Считалось, что личное доверие доверителя обязывает поверенного проявлять особую тщательность и заботливость в исполнении работы. Поверенный не имел права видоизменять поручение, но в случае необходимости должен был испросить у доверителя дополнительные указания. Если поверенный испытывал затруднения или не мог выполнить поручение, он обязан был сообщить о том доверителю, иначе нес ответственность за неисполнение порученного дела. Если к исполнению поручения привлекались третьи лица без согласия доверителя, то ответственность за вред, возникший в результате их действий, возлагалась на поверенного. Но если третьи лица привлекались к исполнению с согласия доверителя, то поверенный отвечал лишь за неосторожность, непродуманность в выборе исполнителей. Выполнив поручение, поверенный должен отчитаться перед доверителем и передать ему исполненное: вещь – с плодами от нее (D. 17. 1. 10); денежную сумму – с процентами (D. 17. 1. 10. 3).
Договор поручения, как уже отмечалось, мог быть расторгнут односторонним решением доверителя. Также и поверенный мог расторгнуть договор, но лишь когда это не вело к ущербу доверителя. Личный характер отношений сторон предполагал расторжение договора в случае смерти доверителя или поверенного. Однако поверенный, узнав о смерти доверителя, не мог самовольно бросить порученное дело, а наследники доверителя не имели права отказаться от обязанностей наследодателя и получения уже сделанного. Если же наследники считали нежелательным дальнейшее исполнение поручения, они обязаны были сообщить о том поверенному.
Договор товарищества (societas). Товарищество представляло собой основанное на договоре объединение имущества, усилий лиц для осуществления хозяйственной деятельности. Такая деятельность могла быть выражена в определении конкретной цели либо представлять собой всестороннее использование имущества и усилий товарищей для получения прибыли.
"Мы имеем обыкновение вступать в товарищество или в отношении всего имущества, или для какого-нибудь одного дела, например, для покупки или продажи рабов" (I. 3. 146).
Члены товарищества, если иное не оговорено в договоре, обладали равными правами и обязанностями. Каждый управлял общими делами (если по договору такое управление не поручалось одному). Каждый отвечал перед другими товарищами за любую степень вины, даже за легкую небрежность, и должен был проявлять в общих делах такую же меру заботливости, как и в собственных делах. Если, однако, член товарищества и в личных, и в общих делах проявлял беззаботность, то за это он не нес ответственности – товарищи должны знать, с кем имеют дело. Также и имущественные вклады участников товарищества предполагались равными, но по договору вклады могли быть выражены и в неравных долях. Образовывалась та или иная степень общности имущества, даже общая собственность.
"При товариществе, объемлющем все имущество, все вещи вступающих в товарищество делаются (немедленно) общими" (D. 17.2. I).
Вкладом в товарищество могли быть деятельность, услуги его участника.
"Нередко услуга лица имеет такое же значение, как и деньги" (I. III. 149).
Доходы, получаемые товариществом, вносились на общий счет. Если товарищи не предусмотрели в договоре долей, в которых распределяются выгоды и убытки, то предполагалось их распределение поровну. Но по договору возможно и такое участие в товариществе, когда отдельный его член, участвуя в прибылях, освобождался от убытков.
Недопустимым, однако, признавался договор, по которому одному из участников товарищества предоставлялись только доходы, а другому – только несение убытков, без какого-либо участия в прибылях – "львиное товарищество". (По аналогии с басней Эзопа, в которой лев, охотясь вместе с ослом, при дележе добычи все доли забрал себе).
Товарищество имело общие черты с юридическим лицом. Так, товарищество обладало общим имуществом, было объединением лиц, осуществлявших совместную деятельность по достижению единой цели, отличной от личных целей каждого из его участников. ("Прежде всего следует принимать во внимание интерес товарищества, а не одного из членов").
Все же товарищество не образовывало вполне самостоятельного субъекта права. Отдельные члены товарищества действовали вовне от своего имени, права и обязанности, возникавшие из их действий, были только их правами и обязанностями. Лишь после того как член товарищества передавал полученное в общую кассу, его контрагенты могли предъявить иск другим товарищам, как обогатившимся от сделки. Не будучи юридическим лицом, товарищество все же в значительной мере осуществляло и восполняло то хозяйственное назначение, которое возлагается на юридические лица.
