- Я вообще-то сам виноват, - сказал он. - Забыл мешки с песком, опомниться не успел - а уже лечу.
- Мешки с песком? - нахмурилась Этел.
- Они меня ногами на земле держат.
- Ну, от этого никогда никакой пользы не было.
- Мы все равно тут почти ничего не можем поделать, - сказала Марджори. - Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы тебя вернем в Сидней? Ты сейчас тут, и тут-то ты и останешься.
- Но мне нужно домой, - сказал Барнаби.
- Боюсь, не выйдет, даже если б мы этого хотели. Все дело в ветрах, понимаешь? Они нас обратно не сдуют. Придется лететь на восток. Еще повезло, что Земля круглая, а? А будь нынче у нас четырнадцатый век, она была бы плоская, и мы бы тогда сверзились с ее краешка.
Барнаби нахмурился, пытаясь как-то во всем разобраться. У него за спиной всего в нескольких милях - северные пригороды Сиднея, дом, в котором живут его мама и папа, брат, сестра и собака. Не придется ж ему облететь весь земной шар, чтобы снова их увидеть, правда?
- Он темнит, - сказала Этел, нагнувшись к нему и глядя прямо в глаза. - Марджори, говорю тебе - он точно темнит. Все маленькие мальчики врут, это научный факт, да только этого раскусить легко. Я у него по глазам все вижу. Рассказывай правду, мальчик. Что ты по правде тут делаешь?
Барнаби хотел было заявить, что ни в чем не виноват, но что-то в этих двух дамах подсказывало ему: они его не оставят в покое, пока он во всем не признается. Поэтому он и решил все им рассказать - и ни одной некрасивой бородавки в этой истории от них не утаивать.
- Но это же безобразие, - произнесла Этел, когда он закончил.
- Скандал и ужас! - согласилась с ней Марджори. - Что это за мать, которая так поступает со своим ребенком?
- Ты очень хорошо знаешь, что это за матери, Марджори, - печально сказала Этел.
- Да и ты, Этел, - сказала Марджори равно грустным голосом.
- И, судя по всему, отец в этом тоже замешан.
- Абсолютный стыд и позор.
- И ты еще хочешь к ним вернуться? - спросила Этел, глядя на Барнаби так, словно не верила своим ушам. - Даже после того, как они сами тебя отправили в полет?
Барнаби немного поразмыслил. Прежде он как-то вообще не задумывался, хочет ли он вернуться домой, - просто это казалось самым очевидным решением. Ему же, в конце концов, всего восемь лет. Где ему еще жить, если не дома? Чем питаться? Как вообще быть?
- Не морочь себе этим голову, - сказала Этел, читая его мысли с той же легкостью, с какой раньше распознала обман. - Можешь лететь дальше с нами. Когда-нибудь бывал в Южной Америке?
- Нет, - покачал Барнаби головой. - Я нигде не был дальше Сиднея.
- Тогда тебя ждет настоящий подарок. Мы летим домой, в Бразилию. У нас там, понимаешь, кофейная ферма. На несколько месяцев мы взяли себе отпуск, но теперь пора возвращаться. Туда-то мы и направлялись, когда ты столкнулся с нашей корзиной. Лететь недолго. У нас замечательный воздушный шар, правда, Марджори?
- Чудесный, Этел. Лучше у нас никогда раньше не бывало.
- Без исключений.
- Совершенно без всяких исключений.
Барнаби с трудом поднялся на ноги, стараясь не отвязаться руками, и поглядел за борт. Земля под ними совсем исчезла, и он смотрел на компанию тонких белых облаков, мимо которых они пролетали.
- Что скажешь? - спросила Этел. - Готов к приключению?
- Ну, особого выбора у меня нет, так ведь? - ответил Барнаби.
- Превосходно! Тогда - вперед на всех парах!
- На всем пламени, моя милая Марджори.
- Разумеется, моя милая Этел.
Немного погодя в точности установили координаты, правильно свернули навигационные карты, дамы открыли корзинку с провизией и предложили Барнаби бутерброд, яблоко и фляжку апельсинового сока.
