Глава 5
Волшебник на мосту
Две недели спустя Барнаби лежал, привязанный к дивану в гостиной, и читал "Похищенного" Роберта Льюиса Стивенсона. В комнату вошла Элинор, за собой она тащила тяжелую посылку. На ней висела бирка: "Барнаби от Элинор Бракет (миссис)".
- Это мне? - спросил Барнаби, удивленно поглядев на маму.
- Да, это особый подарок, - ответила она. - Тебе понравится, честное слово.
Барнаби развернул обертку и увидел новенький рюкзак. Для него он был великоват, по бокам висели две крепкие лямки.
- Это для школы, - сказала Элинор. Она уже отчаялась найти для сына такую школу, о которой бы не слыхал никто из ее знакомых, и с неохотой все-таки выбрала местную начальную.
- Но у меня уже есть портфель, - сказал Барнаби.
- Да, но в нем ты носишь учебники. А этот новый… - объяснила Элинор. - В общем, попробуй его надеть и увидишь, зачем он.
Барнаби протянул руку, но, к своему удивлению, понял, что не может оторвать рюкзак от пола.
- Такой тяжелый, - сказал он. - Будто набит камнями.
- Не бери в голову, - сказала Элинор, а Капитан У. Э. Джонз забрел в комнату проверить, как там у хозяина дела. - Надевай - и все, ладно? Я хочу посмотреть, работает или нет.
Барнаби с трудом поднял рюкзак, и в итоге ему удалось накинуть лямку на левое плечо. Он чуть не упал, но и правую руку как-то исхитрился просунуть. Равновесие восстановилось. Ноги его несколько секунд повисели над землей, и он чуть подлетел кверху, но рюкзак был слишком тяжелый, и Барнаби снова опустился на пол. Ботинки с удовлетворительным стуком топнули по ковру.
Капитан У. Э. Джонз разочарованно гавкнул.
- Получилось! - воскликнула Элинор, радостно хлопнув в ладоши. - Я попросила в мэрии мешков с песком - сказала, что боюсь наводнения. В рюкзак положила два, чтобы уравнять твой вес. Идеально, правда?
- Но я же не смогу с ним ходить, - возмутился Барнаби. - Очень больно.
- Ох, не будь таким капризным.
Барнаби очень хотелось угодить маме, и он послушался, но далось это нелегко. Первую неделю все плечи у него были в синяках от такой тяжести, но со временем окрепли, и Барнаби уже почти не замечал веса. Он подрастал с каждым месяцем, Элинор клала в рюкзак все больше песка - и муки начинались сызнова. Однако странное дело - всякий раз, когда Барнаби приходилось вот так вот оставаться на земле, у него немножко болели уши.
В классе его за щиколотки приковывали к стулу наручниками, а руки и все тело у него оставались свободны - вдруг к ним на урок зайдет с официальным визитом премьер-министр или кто-нибудь из сестер Миноуг. Школа, как Элистер и Элинор, не очень стремилась выделяться.
Грустно Барнаби было только от того, что в эту же школу не отправили его друга Лиэма Макгонагалла. Вся семья переехала в Индию, где его папе предложили работу - разрабатывать компьютерные приложения, и связь друг с другом они потеряли. Как иногда бывает даже у самых близких друзей.
Прошел год, за ним - еще, потом два сразу. Барнаби исполнилось восемь. Он по-прежнему спал на нижней койке в комнате Генри, а в книжном шкафу ему выделили самую верхнюю полку, чтобы он держал на ней свою библиотеку. Книг у него становилось все больше, и это было очень разумно: он теперь мог парить под потолком сколько душе угодно и расставлять их сколько влезет. Все тома "Трех мушкетеров" - в один угол, свое драгоценное собрание книг про сирот - "Оливера Твиста", "Правила сидроварни", "Джейн Эйр" - в другой, чтоб всегда были под рукой.
У Барнаби Бракета была особая тяга к сироткам.
