- Что верно, то верно: Ленька у нас Алексей.
- Выходит, что у вас оба сына Алексеи? Так не бывает.
- Почему не бывает? - усмехнулся Петренков. - Раз факт налицо, значит, бывает. Ну, давай, давай сразимся.
Проворно достав с полки шахматную доску и ящичек, он сдвинул тарелки, разложил на столе доску и стал торопливо расставлять на ней фигуры.
В шахматы Федор Петрович играл тоже по-особенному и всё время что-нибудь приговаривал.
- А зачем тут стоит этот белый слон? Не лишний ли этот - белый слон? Н-да. Вроде как лишний. - И он живо снимал своим конем осиного белого слона. - Ой, что-то замышляет этот молодой человек! - говорил он затем с комическим вздохом. - Что же он замышляет, как вы полагаете, граждане? Готовится серьезная атака! Гм! Ваш ходишечка! - ласково обращался он к медлившему Осе. И вдруг вскрикивал с мальчишеским задором: - С-су-дорожная борьба пешек противника приходит к концу!
Ося смеялся. И хотя он проиграл довольно быстро, ему не было обидно.
Федор Петрович свертывал козью ножку.
- Еще, а? Расставляй фигуры.
- Что-то не идет ваш Ленька, - сказал Ося.
- Придет. В крайнем случае у нас заночуешь.
- Ну да! А в школу?
- С первым поездом поедешь. Разбудим.
- Все-таки как вы могли обоих сыновей назвать одинаково? - с любопытством спросил Оська.
- А это вовсе не я.
- Жена ваша?
- И не жена.
- А кто же?
- Видишь ли, Осип, тут история прямо сказать - своеобразная… Один-то Алексей наш, да не совсем.
- Как - не совсем?
- А так. Не родной он нам. Подобрали мы его однажды.
- Где? А который не ваш?
- Алексей, конечно. Ленька-то наш. Он и похож на меня, как вылитый. Ах, да ты его еще не видел.
- Как же вы его подобрали? Расскажите, Федор Петрович. Интересно!
Петренков задумчиво погладил бородку.
- Ты парень, видно, душевный, Осип. Я таких люблю. Сейчас Алексея дома нет, так рассказать можно, а при нем это уж никак бы… Напоминать только… Ну, слушай!
Рассказ агронома Петренкова
- Из поселка мы уехали в Ленинград с последним поездом, - вздохнув, начал свой рассказ Петренков. - Схватили из вещей что попало - и ходу. Немцы уже были близко… Зиму прожили в Ленинграде, а весной двинулись на "Большую землю".
- И мы весной, - вставил Ося. - В конце мая. Через озеро на катере.
- Ну, вот и мы так же. Да-а. В пути останавливались, понятное дело, не раз. Из-за тревог и бомбежки. Да ты всё это не хуже меня знаешь. И вот подъехали мы к Вологде, остановились. Дочка за кипятком на станцию пошла. Я-то уж за пайком, да за кипятком не очень ходил. Из-за ноги. Пока там слезаешь, да через рельсы скачешь, а поезд стоит-стоит да вдруг и тронется. Идет это Варя обратно, чайник тащит. И мальчика какого-то за руку ведет. Мальчик маленький, худенький, бледный, в длинном пальто. На пальто грязь. Я спрашиваю: "Это кто такой?" А дочка рассказывает: "Иду я, а он возле кипятильника стоит… "Ты чей?" - спрашиваю. А он говорит: "Мы ехали, а поезд ушел". И вижу - его шатает даже. Папа, давай его накормим". Отчего же не накормить? Накормить можно. Тем более, что тогда уж мы с едой разошлись во-всю…
- Да, да, - перебил Ося. - Ленинградцев по дороге на "Большую землю" прямо откармливали. Хлеба, супу, каши у нас даже оставалось.
