли не замечал этого, то ли не хотел замечать. - И как - нашел?
- Да пожалуй, нет еще.
- А давно ищешь? - спросил Васька.
- А может, не там? - спросила я.
- Может, и не там, - грустно согласился человек.
Странный человек. Что-то я раньше таких не видела.
- Меня зовут Ольга, - сказала я. - Их - Васька и Жека. А вас как?
- Меня - Матвей. Чаще зовут - Моня. Моня-искатель. Можете и вы так звать.
- Неудобно как-то, - возразила я. - Вы же взрослый.
- Взрослый! - усмехнулся Моня. - Ерунда это - взрослые, дети. Все мы в одном звании - на этой земле человеки.
- А работаешь ты где? - спросил Васька.
- А! Где я только не работал!
Моня беспечно махнул рукой.
- Так, не вкалывая по делу, и не найдешь ни черта! - твердо сказал Васька.
- То есть ты хочешь сказать, - уточнил Моня, - что пока я не стану винтиком какого-нибудь механизма, я не смогу понять суть его работы? Это спорная мысль.
- Дак ты и так винтик! - усмехнулся Васька. - Только не в моторе крутишься, а так, - он сплюнул себе под ноги, - в пыли валяешься.
Я думала, что Моня обидится и прекратит с Васькой разговаривать, но он почему-то даже обрадовался.
- А ты не глуп, Васька! - воскликнул он. - Ой, как не глуп!
- Ну, в дураках не ходим, это точно, - солидно согласился Васька.
И мне отчего-то стало очень смешно. Я засмеялась. Васька, Моня и даже Жека с удивлением посмотрели на меня.
- Моня, а когда вы найдете то, что ищете, то что вы будете делать? - отсмеявшись, спросила я.
- Не знаю. Умру, наверное, - спокойно сказал Моня.
"А зачем же тогда искать?" - хотела спросить я, но не успела.
- Вот так - да? - задумчиво спросил-сказал Васька и неожиданно резко вскинул на Моню черные, блеснувшие знакомой мне злостью глаза. - Слышь, искатель, а у тебя дети есть?
- Дети? - Моня задумался, достал из кармана мятную сосучку, развернул ее, сунул в рот. Потом достал другую, молча показал Жеке.
Жека отрицательно покачал головой. Я уже неплохо понимала Жеку и видела, что Моня ему почему-то не нравится.
- Дети?… Может, и есть где…
- Где? - жестко спросил Васька.
- Не зна-аю… - Моня улыбнулся добро и немощно. - Я своим детям жизнь не порчу. И бредни свои не навязываю. Пусть живут, развиваются. По природе.
- А ты, значит, ищешь?
- Ищу.
- А они, значит, развиваются?
- Ну, развиваются, - нерешительно, с ноткой беспокойства подтвердил Моня.
- Вот так, к примеру, как я. - Васька указал на свои лохмотья. - Или как он. - Грязный палец уперся в Жеку, который поднял голову от почти достроенного забора и вопросительно взглянул на спорящих. - Или еще как. Перечислять не буду. Сам небось знаешь, искатель…
- Может быть, ты и прав, - подумав, согласился Моня. Из глаз его исчезло спокойное добродушие. Вместо него появилась белая тоска. - Я, понимаешь, как-то с самого начала постулировал, что так, как все, - это плохо, скучно, некрасиво. Трудно, ох как трудно в нашем мире оставаться человеком - не лгать, не льстить, не красть, не завидовать. Вот я и подумал, что должно быть что-то другое. И вот - ищу, ищу…
- А и нет ни хрена! - торжествующе закончил Васька.
- Знаешь, Вася… - Моня вдруг засуетился, копаясь в карманах, вытаскивая какие-то бумажки, мятные карамельки и снова засовывая все это обратно. Потом выудил из этого хлама потертую на сгибах десятку и протянул ее Ваське.
Я заткнула пальцами уши. Это помогло, но мало.
