- Нравится? - спросил Череп.
Стёпка кивнул головой. Череп улыбнулся. От этой улыбки у Митьки задрожали губы.
- Ты, мальчик, дашь мне картошку, а я тебе скрипку. Договорились?
- Ага, - и Стёпка протянул Черепу рюкзак с картошкой.
Череп положил скрипку в футляр, закрыл на застёжки и передал Стёпке.
- Береги. Если я останусь жив - приеду к тебе и заберу скрипку. А если умру, то она навсегда останется у тебя. Запомни, мальчик, - это очень хорошая скрипка и очень дорогая. А теперь ты мне скажи свой адрес. Где ты живёшь? - Череп вытащил коричневую книжицу и ручку-самописку.
Стёпка сообщил свой адрес: то есть деревню, область и район.
Череп взял Стёпкин рюкзак с картошкой, пошёл к вагону. Шёл он так тихо и осторожно, словно боялся, что ноги вот-вот отвалятся. Сам он забраться в вагон не смог. Его подхватили за руки и втащили.
Стёпка ничего не понимал. Он вертел в руках футляр и удивлённо пожимал плечами.
- Коршун, дай я подержу немного? - попросил Митька.
- На, подержи, только не ставь на снег, - предупредил Стёпка.
Митька подержал футляр, погладил его и со словами "ну и повезло же тебе" отдал Стёпке.
Неподалёку от них стояли два маленьких человечка в одинаковых пальтишках и одинаковых шапках с завязанными ушами.
- Карлики! - воскликнул Митька.
Стёпка сдвинул шапку со лба на затылок.
- Ух ты!
- Давай поговорим с ними, - предложил Митька.
Ребята подошли к человечкам, переглянулись и хихикнули.
- Вы карлики? - спросил Митька.
- Мы не карлики, а дистрофики, - обиженно ответил звонкий мальчишеский голос. - Мне тринадцать, а сестре Ирке - четырнадцать.
Ирка обиделась:
- Не ври, Генка. Четырнадцать с половиной.
- А почему же вы такие старые? - спросил Стёпка.
- От голода, - ответил Генка.
- Посидел бы ты в блокаде, не такой бы был, - добавила Ирка.
- Вы и сейчас жрать… - Митька запнулся и покраснел, - есть хотите?
- Да ещё как! - вскрикнул Генка.
- А вас разве не кормят? - спросил Стёпка.
Генка возмутился.
- Кто тебе сказал, что не кормят?
Ирка вздохнула.
- Доро́гой хорошо кормят.
- А почему же вы голодные?
- Потому что мы дистрофики. А дистрофиков сколько ни корми - всё равно жрать хочется.
- Почему? - изумился Стёпка.
Генка презрительно усмехнулся.
- Потому что ты дубина деревенская и ничего не понимаешь.
Стёпка поставил на снег футляр и сжал кулаки.
- Ты чего обзываешься. Хочешь, чтоб я тебе врезал?
- А ты попробуй, - вызывающе сказал Генка и принял стоику боксёра.
Между ними встала Ирка.
- Не задевай его, - сказала она Стёпке. - Генка все приёмы знает. Он во Дворце пионеров в боксёрской секции занимался.
- Ври-и-и! - протянул Стёпка и с уважением посмотрел на Генку.
- А чего врать. Давай попробуем. По-дружески. Беи меня. Я буду только защищаться.
Стёпка посмотрел на Митьку и засмеялся.
- Дай ему, Локотков.
Митька отказался. Он дрался, только когда на него нападали. А драться так, нарочно, ни за что ни про что, он не любил.
Генка стоял в прежней позе, прикрывая лицо кулаками. Стёпка слегка ударил и попал Геньке в выставленную ладонь.
- Ещё! - крикнул Генка.
Стёпка напал и опять попал в руку.
- Давай, давай, - подбадривал Генка.
Стёпка "давал", но как он ни старался попасть Генке в лоб или в ухо, у него ничего не получалось.
