Так я сидел очень долго, пока ко мне не приблизился белобрысый юнец в подвернутых джинсах. Джинсы одежда ковбоев Запада, это очень прочная одежда, в которой угадываются признаки костюма Возрождения.
Ромео очень долго смотрел на меня и, видно, не понимал, сколь важным делом я занят. Наконец он спросил:
- Рыбу ловишь?
Я усмехнулся и пожал плечами. Еще неизвестно, что я ловлю.
- А как же ты ловишь, если у тебя ни крючка, ни лески?
- Послушайте, Ромео, - сказал я, - вы зря на меня уставились. Я вовсе не из рода Монтекки.
- Откуда ты знаешь, как меня зовут? - изумился юнец.
- Это написано в любой хрестоматии, - ответил я. - Монтекки враждовали с Капулетти. А в результате пострадала Джульетта.
- Джулька - это моя сестра, - сообщил Ромео.
- Ошибаетесь, мой юный друг, - сказал я. - Она не состоит с вами в родстве. Иначе зачем бы вам было лазить к ней на балкон?
Юнец смотрел на меня с нескрываемым интересом.
- А ты-то кто? - спросил он.
- Я Гекльберри Финн, бежавший от своего незабвенного папаши в камышовые заросли реки Миссисипи, Кстати, ты не видал здесь китов? Я намерен засолить кита на зиму.
Он подошел и уселся со мной рядом.
- Слушай, - сказал он, - у тебя лицо красное и язык заплетается. Ты, случайно, не пьяный?
- Возможно, возможно, - ответил я. - Рюмочка виски, стакан мартини и кувшин самогона "Дедушка крякнул".
- А ты правда сбежал из дома?
- Да, - горько сказал я, - папаша гонялся за мной с топором.
- А где ты живешь?
- Купил себе деревеньку, часть лагуны… - Я повел рукой, - Места хватает. Может еще прикуплю палаццо в Вероне. Будем соседями.
Внезапно он схватил меня рукой за голову. Рука его была холодна как лед.
- Ты больной! - воскликнул он. - У тебя жар! Все сорок градусов!
- Ноль семьдесят пять, - заверил я, - ноль семьдесят пять по Фаренгейту.
- Тебе надо в постель, - сказал он. - Слушай, поедем ко мне. Я один на даче. Народы вернутся только в субботу. Видел, мы мимо на лодке прошли? Правда, Джулька приедет, но она не помеха. Джулька хороший парень, добряк. Тебе надо принять лекарство.
- Вы приглашаете меня в свое имение? - спросил я.
- Приглашаю! У нас много комнат, а вокруг ни души. Поехали, Гек. Тем более если ты сбежал из дома. Я тоже один раз сбежал, но меня сразу поймали.
Почтительно поддерживая под руку, он проводил меня к белой ладье и помог вступить на борт. Пушки грохнули приветственный салют, и стопушечный бриг легко заскользил по нестерпимо блестящей воде. Вдали на высоком холме обозначился контур белого замка…
Но где же, где же она? Тут множество комнат, и каждую охраняет чудище. Вампиры, упыри, вурдалаки. Химеры, чудовища с головой льва и телом дракона. Безобразные жабы с огнедышащей пастью. Железные птицы со стеклянными глазами. Зловонные циклопы и липкие змеи. Чтобы проникнуть в комнату, приходится вступать в борьбу с тварями, отпихивать их, гнать пал - кой, кричать страшным голосом. Они отступают неохотно, шипят и плюются, показывают клыки. Одна тварь схватила меня костистой лапой. Я вынужден был уда-рать ее ногой, отчего она разлетелась на множество дребезжащих осколков. Тварь была стеклянной. Но где же прячут ее? Где дверь в эту комнату? От тлетворных запахов у меня кружится голова. Я решаю открыть окно и глотнуть свежего воздуха. Окно закрашено черной краской. Я толкаю раму, окно распахивается. Поток солнечного света врывается в замок…
Свет лежит на полу жарким квадратом. Легкий ветер колышет прозрачную занавеску. Меж веток сосен вставлена ярко-синяя глыба неба…
- Ну что, Гек, получше?
