- Тогда ладно. - И Барнаби начал с самого начала и следующие два часа за обедом (холодный томатный суп, подаваемый в нержавеющих стальных канистрах, за ним пять квадратных плиток еды, каждая своего цвета: одна была на вкус как жареная курица, вторая как картофельное пюре, третья как морковка, четвертая как пюре из гороха, а пятая - как очень вкусный крем-карамель) рассказывал им всю историю своей жизни: с самого раннего детства в Сиднее до того ужасного, что случилось у Кресла миссис Мэкуори, а затем - что произошло в последний месяц и с какими необычайными людьми он за этот месяц познакомился.
- Ну и дела, - произнес Калвин. - Думаешь, мы тебе поверим?
- Но это же правда, - возмутился Барнаби.
- Почему же тогда ты здесь не летаешь?
Барнаби задумался. На самом деле. С той минуты, как он проснулся на борту космического корабля, он не летал. Ноги у него прочно стояли на полу, как у всех остальных, хотя ничего в особенности его не удерживало.
- Не знаю, - нахмурился он. - Я этого не понимаю. Но честное слово - во всех других местах, куда бы я ни пошел, я улетаю.
Он встал и походил по отсеку - вдруг вернется та же тяга полета? Но она не вернулась. Странно было просто ходить по полу и не подлетать к потолку. Вот, значит, каково оно - быть обычным? Но это необычно. И Барнаби от этого совершенно точно было как-то нехорошо.
- Если тут кому-то и летать, то нам, - сказал Наоки. - Тут давление должно быть уравновешено. Иначе мы все будем биться головами о потолок.
- Моим родителям домой бы такое, - сказал Барнаби. - Думаете, я от давления стою ногами на полу?
- Сомневаюсь, - сказала Доминик. - Если ты говоришь правду, то все равно ты должен был бы летать. Если только это никак не связано с плотностью воздуха. У тебя уши не болят?
- Болят, - признался Барнаби. - Если меня оставляют на земле против моей воли. Не так чтоб очень, но иногда как бы пульсирует.
- А к врачу ходил?
- Родители не водили меня к врачу с самого раннего детства, - объяснил Барнаби. - Им стыдно выводить меня из дому.
Доминик подумала и кивнула.
- Когда вернешься на Землю, - сказала она, - обязательно сходи проверься.
- Ладно, - ответил Барнаби. - А сколько мы еще здесь пробудем? Или вы тут навсегда поселились?
- Нет, - ответила Доминик. - Наш полет заканчивается, и мы наконец скоро вернемся домой. Нам остался только один выход в космос…
- Это моя очередь! - заявил Наоки и стукнул кулаком по столу так, что плитки еды подпрыгнули. - Моя!
- Лады, дружище, мы знаем, что твоя, - сказала Вильгельмина. - Не заводись.
- Гм-м, - промычал Наоки и сунул в рот еще одну морковную плитку.
- Мой брат Генри хочет быть астронавтом, - сказал Барнаби. - Он просто бредит глубоким космосом.
- Ну, боюсь, этот космос не очень глубокий, - сказал Джордж. - Это как бы такой средний космос. До глубокого еще несколько сот миллионов световых лет. Он находится там… - добавил он, показав пальцем на левую сторону кормы их орбитальной станции. Затем поправился на дюйм: - Нет, на самом деле вон там.
- И родители отправляют его в Космическую академию? - спросил Калвин, а Барнаби покачал головой:
- Нет, они хотят, чтобы он стал стряпчим, как они. Говорят, что обычным людям нечего делать в глубоком космосе.
- Среднем.
- Да в каком угодно. Они ему говорят, что, когда ему исполнится восемнадцать, он должен поступить в университет и там изучать право.
- Я знаю, каково приходится твоему брату, - сказал Калвин и понюхал плитку крема-карамели. Решил не есть и кинул ее на горку других плиток на столе.
- О, ты брал ее в руку! - воскликнул Джордж с ужасом.
- Не ори, принц Чарлз, - ответил Калвин. - Я тут историю рассказываю. Скажи своему брату, что если он хочет стать астронавтом, то ему надо в Космическую академию. Когда я был ребенком, мои родители тоже не хотели меня туда пускать. Говорили, я слишком глупый.
- Слишком глупый? - переспросил Джордж, которого задел тон Калвина. - Ох, боже упаси даже подумать, что ты глуп. Спорим, ты не знаешь столицу Мозамбика.
- Мапуту, - ни на секунду не задумавшись, ответил Калвин.
- А чему равен квадрат гипотенузы?
- Сумме квадратов катетов.
- А каково место герцога Девонширского в наследовании трона?
- Четырнадцатое, - сказал Калвин. - Он опережает тебя где-то на полтора миллиона позиций.