- Пошел ты со своими вонючими деньгами! - визжал Васька. - Сволочь! Гад! Христосик! Откупиться хочешь! От своих детей! Пошел ты!
Моня закрыл лицо руками и вздрагивал от каждого Васькиного выкрика. Мне было его жалко, но что я могла поделать! Я взяла Жеку за руку, шепнула:
- Пошли!
Васька, видя, что Моня не отвечает ему, быстро стихал и вскоре тоже бросился прочь, обогнав нас с Жекой.
Уже у самого сарая мы с Васькой заметили, что Жека беззвучно плачет, не вытирая текущих по щекам слез. Васька засуетился, и я поняла, что он боится припадка. Я присела на корточки, вытирая Жеке слезы, и что-то говорила, говорила, говорила… Потом спросила:
- Ну чего ты хочешь, маленький? Чего?
Жека улыбнулся сквозь слезы…
- Вася, давай как-нибудь в город сходим. Погуляем. Я Жеке обещала атлантов показать.
- У тебя что, совсем крыша поехала?! - снова обозлился Васька. - Куда мы сунемся! Соображаешь? Нас же сцапают сразу!
- Да нет же! - успокоила я. - Мы в центр пойдем. Я там каждый проходной двор знаю. В случае чего, я уведу Жеку, а ты сам увернешься. Давай сходим, Вася… Жеке же нужны какие-нибудь развлечения. Чтоб он развивался…
- Развивался? - усмехнулся Васька, и я вместе с ним вспомнила Моню-искателя.
- Жалко его, - сказала я.
- Да, жалко, - неожиданно согласился Васька. - Никчемушный он какой-то.
- Ну так пойдем? - напомнила я и, чтобы предупредить очередной Васькин взрыв, быстро добавила: - А я вот тут вам книжки принесла.
- Книжки?! - страшно удивился Васька. - Зачем это?
- Как зачем? Читать. Ты… ты читать-то умеешь? - Мне вдруг отчего-то стало не по себе.
- Умею, умею, - успокоил меня Васька. - Только не шибко это дело уважаю.
- А Жека?
- Жека - нет. Он учился… в первом классе. Но что-то у него там не склеилось… Буквы знает.
- Ну, я ему читать буду.
- Ну давай, давай. - Васька явно подобрел и даже заулыбался. - Жека спит уже, так что я тебя внутрь не зову. Ты там обязательно налетишь на что и его разбудишь. Так что ты подожди тут чуток, я сейчас книги отнесу и пирога тебе твою долю вынесу…
- Вась, да не надо мне пирога! - неосторожно отмахнулась я. - Ешь сам. Я ж сейчас домой ужинать пойду.
- Вот так - да? - тихо сказал Васька. - Ну, так и катись… Катись! - неожиданно закричал он.
Я рассмеялась.
- Ты чего? - Васька удивленно буравил меня сузившимися глазами.
- Да так, смешно. С тобой как на вулкане, - высказала я давно пришедшее в голову сравнение. - Никогда не знаешь, когда ты заорешь…
- А ты не дразни, я и не буду орать.
- Да я и так изо всех сил стараюсь! - воскликнула я.
- Да я знаю. - Васька опустил глаза. - Такой уж я уродился. Чего сделаешь!
- Ну уродился так уродился… Пошла я!
Я помахала Ваське рукой. Он не глядел на меня, а между бровями его залегла глубокая морщина. "Как у старых туристов", - подумала я.
За ужином я спросила как бы между прочим:
- Кстати, бабушка, а чем лечат чирьяки?
Мама поперхнулась чаем и фыркнула в чашку, а бабушка сказала железным голосом:
- Галина! Я тебя предупреждала, что весной в организме не хватает витаминов и необходимо принять самые срочные меры. Ты не прислушалась к моим советам и вот - пожалуйста! - Тут бабушка обернулась ко мне: - Раздевайся!