Передо мной сидит мальчик в расстегнутой, завязанной снизу узлом рубашке, засученных по колено джинсах. Лицо загорелое, волосы белобрысые, уши чуть оттопыренные, горящие красным фонарным светом против солнечного окна.
Я напряг память:
- Как я сюда попал?
- Как, как. Горячку схватил. Я тебя вылечил! - Гордо сказал мальчик. - У меня ударный метод. Сразу по четыре таблетки аспирина и анальгина. Давай знакомиться. Роман.
Он протянул мне руку.
- Дмитрий Суханов. Митя, - ответил я.
- Ты был почти без памяти. Молол бог знает что. Про замки, баронов, красную машину. - Он налил мне стакан крепкого чая… - Выпей… Я перешел в седьмой класс. А ты?
- В восьмой.
- Я так и думал. Телепаюсь на даче. Скука смертная. Рядом дач нет, деревня далеко. Я лишен общества.
- А что это за дача?
- В прошлом дом лесника. Перестроен, конечно. Купили по случаю. Мои в городе, наезжают в основном на уик-энд. Я под присмотром Юльки, моей сестры. Но это еще тот присмотр. Все время шастает в город. Сварит суп - и адью. Ничего, скоро все понаедут: к Джульетте подруга, к моим родственники. Но пока свободно. Ты правда сбежал из дома?
- Правда, - ответил я.
- Большие расхождения с предками?
- Немалые.
- Я тоже бегал, но неудачно, Я понимаю. Как дальше думаешь жить?
- Не знаю, - ответил я.
- Пока можешь остаться здесь. Я представлю тебя как товарища… ну, скажем, по лагерю. В прошлом году я в лагере был. Ты не думай, у нас демократия. А то мне скучно, Гек. Будем с тобой по лесам бродить. Тут один оригинал настоящий вигвам построил. Оставайся, Гек. Кроме того, ты еще нездоров.
- Но… - пробормотал я.
- Одежды я тебе подкину, - заторопился Роман, - ты ведь немного больше меня. Почти такой же. У меня целый шкаф шмоток, одних джинсов четыре пары.
- Не знаю… - сказал я.
- Чего там знать! Жизнь есть жизнь. Се ла ви, так сказать. Ты какой учишь язык?
- Английский.
- А я сразу два! Я вундеркинд. Но это в прошлом. Ныне я превратился в обыкновенную посредственность. Нет ничего хуже, мон шер, чем быть вундеркинд дом. Это я тебе говорю. Мука и смертная скука. Все от тебя чего-то хотят. Бесконечные конкурсы, интервью и прочая лабуда. А ты случаем не вундеркинд?
- Нет, я не вундеркинд.
- Ты меня поразил тем, что много знаешь. Так и сыпал в бреду словами. Талии, полигимнии, гекаты. Наверное, ты много читал?
Мой новый друг был очень словоохотлив. Он долго еще говорил, а потом вдруг вскочил и кинулся к окну.
- Извини. Кажется, Юлька вернулась. У нас будет обед! Выползешь к обеду? Ночью ты пропотел, а сейчас нужно основательно подкрепиться. Я, между прочим, варю курицу. Через час обедаем. Адью! - Он ловко перемахнул через подоконник.
На большой деревянной веранде стоял круглый стол. В центре ваза с цветами. По краям расставлены тарелки, разложены столовые приборы.
Я отказался надеть джинсы Романа, но сменил рубашку. На мне была отличная фирменная рубашка с погончиками и карманами. Ее подарил Голубовский, выросший из нее прошлым летом.
Роман солидно кашлянул:
- Позволь, дорогая сестра, представить тебе моего лучшего друга Дмитрия Суханова!
Ко мне обернулась улыбчивая девушка в белом свободном платье, туго перетянутом поясом с крупным бантом. Как ее описать? Тому, кто знает картину Серова "Девочка с персиками", и описывать не стоит, лишь заменить цвет волос на более светлый, овсяный. Это была девочка с картины, румянолицая, свежая, с улыбкой на полных ярких губах.
- Чудесно! Чудесно! - сказала она. - Я люблю твоих друзей, милый братец. Садитесь же с нами обедать, Дмитрий Суханов.
- Он несколько нездоров, - важно произнес Роман. - Вчера перенес тяжелую болезнь. - И, подумав, добавил: - Тропическая лихорадка.
