- Алексей у нас молодчина, - ответила Александра Николаевна и почему-то вздохнула. - Он и сам учится хорошо и Леньку тянет. Ленька-то тоже способный, да ленивый. Что ему нравится, то и делает. Вот математику любит, так это у него ничего, идет. А по литературе, по истории - одна беда.
Она разгладила шов и быстро прострочила его.
- Да, самостоятельным Алексей растет, - продолжала Петренкова. - И упорный. Чего захочет, так добьется. В деревне на Алтае когда были, верховая езда ему не удавалась. Падал он с лошади. До крови разольется другой раз, а снова лезет. И научился ездить. Тихий он такой, сдержанный, всё у него внутри. Не то, что Ленька, у того душа нараспашку. Будто и суровый Алексей-то, так кажется. А вот, к примеру, заболела у нас Варька. Так он за 15 километров в районную аптеку бегал. По морозу… И Леньке он как за старшего, уступает ему. А ведь чуть-чуть постарше… Уж так мы его полюбили, Алексея, так полюбили!
Всё время Аня жадно слушала, не спуская с Александры Николаевны внимательных глаз, но тут она заморгала от удивления. Ей показалось странным, что Петренкова сказала о сыне: "Полюбили". Вдруг бы анина мама так сказала об Ане: "Полюбила я свою доченьку". Ане стало смешно. Да ведь мама ее всегда любила, еще когда Аня ни ходить, ни говорить не умела, а не то, чтобы она ее потом полюбила…
- Трудно ему сперва было на крестьянской работе… - Александра Николаевна внезапно замолчала и потом совсем другим голосом, не задумчивым, а живым и громким спросила входившего Алешу:
- Ну, рассказывай, как они там?
- Хорошо. Привет всем от Вари, - Алеша снял у двери пальто и шапку и подошел к Ане.
- Здравствуй.
Аня слегка покраснела.
- Здравствуй.
И застенчиво улыбнулась, подумав: "А я знаю, что ты с лошади падал".
- Дай ей книжку почитать, - сказала Александра Николаевна.
Алеша ушел в горницу и через минуту вернулся с книгой в руках.
- Вот "История одного детства". Очень хорошая книга. Не читала? Это мне Варя в Ленинграде в библиотеке достала. Только смотри не испачкай. И очень долго не читай: ее отдавать надо. Ты в каком классе?
Он говорил спокойно, просто, точно знал Аню давным-давно.
- Я только в четвертом! - тихо сказала Аня. - Мне учительница говорила… Но только трудно это…
- Что трудно?
- Она сказала: позанимайся хорошенько и сдай за пятый класс, тогда осенью сразу в шестой переведем. У нас Стеша Логунова так сделает, она сможет, а я нет. У меня арифметика хромает. В диктовке я ошибок не делаю, а задачи не выходят.
Алеша мельком глянул на Аню и в раздумье сдвинул брови.
- А с остальными предметами справишься?
- Справилась бы. Занималась бы и занималась. А вот задачи…
- Знаешь что?.. Хочешь, я займусь с тобой арифметикой?
Аня замерла от удивления и радости.
- О-ой! Правда?
- Попробую, - сказал Алеша.
Сердце у Ани билось, и ей хотелось петь, когда, прижав к груди взятую у Алеши книгу, она бежала домой.
"Неужели перешагну через класс? Неужели своих догоню?"
Сбор в Подгорной школе
В это воскресенье Аня проснулась с мыслью, что сегодня должно случиться что-то очень интересное. Спросонок она не могла сообразить, что именно будет, а просто улыбнулась от радости.
"Чему я радуюсь?" - спросила она себя, торопливо натягивая платье; не хотелось терять ни минуты этого дня. И тут же вспомнила: "Да ведь сегодня приедут ленинградские школьницы, книги привезут".
Мама была в этот день дома. Аня только отнесла пойло корове да накормила поросенка, а больше не стала возиться по хозяйству и со всех ног помчалась в школу. Она думала, что, пожалуй, придет первая. Но ошиблась: многие ее опередили.
На сцене школьного зала, прямо на полу, лежал Саша Терентьев и толстой кистью вырисовывал большие буквы на длинной полосе бумаги:
"Да здравствует 28-я годовщина. Великой Октябрьской Социалистической Революции!"
Примостившись на верху стремянки, Маня Груздева прибивала к бревенчатой стене пихтовые ветки. Катя Носкова, задрав голову и привстав на цыпочки, подавала ей всё новые мохнатые лапки. Ребят в зале толпилось немало…
Аня сейчас же нашла себе занятие: тоненькой кисточкой подравнивать края букв на одном из плакатов.