- Что ж, - раздраженно сказал Джордж и откинулся на спинку стула. - Ладно, с общеизвестным у тебя все хорошо. Если когда-нибудь встряну в викторину в пабе, дам тебе телеграмму.
- Только попробуй дать мне телеграмму - я тогда тебе дам в ухо.
- Все, мальчики, хватит, - утомленно произнесла Доминик. - Барнаби рассказывал нам о своем брате. Кроме того, он наш гость. И, Калвин, мы уже раз сто слышали, что родители тебя в детстве не поддерживали.
- Но я им показал. - Калвин вытянул руку к иллюминатору, за которым была чернота. - Космос, - сказал он. Обвел рукой отсек: - Звездолет. - И показал на себя: - Астронавт.
- А мои родители хотели, чтобы я преподавал математику в Токийском университете, - сказал Наоки Такахаси. - Как мои мама и дедушка.
- Ты чертовски хороший математик, Наоки, - сказала Вильгельмина. - Все цифры знает, - сообщила она Барнаби, покивав для острастки. - Даже очень крупные.
- Мои родители считали, что в моем желании стать астронавтом есть нечто постыдное, - произнесла Доминик. - Они хотели, чтобы я работала в художественной галерее и вышла замуж за писателя, который убежден, что мир его не ценит по заслугам.
- Как будто есть другие писатели, - буркнул Калвин Дигглер.
- А мои со мной больше не разговаривают, - сказал Матиас и опустил голову. - Дома в Германии я - позор нации.
- Но вы же астронавт! - воскликнул Барнаби. - Они должны вами гордиться.
- Они мной и гордились, - сказал тот. - Когда-то. Я был величайшим нападающим в истории Немецкой федерации футбола. Лучше Оливера Бирхоффа. Лучше Юргена Клинсманна. Даже лучше великого Герда Мюллера. К двадцати годам я сыграл за свою страну тридцать раз и забил шестьдесят голов.
- По два на матч, - быстро подсчитал Наоки.
- Я говорила, у него хорошо с цифрами, - сказала Вильгельмина.
- Вообще-то нет, - сказал Матиас. - Иногда бывало больше, иногда меньше, но в среднем - так. Дети брали с меня пример, у них в комнатах висели плакаты с моей фотографией. Но все время, пока я играл в футбол, я учился на астронавта, только об этом никто не знал.
- Тогда они должны вами гордиться в два раза больше, - сказал Барнаби. - Вы и великий спортсмен, и астронавт в придачу.
- Он еще не дорассказал, - произнес Джордж.
- Это случилось за две недели до чемпионата мира, - продолжал Матиас. - Все рассчитывали, что Германия выиграет, если только я буду участвовать в каждой игре. Но перед самым началом чемпионата меня вызвали в Космическую академию: мне выпал жребий отправиться в этот полет. На целый год. Старт назначен на следующий вторник. А чемпионат начинается вечером в среду.
- Ой, - сказал Барнаби.
- Вот именно. Пришлось выбирать.
- И что же вы выбрали? - спросил Барнаби. Все повернулись и внимательно посмотрели на него.
- Может, он все-таки дебил, - сказала Вильгельмина.
- Нет-нет, - поспешно произнес Барнаби, осознав свою ошибку. - Конечно же. Вы выбрали космос. Я понял.
- Я выбрал космос, - подтвердил Матиас.
- И теперь не очень горишь желанием возвращаться домой, правда? - осведомился Джордж.
- Не очень, - согласился Матиас. - Моя родня больше не хочет иметь со мной ничего общего.
- Ну а я должна была унаследовать родительскую ферму, - сказала Вильгельмина, которой не хотелось упускать возможность хорошенько пожаловаться на трудное детство. - Только мне совсем не улыбалось всю жизнь стричь овец и возить скот на рынок. Когда я поехала учиться в академию, папе пришлось назначить главой фермы моего брата-недоумка. С тех пор он со мной не разговаривает.
- А вы? - спросил Барнаби у Джорджа Эберкрамби. - С вами родственники тоже не разговаривают?
- У меня нет родственников, - ответил тот, не отрывая взгляда от стола. Потер там невидимое пятно. - Я хотел стать астронавтом, потому что мне было одиноко. Мне бы проблемы этих ребят.
На этом разговор внезапно завершился.