- Ушёл в глухую защиту! - кричал Генка, когда Стёпка замахал руками, как мельница. Неожиданно Генка упал.
- Ну, вот видишь, - с гордостью сказал Стёпка и помог Генке подняться.
- Это не удар, а толчок. И упал он потому, что ослаб от голода, - пояснила Ирка.
Генка усмехнулся.
- Если б я захотел, то изуродовал бы тебя, как бог черепаху. Но мне не позволяет боксёрская этика. Понятно?
- Понятно, - сказал Стёпка, хотя совершенно не понимал, что такое "боксёрская этика".
- У тебя всё было открыто: и челюсть и корпус. В общем, в боксе ты, парень, не тянешь, - решительно заключил Генка.
Коршун не обиделся. Он и сам видел, что Генка настоящий боксёр и если б не ослаб от голода, то Стёпке бы досталось немало.
Митька бочком подвинулся к Ирке и тронул её за рукав.
- А этот тоже с вами в одном вагоне едет?
Ирка удивлённо посмотрела на Митьку.
- Ну, этот, который променял скрипку. Дяденька Череп.
Ирка гневно сдвинула брови.
- Он не череп, он музыкант. В Ленинграде в театрах концерты давал. А ты, мальчик, умеешь играть на скрипке? - спросила она Стёпку.
- Ничего он не умеет, - сказал Митька.
- Зачем же тебе скрипка?
- Так, - Стёпка помахал футляром, посмотрел на небо, потом на свои ноги и буркнул: - Он сам её отдал.
Ирка вздохнула и покачала головой.
- Он съест вашу картошку, а потом умрёт.
- Почему умрёт? - прошептал Митька.
- Так… Возьмёт да и умрёт. А чего ему делать без скрипки?
- У нас полвагона поумирало дорогой. Мама тоже умерла, - сказал Генка.
Митьку от макушки до пят прохватил озноб. Он посмотрел на Стёпку. Тот, опустив голову, ковырял носком валенка снег.
- Как же вы теперь без мамки жить будете? - спросил Митька.
- Приедем на большую станцию, и нас сдадут в детдом, - ответила Ирка.
- Небось не хочется в детдом?
Ирка подняла глаза на Митьку.
- А куда ж нам теперь? Мы остались круглыми сиротами. Мама умерла, папу убили. А в детдоме нас будут кормить, одевать, учить и… - Ирка всхлипнула и смахнула с ресниц слезину.
Генка подошёл к сестре, положил ей на плечо руку.
- Ничего, Ируха, выживем. Я в детдоме отъемся и на фронт рвану.
- А я? - испуганно спросила Ирка.
- А ты пойдёшь в госпиталь, за ранеными ухаживать. Мы все свои силы должны отдать для победы! - заявил Генка и погрозил кулаком.
Митьке стало стыдно и за себя и за Стёпку. Он с ненавистью посмотрел на сумку с картошкой. Он готов был в эту минуту растоптать её ногами, но тут он вспомнил, что Ирка с Генкой голодные.
- Возьмите мою картошку.
Генка взял сумку, подержал её и протянул Митьке.
- Нам нечего менять. Всё уже променяли.
- Бери, бери, мне ничего не надо. Мамка хотела, чтобы я бумаги выменял. Плевать на бумагу. Что, мы без бумаги не проживём?
- А у нас есть бумага, - хвастливо заявила Ирка. - В вагоне, в жёлтом чемодане. Вот таких пять тетрадок. - И она пальцами показала, какие толстые тетради лежат у неё в чемодане.
- Точно, - заверил Генка, - пошли к нам в вагон?
- А можно?
- Конечно, можно!
Товарный вагон, в котором ехали эвакуированные, был переделан в теплушку. С двух сторон стояли двухэтажные нары. Посредине - круглая железная печка. Вокруг печи, вытянув руки, сидели исхудавшие пассажиры. Дяденька Череп пёк картошку.
С правой стороны на нижнем этаже нар лежала старуха и что-то бормотала.
- Что это она? - спросил Митька Генку.