А потом, одним ясным февральским утром, его учитель мистер Пелфорд объявил ученикам, что они едут на особую экскурсию.
- Самая знаменитая достопримечательность Сиднея? - спросил он, оглядывая класс и ожидая лес рук, который так и не вырос. - Кэтрин Флауэрз?
- Вестфилдский торговый центр? - ответила та, пожав плечами.
- Не смеши меня, - рявкнул мистер Пелфорд. - Глупая девчонка. Маркус Фут, самая знаменитая достопримечательность Сиднея, пожалуйста?
- Оперный театр, - ответил мальчик, который однажды ходил туда смотреть спектакль и с тех пор мечтал сыграть великого шекспировского героя на большой сцене. Желательно такого, чтоб в трико и с саблей. Маркус Фут был мальчик замечательный во многих отношениях и считал, что нет ничего лучше в жизни, чем скакать по сцене в трико, размахивая саблей.
- Да, но я не его имел в виду, - сказал мистер Пелфорд. - А что я имел в виду? Ну давайте, еще кто-нибудь? У кого в голове есть мозги.
- Великая китайская стена, - высказался Ричард Лестрэндж.
- Ниагарский водопад, - сказала Эмили Пайпер.
- Биг-Бен, - крикнули близняшки Миклсон, Эми и Эйми.
- Ради всего святого, дети, - всплеснул руками учитель. - Это, конечно же, мост через гавань. Потрясающее достижение инженерного искусства, на котором, помимо всего прочего, я вынужден добавить, некто Джина Люэллин одним дождливым июльским днем около семи лет назад согласилась стать второй миссис Дэйвид Пелфорд.
Дети посмотрели на учителя отчасти скептически: маловероятно, чтобы мистер Пелфорд сумел убедить хотя бы одну женщину стать его женой, а уж двух - и подавно.
- А самое занимательное, - продолжал меж тем он, - я договорился, чтобы мы сегодня залезли на его вершину, как делают все туристы. Да, и даже ты, Стивен Хебден. Я ни слова не желаю слышать о том, что у тебя хронически кружится голова.
Довольные тем, что им предстоит заняться чем-то другим, а не уроками, дети вышли к поджидавшему их автобусу. Всю короткую поездку до моста Барнаби с потолка смотрел, как его одноклассники читают комиксы, изучают, что у них в носовых платках, или слушают свои "айподы". Ему очень хотелось сесть к ним - на то свободное место, которое принадлежит ему по праву.
У моста их встретил студент по имени Дэррен ("Зовите меня Дэз", - сказал он) - очень лохматый блондин с обгорелым на солнце лицом и такими белыми зубами, каких Барнаби у людей никогда раньше не видел.
- Доброе утро, мостолазы! - крикнул он. Похоже, он никогда в жизни не бывал счастливее, чем в этот самый миг. - Все готовы увидеть Сидней сверху?
Дети что-то похмыкали в ответ, и Дэз принял это за согласие, потому что хлопнул в ладоши и заорал еще громче и истеричнее:
- Ну вот и отлично!
Вообще-то некоторые одноклассники Барнаби очень оживились, когда перед ними выросла махина моста. Большинство сотни раз ездили по нему взад-вперед в родительских машинах, но вблизи его так и не рассмотрели. И для них - тех немногих наблюдательных - мост был невероятно красив.
- Конечно, в городской одежде мы лезть на него не можем, - сказал Дэз и завел их в особую комнату, где им приготовили серо-синие спортивные костюмы, а также шапочки, свитера, ветровки и особые ботинки для лазания по мостам. Еще там лежали связки примечательных на вид тросов. - Нам нужно специальное обмундирование.
Они переоделись. Всем понравилась фантастическая новая амуниция, а девочки собрали волосы особыми резинками, которые им тоже выдали, чтобы волосы не лезли в лицо.
- Наверху бывает довольно ветрено, - сказал Дэз и счастливо рассмеялся, будто оказаться сдутым с моста в залив - великолепная шутка. - Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь упал, правда? Больше ни разу - вот мой девиз! Так, кто-нибудь из вас пил?