- Втащили мы мальчонку в вагон. Усадили. Варя ему скоренько супу подала. Он ложку взял, ко рту понес, а рука у него дрожит, на себя пролил. До чего же мне его жалко стало! Ручонка тоненькая… Поел он и вроде порозовел чуть-чуть. Тогда я стал его спрашивать: "От поезда, значит, отстал? С кем ехал?" А откуда ехал, уж и не спрашивали: по лицу видно, что из Ленинграда. А тут и другие вагонные жители к нам подошли. "Из детского дома он, видно", - говорят. "Из какого ты детского дома?" Помолчал мальчик и говорит: "Не знаю". "Как же ты отстал-то?" "Все из вагона вылезли, - говорит. - Стреляли сильно…" И взяли мы этого мальчика с собой. Хотели было на станции дежурному сдать, да пока разговаривали, поезд тронулся. А следующую станцию проезжали ночью. А потом дети - Варя особенно - стали просить: возьмем его с собой, у него мать погибла, а отец на фронте - это уж они его расспросили. Бумаг при нем никаких не было. Уж потом, в деревне, мы ему выправили через сельсовет справку для школы. И так этот Алексей всем нам приглянулся. Славный мальчишечка, тихий, как девочка. Слова, бывало, не вымолвит, пока не спросишь. Мы его тогда в поезде спросили, как между собой посоветовались: "Хочешь с нами ехать? Будешь мне за второго сына", - говорю. "Ехать с вами хочу, а сын я папин", - говорит. Понравилось мне это. А после оказалось, что вовсе он безродный…
Во время неторопливого рассказа Петренкова Ося вел себя беспокойно: вертелся на табурете, хватал себя рукой за переносье. Но тут он не выдержал: протянул разочарованно:
- Безро-одный? Простите, Федор Петрович, а как была прежде фамилия вашего Алексея?
- В школе его, конечно, Петренковым называют. В бумагах у него две фамилии, поскольку я его усыновил. А отцовская его фамилия…
Стук в дверь помешал Петренкову ответить на осин вопрос.
- Входите! - крикнул он.
Дверь открылась. Взволнованный рассказом Петренкова Ося так и подскочил на табуретке.
- Иван Антонович! Вы откуда?
В заиндевелой шинели, вместе с клубом морозного пара, ворвавшимся за ним, вошел в избу Сахаров.
- Простите, что беспокою вас, - сказал он. - Мне надо разыскать пионервожатую Подгорной школы, но сегодня воскресенье и школа закрыта. У меня был ваш адрес, и я позволил себе побеспокоить вас. Сахаров Иван Антонович.
- Петренков, - представился агроном. - Садитесь, пожалуйста.
- Ося, ты-то как здесь? - спросил Иван Антонович, снимая меховую шапку и садясь на табуретку. - Кстати, я должен перед тобой извиниться. Пришлось мне основательно прибрать у тебя на столе, отыскивая шахматные открытки.
- Значит, вы адрес по открытке узнали? - весело спросил Ося. - Вот здорово! Иван Антонович, а зачем вам пионервожатая?
- Надо, - сдержанно ответил Сахаров.
- А мне тут Федор Петрович что рассказал! - громко и возбужденно, блестя глазами, заговорил Ося… - Иван Антонович, у Федора Петровича приемный сын - Алексей. Он тоже от детского дома отстал, как…
- Алексей? - быстро переспросил Сахаров.
"И зачем я сказал? - спохватился Оська. - Напомнил ему только, а ведь у этого Алексея нет родителей…"
- Подожди, Ося, - Сахаров наклонился к Петренкову, глядя на него в упор расширенными от волнения глазами:
- У вас приемный сын… Алексей? А как фамилия мальчика?
- Сахаров его фамилия, - с недоумением разглядывая нежданного гостя и тоже волнуясь, хотя еще ничего не понимая, медленно ответил Федор Петрович.