Реальные договоры. Детальную разработку в римском праве получили заем, ссуда, поклажа. Они, как уже отмечалось, приобретали юридическую силу с момента передачи вещи. Соглашение сторон здесь – необходимое, но недостаточное условие для возникновения обязательства. "Пока не произошла передача вещи, обязательство из реального договора не возникает" (D. 2. 14. 17 рr). Нет соглашения, нет и обязательства!
Договор займа (mutuum). В классическом праве этот договор стал играть важную роль в торговом обороте, на его основе развивается институт кредита.
Заем – договор, контракт, по которому займодавец передает заемщику денежную сумму либо некоторое количество вещей (определяемых родовыми признаками) с обязательством вернуть по истечении обусловленного договором срока или по востребованию такое же количество вещей того же рода.
"Дача взаймы состоит в передаче таких вещей, которые определяются весом, числом, мерой, каковы, например, вино, масло, зерно, деньги; (в этом случае) мы даем такие вещи с тем, чтобы они поступили в собственность получающего, а мы впоследствии получили бы другие вещи такого же рода и качества" (D, 44. 7. 12).
Возникший в глубокой древности и применяемый первоначально в быту, заем не предполагал получение кредитором процентов (fenus) на передаваемую заемщику сумму. И эта древняя норма права в Риме считалась священной и неприкосновенной. Но деловые отношения торгового оборота не предполагали благотворительности и требовали иного. Поэтому в классическом праве сложились правовые средства, позволявшие обойти запрещение процентов по займу. Так, при предоставлении процентного займа заключалось стипуляционное обязательство, в котором проценты включались в сумму, подлежащую возврату заемщиком; либо на сумму процентов заключалось отдельное стипуляционное обязательство ("Обещаешь дать сто?" – "Обещаю дать сто"). В классическом праве размер процентных ставок не должен был превышать 12 % в год, при Юстиниане – 6 %. Не допускалось начисление процентов на проценты. Защищая заемщика, зачастую более слабую сторону в договоре, бремя доказывания факта предоставления займа право возлагало на заимодателя.
Договор займа предполагал хозяйственную выгоду одной стороны – заемщика, поэтому считался односторонним договором. Заключался договор займа только в отношении вещей, определяемых родовыми признаками, собственность на которые переходила к заемщику, и он, как собственник, нес риск случайной гибели вещи.
Договор ссуды (commodatum). Этот договор также считался безвозмездным, из которого всю выгоду получает лишь ссудополучатель. Здесь собственность на передаваемую вещь не переходила к ссудополучателю, и он не нес риск случайной гибели вещи. Безвозмездность ссуды отличала ее от возмездного договора имущественного найма. А в отличие от займа, ссуда предполагала передачу вещей, определяемых индивидуально, в том числе и недвижимых вещей (земля, строения), что значительно расширяло хозяйственное назначение ссуды.
Безвозмездность ссуды с предполагаемой выгодой лишь ссудополучателя возлагала на него обязанность проявлять к полученной вещи "заботливость хорошего хозяина". Ссудополучатель нес повышенную ответственность за сохранность вещи – не только за ее повреждение в результате умысла, но и при грубой и даже легкой неосторожности. Ссудополучатель должен пользоваться вещью в соответствии с ее хозяйственным назначением, возвратить ту же самую вещь в установленный срок или по востребованию, возместив при этом все возникшие ухудшения.
Безвозмездность ссуды, ее назначение удовлетворять интересы лишь ссудополучателя возлагала на ссудодателя обязанность передать вещь в пригодном для ее использования состоянии, устранить недостатки вещи, мешающие ее использованию, и даже возместить убытки ссудополучателя, возникшие из передачи ему вещи с пороком (если такой ее недостаток был известен ссудодателю).
"Благодеяние, любезность, которые содержатся в договоре ссуды, должны дать поддержку, помощь тому, кому ссуда предоставляется, а не должны его обманывать, вводить в убыток" (D. 13.6. 17.3).
Благотворительный характер ссуды показывает, что индивидуализм римского классического права был не безграничным. Трудно, однако, сказать, сколь широко применялся этот институт в развитом хозяйственном обороте.
Договор хранения или поклажи (depositum) предусматривал передачу одной стороной (депонентом, поклажедателем) другой (депозитарию, поклажепринимателю) вещи, имущества для безвозмездного хранения в течение определенного срока либо до востребования.
