Глава двадцать пятая. Нежданно-негаданно
Мы скрылись за высокими кирпичными домами и немного успокоились. Вот уж не думал я, что мы будем тайком увозить дедушку из больницы. Даже представить себе этого не мог. Должно быть, он в самом деле был очень решительный и храбрый. Я посмотрел на дедушку и улыбнулся: он обсыпал себя сеном, чтоб не было видно его больничной пижамы. Дед поймал мой взгляд и лукаво подмигнул мне:
- Глянь-ка, Пётр, никто за нами не гонится?
- Не видно, - весело сказал я.
Дед, конечно, шутил. Никто нас догонять не собирался. Просто у него было хорошее настроение. Он даже помолодел. Но Женька всё-таки перебрался в конец телеги и объявил:
- Не беспокойтесь! Я буду назадсмотрящим. - И добавил мне: - Покараулю минут десять, а потом сменимся.
Яшу трогать было нельзя: он правил лошадью. Я подсел поближе к Женьке. Он ухмыльнулся во весь рот и, наклонившись ко мне, неожиданно сказал шёпотом:
- Знаешь, почему мне лошадь дали? Я им загнул, что твоего деда из больницы берём. А оно так и получилось.
Мы поравнялись с лесом, и дед попросил Яшу свернуть на лесную просеку.
- Чтоб уж совсем их со следа сбить, - хитро прищурившись, объяснил он.
- Собьём! - ответил ему в тон Яша и затряс вожжами.
- Ну и классный же у тебя дед! - в восторге сказал мне Женька, сдавая пост караульного.
Мне тоже нравился сейчас дедушка.
Мы свернули в лес и поехали по просеке, вдоль шоссе. Как раз я с Яшей во сне здесь на тигре мчался. Нам навстречу выехал мотоциклист. Поравнявшись с телегой, он оглядел заваленного до плеч сеном деда и промчался мимо. Но вдруг повернул обратно и догнал нас.
- Николай Иванович, вы ли это? - спросил мотоциклист.
Дедушка повернулся к нему и… растерялся, как школьник, который засыпался, списывая контрольную со шпаргалки. Мотоциклист оказался врачом из больницы.
- Зоркий же вы, Анатолий Лаврентьевич, - после минутного молчания крякнул дедушка.
- Куда же вы, больной, направились? - строго спросил врач-мотоциклист.
Дедушка только вздохнул в ответ. Рассказывать раньше времени нашу тайну ему не хотелось, а выдумывать что-нибудь характер не позволял. Наступила неловкая пауза. И вдруг Яша как заревёт, со всхлипом, точно грудной младенец. Даже врача напугал.
- Не увозите дедушку… Он нам очень нужен… - размазывая по щекам слёзы, запричитал он. - У нас на опытном участке ранний картофель гибнет! Мы его и подкармливали, и окучивали, а он гибнет. Один дедушка может определить, что с ним. Нам и телегу за дедушкой по такому случаю дали.
- Вы, оказывается, ещё и юный мичуринец? - улыбнулся дедушке врач.
- И чего только ребятишки не придумают, - замотал головой дедушка.
Но врач понял его по-своему и согласился:
- Это верно. Пытливый народ растёт, упорный!
- Ага, упорные мы, - подтвердил Яша и для большей убедительности заревел ещё громче.
- Ну, ну, успокойся, мальчик. Отпущу я с вами дедушку, - подобрел врач, но тут же очень строго сказал дедушке: - Николай Иванович, даю вам отпуск до завтрашнего утра. Смотрите не опоздайте.
- Спасибо, Анатолий Лаврентьевич, - поблагодарил дедушка врача.
- И от нас спасибо! - закричали мы все трое.
Врач-мотоциклист уехал, и мы благополучно тронулись дальше.
- Ну и дров мы с вами наломали! - крякнул дедушка. - А ты, Яков, как же сумел так ловко слёзы-то распустить? Точно в самом деле подопытный картофель погубил.
- С перепугу я, что вас воротят, - признался Яша. - Я, коль перепугаюсь, всегда реву. А как реву, не пойму, что горожу. Заносит меня тогда шибко.
- Тебя занесло, а нас вынесло, - сострил Женька.