Глава 22
Прогулка в космос
За следующие недели Барнаби сумел узнать всех астронавтов немного лучше, и все они ему очень понравились. Любимым занятием на борту "Зелы IV-19" у него стало сидеть на подушечке у какого-нибудь иллюминатора и смотреть вниз на медленно вращавшийся вдали шар - планету Земля. По утрам он выглядывал и видел Северную и Южную Америки - и вспоминал о своих приключениях на обоих континентах. Сверху там была Канада, дальше расстилался Атлантический океан. Через несколько часов Барнаби возвращался к этому иллюминатору и видел, как под ним медленно проплывает Ирландия. Но лучше всего было в конце дня, когда под собой он различал Австралию и Новую Зеландию. Их знакомые очертания означали для него родину. Его завораживала кайма зелени и синевы, шедшая по краю всего континента, а в центре все было серо-коричневым. Барнаби подолгу смотрел вниз и мысленно подписывал города - как в школе на уроке географии. Вон Перт - крохотная точка на западном побережье. На юго-востоке - Сидней. В основании, прямо напротив Тасмании, - Мельбурн. Улуру - к северу от центра. Канберра, где работает правительство, - внизу на юге. Байрон-Бей - где живет его любимый из до сих пор живых писателей. Он однажды приходил к ним в школу, и потом не одну неделю очередь в школьную библиотеку растягивалась на полкоридора. А по вечерам Барнаби и Вильгельмина рассказывали друг другу байки про антиподов. Кроме того, он с восторгом узнал, что через несколько дней космический корабль собирается возвращаться не просто на Землю - посадку он будет совершать неподалеку от Сиднея.
- Значит, я наконец смогу вернуться домой, - сказал Барнаби.
- Это уж точно. Доволен?
Барнаби кивнул, но впервые за все это время, когда возвращение домой стало по-настоящему возможным, почувствовал себя как-то неуверенно. Конечно, он хотел домой. Ведь он пытается туда вернуться уже очень долго. Так почему же теперь так нервничает?
- Последний выход в космос! - взревел Наоки Такахаси утром перед самым возвращением на Землю. - Мой выход! Большая честь для Наоки Такахаси! И слава для Японии!
- Я вытащу скафандр, - сказала Доминик и нажала кнопку в стене. Открылась незаметная дверца - внутри стоял блестящий белый скафандр.
- Ух ты, - произнес Барнаби, и глаза у него открылись очень широко.
- Это самая дорогая штукенция у нас на космическом корабле, - сказал Калвин. - Поэтому он только один. Если бы у нас его не было, мы не могли бы дышать, выходя в космос.
- Да и гулять бы там вообще не смогли, - добавил Джордж. - Он сделан из особого материала, который позволяет нам контролировать свои движения. Иначе мы бы просто дрейфовали в среднем космосе, а потом постепенно уплыли в дальний.
- А что вы там вообще делаете? - спросил Барнаби, с любопытством глядя, какие инструменты готовят для выхода наружу. Ну и удивительный белый скафандр, в который сейчас влезал Наоки, тоже его очень интересовал.
- Мы берем пробы воздуха, - пояснил Джордж. - И всякий мусор, который плавает в космосе. Замеряем атмосферное давление и температуру. Снимаем показания, как на Землю и от Земли распространяются свет и звук.
- Трос не тянет? - спросила Доминик, не обращаясь ни к кому конкретно. - Мне кажется, натяжение немного не то.
- В космос мы выходили уже все, Барнаби, - продолжал объяснять Калвин, не обратив на нее внимания. - Десятки раз. Ничего особенного. Но информация, которую мы собираем, очень важна для ученых и геологов дома, на Земле.
- А мне можно? - спросил Барнаби. Его переполняли ожидания и восторг - будет о чем рассказать Генри, когда вернется домой. - Я бы хотел выйти в космос.
- Извини, парнишка, - ответил Калвин. - Это же не развлечение, знаешь. Это важные научные исследования. Нас ничто не должно отвлекать.
- Ну пожалуйста! - взмолился Барнаби, и на какой-то миг ему показалось, что сейчас астронавты ему разрешат, но те лишь покачали головами.
Наоки Такахаси прошел через отдельный шлюз - его полностью изолировали перед тем, как с другой стороны медленно открылся внешний люк, - и шагнул в огромное и неведомое пространство за бортом. Двигался он изящно, как танцор. Он широко раскинул руки, а со станцией "Зела IV-19" его соединял лишь крепкий белый трос, насчет которого у Доминик были сомнения.
- Сколько он там пробудет? - спросил Барнаби, наблюдая за всеми движениями астронавта в иллюминатор и завидуя изо всех сил такому великому приключению.
- Девяносто минут - нам обязательно нужно следить за часами, - ответила Вильгельмина. - Кислорода ему хватит только на полтора часа. Если мы оставим его там дольше, он задохнется и умрет.
Трудно было понять, чем именно занимается в космосе Наоки. Время от времени он вытаскивал из кармана тот или иной инструмент, держал перед собой минуту-другую и убирал обратно, а карман застегивал. Иногда вынимал бутылочку необычной формы, снимал колпачок, ждал, потом опять запечатывал и тоже убирал. Все, казалось, идет гладко.