- Алексей Сахаров! - заорал Ося, вскакивая и размахивая руками. - Так это Алик! Алик! Иван Антонович, Алик нашелся! А зачем же вы сказали, что он безродный? - вопил Ося.
Петренков стукнул об пол своей деревяшкой и прикрикнул:
- Помолчи, Осип!
Ося затих, только темными, как сливы, горящими глазами смотрел на Сахарова и Петренкова.
Иван Антонович сидел бледный и лицо его слегка вздрагивало.
- Расскажите скорей, - пробормотал он. - Откуда у вас мальчик?
- Ничего я не пойму, товарищ дорогой, - решительно сказал Петренков. - Почему вы в смятение такое пришли? Вы мне лучше расскажите, почему вам про нашего Алексея знать надобно? Тогда уж я расскажу.
- У меня сын потерялся, Алеша Сахаров. Увозили его на "Большую землю" с детским домом. Он около Вологды пропал…
- И этот Алексей тоже весной сорок второго года… - не удержался Ося. - А мы его ищем, и ищем…
Агроном метнул на Осю грозный взгляд.
- И вы, значит, думаете, что наш Алексей - ваш сын?
Федор Петрович с глубокой жалостью посмотрел на Сахарова.
- Так ведь отец нашего Алексея на фронте погиб! Доподлинно знаем. Эх ты! - с досадой покосился он на Осю. - Как человека смутил!
- А откуда вы знаете, что он погиб? - нетерпеливо спросил Сахаров.
- Запрашивали мы военкомат. В Москву писали. Первый раз не ответили нам. А второй раз ответили: "Пропал без вести". И бумага эта есть. Вот только где… - Петренков оглянулся и привстал, намереваясь итти искать справку.
Ося прижал кулаки к глазам и всхлипнул.
Иван Антонович удержал Петренкова, положив руку ему на плечо.
- Карточку Алексея можно посмотреть?
- Карточки нет, - виновато сказал Петренков.
- Как зовут отца мальчика? Сахаров… имя, отчество?
- Сахаров Иван Антонович. Помню, как же.
- Так ведь это я! - Сахаров вдруг улыбнулся такой ясной и в то же время грустной улыбкой, что не спускавший с него глаз Петренков как-то сморщился и засопел. - Я был сильно ранен, меня подобрали санитары другой части.
- Пра-авда?.. - Ося блаженно улыбнулся.
Потом все быстро спрашивали друг друга и быстро отвечали.
- Бывают, бывают такие вещи! Экая оказия! Вот оно как! - растерянно бормотал Федор Петрович и снова рассказывал Сахарову, как Варя привела мальчика в вагон, и они повезли его с собой, и как жили в Алтайском крае.
- А какое ты имя упомянул? - вдруг подозрительно спросил Петренков у Оси.
- Алик! Алик!
- Такого не слыхал, - покачал головой Петренков. - Так Алексей себя не называл. Но это не удивительно. Зачем ему говорить? Он лишнего ничего не скажет. Такой характер. Ведь вот когда получили мы о вас извещение, Алексей на речку убежал и полдня его не было. Еле-еле его Варя разыскала… А все-таки бывают совпадения… Вы очень-то не обнадеживайтесь, товарищ Сахаров. Фамилия у вас простая. И имя тоже не заморское.
- Но как же он не пришел на прежнюю квартиру? Почему? - спросил Сахаров.
Федор Петрович развел руками.
- Мы ему говорили, жена особенно…
- А называет он вас как?
- "Папаша" и "мамаша" называет, - покосился Петренков на Сахарова. - Поскольку мы ему родители, хоть и приемные. А "папа" и "мама", - это он не говорит… Да, так вот жена моя ему не раз говорила: "Пошел бы ты, Алеша, на старую квартиру свою. Может, вещи материны остались. Всё память". А он отмалчивается. Я и говорю жене: "Не настаивай, не надо. Пожалуй, ему еще тяжелей будет - так лучше не стоит". И в самом деле, родных уж всё равно не воротишь, так что веши… - Петренков махнул рукой.