- Выкопать бы нам Иванов клад, зараз перед всеми оправдаемся, - добавил дедушка.
- Ребята, а почему на расшифровку полосы не перенесены? - вдруг схватился Женька, вспомнив проведённые в записке линии.
- Какие полосы? - спросил дедушка.
Я достал из конверта расшифровку о запиской и показал их. Женька тут же ткнул пальцем в записку:
- Вот они!
Дедушка надел очки, внимательно осмотрел полосы и объяснил:
- Это складки на бумаге от времени образовались. Грязь в них поналезла. Оно и кажется, будто нарисовано что.
Женька хотел поцарапать одну из полосок ногтем, но дедушка остановил его:
- Не троясь. Эта бумага сейчас самый главный документ. С ней надо бережно обращаться.
- Выроем клад, который бабкин сын зарыл, тогда у нас ещё один документ будет, - сказал Яша.
- Ну и документ "кол"! - засмеялся Женька, но тут же чуть с телеги не свалился от своей догадки. - А может, это совсем не "кол"? Там же сказано, что два слова до конца не расшифровали. Вдруг это "кольца золотые"! Дальше-то "з" идёт!
- Дальше не одно "з", а "зн" написано, - сказал я.
- Значит, там ещё какие-нибудь значки драгоценные, - не сдавался Женька.
Мы приближались к деревне, и наше волнение стало расти. А как показался косогор, Женька даже заговорил шёпотом:
- Давай компас, надо точно определить, где юг.
- Где юг, и так ясно, - сказал дедушка.
- По компасу вернее будет, - не унимался Женька и, соскочив с телеги, во весь дух припустился к косогору.
Когда мы подъехали, Женька уже огородил нужное место колышками.
- Вот здесь рыть надо, - объявил он. - Я уже всё отмерил.
- А чем, милок, рыть прикажешь? Руками? - добродушно усмехнулся дедушка.
Батюшки! От волнения мы совсем забыли про лопаты. Мы с Яшей тотчас припустились за ними. Ведь от косогора мы живём гораздо ближе Женьки. Схватили по две лопаты, рукавицы, какие попались, и задами, чтобы нас не заметили племянницы тёти Клавы, помчались обратно.
Женька ползал по огороженному им участку с компасом в руках. Ставил его боком на землю и смотрел, притягивается ли к ней стрелка.
Яша засмеялся:
- Ты чего? Будет тебе деревянный кол магнит притягивать!
- Сам-то ты кол осиновый, - не зло сказал Женька. - А вдруг притянет! Значит, там клад с драгоценностями. Соображать надо!
Но драгоценности на компас почему-то не действовали. Красный конец стрелки показывал только на юг.
- Должно быть, глубоко зарыл, - решил Женька и взял лопату. - Подкопаем немножко, так я ещё проверю.
Как хорошо, что юг находился от кустов бузины в сторону откоса, - кусты и холм скрывали нас от деревни. Но Женьке этого показалось мало.
- Установим на верху косогора дозорного: в случае опасности подаст сигнал, - предложил он и отрядил туда Яшу.
Мы стали рыть втроём. Женька и я двигались навстречу дедушке. Старались мы вовсю. Дедушка такие комья отворачивал, что совсем забыл про свою хворь. Так ему не терпелось выяснить всё до конца. А я даже на мозоль внимания не обращал. Правда, из-за неё мне не очень удобно было держать лопату. Дедушка заметил это и сказал:
- Ты, брат, лопату-то не по-городскому держи, а по-нашенски, по-крестьянскому. Левой рукой берись, стало быть, за середину рукоятки, а правой за верх. Копать тогда будет легчей.
Взял я лопату, как сказал дедушка, и тут же выпустил её из рук: мозоль-то больно.
- Ишь какой пузырь наработал, - улыбнулся дедушка. - Ничего, спервоначалу всегда так бывает от трудов праведных.
- Это у него старая мозоль, с прочистки леса не проходит, - сказал Женька. Он не любил, когда хвалят других, потому и поторопился объяснить, откуда у меня мозоль. А получилось наоборот.
- Когда же ты успел побывать там? - заинтересовался дедушка.