- Лучшее средство от тропической лихорадки куриный бульон, - сказала "девочка с персиками". - Ты, братец, оказывается, отличный кулинар. Что подвигло тебя извлечь курицу из холодильника?
- Разве ты не помнишь, что старушка зарезала Мересьеву последнюю курицу? - недовольно спросил Роман. - Или ты не читала "Повесть о настоящем человеке"?
- Ах да! Я забыла. Твой друг ведь болел!
- И очень тяжко, - веско сказал Роман.
- Надолго к нам в гости? - обратилась ко мне сестра.
- На все лето! - брякнул Роман.
- Чудесно, чудесно! Нам будет веселее. В какой класс вы перешли?
- В восьмой.
- Можешь называть ее Юлька, - небрежно вставил Роман.
- Да, конечно, зовите меня Юлей.
- Она собирается поступать, - заметил Роман.
- Сколько раз я тебе говорила, что неприлично в присутствии дамы говорить "она"!
- Какая ты дама, - Роман ухмыльнулся. - Ты моя сподвижница.
- О господи! - Юля вздохнула. - А еще вундеркинд. Ты неотесан как житель пещер. Митя, не учитесь у Ромы дурным манерам. Лучше смело грызите курицу. Будет еще зеленый горошек с жареной колбасой.
- Опять! - воскликнул Роман.
- Что тебя не устраивает?
- У меня в глазах зеленые шарики от твоего горошка!
- Вот, - Юля повернулась ко мне. - Я же говорила, что он невоспитан. К тому же очень избалован. Вы, надеюсь, не очень избалованы?
- Я не очень…
- Да вы не стесняйтесь, Митя, ешьте. Обед, конечно, у нас небогатый, но сил прибавит. Вам нужно силы копить. Наверное, у вас есть какие-то увлечения…
- Мой друг огромный талант! - внезапно заявил Роман.
Я поперхнулся.
- Да? - заинтересованно спросила Юля. - В какой же области?
- Он поэт! - торжественно произнес Рома.
Воцарилось молчание. Стук вилок о тарелки.
- Это очень интересно, - сказала Юля, - сейчас многие пишут стихи. Вы нам когда-нибудь почитаете?
- Почитает, почитает, - ответил за меня Роман. - Сами скоро почитаете. Его стихи приняты в одном журнале!
Снова молчание.
- В каком же? - спросила Юля. - Если не секрет? Я, конечно, не собираюсь вторгаться…
- Это пока тайна! - объявил Роман. - Чтобы не сглазили. Сама знаешь, сегодня приняли, а завтра какой-нибудь сынок принесет, и тебя вышибут. - Он выдержал паузу и добавил значительно: - Завистников много…
- Ну будем надеяться, - сказала Юля. - Глядишь, вы и у нас что-нибудь за лето напишете. Повесим мемориальную доску…
С пылающими щеками я выскочил из-за стола и кинулся в комнату. Тут я схватил сумку и стал запихивать в неё вещи.
- Куда? - прошипел Роман.
- Что ты болтаешь? - сказал я. - Какие стихи и журналы?
- Чудак-человек! - жарко зашептал он мне на ухо. - Все так сейчас говорят. Никто у тебя и не будет допытываться. Ты посмотри, сколько народу к нам ездит, все гении! Кто писатель, кто композитор, кто ядерный физик. Это принято, понимаешь? Думаешь, я вундеркинд? Какой там! Самых средних способностей. Но почему-то решили с детства и до сих пор зовут. А ты будешь поэт, чем плохо? А стихов мы тебе найдем. У меня много стихов валяется. Только подвывай при чтении - и вся премудрость…
Я молча пошел к выходу.
- Уходишь? А я всю ночь с тобой просидел, курицу сварил. Ну, иди, иди…
- Я бросил сумку.
- Кстати, как сумка со мной оказалась?
- Как оказалась… В избу к тебе заходили.
- Я ничего не помню.
- Еще бы помнил. Если б не я, ты бы в больнице сейчас валялся. А знаешь, в больнице как? Не приведи господи…
- Ладно, - сказал я, - только, пожалуйста, не говори больше ни о каких стихах.