Вернулась домой Александра Николаевна. Узнав обо всем, она разволновалась и заплакала.
- Да неужто правда у Алешеньки отец нашелся? - повторяла она. - Уж очень это чудно, не верится. Вы меня простите, дорогой товарищ, но мне сдается, просто однофамильцы вы. Пока мальчика не увидите, вы заранее не радуйтесь…
- И я говорю, - кивнул Петренков.
- А когда он приедет? - спросил Сахаров.
- Он в Ленинград к сестре Варе поехал. С последним поездом, должно быть, вернется. Ой, да что же я! - вдруг вспомнила Александра Николаевна. - Ведь Алексей предупредил, что ночевать у Вари останется.
- Я поеду туда, - решил Иван Антонович. - Дайте мне адрес.
И вот крупными шагами он шел на станцию, подняв воротник пальто и даже не оглядываясь на бежавшего сзади Осю.
В поезде Ося сказал:
- Ой! А про пионервожатую забыли. Вы же ее видеть хотели.
- Теперь мне уж не надо пионервожатую. Я хотел ее спросить… Ведь книгу "Военная тайна" я подарил в школу.
- Во-от оно что! - протянул Ося.
Остальную дорогу они молчали. У Сахарова было такое лицо, что Ося не решался с ним заговорить, только поглядывал на него и вздыхал.
Когда они сошли с поезда, Ося умоляющим тоном сказал:
- Я поеду с вами!
Сахаров машинально кивнул.
Варя Петренкова, а теперь, по мужу, Круглова, жила недалеко от Технологического института. Ося не замечал улиц, по которым идет, так быстро они шли.
Наверно, Сахаров хорошо знал этот район. Ни у кого не спрашивая дороги, он и в городе, как в поселке, шагал крупно и быстро.
На нетерпеливые звонки им открыла дверь седая старушка, варина соседка. Ни Вари, ни ее мужа-механика не было дома. Когда они придут, соседка не знала.
- Мальчик у них был сегодня? - спросил Сахаров.
- Это брат Варвары Федоровны? Был-был, - сказала соседка. - Они не так давно все вместе вышли.
- Несчастье какое! И тут его не поймать! - вырвалось у Оси.
- Может, передать что-нибудь? - Старушка с любопытством вглядывалась в настороженные, взволнованные лица Сахарова и Оси.
- Ничего не надо передавать, - сказал Сахаров. - Я еще приду.
Когда они вышли из подъезда, крупными хлопьями пошел снег.
- Иди домой, Ося. Ты измучился, прозяб. А я еще похожу… Я невольно обманул Димку, обещал еще сегодня прийти. Но я не могу. Я завтра приду…
Из снежной мглы голос Сахарова звучал как-то глухо. И вот его не стало рядом с Осей, точно он растаял в летящем снеге.
"Какой человек! - подумал Ося. - И сейчас о нас думает".
Он помчался к трамваю.
Странный мальчишка
В это же самое время Таня Чуркина ехала в трамвае.
Она стояла лицом к заиндевевшему стеклу, и губы ее были обиженно поджаты.
Настроение у Тани было самое скверное. Сегодня семиклассницы ходили на экскурсию в Русский музей. Но картины, которые ей так хотелось увидеть, померкли для Тани. А из объяснений экскурсовода она не поняла толком ни одного слова. И всё это из-за того, что девочки опять стали упрекать ее за ту книгу, которую она будто бы не записала.
Экскурсия была для Тани испорчена. Чтобы утешиться, она поехала из музея не домой, а в гости к тете на Международный проспект. Тетя очень обрадовалась племяннице и в честь ее прихода стала печь в чудо-печке пирог.