Договор хранения – тоже безвозмездный, но заключался он не в интересах принимающего (как в ссуде), а в интересах передающего. Поэтому на поклажепринимателя возлагалась ответственность за повреждение вещи (он освобождался от ответственности лишь за легкую вину – все же договор безвозмездный). В свою очередь, поклажедатель обязан был возместить поклажепринимателю понесенные им в результате хранения расходы.
Высокий уровень разработки правовых вопросов в римском классическом обязательственном праве проявлялся и в том, что различалось несколько разновидностей договора поклажи: хранение индивидуально определенной вещи, вещей, определяемых родовыми признаками, и хранение при чрезвычайных обстоятельствах (при пожаре, землетрясении и т. д.). В последнем случае поклажеприниматель отвечал за сохранность вещи в повышенном размере.
Литтеральные и вербальные контракты. В классическом римском праве литтеральные контракты, ранее представлявшие собой согласованные сторонами записи о кредитах и долгах в приходно-расходных книгах, выходят из употребления. Им на смену приходят долговые документы – синграфы и хирографы. Синграфы удостоверяли, что должник такой-то должен кредитору такому-то столько-то. Документ подписывался составителем и удостоверявшими правильность записи свидетелями. Синграфы получили широкое распространение уже в последний период Республики в связи с предоставлением процентных займов. Позже преимущественное употребление при составлении долговых документов получили хирографы – расписки должников, подтверждавшие получение ими кредита.
Наиболее распространенной разновидностью вербального договора была стипуляция (stipulatio). Основным характеризующим ее признаком было заключение договора произнесением определенных фраз. Ранее это словесная формула.
"Стипуляция есть словесная формула, в которой лицо, которому задается вопрос, отвечает, что оно дает или сделает то, о чем его просили" (D. 45. 1.5. I).
В классическом праве отмирают формальные требования совпадения вопроса и ответа, обязательны словесный характер договора, непременное присутствие сторон в месте заключения договора. Довольно долго признавалось невозможным заключение стипуляционного обязательства между глухими и немыми (D. 45. 1. 1 рr), но со временем, когда в практику вошло составление письменного документа о стипуляции, это требование отпало. Стали возможными возложение обязанности и на третье лицо, не участвующее в сделке, заключение соглашения на иностранном языке (D. 45. 1. 1. 6).
Другим характеризующим стипуляцию признаком был ее абстрактный характер. Действительность стипуляционного договора не зависела от материального его содержания: в форму стипуляции можно было облечь любое обязательственное соглашение.
Наконец, стипуляция была односторонним договором – для кредитора возникало право требовать, для должника – только обязанность исполнить.
Ввиду своей простоты и абстрактного характера стипуляция получила широкое распространение в классическом и постклассическом римском праве, стала предшественницей современного векселя.
Из других разновидностей вербального договора в литературе упоминаются обещание предоставить приданое жениху, а также клятвенное обещание вольноотпущенника в верности и преданности своему патрону с возможным предоставлением ему всяческих услуг.
В сложившуюся систему римского договорного права не вошли натуральные обязательства, безымянные контракты, пакты, обязательства как бы из договора. Однако со временем в силу pacta sunt servanda и они в той или иной мере стали получать правовую защиту.
"Но если данное дело не включается в какой-либо контракт, но остается сущность договора, то, согласно правильному ответу Ариста Цельсу, обязательство имеется".
Претор говорит: "Я буду охранять договоры, которые совершены не вследствие злого умысла и не вопреки законам, плебисцитам, сенатусконсультам, декретам, эдиктам принцепсов и не в обход какого-либо из этих правил" (D. 2. 14. 7. 2. 7).
Так, по договору мены "… следует признать, что обе стороны оказываются в положении покупателя и продавца, и поэтому каждая сторона может предъявлять иски" (D. 21. 1. 19. 5).
Получают правовую регламентацию соглашения о передаче спора третейскому судье; неформальное дарственное обещание; договор о подтверждении долга; соглашения с хозяевами корабля, трактира, постоялого двора о хранении вещей; ведение дела без поручения; обязательства из неосновательного обогащения; полученное по безнравственному или противоправному основанию и др.
По мере признания безымянных договоров, пактов, обязательств как бы из договора римское право наиболее полно охватывает своим регулирующим воздействием всю систему обязательственных соглашений.