Саша Терентьев, вихрастый мальчик лет двенадцати, встал с пола и довольно оглядел зал.
- А ничего мы встретим ленинградцев, - сказал он тоном хозяина. Саша гордился: ведь это он написал в газету заметку о том, что у них нет книг. И вот как всё замечательно получилось!
Аня подумала, что так украшают зал, конечно, не для пионерок из Ленинграда, а потому что на-днях будет большой-пребольшой праздник - годовщина Великого Октября, первая годовщина после войны.
Но всё равно было очень приятно, что гости попадут в такой нарядный зал.
Кончив подравнивать буквы на плакате, Аня подошла к печке. Дверца была открыта. Жарко пылали поленья. На скамейке у печки сидели ребята и разговаривали.
- А какие книги они привезут? - задумчиво спросила Нюра Громова.
- Лишь бы толстые! - вздохнула Нина Судакова. - А про что бы ты хотела больше всего?
- Я про моряков, - крикнул Геня.
- А я про… про жаркие страны и про всякие города.
- Лишь бы интересные, интересные!..
Подошла Сима Гущина, маленькая, в старом длинном платьишке, села перед печкой и некоторое время смотрела на огонь. Потом тихо сказала:
- А я вот совсем плохо читаю, но тоже запишусь в библиотеку.
- Зачем тебе? - заговорили ребята. - Ты ведь как неграмотная.
- Запишусь, - упрямо повторила Сима.
Озорник Генька тоже, хотел сесть к печке, а места не было. Он подкрался сзади к Симе и крикнул над ее ухом.
- Немец идет!
Сима моментально вскочила и со страхом оглянулась.
Ребята засмеялись, а Сима заплакала.
- Как тебе не стыдно! - Перед Генькой стоял Леня Петров. - Как ты смеешь пугать ее немцем? - спросил он возмущенно. - Хорошо тебе, что ты в Кирове жил всю войну.
- А что? - смутился Генька.
- А то! Ей скоро десять лет, а она почти неграмотная, - продолжал Леня. - Она при советской власти совсем мало жила. Кто бы о ней позаботился!
- Правильно! - поддержал Леню Коля Рогов. - У нас некоторые ребята, кто в эвакуации был, этого не понимают.
Донесся далекий гудок паровоза. Несколько мальчиков и девочек побежали на станцию, и с ними Аня.
Но ленинградские пионеры с этим поездом не приехали. Заслышав гудок, ребята еще раз бегали к станции, но напрасно. И только в третий раз они встретили долгожданных гостей.
* * *
Горы, окружавшие поселок, были затянуты туманом, и, сойдя с поезда, ленинградские девочки сначала не заметили их. Но, когда они свернули с шоссе на мягкую дорогу, где в грязи завязали галоши, туман рассеялся и горы внезапно выросли перед ними. Они были покрыты тонкими деревцами и кустарником. На черных веточках кое-где задержались желтые и коричневые сухие листья.
- Вот с этой горы проклятые фашисты обстреливали Ленинград, - задумчиво сказала Вера.
Девочки притихли. С тревожным любопытством они смотрели на горы.
Дорога была неровная. На спусках ноги скользили и разъезжались. Девочки держались друг за друга, чтобы не упасть.
Важно распушив ветки, темнели елки. Деревянные с островерхими крышами дома не стояли в ряд, а были разбросаны среди пустых черных огородов.
- Тут и улицы нет, а так просто… - подивилась Галя.
Невысокое солнце мягко освещало склон горы. Дышалось удивительно легко.
Из-за поворота дороги внезапно вышло несколько девочек и мальчиков. У двух ребят за воротниками пальто виднелись красные галстуки.
Приближаясь к идущим навстречу пионеркам, ребята замедлили шаги. Потом остановились, поговорили о чем-то между собой.
Девочка в наброшенном на голову пуховом платке ловко перепрыгнула через большую лужу. Держась руками за концы платка и улыбаясь, она стояла перед маленькой Галей Снетковой.
- Вы из Ленинграда? Из 174-й школы?
- Конечно, из Ленинграда! - закричали пионерки.
- А мы вас третий раз встречаем! Не знали, с каким вы поездом приедете.
- А мы на часовой поезд не успели.
Хозяева взяли у гостей пачки книг.
Пионеры двух школ шли рядом по дороге и, улыбаясь, поглядывали друг на друга.
* * *
Бревенчатые стены зала еще не успели оштукатурить. Ведь и самый зал отстроили недавно. Прямо на бревнах висели портреты товарищей Сталина и Жданова, и были прибиты еловые ветки.