- А что в Южной Америке? - жуя, спросил он. - У вас там мужья живут?
- Мужья? - воскликнула Этел, с ужасом глядя на Марджори.
- Мужья?! - взревела Марджори, глядя на Этел так, словно кто-то пригрозил сесть ей на голову.
- У нас нет мужей, молодой человек, - объяснила Этел. - Гнусные вонючие существа. Только и умеют, что бездельничать, бестолочи. Пьют, играют на скачках, всегда находят причины не чинить покосившуюся полочку в кухне. А пока сидят и смотрят по телевизору спорт, исторгают из самых невыразимых частей своих кошмарных тел самые мерзкие звуки и самые отвратительные запахи.
- Спорт! - фыркнула Марджори и содрогнулась.
- Нет, мы решили отказаться от мужей много лет назад. И они нас никогда не интересовали, правда, Марджори?
- Даже малейшей склонности к ним не было, Этел.
- Так вы, значит, давно уже дружите? - спросил Барнаби.
- О да, - ответила Марджори. - Нам обеим тогда чуть за двадцать было, а это больше сорока лет назад. В голове не укладывается. Мы познакомились, когда обе пришли в один драмкружок, в Шропшире. Только глянули друг на друга - и тут же поняли, что нам суждено быть…
- Друзьями, - перебила ее Этел, мягко похлопав Марджори по руке и улыбнувшись. - Лучшими на свете друзьями.
- Ближайшими на свете друзьями, - согласилась с ней Марджори.
- Именно, - с глубоким удовлетворением кивнула Этел. - В этом же нет ничего такого, правда?
- Нет, конечно, - сказал Барнаби. - У меня однажды был очень хороший друг по имени Лиэм Макгонагалл. Он мне жизнь спас, когда у нас школа сгорела дотла. Ну, школа - это она так называлась, на самом деле она была скорей как тюрьма.
- Это ты ее сжег? - спросила Марджори, вновь наклонившись к нему, и потыкала ему в бок палочкой для еды.
- Нет, - ответил Барнаби. - Я б такого ни за что не сделал.
- А всякие проказы с нашей горелкой тебе в голову не придут?
- Да не жег я ее! - возмутился Барнаби. - Она б сама все равно сгорела.
- А то я подумала, что мама тебя, может, из-за этого выгнала.
- Она меня выгнала, потому что сказала - я не такой, как все.
Обе дамы впервые затихли. Посмотрели на Барнаби, потом друг на друга, потом - снова на мальчика.
- А знаешь, - сказала Этел уже спокойнее и тише, - сорок лет назад моя мама тоже сказала мне, что я не обычная девочка, и вышвырнула меня из дома. Я больше никогда ее не видела. Она не снимала трубку, когда я звонила, не отвечала на письма. Просто ужас.
- А мне примерно то же самое сказал папа, - добавила Марджори. - И навсегда захлопнул дверь у меня перед самым носом.
- Но я не понимаю, - произнес Барнаби. - По-моему, вы совершенно обычные. Вы ничем не отличаетесь от других старушек, которые живут на нашей улице.
- На старость ты поменьше напирай, сопляк, не то за борт выкинем, - сказала Марджори и сердито посмотрела на него, но потом не выдержала - заразительно расхохоталась, да так, будто ее всю щекотали.
- Не надо, Марджори, - сказала Этел, но и она тоже хихикала. - А то бедный мальчик решит, что мы это всерьез.
- Ой, чепуха! - отмахнулась Марджори. - Я с тысяча девятьсот восемьдесят второго года несерьезная. Я не стану кидать тебя за борт, юноша. Не волнуйся.
- Спасибо, - с облегчением промолвил Барнаби.
- В общем, суть вот в чем: если ты считаешь обычным не то, что считает обычным кто-то другой, это не значит, будто с тобой что-то не так.
- Истинная правда, Марджори. - Этел энергично закивала. - Если б я слушала маму, когда она говорила, что со мной что-то не так, жить бы мне сейчас было очень одиноко.
- А слушай я своего папашу, мне было б очень скверно.
- Да и кому вообще хочется быть как все? - воскликнула Этел, всплеснув руками. - Мне-то уж точно нет.