- Да нет, нет, бабушка! - заторопилась я. - У меня нет никаких чирьяков и не было. Это у одного знакомого…
- Знакомого? - переспросила мама.
Но тут в бабушке проснулся врач-терапевт (на что я, собственно, и рассчитывала), и она разразилась небольшой лекцией о лечении различных видов фурункулов и карбункулов.
- При имеющихся показаниях целесообразно использование физиотерапии… - твердо и монотонно вещала бабушка.
Я боролась со сном, но изображала живой интерес. Из всей бабушкиной лекции я запомнила только мазь Вишневского и решила сегодня же ночью пошарить в нашей аптечке на предмет этой мази.
- А вот еще к примеру… - сказала я, заметив, что бабушка начала выдыхаться. - Эпилепсия - опасная болезнь?
Мама уронила чайную ложечку и посмотрела на меня так, словно я заболела холерой и менингитом одновременно.
- Надеюсь, у тебя не появились знакомые эпилептики? - спросила бабушка.
- Нет, что ты! - воскликнула я. - Просто я теперь медициной интересуюсь. Я теперь врачом хочу стать.
- Как врачом? - обиженно сказала мама. - Ты же хотела архитектором?
- Архитектором? - удивилась я, но тут же вспомнила, что еще совсем недавно я была жутко примерной девочкой и всем взрослым, кроме учительницы литературы, говорила именно то, что они хотели от меня услышать. Вот и маме, наверное, когда-то сказала, что хочу стать архитектором.
- Нет, я теперь врачом хочу, - уверенно глядя бабушке в глаза, сказала я. - Чтобы людей лечить. Расскажи про эпилепсию. Название у нее красивое.
- Красивое?! - возмутилась бабушка. - Нет, вы только подумайте! Красивое?! Да это, если хочешь знать, одно из самых страшных психических заболеваний. Кошмарные припадки, необратимая деградация психики, а она - красивое!
- И что же - совсем нельзя лечить?
- Ну почему - совсем? Есть много всяких лекарств… - Бабушка задумалась. - Есть хирургический способ, но это только тогда, когда удается точно локализовать процесс… Но в целом, конечно, прогноз очень и очень неблагоприятный…
- Между прочим, Достоевский тоже был эпилептиком, - сказала мама. - А ничего, даже книги писал. И их, между прочим, во всем мире читают…
- Это хорошо, - заметила я.
- Что хорошо? - удивилась бабушка.
- Что читают, - ответила я и встала из-за стола.
Пока бабушка с мамой мыли посуду и о чем-то разговаривали на кухне, я поискала на книжных полках и нашла одну книжку Достоевского. Название у нее было смешное - "Идиот". Я взяла ее в свою комнату.
* * *
Спустя несколько дней я принесла в "полосу" целый узелок. В нем были двое моих старых джинсов (еще вполне целых, я просто перестала в них влезать), детская шерстяная кофточка для Жеки, два бинта и мазь Вишневского. Маме я сказала, что джинсы и кофта понадобились для школьного театра. Бабушка предложила еще кружевную накидку и манишку, обшитую бисером. Я отказалась, объяснив, что наш театр ставит пьесы из современной жизни.
Васька сразу же заметил узелок, взглянул на него подозрительно, но ничего не сказал. Я положила узелок в угол и стала читать Жеке русские народные сказки. Васька делал вид, что чем-то занят, но на самом деле тоже слушал. Потом мы с Васькой взяли котелок и ведро и пошли за водой, а Жека в это время сунул нос в узелок, зачем-то забинтовал себе руку и намазал лоб мазью Вишневского. Когда мы возвращались, он выскочил нам навстречу в новой кофте и радостно крикнул:
- Вась! А Ольга тебе штаны принесла. Целых две!
Я присела, боясь взглянуть на Ваську. Он долго молчал, потом спросил тихо, голосом, не предвещающим ничего хорошего:
- У тебя чего, лишние, да?
