Детство не в начале, а в конце жизни - хорошо ли это? Спросите у маленького короля Декабря. Ему можно задавать какие угодно вопросы. А еще можно улечься с ним на балконе, прямо на полу, смотреть на звезды и беседовать о бессмертии. Или побывать у него в гостях и увидеть много - много коробочек, в которых он хранит свои сны.
Аксель Хаке
Маленький король Декабрь
Посвящается Урсуле
Приходит ко мне с некоторых пор маленький и толстенький король, Декабрь Второй. Маленький! - не больше моего мизинца, а уж толстый такой, что крохотную королевскую мантию из алого бархата, отороченную пышным белым горностаем, никак не удаётся ему на животе запахнуть. Декабрь Второй любит мармеладных медвежат. Обхватит медвежонка обеими руками и ест. Да и это королю трудно, медвежонка он едва поднимает: сам-то маленький, росточком, пожалуй, как два таких вот мишки. А как ест? Откусит, полный рот набьёт и жуёт долго-долго. Жуёт и между делом просит меня каждый раз об одном и том же:
- Расскажи-ка мне что-нибудь о своей стране.
В самый первый раз я вот что ему рассказал:
- Люди у нас рождаются на свет маленькими, потом они растут и вырастают большие, бывает, даже очень-очень большие, как баскетболисты. Живут, живут, потом, под конец, опять становятся чуточку поменьше ростом. Тут приходит смерть. И нет тебя.
- Не вижу в этом никакого смысла, - сказал на это король Декабрь и принялся за мармеладную мишкину лапу. - Почему бы вам не появляться на свет большими? Потом делались бы всё меньше и меньше, а под конец и вовсе исчезали. Становились бы совсем крошечными - такими, что и не увидать, вот и исчезали бы.
- Мне кажется, наша государственная служба похоронных услуг этого не допустила бы, - сказал я.
- А вот у нас всё в точности так, как я говорю. Мой отец, король Декабрь Первый, в один прекрасный день стал таким малюсеньким, что слуга его не нашёл в кровати: приходит утром, смотрит - а короля-то и нет. В тот день меня короновали, и я стал королём.
- Погоди! Разве можно родиться на свет большим? - недоумевал я. - Ведь до того, как кто-то рождается, он сидит в животе у мамы, а мама не может быть меньше, чем её малыш!
- В животе? - удивился Декабрь. - Хо-хо-хо! Да ну! Я вот проснулся однажды утром в своей кровати, встал да и пошёл себе на службу в Офис Юных Принцев, очень даже просто. В животе сидеть? Глупости! Проснулся - и вперёд, за дело!
- Да откуда же ты в кровати-то взялся?
- Сейчас, минуточку… - королёк замялся. - Кажется… Э-э… Король с королевой… Да как же это? Как всё это у них вышло? Забыл! Я ведь уже такой маленький. Понимаешь? Запамятовал, да-а… Помню только, что это было что-то очень хорошее. - Он тихонько рассмеялся и опять принялся за мармеладного медвежонка.
Я решил растолковать получше:
- У нас, когда ребёнок рождается на свет, он ещё ничего не знает.
И поначалу только и делает, что учится: есть учится, ходить, потом учится читать и писать. Даже нос ему другие люди вытирают. Ещё он играет в игру "Приятель, не сердись!" и приучается ни на кого не злиться. И всегда рядом с ним чьи-нибудь руки, большие руки, - они направляют ребёнка туда, куда надо идти, и голову ему поворачивают в нужную сторону или приподнимают за подбородок…
Король громко икнул и вдруг затрясся от смеха. Пока я что-то там объяснял, он успел отъесть медвежонку голову.
Но вот он посмотрел на меня и спросил, не переставая жевать:
- А потом что?
- Потом растёшь, становишься большим.
- Это больно?
- Хм… Растёшь ведь постепенно, очень постепенно, - сказал я. - Хотя нет, некоторые дети, бывает, за одну ночь вырастают на целых два сантиметра. Или вот, знаешь? Прижмёшься ухом к локтю или коленке и слышишь - что-то там тихонечко поскрипывает.
- Ну, у нас тоже что-то вроде этого, только наоборот всё происходит, - сказал Декабрь. - А сам очень редко замечаешь, что стал меньше. Вот как я недавно это заметил. Вечером сам поставил свою чайную чашечку на столик, а утром гляжу - надо на стул забираться, иначе не достать её со стола. Скажи-ка, по-твоему, это хорошо - расти, расти и вырасти большим?
- Никогда в жизни не слыхал, что бывает по-другому.
- Зато теперь услыхал.