Обязательства из деликтов. Наряду с обязательствами из договоров в классическом обязательственном праве значительное развитие получили обязательства из правонарушений деликтов. Здесь следует отметить тенденцию дифференциации деликтных обязательств, появляются обязательства как бы из деликтов, проводится и более четкое разграничение между частными и публичными деликтами. Ряд деликтов (грабеж, кража со взломом, ночная кража, угон скота) переводится из разряда частных в публичные. Они фактически становятся областью уголовного права. Вместе с тем другие виды кражи, обман, всякого рода посягательства на личность; одно время даже грабеж, все еще относили к частным деликтам. Характерным, однако, было возрастание взысканий за совершение этих деликтов. Появляется также возможность преследования, например за кражу, не только потерпевшим, но и органами государства.
Все более заметной становится и тенденция расширения круга действий, квалифицируемых как деликты. Разработка в праве понятия вины приводит к установлению ответственности в основном за виновное причинение вреда. Тенденция разграничения частных и публичных деликтов находит выражение и в том, что за некоторые виды деликтов ответственность в виде штрафа заменяется возмещением вреда.
Прежде существовавшие деликты – обида (iniuria) и кража (furtum) получают более детализированную правовую регламентацию.
Обида определялась как действие, нарушающее достоинство или телесную неприкосновенность лица: "Обида совершается вещью или словом, вещью – состоит в ударе рукой, словом – без руки".
Если по Законам XII таблиц обидой считали тяжкие повреждения, легкие ранения, побои и устанавливалась ответственность в виде талиона (если стороны не договорятся) или строго фиксированного возмещения, то преторским правом обида общим образом определялась как деликт против личности. Потерпевшему предоставлялся иск для защиты как телесной неприкосновенности, так и чести и достоинства. При этом размер возмещения определялся самим потерпевшим и корректировался претором сообразно "действию, месту и лицу". Прежде существовавший порядок строго фиксированной ответственности за обиду выявил свое несовершенство. (Будто бы некий римский патриций, расхаживая по Форуму, давал каждому встречающемуся по пощечине. За ним шел слуга, который выплачивал за обиду 25 сестерциев). Поэтому претором или судьей стало учитываться, был ли "честный удар" или выражение крайнего пренебрежения, нанесен ли удар при стечении народа, учитывалось и личное восприятие потерпевшего. Кто раньше не предъявлял иск о конкретной обиде (например, пощечине), в дальнейшем утрачивал право предъявлять иск в связи с нанесением такой же обиды. "Нельзя считать претерпевшим беззаконие того, кто однажды согласился с подобным действием".
Императорское законодательство установило за отдельные виды обид уголовную ответственность. Потерпевшему стало предоставляться право предъявить к обидчику гражданский иск о возмещении либо требовать уголовной ответственности. Последнее, по свидетельству Гермогениана, стало обычным последствием обиды.
Другим видом деликта была кража. Термин "кража", однако, неточно передает содержание данного правонарушения. Под кражей в Риме понимали не только похищение вещи, имущества, но и растрату, мошенничество, присвоение найденного или корыстное намеренное пользование чужой вещью без достаточного правового основания, или действия залогодателя (собственника), неправомерно изымающего свою вещь у залогодержателя. Кража определялась как "намеренное в целях создания для себя выгоды присвоение себе или самой вещи, или даже пользования ею, либо владения" (D. 47. 2. I. 3). Кража, таким образом, представляла собой намеренное создание для себя имущественной выгоды противоправным воздействием на (движимую) вещь.
Потерпевшему от кражи давался виндикационный иск, которым он мог истребовать свою вещь из чужого незаконного владения. Но при этом нужно было доказывать право собственности на вещь, что представляло подчас значительную сложность. Поэтому для защиты от кражи давался и другой иск – condictio furtiva, no которому следовало доказывать лишь факт кражи. Кроме того, потерпевший мог предъявить виновному лицу штрафной иск об уплате четверного или двойного размера стоимости похищенного. Позже кража переходит в разряд преступлений и подпадает под регулирующее воздействие уголовного права. Из других деликтов следует упомянуть повреждение чужого имущества (прямой ущерб и неполученные доходы) собственника или владельца, когда ответственность причинителя вреда наступала даже при легкой неосторожности; а также деликт из угрозы и обмана, влекший для причинителя вреда возмещение всего фактически причиненного ущерба.