Дети недоуменно посмотрели друг на дружку, и Маркус Фут робко поднял руку.
- Я в автобусе выпил микстуру от сердца с черной смородиной, - волнуясь, признался он. - Но в туалет я уже сходил, если вас это беспокоит.
- А я четыре раза сходил, - выдал Стивен Хебден, который искал любой предлог, чтобы никуда не лезть.
- Да не газировку! - рассмеялся Дэз. - Грог! Мы не можем брать с собой на мост поддатых. Всем придется подышать в трубочку.
- Да ради всего святого, - вмешался мистер Пелфорд, опасаясь, что сам не пройдет тест на трезвость. - Им же по восемь лет.
- Таковы правила, старина, - сказал Дэз и заставил каждого ученика дунуть в трубочку, а сам посмотрел результаты. - Не могу никого туда пропустить без проверки, мне работа дороже.
Через десять минут все доказали, что они трезвы, к их костюмам сложным манером прицепили шнуры и тросы и всех вывели на железную лестницу. Едва Барнаби оказался снаружи, он начал взлетать - его немного удерживал только вес костюма и тросов. Но Дэз оказался проворным: схватил его за лодыжку и спустил на ступеньки.
- Ты куда это собрался, старина? - спросил он, удивленно глядя на мальчика.
- Я не виноват, - объяснил Барнаби. - Я летаю.
- Ну, это прям что-то с чем-то! - взревел Дэз. Он был из тех людей, кто не боится тех, кто от них отличается; такие ему скорее нравились. Выстраивая детей гуськом, он крепко держал Барнаби. Карабины на тросах у каждого он пристегнул к железной трубе, которая шла вдоль дорожки через весь мост.
- Знаете, вообще-то таких маленьких, как вы, на мост водить не положено, - сказал Дэз, когда все готовы были выступить в поход. - Но сегодня - день особенный.
- Это почему? - спросил Джордж Джоунз, мальчик, известный обильным испусканием газов; через минуту он эту свою репутацию только подтвердил.
- А просто так, старина. - Дэз подмигнул ему. - Считайте меня волшебником на мосту. Со временем все вам откроется.
Они начали взбираться. Поскольку Барнаби прицепили к самому мосту, он обнаружил, что может идти сам и никому не надо его держать.
- Ты теперь такой же, как мы все, - ухмыльнулся ему Филип Уэнслидейл.
- Да, - ответил Барнаби, так нахмурившись, что между бровей у него пролегла вертикальная складка. - Наверное, такой же.
Вот только при этом он очень удивился: быть как все ему не сильно понравилось. Как будто он притворяется кем-то другим.
Они шли наверх, и одна девочка, Джинни Дженкинз, попробовала бодро запеть "Вперед, прекрасная Австралия", но ее никто не поддержал, и после первого куплета она умолкла. Доналд Сатклифф и его смертельный враг Джеймс Карузерз, пристегнутые к трубе один за другим, завели беседу о своих собаках - у обоих были спаниели короля Карла II; они быстро забыли про все те жуткие вещи, которые много лет творили друг с другом, и между ними завязалась новая дружба. Кейти Линч, девочка прилежная, в уме декламировала стихи. Корнелиус Хейстингз, всем известный под кличкой "Корняшка", выглядывал за бортик, показывал на каждое здание в городе, ахал от изумления и твердил:
- Надо было фотоаппарат захватить, - снова и снова, пока Лиса Фаррагер, шедшая за ним следом, не пригрозила нанести ему какое-нибудь увечье.
Дилан Коттер считал ступеньки. Джин Кэвэно теребила себя за волосы. Энн Гриффин рассуждала, не убил ли ее сосед свою недавно усопшую жену; спустившись на землю, решила она, надо обязательно начать расследование.
В общем, поднимаясь на мост через Сиднейскую гавань, все были очень заняты.