- Расскажи ещё что-нибудь, - попросил я. - Вот вы, когда рождаетесь на свет, что вы уже можете, что умеете? И чему учитесь со временем?
- Да почти всё можем, - сказал маленький толстенький королёк. - Проснёшься, лежишь себе, потом встаёшь. А что умеем… Писать умеем, таблицу умножения знаем, компьютерные программы писать умеем, ходить на работу, обедать в офисе офисной едой. Ничего сложного. А со временем понемногу разучиваешься и забываешь всё это. Чем меньше мы делаемся, тем больше забываем. Вдруг видишь, кто-то разучился обедать в офисе офисной едой, ну, значит, ему и на работу уже не надо ходить - нечем там заниматься. Можно сидеть дома и забывать всё подряд. Забываешь - значит, в голове место освобождается, пустота в голове. А там, глядишь, уже и обед должен тебе кто-то другой готовить. Поел - и, пожалуйста, можно отправиться в гости к друзьям. Или в сад пойдёшь, будешь смотреть на тени и воображать, что это не тени, а привидения. А то ещё придумывать имена облакам на небе. Или ссориться со своим плюшевым мишкой, или…
- Да, если только большие не запретят тебе всем этим заниматься! - не выдержал я.
- А большим у нас положено помалкивать, - сказал Декабрь Второй. - Чем ты меньше, тем больше решений ты принимаешь сам, потому что… потому что у тебя жизненный опыт богаче, вот почему! Хе-хе… А большие обязаны отвечать на любые твои вопросы: зачем домам углы? Почему на грани игрального кубика не бывает больше шести крапинок? Почему идёт дождь? Ответят - и ладно, сразу можно забыть ответ. А так как всем заправляют маленькие, а не большие, то у нас и эскалаторы с низенькими ступеньками, и сиденья на горшках малюсенькие, чтобы не провалиться. Большим, пока они большие, приходится со всем этим мириться, а куда они денутся?
Король вдруг встал и горделиво вскинул голову, потом положил недоеденного медвежонка на пол и стал запахивать на животе свою маленькую алую мантию. Но ничего не получилось - он же такой толстопузый! Вздохнул и опять сел.
- Так, значит, у вас, - я сунул ему в руки недоеденного медвежонка, - у вас детство не в начале, а в конце жизни?
- А ты пораскинь мозгами! Разве плохо? У нас впереди что-то хорошее, радостное…
Сказав это, он долго-долго смотрел на меня и молчал. Наконец заговорил снова:
- Знаешь, что я думаю?
- Не знаю.
- Я думаю, неправда это - что вы становитесь большими. Я думаю, это только так кажется.
- С чего ты взял?
- Я думаю, вы тоже начинаете жизнь как самые настоящие большие люди. Если всё у вас так, как ты тут мне рассказываешь… По-моему, вот как оно у вас. Поначалу у каждого из вас великое множество разных возможностей, но каждый день какие-то возможности исчезают. Пока вы маленькие, у вас фантазия ого-го какая большущая, а знания очень даже скромные. Мало знаний - потому вы и фантазируете. Например, о том, откуда в лампочке берётся свет и откуда в телевизоре картинки. Или воображаете, как живут в лесу под землёй гномы, воображаете, что можно видеть и чувствовать, если, например, стоять у великана на ладони… А потом вырастаете вы большими, и те, кто уже совсем-совсем большие, объясняют вам, как устроена лампочка да как работает телевизор. Узнаёте вы и о том, что никаких гномов и великанов на самом деле не бывает. Фантазий всё меньше, знаний всё больше. Разве это правильно?
- Точно, - прошептал я. И чуть слышно возразил: - Но ведь это совсем неплохо - расти, учиться, узнавать мир и…
- Вы становитесь старше, - сказал королёк. - В начале жизни каждый из вас мечтает стать пожарным или медсестрой, или кем-то совсем другим, и в один прекрасный день вы и вправду становитесь пожарным или медсестрой. Но, выходит, кем-то совсем другим вам уже не стать - потому что тем временем убежало время. Но это ведь означает, что в жизни чего-то убавилось, а?
- Верно, верно… - Я вздохнул.
- Н-да, ничего хорошего. То ли дело наша жизнь. - Маленький толстенький король напоследок откусил ещё кусочек от мармеладного медвежонка. - Жаль мне тебя, да чего уж там - всех вас жаль. - Он прошествовал к книжному стеллажу и протиснулся со своим толстым животом в щель между стеллажом и стеной. Он скрылся, по обыкновению не попрощавшись. Я заметил, что, пока мы с ним говорили, он стал чуть меньше.