Пока не пошло не так.
- Трос! - крикнул Джордж, прижавшись лицом к иллюминатору.
Белый трос, соединявший Наоки с орбитальной станцией, туго натянулся и несколько минут дрожал. От этого астронавт перевернулся вверх ногами и закрутился на месте. Он разбросал руки в стороны и недоуменно посмотрел на корабль.
- Я же знала, с ним что-то не так, - сказала Доминик, и в голосе ее зазвенела паника. - Я вам говорила. Но меня никто не слушал.
- Возвращайте его, - распорядился Джордж, и Матиас нажал кнопку, которая должна была втянуть трос обратно, а Наоки вернуть в шлюз. Но едва он ее коснулся, как раздался жуткий "чпок" - словно не выдержала слишком туго натянутая резинка, словно слишком надули воздушный шарик и он взорвался.
Белый трос лопнул, и Наоко Такахаси поплыл в пространстве. Вернуться он уже не мог. Он помахал им, и все помахали ему в ответ, дав понять, что решают эту проблему. После чего собрались вокруг стола и разложили схемы и диаграммы.
- Надо ему доставить второй трос, - сказал Калвин. - Если мы снова соединим его с кораблем, то сможем втянуть обратно. С тросом выйду я.
- Нет, я, - сказал Джордж, которому нравилось быть героем.
- Если вы будете спорить, лучше я пойду, - произнесла Доминик; она уже представляла себя в Елисейском дворце, где ей будут вручать награду за храбрость.
- Если кому там и быть, так мне, - заявила Вильгельмина.
- Да вы все шутите, - рассмелся Матиас. - Тут явно требуется германская эффективность. Эта работа требует участия Матиаса Кузника.
- Опять о себе в третьем лице заговорил? - покачал головой Джордж. - Именно такого зазнайства нам тут не надо, большое тебе спасибо.
Все астронавты заговорили разом, перебивая друг друга, и каждый утверждал, что именно он или она должны выйти в космос и спасти Наоки. Барнаби глянул на часы. Минуты бежали. С ними убегал и запас кислорода в скафандре.
- Я пойду, - тихо сказал он. Так тихо, что астронавты поначалу его даже не услышали. - Я сказал, я это сделаю, - повторил он громче, и все повернулись к нему - чуть раздраженно, словно он путался у них под ногами.
- Не говори глупостей, Барнаби, - сказала Вильгельмина. - Тебя не учили на астронавта. Если мы тебя туда отправим, ты не сможешь контролировать свои действия. Сначала тебе надо привыкнуть к свободному парению.
- Если к чему-то я и привык, - ответил Барнаби, вставая во весь рост, и дерзко упер руки в бока, - так это к свободному парению.
- Можем ли мы рисковать? - спросила Доминик, оглядев всех. - Он же еще ребенок.
- Ребенок, который хочет и может помочь, - сказал Барнаби. - А вы никак между собой не договоритесь. Поэтому дайте мне, пожалуйста, это сделать. Это будет приключение. А кроме того, сами же знаете - я храбрый. Честное слово. А время уходит.
Все опять посмотрели в иллюминатор: Наоки уже начал дрейфовать прочь от корабля.
- Ты уверен, что сможешь? - спросил Калвин, положив руки мальчику на плечи и глядя ему прямо в глаза.
- Нет, - ответил Барнаби. - Но я могу попытаться.
- Меня убеждает, - сказал Джордж. - Ладно, команда. Доставайте трос. Ты вытащишь его наружу и передашь Наоко. Он знает, как присоединить его к скафандру. Как только он это сделает, держись за него, и мы втянем обратно вас обоих. Все понял?
- Так точно, - ответил Барнаби, стараясь не думать о тех роях бабочек, от которых ему было слабо и щекотно в животе.
Ему выдали маску и баллон - это было здорово! - и отправили через герметичный шлюз в космос. Хорошо было снова полетать - Барнаби почувствовал себя в своей тарелке впервые с тех пор, как оказался на борту космической станции "Зела IV-19" неделю назад. Снаружи все было тихо и спокойно, весь шум и все хлопоты последнего времени, казалось, растворились в пустоте. В какой-то момент Барнаби подумал: здорово было бы мирно провести всю жизнь, вот так вот плавая в космосе, - не нужно ни о чем волноваться, кроме пролетающих комет. Но эти его приятные мысли оборвались - он увидел Наоки Такахаси. Тот отчаянно махал ему руками, а сам вращался и плавал то туда, то сюда. Барнаби дернул ногами, как будто сам плыл по воде, и подлетел к астронавту. Передал ему конец троса, как велели, и через несколько секунд Наоки снова пристегнулся к кораблю. Барнаби схватился за него покрепче, и астронавты втащили их через люк в шлюз.