На длинных скамьях не оставалось ни одного свободного места. Подгорновские ребята сидели тихо, глаз не спуская со сцены.
У начальника штаба дружины Оли Хрусталевой уже на второй строчке голос перестал дрожать от смущения. Громко и отчетливо она прочитала письмо своей дружины подшефникам.
Пионерки 174-й школы писали, что они хотят помочь ученикам Подгорной школы восстановить школьное хозяйство и поэтому собрали для них небольшую библиотеку - 800 книг.
Когда Оля назвала цифру, чей-то мальчишеский голос произнес обрадованно:
- Здорово!
По залу прошел легкий гул.
- Мы надеемся, - читала Оля, - что наш небольшой подарок положит начало большой и хорошей дружбе между нашими дружинами.
Ей громко хлопали.
Встал начальник штаба Подгорной дружины Леня Петров, коренастый загорелый подросток.
- Вся наша дружина благодарит вас за книги, - сильно покраснев, сказал он хрипловатым ломающимся голосом. - А мы вам тоже приготовили подарок.
Через стол он протянул Оле большую пухлую тетрадь в серой обложке.
Опередив Олю, Таня поспешно приняла в обе руки тетрадь и раскрыла ее.
- Ай, как хорошо! - воскликнула она.
Тетрадь оказалась гербарием. Цветы, листья, стебли самых различных растений, высушенные и тщательно прикрепленные нитками, шуршали на каждой странице.
- Да осторожно! Сломаешь еще! - шепнула Оля Тане.
- Не беспокойся! Не сломаю! - громко, на весь зал, успокоила ее Таня.
В зале засмеялись.
Подгорновцы присмотрелись к гостям и тоже стали выступать.
Оле особенно понравилось, как говорила одна круглолицая девочка с темными стриженными волосами.
- Вы привезли нам друзей, - застенчиво улыбаясь, сказала девочка. - Мы будем читать и вспоминать вас. А вы и сами к нам почаще приезжайте. Станем на лыжах вместе ходить. Хорошо? - Это "хорошо" девочка произнесла доверительно и чуть кивнула толовой.
"Славная девочка, - подумала Оля. - Наверно она тоже в седьмом классе".
Только Оля это подумала, как девочка сказала:
- Обещаю перейти в пятый класс с одними пятерками!
Потом сильно покраснела и поскорей села на место.
От удивления Оля широко раскрыла глаза: такая большая и в четвертом классе! Как же это так? Да ей не меньше четырнадцати лет…
И вдруг Оля сообразила: ведь многие из этих девочек и мальчиков совсем не учились четыре года, не могли учиться! Они были у фашистов…
Вот почему среди них столько переростков. Должна бы учиться девочка в седьмом-восьмом классе, а учится в четвертом, даже в третьем.
Точно отвечая олиным мыслям, один мальчик вскочил и сказал с места, не выходя на подмостки:
- Много времени нам пришлось потерять из-за проклятых фрицев. Зато теперь уж возьмемся за ученье!
Стали обсуждать, какими делами дружины могут заниматься сообща. Совместные сборы, лыжные походы… Кто-то предложил выпускать вместе стенную газету.
- Одну газету в месяц выпустим - неинтересно!
- Почему одну? Можно чаще.
- А как чаще? Заметки пока перешлем.
- Устареет всё!
Вера попросила слово.
- Но ведь можно организовать журнал, где помещать стихи и даже рассказы. А такой материал не устареет.
- Журнал! Журнал! - закричали со всех сторон.
Все окончательно оживились, когда стали придумывать название журнала.
- "Вперед!" Назовем "Вперед!" - голосисто предлагал крепкий мускулистый мальчик, по одному виду которого было видно, что он не признает слово "назад".
- Не надо "Вперед", лучше "За отличную учебу".
- Назовем "После войны".
- "Юные сталинцы"! Вот хорошее название!
- "Голос пионера". Вот как надо!
Кто-то предложил назвать журнал: "Навстречу будущему".
Маленькая девочка в красном галстуке, привстав на цыпочки, долго тянула руку.
Наконец, Леня Петров дал ей слово.
Девочка проговорила торопливо, с придыханиями, - видно боялась, что ей не дадут сказать до конца:
- Мы пионеры и мы дружим, значит, надо назвать "Дружба пионеров".
- "Пионерская дружба"! - подскочив, как на пружине, крикнул курносый мальчик с соломенного цвета волосами.
- Да, да! "Пионерская дружба"! "Пионерская дружба"!