- Но будь я обычным, родители бы меня не выгнали, - сказал Барнаби. - Я по-прежнему жил бы дома с Генри, Мелани и Капитаном У. Э. Джонзом.
- Они кто - кошки?
- Генри - мой старший брат, - пояснил Барнаби. - А Мелани - моя старшая сестра.
- А Капитан У. Э. Джонз?
- Это мой пес.
- Порода?
- Неопределенная.
- Происхождение?
- Неведомое.
Ни Этел, ни Марджори на это, похоже, нечего было сказать - обе покачали головами и продолжали рулить своим воздушным шаром курсом на Южную Америку.
- Тебе нужно отдохнуть, - сказала Этел немного погодя. - До Бразилии еще далековато. Ты встанешь к штурвалу, Марджори, или лучше мне?
А Барнаби Бракет, желая доказать, что он послушный мальчик, свернулся в уголке корзины, закрыл глаза и через минуту-другую уже крепко спал.
Глава 8
Кофейная ферма
Проснувшись, Барнаби с удивлением понял, что лежит на удобной кровати, укрытый теплым одеялом, под головой у него - две мягкие подушки, а поверх всего он обмотан садовым шлангом, чтобы не улетел к потолку. На потолке же вращался вентилятор с четырьмя лопастями, так что Барнаби запросто мог бы превратиться в фарш. Он осторожно сел на кровати, покрепче взялся за простыни и выглянул в окно.
Перед ним расстилалось огромное хозяйство: рядами тянулись высокие зеленые растения, между их стеблей бродило человек десять, а то и больше, каждый - в синем рабочем комбинезоне и широкополой шляпе, чтобы солнце не било в глаза. Они осматривали стебли, что-то кричали друг другу и странно размахивали руками. Какие-то листики нюхали, и некоторые им явно нравились, а вот насчет других они сомневались. На каждой лозе росли горсти красных ягод, и кто-нибудь из рабочих время от времени срывал ягодку и кидал себе в рот, а потом задумчиво жевал, наморщив лоб: какова на вкус? После чего сплевывал на землю.
Барнаби поверить не мог, что он все проспал - и приземление, и дорогу до фермы. Как-то неуютно ему стало. Где он вообще? Но тут дверь распахнулась и в комнату ворвались две дамы.
- Он проснулся, Этел, - сказала Марджори.
- Самое время. Сколько он вообще спал?
- Почти тридцать шесть часов.
- Я столько спал? - От изумления Барнаби широко раскрыл глаза. - Вы уверены?
- Вполне, - ответила Этел. - И никак было тебя не добудиться, хотя грохнулись мы при посадке будь здоров. Оттуда у тебя и шишка на лбу, кстати, если интересно.
Барнаби поднял руку и потрогал - над правым глазом действительно болело.
- Уа, - сказал он.
- Если в небе летать, то тут много сил нужно, не удивительно, что ты так утомился, - сказала Марджори. - Приземлившись, мы решили тебя принести сюда, пока не решишь, что тебе делать дальше. Мы тебя в старую комнату Винсенте поселили. Когда он у нас появился, был немногим старше тебя, и ему всегда тут очень нравилось. Он говорил, что у него никогда не было кровати удобней.
- Ну, правду говоря, он больше ни на каких кроватях-то и не спал, - сказала Этел. - Так что сравнивать ему было особо не с чем.
- А Винсенте - это кто?
- Мальчик, за которым мы когда-то приглядывали, только он теперь живет в Америке, - ответила Марджори. - Чудесный молодой человек. С ним здесь было так здорово. Мы ужасно по нему скучаем. Ну, в общем, чем бы ты хотел сегодня заняться?
- Я хочу домой, - сказал Барнаби.
- Это само собой. Только Австралия очень далеко, вот в чем вся штука. До нее из Бразилии добраться непросто.
- Но мы изучили вопрос, - сказала Марджори и торжествующе улыбнулась. - И выяснилось, что можно долететь до Сиднея прямиком из Рио-де-Жанейро. Посадка будет только в Гонконге, но это всего несколько часов.