В моей жизни было время, когда я часто грустил. Да так грустил, что вечерами, как стемнеет, ходил-бродил по городу один-одинёшенек да ещё и радовался, если капал дождик. Всё вокруг тёмное, мокрое, и моя печаль отражается в лужах. Это отражение утешало меня, ведь, глядя на него, я чувствовал себя не совсем одиноким.
Набродившись по улицам, я поднимался по деревянной лестнице на свой этаж, а дома садился на стул и сидел, сидел… И вот однажды, когда опять я вот так сидел, из щёлки между стеной и книжным стеллажом выбрался королёк Декабрь.
- Где был? - спросил он.
- Ах, да я…
- А как дела?
- А-а-ах… да…
- А что будешь делать сейчас?
- Спать лягу.
- Давай зайдём ко мне, ненадолго? - предложил королёк Декабрь.
- Как же я к тебе зайду? - удивился я. - Ты живёшь за стеллажом, пробираешься туда через узенькую щёлочку, она же малюсенькая, а я такой большой, даже сейчас вечером. - И подумал: "Вечером я меньше ростом, чем утром, на целых пять сантиметров. К утру я во сне вытягиваюсь, становлюсь большой и важный. А за день жизнь, бывает, навалится и так придавит, что к вечеру я съёживаюсь. Но всё-таки не настолько, чтобы протиснуться в крохотную щёлку. Не смогу я погостить у королька Декабря".
- Да ты ни разу даже не пробовал, - сказал он. - Ложись-ка на живот поближе ко входу в мою квартиру, а там видно будет.
Я лёг на пол. Паркет подо мной заскрипел. Королёк шмыгнул в щель и скрылся.
- Просунь в щёлку указательные пальцы, - раздался его голос, - уцепись и понемножку подтягивайся, ползи сюда, ко мне!
Так я и сделал: уцепился ногтями за стену и за стеллаж, начал подтягиваться. На сей раз не паркет - стеллаж заскрипел. Тут я прямо перед носом у себя увидел комок пыли, причём немаленький, - подумал ещё, что давно пора прибраться в комнате, ведь комья пыли выросли чуть не с мою голову величиной. Но в эту минуту моя голова протиснулась в щель, а за головой и весь я.
Я лежал на животе в квартире королька.
- Ух ты, здорово! Никогда бы не подумал, что у меня получится! - Я поднялся на ноги.
И сразу заметил, что теперь король чуточку выше меня. Но квартира у него оказалась такая маленькая, что даже для совсем крошечного малыша она была явно маловата. Одна комната - вот тебе и вся квартира. Пять шагов король сделает и всю её обойдёт.
- И это всё? - удивился я. - Нет, я хочу спросить, это что же, такая маленькая у тебя квартира?
- К сожалению, да. - Король вздохнул. - Дому-то уже лет сто, долгую жизнь прожил, сильно притомился и теперь год от году съёживается. Дома, они ведь тоже съёживаются, когда им тяжко, но об этом мало кто знает. Пятьдесят лет тому назад эта комната была в восемь раз больше, чем теперь. - Он помолчал, снова вздохнул и сказал: - К сожалению, и я тоже…
Я огляделся. Слева от входа стояла маленькая узенькая кроватка с пунцовыми шёлковыми подушечками. На столике у кроватки горела свечечка, поэтому яркий шёлк красиво поблёскивал. Никакой другой мебели в комнате не было, даже простого стула. Зато по всем стенам сверху донизу тянулись тёмные деревянные полки, а на полках стояли коробочки, много-много маленьких коробочек, вроде тех, в какие ювелиры кладут кольца, - и тебе положат, если ты захочешь кому-нибудь подарить кольцо. Коробочки были разноцветные, каждая разрисована пёстрыми, яркими узорами. Были там цветочные узоры и узоры из змеек, из домиков, машинок, из поездов железной дороги, из человечков, и драконов, и фей с остроконечными колпачками на головках.
- Что у тебя в этих коробках? - спросил я.
- Там мои сны, - ответил король.
- Сны?! - Я так и ахнул.
- Все мои сны. В каждой коробке - один сон.
- Но разве можно видеть сны, если они лежат в коробочках? - удивился я.
- Вечером, ложась спать, я снимаю с полки какую-нибудь коробку, ставлю ее на полу возле кровати, открыв крышку, - охотно пояснил королёк. - Засыпаю и вижу сон. А утром, проснувшись, я не спешу вставать - лежу и вспоминаю, что ночью приснилось. Потом кладу сон обратно в коробку и ставлю на место. А тебе прошлой ночью какой сон приснился? - спросил он.