- Отдал твою записку Михаилу Григорьевичу и попросился, - ответил я, - Женька тоже там был, и Яша.
- Мы весь клин у Кривой балки прочистили, - стал хвалиться Женька. - Дед Аким за нашу работу фейерверк нам устроил.
- А короеда там нет, - сказал я, - Михаил Григорьевич осматривал.
- Он всё равно велел опрыснуть деревья витаминами, - добавил Женька.
- Это хорошо, - остался доволен дедушка и посмотрел на меня так, точно сто лет не видел. - Спасибо за подмогу. - Но тут же сощурился и спросил с хитринкой в глазах: - А ты, Пётр, перину-то не забыл из дома взять?
- Забыл, - в тон ему сказал я. - Пришлось на еловых ветках бока пролёживать. Смолы мы там нанюхались!
Дедушка весело рассмеялся, и мы тоже. Мне вдруг захотелось объяснить дедушке, что и у себя дома я никогда не был барчуком и белоручкой. Просто дедушка мало знал меня, вот так и думал. Ведь и я раньше был о нём совсем другого мнения. А теперь вижу, что дедушка хоть и суровый, но справедливый и себя совсем не жалеет. Даже о своей болезни не думает, чтобы правду доказать.
- Ты, дедушка, не считай меня… - отыскивая нужные слова, сказал я и откинул большой ком земли. - Если было что не так, я же…
- Чего там, - добродушно остановил меня дедушка, - для того, Пётр, и живём, чтоб с каждой промашкой умнее становиться. Нам бы вот Иваново сокровище раскопать, тогда б мы совсем молодцами стали.
И тут, точно в подтверждение дедушкиных слов, Женькина лопата во что-то упёрлась.
- Напал! - крикнул он и побледнел.
С косогора тотчас скатился Яша:
- Чего выкопал?!
- Погоди ты! - отмахнулся Женька и вытащил огромный ком, который тут же развалился. Внутри его оказалась залепленная землёй ржавая немецкая каска.
- Тьфу ты! - разозлился Женька и изо всех сил стукнул по ней ногой.
Каска, смешно подскакивая на буграх, покатилась вниз, в лопухи. Вслед ей полетели сорвавшиеся с Женькиного башмака комья глины. Только тут мы заметили, как все извозились и перепачкались. От башмаков до волос. Но нам было не до этого. Мы продолжали рыть.
Немного погодя дедушка извлёк из ямы увесистый камень, а я - консервную банку.
Женька тут же приставил к ней компас:
- Видишь, на неё тоже стрелка не действовала, а сейчас заколебалась, - сказал он с упрёком. - Значит, земля мешала. Слой-то чуть не с метр был. Может, сейчас что притянет. - Женька бросил лопату и опять заползал по дну ямы с компасом. - Вроде в этом углу стрелку вниз тянет… - неуверенно сказал он, - поглядите-ка.
- Давайте рыть тут, - согласились мы с Яшей и быстро заработали лопатами. Даже мешали друг другу.
- Шустро копаете, - похвалил нас дедушка и взял лопату. - В старину наши мужики тоже вкруг деревни всё изрыли. Клады искали. Тогда промеж нас байка ходила. Будто помещик, который нашей землёй владел, перед смертью зарыл несколько горшков золота. Одинокий он был и жадный. Никому после себя ничего оставлять не хотел. Вот мужики и рыли. В одиночку, потихоньку друг от друга. Не как мы, вместе. Делиться-то богатством никому не хотелось. А счастье, ребятки, в одиночку не ходит. Вот докажем мы, что Иван Чернов погиб на боевом посту, и всей округе радость доставим.
Мы стали копать с ещё большим усердием. Дедушка раззадорил. Клин, который только что отмерил Женька, был кочковат и твёрд. Наверное, его ни разу не пахали. У меня начали ныть кости в локтях. Яша с Женькой тоже немного погодя приуныли. Я заметил это по их движениям. Сначала они шутили, старались перещеголять друг друга, побольше выкинуть лопат с землёй. А теперь всё делали с остановками и молча. Женька после каждой лопаты земли досадливо крякал.
- Как, мальцы, спину-то ещё не ломит? - разгибая свои большие, натруженные руки, спросил нас дедушка. Должно быть, сам ломоту почувствовал.