- Хотя путешествие все равно долгое, - добавила Этел. - Ты уверен, что выдержишь?
- Придется, - ответил Барнаби. Ему понравился этот план - помимо воздушного шара полетать еще и на самолете. - А аэропорт отсюда далеко?
- Несколько сотен миль. Придется ехать на поезде. Из Сан-Паулу - это где мы сейчас - до Нью-Йорка ходит экспресс "Фонсека", но в Рио по пути он останавливается. Ты же все равно не торопишься, правда?
- Ну, не ужасно тороплюсь, наверное, - сказал Барнаби.
- Хорошо. Потому что мы проверили, и на самолет билетов нет до конца недели. Можешь пожить пока у нас, если хочешь.
Барнаби кивнул. Дамы настолько добры, что предлагают ему не только билет в Австралию, но и бесплатные стол с постелью. Уж спасибо-то сказать он может.
- Хорошо, значит, договорились. Живешь тут до субботы, а потом - домой. Может, и прощальный банкет тебе устроим. А тем временем - наслаждайся. Ты что-нибудь знаешь о Бразилии?
- Вообще ничего, - ответил Барнаби и покачал головой. - Мы Южную Америку по географии еще не проходили.
- Я всегда полагала, - сказала Марджори, кивая философски, - что молодым людям следует как можно больше интересоваться заграницей. На тот случай, если их вдруг выгонят из дома.
- Или они сбегут, - добавила Этел.
- Или улетят, - сказала Марджори, улыбнувшись ей, и Этел расхохоталась. Обе они затем подпрыгнули и стукнулись раскрытыми ладошками в воздухе. Барнаби никогда не видел, чтоб пожилые дамы так себя вели. - Мы, конечно, о Бразилии тоже ничего не знали, когда только приехали, - добавила Марджори. - Но едва наша родня решила, что не желает иметь с нами ничего общего, нам захотелось уехать от них как можно дальше.
- А кофе нам обеим нравится, - сказала Этел.
- Кофе мы любим, - поправила ее Марджори.
- Поэтому мы решили, что нам здорово будет устроить свою кофейную ферму.
- Здесь, в Бразилии.
- На вот этой самой плантации.
- И мы тут уже… ой, сколько мы тут уже, Этел?
- Почти сорок лет.
- Неужели так долго?
- Да, представь себе.
- А поверить трудно, правда?
- В общем, мы здесь очень счастливы, - сказала Этел, и старушки улыбнулись друг другу и обнялись.
Барнаби заметил, что они все время держатся за руки - тоже чудное поведение, - но они, похоже, даже не замечали. Он не помнил, когда у него мама и папа последний раз держались за руки. Вообще-то Элистер всегда утверждал, что показывать телячьи нежности на людях - это просто лишний раз обращать на себя внимание, больше ничего.
- Ох, - сказала Марджори, промакивая глаза платочком. - Мне что-то в глаз попало, Этел?
- Дай-ка посмотрю, милая. Да, что-то есть. Секундочку. Постой спокойно.
- Ой, только ты осторожнее… Знаешь же, как я не люблю, если мне глаза трогают.
- Не будь такой гусыней. Ну вот, больше ничего нет. Лучше?
- Гораздо лучше, спасибо тебе большое. Ты меня просто спасла. Так, Барнаби, должно быть, ты проголодался. Не желаешь ли позавтракать?
Немного погодя Барнаби уже сидел на кухне, а перед ним лежало невероятное количество еды. Яйца, приготовленные всеми мыслимыми способами, колбаски, ленты бекона и горы картофельных оладий, миски с чили и перцами, горы жареных грибов и лука на тарелках. В центре стола располагались кувшины с апельсиновым соком и ледяной водой. Барнаби ел - на него накинули противомоскитную сетку, внизу ее прибили к полу, а сверху прорезали дырку для головы, - а сам рассматривал работников фермы, которые входили и выходили по своим делам. Двух старушек они приветствовали, похоже, с восторгом - обнимались и целовались с ними.