Примерно через час дошли до самого верха и повернулись рассмотреть город, раскинувшийся под ними. Зрелище было необычайное. Вдали на зеленый луг где-то за городом спускался воздушный шар, и Барнаби различил в корзине две фигурки, прыгавшие от восторга. Под детьми с одной стороны Сиднея на другую неслись рядами машины, и шум от них заглушал вопли Стивена Хебдена и выхлопы Джорджа Джоунза. Направо видно было далеко - почти до острова Какаду, а когда Барнаби повернулся налево, сразу под ним оказались белая чешуя Оперного театра и паромы, что возят сиднейцев туда-сюда с Круглой набережной к разным заливам и бухтам.
Стоя на такой высоте, легко было поверить, что Сидней - действительно великолепнейший город на свете. Барнаби отлично понимал, что только глупый человек предпочтет жить в каком-нибудь другом месте.
- Ну все, спускаемся, - объявил Дэз, когда все нафотографировались.
Группа отправилась вниз.
На полпути Барнаби заметил, что у въезда на мост собралась большая толпа. Спустившись ближе, он разглядел телевизионные фургоны со спутниковыми тарелками на крышах - они загораживали собой всю улицу, а толпа фотографов снимала с террасы отеля "Вид на гавань".
- Что происходит? - спросила Люси Ханифилд.
- Я же сказал вам, что сегодня особый день, - улыбнулся в ответ Дэз, но объяснять что-либо еще отказался.
Они спустились к подножию, а там по обеим сторонам дорожки в два ряда выстроились люди - они встречали экскурсию, как мальчики, подающие мячи, в почетном карауле на "Арене Рода Лейвера".
- Девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто семь, - сказали они в один голос - что было нелегко, - когда между ними, отстегнувшись от моста, прошел Дэннис Пил.
- Девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто восемь, - воскликнули они, когда за ним спустилась Эмили Пайпер.
- Девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять, - закричали все, когда последний шаг с моста сделала Джинни Дженкинз, и голоса их возбужденно зазвенели.
И тут…
- ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ! - взревела толпа.
На нижнюю ступеньку поставил ногу Барнаби Бракет. Вокруг внезапно забурлили операторы, и фотографы кинулись отталкивать журналистов, чтобы захватить точку съемки получше.
- Как тебя зовут, сынок? - спросил пожилой мужчина в полосатом твидовом костюме, сунув Барнаби под нос микрофон с кубиком, на котором было написано "НОВОСТИ 9 КАНАЛА".
- Барнаби Бракет, - ответил Барнаби Бракет.
- И каково тебе быть десятимиллионным человеком, взобравшимся на мост через Сиднейскую гавань?
Барнаби огляделся - его немного ошарашило такое внимание. Дэз подошел, отстегнул ему карабин от трубы и поднял его себе на плечи, чтобы не улетел. Потом внес куда-то внутрь - там начиналась пресс-конференция - и усадил на стул рядом с очень старым человеком. Тот хлопнул Барнаби по коленке и руку после этого не убрал - держал твердо, а сам прищурился и всмотрелся в мальчика.
- Я последний в живых остался, - сказал он.
- Последний из кого в живых? - спросил Барнаби.
- Я строил мост, - ответил старик. - Ну, не в одиночку, само собой, но это без разницы.
Тут он убрал руку - и Барнаби взлетел к потолку и там застрял. В зале немедленно разразилась буря - фотовспышки, софиты от телекамер.
- Поразительно! - кричали журналисты.
- Необычайно!
- Кошмар, сущий кошмар!
Последний крик раздался уже не на пресс-конференции. Это тем же вечером закричала Элинор Бракет, когда смотрела по телевизору новости.
- Они считают его уродом. Они считают, что мы все уроды! - Элинор в отчаянии повернулась к мужу и посмотрела в окно: всю вторую половину того дня перед домом толпились телевизионные фургоны. - Он издевается над нашей семьей. Все это чудовищно.