Роман вздохнул:
- Странный ты человек. О тебе ведь пекусь…
Блаженные дни июня! Природа нежна и заботлива. Она подносит огромную чашу зеленых трав, птичьих посвистов и свежих запахов. Июнь - месяц цветов. Больше всего я люблю пионы. Как-то при полном свете луны я подошел к клумбе. Вдохновленные небесным светом, пионы нестерпимо белели в таинственно черном холмике клумбы. Они казались искусно изваянными из бело-голубой массы. Масса была упругой, прохладной, тяжелой. Где-то я читал: "До свидания, пионы, дети воска и луны". Аромат пионов тоже был прохладным, ночным. Есть ли на свете более тонкий запах? Я осторожно раздвинул кусты пионов, ступил на клумбу и опустился среди цветов так, что они были вровень с моим лицом. Один бутон прикоснулся к моей щеке и что-то залепетал в полусне на незнакомом языке лунных тайн и ночных превращений…
Дача Корнеевых велика. Отец Романа заведует кафедрой физики в областном институте. Они купили этот дом несколько лет назад и основательно перестроили. Сейчас завершается второй этаж. Там уже есть две комнаты, но половина еще служит чердаком, заваленным материалами и ненужной мебелью. В первом этаже еще четыре комнаты, так что места хватает. Вокруг дачи расчищена зеленая поляна, а за ней начинается редкий сосновый лес, потом густой смешанный.
Роман - непоседливый пылкий юнец. У него богатое воображение. Он не может сидеть на месте. Вечно что-то затевает, сооружает, вступает в споры со старшими. В прошлом году он начал возводить ветряную мельницу по чертежам какого-то голландца, уверявшего, что такую мельницу может построить любой школьник. В этом году он водрузил на чердаке телескоп и объявил об открытии "обсерватории".
- Ты подумай, какие названия! - толковал он мне. - "Волосы Вероники"! "Северная корона"! А хочешь покажу тебе звезду "Сердце Карла"? Я решил составить свой звездный атлас. Некоторые созвездия я хочу переименовать. Ты знаешь хоть одно хорошее название?
- Знаю, - ответил я. - "Stella maria maris", звезда надзвездная, спасительная.
- А где это?
- На самом верху. Но она не обнаружена.
- Откуда взялось название?
- Кто-то вычислил ее существование. Но пока звезда не открыта.
- Мы откроем! - пылко заверил Роман.
На его розовощеком лице явственно проступают веснушки, а белесые короткие волосы беспорядочно торчат в разные стороны.
- Рома, причешись! - кричит сестра.
Он шлепает по голове пятерней, но от этого прическа не становится лучше.
- У тебя есть любовь? - спрашивает он меня заговорщицки.
Я пожимаю плечами.
- У каждого рыцаря должна быть дама сердца, - заверяет Роман.
- А у тебя есть?
Он печально вздыхает:
- Была одна… но так…
- Что "так"?
- Дура…
- Ничего, у тебя все впереди, - успокаиваю я.
- Все так говорят, - уныло возражает Роман. - Нет, мон шер, жизнь не сложилась…
Каждый день мы ходили купаться и проводили на Вире несколько часов. Дорога к реке шла по лугу, заросшему серой невзрачной кашкой. Издали луг кажется серебристым и от порыва ветра волнуется тяжелым ртутным пластом.
Дни стояли жаркие. Тусклое неистовое солнце наполняло мир горячим дыханием. Мы с шумом падали в воду, а потом лежали на берегу, как снулые рыбы. Роман лепит ко рту узкие листочки лозы, и слова исходят из его губ с легким шуршанием.
- Как ты угадал мое имя?
- Я и не угадывал.
- Веришь ли, я в паспорте так и записан - Ромео. Бред! Всю жизнь мучиться. Ромео Корнеев! Мой папаша неисправимый мечтатель, Манилов. Он и Юльку хотел записать Джульеттой, еле мать отстояла. Но на мне отыгрался папаша… А у тебя кто родители?
- Так… инженеры…
- Ну и что у вас вышло?
- Неохота рассказывать.
- Понимаю. Но ты молодец. Надо их проучить. Диктаторы! Я в прошлом году собрался в поход, так меня не пустили. Сбегу, ей-богу, сбегу!..
Волна нагретого воздуха пробегает низом, опаляет лицо и приносит какой-то знакомый запах. Пытаюсь вспомнить, но память тотчас закрывает свою чуть приоткрывшуюся дверцу…
- Скоро Бернар приедет… - бормочет Роман.