Поджидая обеда Таня сидела на диване и держала на коленях громадного ангорского кота Фому. Она прижималась головой к голубоватой мягкой шерсти, похожей на дым, и шопотом жаловалась Фоме:
- Вот видишь, какие несчастья бывают на свете. Разыскивают хозяина книги, а хозяина-то и не найдешь. И еще обзывают Суматохой Ивановной. А мое отчество как раз Георгиевна. И я совсем не виновата, совсем, совсем…
Кот лениво потянулся на таниных коленях и на секунду приоткрыл зеленые глаза с черной вертикальной черточкой-зрачком. На мордочке Фомы, окруженной усиками словно пышным голубоватым веером, было ясно написано: "Не обманывай, матушка, сама знаешь, что виновата".
- Дурачок ты, Фома, - вздохнула Таня. - Ничего не понимаешь, а туда же прикидываешься.
Отличный танин аппетит не пострадал и от огорчений. Уплетая за обе щеки вкусный пирог с повидлой и запивая его кофе, Таня выкладывала тете домашние новости: все здоровы, папа целые дни на работе, мама с "малышней" и по хозяйству, Таня старается ей помогать, Сони никогда нет дома, от Юры пришло письмо из плавания, Петька и Лариска вздуривают, как всегда.
- Хоть бы твои родители выбрались когда ко мне, - сетовала тетка. - Хорошо ты навестила! А что они сегодня делают?
- Сегодня папа с мамой в театр пойдут.
Только Таня это сказала, как вскочила, точно в нее воткнули иголку.
- Ах, беда какая! Ведь я совсем забыла, что обещала маме из музея сразу вернуться домой.
Хотя она и говорила тете, что старается помогать маме, но это было не совсем так. Таня обещала маме накормить ужином и уложить спать "малышню" и чуть не обманула ее.
Попрощавшись с тетей, она выбежала на улицу и села в первый попутный трамвай. Рядом с ней сидел подросток и читал книгу. Блуждая недовольным взглядом по сторонам, Таня заглянула в нее сбоку.
"Тогда, усевшись на подушку, Алька рассказал ей сказку про гордого Мальчиша-Кибальчиша, про измену, про твердое слово и про неразгаданную военную тайну…"
"Да это "Военная тайна!" - подумала Таня. И ей стало еще обиднее: точно нарочно, чтобы лишний раз ей напомнить о неприятностях, мальчишка читал у нее под носом именно эту книгу.
Трамвай сильно тряхнуло на повороте. Книга вырвалась из рук мальчика. Сидевший рядом с ним пассажир подхватил ее.
- Наверно, интересная, - улыбнулся он. - Раз в трамвае и то читаешь.
Прежде чем вернуть книгу, пассажир открыл ее на титульном листе и посмотрел название. И вдруг Таня ясно увидела надпись:
"Моему сыну от папы. Вырастай большим и смелым".
Закрыв книгу, человек подал ее мальчику, и тот, поблагодарив соседа, сейчас же погрузился в чтение.
Но что сделалось с Таней! Она сильно покраснела, побледнела и опять покраснела. Сомнений не было: это та самая книга, из-за которой ее столько бранили! Надо же! Мысли вихрем закружились в таниной голове.
- Мальчик, - слабым от волнения голосом сказала Таня. - Извините, пожалуйста, чья это книга у вас в руках?
Помолчав, мальчик коротко, сдержанным тоном ответил:
- Моя.
- Вы неправду говорите, мальчик, - торопливо и слегка сдавленно, так как в горле у нее почему-то запершило, сказала Таня. - Эта книга библиотечная, а прежде…
- Она моя.
- Но она, конечно, библиотечная! - уже громко и возмущенно возразила Таня. - Из библиотеки Подгорной школы.
- Книга моя, - упрямо повторил мальчик.
Пассажиры уже смотрели на них с любопытством и прислушивались. На лицах появились улыбки.
Мальчик сунул книгу подмышку, повернулся к Тане спиной и стал продвигаться к выходу.
Таня пробиралась за ним.
Мальчик сошел с трамвая, а следом за ним соскочила с подножки и Таня.