- А, да я и не помню толком, - сказал я. - Сидел… Сидел я в лодке, грёб вёслами, плыл по тихому чёрному озеру. Вёслами взмахивал, да только никуда не приплывал. И вот плыл я, плыл, а сам смотрел в окно - оно всё время было прямо передо мной… Странно-то как: лодка, а в ней окно! Но мне это ничуть не показалось странным, не до того было. Я очень расстроился, потому что почти не продвигался вперёд. А в окне - опять тёмное озеро и лодка, и я в лодке, и в той лодке опять я сидел и смотрел в окно и видел в окне озеро и лодку, и себя в лодке, и там я тоже смотрел в окно, и так далее, и так далее.
- А дальше что было? - спросил маленький толстенький королёк. Всё это время он, сидя на краешке своей кроватки, тихонько покряхтывал и смотрел на меня, не отводя глаз.
- Ничего не было, - ответил я. - Я грёб и смотрел в окно, и видел себя самого, и видел, что плыву в бесконечность.
- Уй-юй-юй-юй! - завопил королёк. - Это же сон для большущей-пребольшущей коробищи!
- А откуда вообще у тебя эти коробки? - Меня разбирало любопытство. - И во всех - твои сны? И ты уже все сны посмотрел, которые в них лежат?
- Какое там все! - Он махнул рукой. - Коробки достались мне в наследство от дедушки, короля Января Третьего. Он жил в такой же комнате, как эта. Мы все живём в таких комнатах. Так вот, его комната находилась в старом доме, дедушка с каждым днём всё старел, всё съёживался, и дом тоже всё уменьшался, и комната. А коробки никогда не делаются меньше - видишь ли, сны всегда остаются большими, какие они есть, стало быть, они и место занимают немаленькое. Ну вот, жил мой дедушка в своей комнате и старел, а комната уменьшалась, коробки сдвигались тесней и тесней, ближе и ближе, и каждый сон был таким близким дедушке. Потом комната стала совсем маленькой, и коробки со снами всю её заполнили. Где-то там, среди сновидений, остался и дедушка, совсем малюсенький, такой, что и не увидишь. Отыскать его не удалось. Совсем крохотный дедушка, а вокруг - великие сновидения. Затерялся он среди сновидений и грёз. Тогда я перенёс коробки в комнату побольше, в эту вот. И сны эти теперь мои. Может быть, и мой дедушка где-нибудь тут, кто знает?
Король по-прежнему сидел на кровати, болтая ногами, и глядел на пламя свечки.
- Чем ты старше, тем большую власть над тобой имеют твои сны, - сказал я задумчиво. - И настаёт день, когда ты живёшь уже только в своих сновидениях, перебираясь от одной коробки к другой, блуждая среди своих гигантских фантазий… Вот, значит, как оно у вас…
- Да, вот так оно у нас, - кивнул королёк Декабрь.
- У вас. - Я вздохнул. А потом спросил: - Скажи, а ты знаешь, в какой коробке какой сон?
- Это же не видеотека! - Король Декабрь заговорил громким голосом: - Пойми, нельзя увидеть сон по своему собственному выбору - сегодня о принцессах, завтра о ковбоях и так далее. Понятия не имею, в какой коробке какой сон. Всякий сон для меня сюрприз. Иначе и не должно быть.
Он снял с плеч свою крохотную мантийку алого бархата и повесил её на золотой крючок, укреплённый на одной из полок. Потом сбросил золотые туфли и поставил их под кроватью. Улёгся, но корону не снял с головы, да впрочем, он и не угомонился: вскоре король слез с кровати и принялся расхаживать по комнате, босиком, в коротенькой белой рубашонке.
- Расскажи ещё какой-нибудь сон, - потребовал он.
- Ну что ж… Вот недавно во сне был я пилотом реактивного истребителя, - рассказывал я. - Но я не летел на истребителе. Я на нём катался. Сначала по автостраде ехал, потом по шоссе, наконец приехал в город и поставил истребитель на автостоянку, сразу за городской стеной. Поставил, получил в платёжном автомате чек и пошёл в гости к лучшему моему другу. Мы с ним выпили кофе, потом друг спросил, где же мой реактивный истребитель, и я ответил, что он на парковке. Друг разволновался: нельзя, говорит, оставлять реактивный истребитель на стоянке для автомашин, его место на аэродроме или в воздухе. Я пошёл на улицу решил отвезти истребитель на аэродром. И подумал: я же не смогу катить на нём по улицам, надо взлететь. Но как же это - прямо посреди города взмыть в воздух на реактивном самолёте? Опять ничего не получится. И я упал духом, растерялся, не знал, как быть.