- Чего там, - шмыгнул носом Яша. - Выкопать бы только.
Женька неожиданно вылез из ямы и стал ползать с компасом по всему косогору. Каждый бугорок, каждую канавку обследовал. Передышку себе замаскированную устроил, что ли? А как проверил всю местность, сел на траву и загрустил:
- Зря мы роем. Даже простого кола тут нет. Ваш Чернов нарочно такую записку оставил, чтоб врагом его не считали. Предатели всегда так поступают.
Мы с Яшей готовы были наброситься на него с кулаками. Помрачнел и дедушка.
- Хоть притомились мы, а надежду терять не след, - сказал он Женьке и попросил нас: - Сбегайте-ка домой, принесите мне рубаху со штанами, что за печью висят. А то я больничное имущество вконец попорчу. Заодно уж и хлеба с водой прихватите.
Нам не терпелось поскорее вырыть черновский клад, но передышке мы все-таки обрадовались. С удовольствием побежали в деревню выполнять дедушкино поручение.
Когда мы вернулись, дедушка уже распряг Русланку и пустил её пастись. А сам сидел на телеге и курил.
Он быстро переоделся. Съели мы по ломтю хлеба, запили кружкой воды и опять принялись копать. Все четверо. Женька, очевидно, побаивался, что после замечания дедушки мы опять начнём упрекать его в отсутствии силы воли.
Я рыл и думал: "Вот напали на нас фашисты. Грабили, убивали. А что от них осталось? Одни ржавые каски. На нашей земле могилы себе нашли". Я посмотрел вниз, куда укатилась дырявая немецкая каска, и вдруг вспомнил очень важное для нас обстоятельство. Я тут же сбежал к низине и закричал изо всех сил:
- Ребята, кусты! Кусты! Тут рыть надо.
- Ты что? - уставился на меня Женька. - Какие там кусты? Ты на километр от них утопал.
- Не утопал! - вертелся я на одном месте. - Дедушка, разве ты не помнишь? Когда я к тебе три года назад приезжал, кусты-то вот досюда доходили. Я ещё возле последнего кучку маслят нашёл. Это же вот где было! Значит, и в войну они тут росли.
- В самом деле, Пётр, кажись, ты прав, - поразмыслив, проговорил дедушка. - Это ж прошлой осенью бузину малость трактором покорчевали. Водокачку тут строить хотели.
Дедушка взял лопату и прочертил линию, до которой, по его мнению, спускались с косогора кусты ещё до моего первого приезда. Женька сейчас же схватил компас и отмерил от этой линии три шага к югу.
Красный конец стрелки неожиданно метнулся к земле.
- Ага! - завопил он и кинулся к лопате.
С первым же комом земли Женька вытащил какую-то тряпку.
- Начались раскопки, - авторитетно заявил он и бережно отнёс тряпку в сторону. - Может понадобиться для экспертизы.
Мы продолжали копать.
- Осторожнее! - кричал на нас Женька. - Так бегемота разрубить можно.
Он то и дело прыгал в яму и наставлял компас во все углы. Но теперь стрелка почему-то никуда не отклонялась.
- Размагнитилась, что ли? - негодовал всякий раз Женька.
Мы с Яшей на стрелку не обращали внимания. Нам казалось, что если не эта, то уж следующая лопата обязательно подцепит то, что зарыл сын бабки Анны.
Но лопат с землёй мы вынули много, у меня уже отчаянно ныли не только локти, но и спина с ногами, а всё ещё ничего не обнаружили. Даже камни и консервные банки перестали попадаться. Вдруг Яшина лопата ударилась о какую-то доску. Я пришёл ему на помощь.
- Шкатулка помещичья, - тотчас выпалил Женька. - Никому не попалась, а мы выкопаем!
Отстранив нас, Женька принялся расчищать место над доской. Лопаты три черпанул и вдруг как бросит всё, а сам в сторону.
- Гроб там, - дрожащими губами проговорил Женька.
Мы тоже отскочили от ямы.
- Всякое может случится, - спокойно сказал дедушка. - Поглядим-ка, что за оказия.
Дедушка постучал лопатой по доске, выкинул из ямы несколько комьев земли и поддел лопатой доску.