- Тебе просто нельзя доверять, правда? - рявкнул Элистер, грозя пальцем сыну, прижатому к цветастому матрасу средней жесткости "Беллиссимо" на потолке. - Ты посмотри, сколько внимания на нас обращают. Мы этого не хотели. Ну сколько раз тебе можно говорить?
- Но я же не виноват, - оправдывался Барнаби.
- Да ты всегда во всем виноват, - упорствовал Элистер. - Я был на работе - я работал, Барнаби, - а ты свои трюки откалывал по телевизору. Ты представляешь, каково теперь мне? Когда все на меня смотрят? Все обо мне шепчутся? Хихикают у меня за спиной?
- Простите меня, - сказал Барнаби. В глазах у него набухли слезы.
- Что мне твое "простите"? - сказал Элистер, отворачиваясь и садясь. Он закрыл лицо руками. - Я всегда хотел жить как все, с обычной семьей и обычными детьми. А тут появился ты и все испортил.
Элинор посмотрела на мужа и поняла, отчего он сердится. Ей было точно так же. Задрав голову и глядя на сына, она шумно дышала носом, будто дракон, который намеревался испепелить компанию неопрятных селян. Заговорила она с плохо скрываемой яростью.
- Мы ни секунды больше мириться с этим не станем, - провозгласила она. - Восемь лет - это на восемь лет больше, чем нужно. Мы не потерпим сына, который отличается от нас, - ты меня понял, Барнаби? Нужно что-то делать. Либо ты становишься обычным, либо… либо… - Она подумала, не очень понимая, чем закончить фразу. - Либо мы положим конец твоему эгоизму сами - раз и навсегда.
Глава 6
То ужасное, что случилось в Кресле миссис Мэкуори
Почти неделя прошла, прежде чем журналистам и телевизионщикам надоело торчать перед домом Бракетов и они отправились досаждать кому-то другому. Все это время Элинор не осмеливалась и носа высунуть наружу. Она сидела, насупившись, дома, почти ни с кем не разговаривала, а ее злость на сына все больше росла. Элистер взял на несколько дней отгулы на работе, чего раньше никогда не делал, поскольку обычные люди, заявил он, даже никогда не болеют - они работают пять дней в неделю с девяти до пяти и за свою честную работу получают честную плату. Наконец мрачным вечером в четверг муж и жена собрались на кухне и закрыли за собой дверь. Генри и Мелани отправили по комнатам. Барнаби оставили парить под матрасом в гостиной. Даже Капитана У. Э. Джонза изгнали в сад, хотя он уже сделал все свои дела в укромном углу за яблоней и добавить к сделанному ему было нечего.
Разговор начала Элинор - сказала Элистеру, что недавно ей в голову пришла мысль. (Вообще-то мысль пришла ей в голову не совсем недавно; Элинор подумала об этом восемь лет назад в такси, когда возвращалась из роддома, но признаваться в этом ей не хотелось.)
Элистер счел, что мысль эта годная, и предложил пару улучшений.
Элинор на них согласилась и добавила несколько своих; от одного они решили отказаться - необязательно, мол, это будет только ради смеху.
Элистер выдвинул последнее предложение, и Элинор сбегала к кухонному буфету и проверила: самые острые ножницы по-прежнему лежали на месте.
- Они здесь, - сказала она, взяв их в руку. Закатное солнце, бившее в окно, заиграло на лезвиях удовлетворительно.
Так они и приняли это свое ужасное решение.
- Мы уверены? - спросила Элинор.
- Я уверен, если ты уверена, - ответил Элистер.
- Да, - решительно сказала Элинор. - Я уверена на все сто процентов.
- Пути назад у нас не будет, ты это понимаешь?
- Элистер, тут никто не виноват, кроме него самого. Вот ты разве устраивал своим родителям такой кошмар? А я?
- Значит, по рукам? - спросил Элистер, протягивая ей руку.
- Вряд ли, - ответила Элинор, не желая совершать такое банальное действие. - Мы же не преступники какие-нибудь.