- Ох, Тьяго, сейчас же слезь с меня, гадость ты эдакая, - воскликнула Этел, хихикая: то здоровенный толстый дядька с тяжелыми черными усами обхватил ее руками и прижал к себе изо всех сил. Рубашка у него была расстегнута до пупа - зрелище малоприятное.
- Ах, мисс Этел! - Он улыбнулся так, что кончики бровей у него опустились, а кончики усов задрались и чуть не встретились с бровями. - Без вас тут было все наперекосяк. Не смейте нас бросать. - Он погрозил пальцем и продолжил - полушутя, полувсерьез: - Как вы уехали, начались неприятности.
- Ты прекрасно знаешь, что нам с Марджори иногда нужен отдых, - сказала Этел. - Мы с ума сойдем, если не полетаем в отпуске на воздушном шаре. Но да, я слышала, что здесь было, и я на тебя, Тьяго, очень сержусь. Очень и очень. С твоей стороны я ожидала больше доброты и понимания.
Барнаби нахмурился. Так не сердятся, тем паче - очень и очень. Этел говорила не раздраженно - может, чуточку разочарованно.
- Ах, - произнес Тьяго, качая головой и отворачиваясь. Лицо у него вдруг стало горестным, словно ему больно. - Не будем больше об этом. Но я вижу, вы домой привезли небольшой сюрприз. - Он подошел к Барнаби и оглядел его с ног до головы. - Это кто?
- Это Барнаби Бракет, - ответила Марджори. - Он у нас поживет до конца недели. Ему нужно домой, в Австралию.
- Он сидит в сетке.
- Да, потому что он летает, - объяснила старушка. - Бедный малыш не способен ноги на земле удержать дольше пары секунд.
Тьяго пожевал губы, подумал, а затем всплеснул руками, точно говоря: ну чего на свете не бывает, а?
- Тебе нравится собирать кофейные бобы, Барнаби? - спросил он.
- Я никогда не собирал.
- А футбол ты любишь?
- Да, но только смотреть. Если попробую играть в него - улечу.
- Гм-м. Ну так а что тебе тогда нравится делать?
Барнаби задумался.
- Мне нравится читать, - сказал он. - Я книги люблю.
- Ох, батюшки, - как-то пристыженно сказала Марджори. - А у нас в доме книг-то, по-моему, и нету. Во всяком случае - на английском. Все на португальском. Ты умеешь читать по-португальски?
- Нет, - покачал головой Барнаби.
- Тогда, боюсь, у нас для тебя ничего не найдется.
Едва она это произнесла, в кухню вошла девушка лет восемнадцати - с корзиной, до краев полной белья. И остановилась как вкопанная, увидев четырех человек. Но тут случилось неслыханное. Тьяго яростно уставился на нее, потом протянул руку через весь стол, схватил пустую тарелку Барнаби и швырнул ее на пол. Тарелка раскололась на десяток черепков, а Тьяго выскочил на улицу.
- Ну, это было вовсе не обязательно, - сказала Марджори, качая головой, и пошла за веником и совком на длинной ручке.
- Бедняжка, - сказала Этел, подходя к девушке и обнимая ее. - Но белье тебе носить все-таки не надо. Тем более в таком состоянии. - Она взяла у девушки корзину и поставила на кухонную стойку. - Барнаби, - повернулась она к мальчику. - Это Пальмира, она живет с нами с детства. Тьяго - тот господин, который только что выбежал отсюда, - ее отец. Он сейчас немного не в духе, как ты, вероятно, заметил.
Барнаби не знал толком, что и сказать, - он никогда раньше не наблюдал столь причудливого поведения, - но поймал себя на том, что не может оторвать глаз от Пальмиры. Таких красивых лиц он раньше никогда не видел.
- Не волнуйся, дорогая, - сказала Марджори, похлопав девушку по плечу. - Он образумится. Ему просто нужно время.
Девушка покачала головой, и лицо у нее при этом было очень грустным. Потом взяла корзину с бельем и вновь вышла из кухни. Барнаби проводил ее глазами. В животе у него как-то странно заболело - так с ним раньше не было никогда. Впервые в жизни он почувствовал, будто взлетает к потолку, хотя обеими ногами прочно стоял на земле.