- Под ней чтой-то лежит, - удостоверился он.
- Скелет? - прохрипел Женька, пятясь назад.
- Не похоже, - прощупывая лопатой углубление под доской, сказал дедушка. - Уж не клад ли какой, в самом деле?
- Я говорил! - Женька бросился к яме, забыв всякий страх.
Мы тоже подошли ближе, хотя помещичий клад меня совсем не устраивал. Мне хотелось раскопать только то, что сохранил для нас Иван Чернов.
Женька спрыгнул в яму, разгрёб рукавицами землю и вытащил из-под доски тяжёлый влажный свёрток. Он передал его дедушке и сейчас же закричал:
- Погодите раскрывать! Дайте я вылезу. Надо всем вместе. Это же общественная ценность!
Дедушка положил свёрток на телегу и стал осторожно разворачивать обёртку. Мне всё было хорошо видно, я стоял рядом с дедушкой, но я так вытянул шею, что у меня даже хрустнула какая-то косточка. Ведь сейчас мы увидим то, что зарыл Иван Чернов.
Из-под клочков истлевших тряпок и бумаги показалась какая-то красная, с грязно-серой бахромой, потемневшая от времени материя. В ней что-то блеснуло. Неужели золото? Нет! Это был наконечник от знамени. А сама материя, когда дедушка развернул её, оказалась колхозным знаменем. Во многих местах знамя уже прохудилось. Расшитая золотыми нитками надпись почти истлела. Но мы всё-таки прочитали: "Кол…оз "Бор…ц", то есть "Колхоз "Борец". Дедушкин колхоз и сейчас так назывался.
- Вот что означало в записке: "кол" - колхоз, а "зн" - знамя, - догадался Яша.
Я достал записку с расшифровкой, и всё точно сошлось: "Окружён врагами. Вырваться не удастся. Колхозное знамя зарыл на глебовском холме, в трёх шагах к югу от кустов бузины. Прощайте. Советские люди погибают, но не сдаются. Иван Чернов".
- Он потому и застрелился, чтобы в плен не взяли, - сказал дедушка и вздохнул: - Сколько же Кирилловна выстрадала понапрасну!
- Зато теперь все будут гордиться её сыном, - сказал я и, не удержавшись, добавил дедушке: - Выяснил ты всё-таки, что хотел.
Дедушкины брови взлетели вверх. Наверное, от удивления. Ведь дедушка не знал, что мне известно, как он старался помочь бабке Анне, вернувшись с войны. Но он ни о чём не спросил меня, а ещё раз посмотрел на знамя и сказал мне с Яшей совсем тихо:
- У этого знамени ваши матери пионерскую клятву давали.
Мы переглянулись и почему-то замолчали. Точно стояли не у старого, почти истлевшего знамени, а у Вечного огня, зажжённого в память погибшего героя. Вдруг меня охватила необыкновенная радость. Всего, с головы до ног! Моей радости хватило бы на тысячу человек, а она всё росла и росла.
Я радовался за себя, за всех нас, за бабку Анну, но больше всего за её сына, который столько лет считался врагом и вдруг стал всем нам невероятно дорогим и близким: Наверное, то же самое испытывали сейчас и Яша с Женькой. Такими взволнованными и в то же время счастливыми я их ещё не видел.
- Вот это да! - восторженно протянул Яша. - На всю область известие.
- Не меньше, - согласился дедушка, - честь ведь к солдату вернулась.
Дедушка запряг Русланку, и мы поехали в деревню.
- Глядите! - вдруг, стиснув нам с Яшей руки, прошептал Женька и кивнул головой вперёд.
Мы проследили его взгляд и увидели Анну Кирилловну. Она сидела на скамейке возле избы, одна, в своём неизменном чёрном платье, застывшая точно изваяние. У меня перехватило дыхание. Но улыбка всё равно распирала мои щёки до самых ушей.
"Держись, бабка Анна! - мысленно произнёс я, смотря на неё, - Сейчас ты узнаешь самую большую радость, какая только может быть на свете. К тебе вернётся твой сын-герой, отдавший свою жизнь за наше счастье. Крепись, бабка Анна!"