- Да нет, Вась, нет. - Я старалась говорить быстро, чтобы успеть сказать как можно больше до того, как он закричит. - Я из них просто выросла. Они на меня не лезут. Ты тощий, тебе будет как раз. А из кофты этой я уже сто лет как выросла. У нас ее все равно моль сожрет, или в половые тряпки. Так лучше уж вы с Жекой поносите. Правда?
- Правда, - согласился Васька и грустно взглянул на радостно улыбающегося Жеку. - Я уж давно думал - весна. Чего ж ему - все лето в ватнике ходить?
Я догадалась, что Ваську примирила с ситуацией именно Жекина кофта, и порадовалась своей предусмотрительности.
- Я еще на антресолях ботинки старые видела. В следующий раз принесу, - сказала я и, заметив, как поехали к середине лба Васькины брови, добавила: - Да не тебе, не тебе. Тебе мои и не влезут. Жеке.
- Почитай мне еще, пожалуйста, - попросил Жека. Он здорово чувствовал Васькины критические состояния и по-своему старался предотвращать срывы. Если мы с Жекой действовали сообща, то это нам почти всегда удавалось. Я с удовольствием взяла книжку, а Васька облегченно вздохнул и, отвинтив крышку, с сомнением понюхал мазь Вишневского.
Этот и все последующие вечера я читала Жеке Иркины книжки. Слушал Жека прекрасно. Не перебивал, не вертелся, не задавал вопросов. Сидел окаменев, приоткрыв рот, и смотрел в одну точку. Точка эта находилась где-то у меня на шее, там, где застегивается верхняя пуговица у кофты, и я первое время все спрашивала, что он там такое увидел. Жека молчал, отводил глаза, а потом снова начинал смотреть на пуговицу. Я подумала, что ему, наверное, так удобней, и перестала к нему приставать.
Сначала мне очень нравилось, что Жека так внимательно слушает, но потом я заметила, что ему все равно, какую книжку я читаю. Сказки, "Денискины рассказы" или даже "Серенький козлик". Спросила у Васьки.
- Да он не понимает ничего, - с какой-то взрослой усталостью сказал тот.
- Как это - не понимает? - изумилась я.
- Вот так и не понимает. Слушает тебя, голос твой, а что там в этих книжках делается, так это так… через девять слов на десятое…
- Но почему? Я же стараюсь как раз для его возраста подбирать. "Денискины рассказы" - как раз из жизни его ровесников…
- Да не знает он ничего, не знает - поняла?! - закричал Васька. - Откуда ему знать-то?!
- Успокойся, Вась, - попросила я. - Объясни, я понять хочу.
- Чего тут объяснять-то? - хмуро, но уже не зло сказал Васька. - Кое-чего, конечно, и он соображает. Серенький вон козлик или в сказках там. А остальное - просто слова слушает. Ему ведь ты первая читаешь. Ну, для всех-то читали, когда в инкубаторе… А чтоб вот так, для него одного - первая ты. Вот он и балдеет. А что до его жизни, так для Жеки твои "Денискины рассказы" - чище всяких сказок. Он там любит, когда они все вместе за стол садятся: отец, мать, Дениска этот… Остальное-то не соображает… А ты все-таки, знаешь, не читай их больше. Сказки лучше…
- Почему?
- Плачет опосля по ночам шибко…
- Плачет?! Что же ты мне раньше-то не сказал?!
- Да он просил, - неохотно объяснил Васька, - как-то ревел всю ночь, спать не давал, ну, я ему и пригрозил: вот скажу, мол, Ольге, чтоб не пудрила тебе мозги книгами ентими… Так он аж затрясся весь, руки мне, ровно щенок, лизать пытался… "Васечка, миленький, не говори Оле ничего, я тебе все-все сделаю…" Ну, где уж тут… Не без сердца ведь…
- Вась, я не знала, - тихо сказала я. - Я больше не буду это, Вась…