- Кто это?
- Угадай.
- Какой-нибудь гений?
- Обыкновенный пудель. Правда, породистый и очень умный. По-моему, он сочиняет стихи.
- Все у тебя сочиняют.
- Все! - Роман вскакивает. - Все без исключения! Но ты лучший из них. Не забудь. Ты огромный талант!
Я что-то заскучал по своим. Вечером я начал бесцельно листать тетрадки и вдруг обнаружил адрес Голубовского, записанный прошлым летом. Вернее, это был адрес американского дядюшки, к которому Голубовского отпускали на каникулы. Острая тревога не давала мне покоя. Как там у нас на Горе? Где ребята? В новом здании, как грозил Петр Васильевич, или на каникулах? Как себя чувствует Лупатов? И наконец, усердно ли ищут меня. Летние побеги в интернате обычное дело. Каждое лето бывает два-три, а то и больше. Лупатов бегал позапрошлым летом, Теряев из нашего класса прошлым. Самое интересное, что, если и не искать воспитанников, они все равно возвращаются в интернат. Больше ведь некуда деться. Ну, поругают, накажут, а все равно примут. Накормят и обогреют.
В одну из дальних прогулок я завернул в Сьяново и наведался на почту. Я спросил, можно ли мне получить письмо до востребования, хотя никаких документов у меня нет. Я живу на далекой даче, и почтальоны туда не ходят.
- Как фамилия? - спросили меня.
- Суханов Дмитрий.
- Ладно, Суханов Дмитрий, приходи. Отдадим тебе почту.
Я тут же черкнул короткое письмо Голубовскому и послал на адрес американского дядюшки.
Мне очень нравится Юля Корнеева. Она веселая и ласковая. Невысокая, легкая, с маленькими крепкими ногами. У нее нежная кожа, ресницы серые и серые глаза. Нос чуть вздернут, а на губах всегда предвестье улыбки. Стоит окликнуть ее или встретиться взглядом, как губы тотчас раскрываются, показывая ровные белые зубы. Она ходит, как-то особенно грациозно поводя плечами, держа носки врозь, по-балетному. Юля долго занималась в хореографическом кружке. Она любит носить светлые широкие блузы, юбки и платья с огромными карманами, где исчезают, погружаясь чуть не по локоть, овеянные легким пушком загорелые руки. Юле шестнадцать лет, но разговаривает она с нами как взрослая.
- Мальчики, обедать! Руки помыли? Роман, ты опять с грязными руками? Митя, а ты всегда моешь руки? - Она в первый же день перешла на "ты" и предложила мне называть ее так же.
У меня же тайная страсть к обращению на "вы". Мне кажется, это придает разговору значительность и благородство. Попав к Корнеевым, я заважничал. Меня ослепил полный достатка дом, беззаботность и легкие отношения. Если я жил в семье, то очень давно. Я совсем забыл то тепло, которое сосредоточивает в себе крепкая большая семья. Теперь я в этом тепле блаженствовал. Еще не съехались родственники, а я уже чувствовал всю атмосферу нерасторжимых связей, переплетающих дом Корнеевых. Один круглый обеденный стол вызывал у меня внутренний восторг. Он был велик, этот стол, за ним умещалось не меньше дюжины чело - век. Я представлял разложенные по кругу серебряные приборы, салфетки. Гнутые спинки венских стульев окружают стол в ожидании гостей. Все они еще рассеяны по комнатам, в саду. Они смеются, перекликаются. Скоро они соберутся, сплотятся вокруг стола подобно Сонму маленьких планет, тяготеющих к одному светилу, И потечет задушевная беседа… Как хорошо жить дома! С братом, сестрой. Мамой и папой. Какое это счастье. Простое, обыкновенное…
В покой природы вторглось гуденье моторов. Переваливаясь на кочках, к дому подползли две сияющие лаком машины, белая и красная. Вперебой захлопали двери, на зеленый газон высыпали нарядные люди.
Роман выскочил на веранду и дико, словно африканский слон, задудел на блестящей трубе. На него прыгнул огромный белый пес и повис, обнимая лапами и душа мокрыми собачьими поцелуями.