Это название сбор одобрил. На нем и остановились.
Решили, что первый номер журнала "Пионерская дружба" оформит ленинградская дружина.
- Только вы смотрите, поскорее заметки присылайте!
Под конец сбора все вместе спели несколько песен.
Оля и Аня
Аня и сама не знала, как решилась выступить на сборе. Но была очень довольна: значит, и она умеет говорить, когда много народу. И вовсе это не так уж страшно.
На сборе было очень интересно и весело. Только одно Аню огорчало: не было Алеши Петренкова.
Может быть, он сидит где-нибудь на задней скамейке и его не видно в толпе? Аня несколько раз привставала с места и оглядывала зал, но Алеши не видела.
Мимо Ани проскочил Ленька Петренков. Она потянула его за рукав:
- А брат твой почему не выступал?
- Алексей? А он простудился и мама его в постель уложила. - Ленька помчался дальше.
Кучка ребят обступила пионервожатую Марью Ивановну. Аня подошла к ним. Ребята просили, чтобы сразу стали выдавать привезенные книги. Этого и Ане хотелось больше всего. Но Марья Ивановна сказала, что выдача книг начнется завтра после уроков.
Вместе с гостями ребята пошли гулять на гору. День стоял сырой, но не очень холодный. Когда взбежали по скользкой дороге вверх, выглянуло из-за облаков солнце, и всё как будто улыбнулось вокруг. Ленинградские пионерки закричали от восторга, таким красивым показался им вид с горы.
Марья Ивановна и пионервожатая ленинградской школы останавливали ребят, когда они сходили с тропинок.
Одна из приезжих, полная, шумная девочка, кинулась было в кусты:
- Ой, глядите! Кажется орех там остался! Да что такое, почему нельзя? - спросила она недовольно пионервожатую, схватившую ее за руку.
- Осматривали тут, а все-таки кто его знает, - сказала Марья Ивановна. - С месяц назад внизу даже, под горой, корова подорвалась, а не то что здесь…
- Мины, значит, могут быть? - заговорили девочки и на минуту притихли, пристально оглядываясь по сторонам.
- А вон дот немецкий, - показала Марья Ивановна на кирпичную стенку, прилепившуюся на краю обрыва. - Сейчас под снегом не видно, а там лежат еще немецкие каски, клочья одежды…
- Словом, остатки дохлых фрицев, - вставил Саша Терентьев.
Все засмеялись и стали приглядываться к торчавшему из-под снега доту.
Аня отвернулась: ей даже и взглянуть было противно на то, что напоминало о фашистах.
Оля Хрусталева в этот момент стояла рядом с Аней. Она внимательно посмотрела Ане в лицо и спросила тихонько:
- А при фашистах в школе вы учились?
Ане представились стеклянные глаза учителя, и даже теперь на лице ее выразилось отвращение.
Опустив голову и глядя в землю, Аня сказала:
- В школе учитель бил ребят… палкой…
- Какое же он имел право? - возмущенно воскликнула Оля.
Аня подняла голову и в свою очередь посмотрела на Олю с удивлением:
- Право? При фашистах какое право?
Оля взяла Аню под руку.
- Тебя зовут Аня? Ты на сборе хорошо выступала и веселая была… А сейчас… Как вы тут раньше жили? Расскажи мне немножко…
Они отошли в сторону.
Аня не любила вспоминать про неволю… Но если эта славная девочка хочет знать…
- Вот видишь, - сказала она, - там внизу, под горой, где колхозная контора, там стояли танки. А по этой улице нельзя было пройти… Каждую секунду тебя могли убить, ударить, отнять пальто или башмаки… А дедка, в избе которого жили… А учительница из третьего класса, такая молоденькая, как ваша Вера…
Аня говорила быстро и путанно. Круглое лицо ее побледнело.
Оля не могла представить себе, что нельзя найти управу на обидчика. Она всегда жила там, где имеют право делать хорошее и не имеют права поступать дурно.
"А это что же, - подумала Оля. - Это, выходит, с человеком обращаются, как с животным или с вещью?"
И вдруг Оля поняла, что всегда, всю свою жизнь она жила очень хорошо. И даже в блокаду, когда было мучительно холодно и всё время хотелось есть, и тогда она жила хорошо, потому что она была среди своих, готовых помочь друг другу в беде.
- Давай будем дружить, - сказала Оля и протянула подруге руку.
- Давай, - обрадовалась Аня.
Она опять радостно улыбнулась и принялась жадно расспрашивать, что привезли за книги и какую из них Оля ей посоветовала бы прочесть первой.