- Умирает.
- Ври-и-и!
Генка небрежно махнул рукой.
- Точно! Как только человек забормотал, значит, ему крышка.
У Митьки от страха шапка поднялась на волосах.
- Она помрёт?!
- Факт. Двух дней не протянет, - Генка посмотрел на бабку и, вздохнув, добавил: - Наша мама тоже бормотала.
На втором этаже нар с краю лежало два чемодана: жёлтый и чёрный.
- Здесь наше место, - сказал Генка. - Когда в вагоне народу было битком, я спал на жёлтом чемодане, а Ирка на чёрном.
Стёпка усмехнулся.
- Куда же ты ноги девал?
- Очень просто. Подтянешь колени к подбородку и храпишь за милую душу. Конечно, не совсем удобно. А теперь ехать благодать. Спи хоть целый день, никто слова не скажет. А раньше по очереди спали.
Митька с недоверием посмотрел на Генку.
- Сколько же вы едете?
- Третью неделю, - и Генка показал на жёлтый чемодан. - Волоките на пол. Мне не стащить. Отощал я, братцы, - с огорчением сказал он.
Чемодан стащили на пол. Ирка разыскала в кармане крохотный ключик, отомкнула замки и вынула из-под белья три толстых в клеёнчатых переплётах тетради.
- Мама ещё до войны припасла, - Ирка вздохнула и отдала их Митьке. - Пиши на здоровье.
- Это не мне, а матери, в правление. Она председатель колхоза.
Ирка достала ещё одну тетрадь.
- А это тебе. На память. Бери, бери. В детдоме бумаги, наверное, сколько хочешь.
- Спасибочка, - пробормотал Митька и засунул тетрадку за пазуху.
Стёпка опять затащил чемодан на нары. Поговорили ещё кое о чём и стали прощаться.
- Скоро поезд пойдёт? - спросил Стёпка.
- Как ему вздумается, так и пойдет, - ответил Генка.
- Мы не по графику следуем, - пояснила Ирка.
Стёпка кивнул головой. Хотя ему было совсем не понятно, как это - следовать по графику.
- А как вас звать-то? - вдруг вспомнила Ирка.
- Я - Стёпка Коршаткин, а он - Митька Локотков. Живём в деревне Ромашки.
- Какое красивое название, - сказала Ирка.
- А ты бы посмотрела, какая она на самом деле, - воскликнул Митька. - И озеро у нас огромадное: за день не обойдёшь. Рыбы там пропасть. Вот такие лещи. - Митька широко развёл руки и показал, какие у них водятся лещи.
Ребята, торопливо попрощавшись, выпрыгнули из вагона и побежали. От ужаса они не чувствовали под собой ног и неслись, как сумасшедшие. Пятнадцать минут, которые они пробыли в теплушке, показались им кошмарным сном, а сам вагон, где каждый день умирают люди - мертвецкой.
Но вдруг Стёпка остановился, присел на корточки и начал хохотать.
- Что это тебя схватывает? - с удивлением спросил Митька.
- Ты не знаешь, ты не знаешь? - кричал, заливаясь, Стёпка и хлопал себя по коленкам. - Я же надул музыканта!
- Как?
- Скрипку-то в вагоне оставил!
Митька тоже принялся хохотать. Насмеявшись вволю над скрипачом, ребята, взявшись за руки, пошли вдоль эшелона и наткнулись на тётку Груню с Лилькой. Они всё ещё торговали.
У тётки Груни на шее, словно огромные бусы, висела связка луку. Придирчиво рассматривая пиджак, она говорила:
- Старый пиджачок-то. Старый-престарый. Три луковицы дам.
Высокая бледная женщина всплеснула руками.
- Побойся ты бога!
- Ещё четыре картофелины дам. Беру только из милости. Пиджак-то мне всё равно носить некому, бог мужем обидел меня, - говорила тётка Груня, запихивая в мешок пиджак. У женщины из глаз посыпались слёзы.
- Что же это она делает, - ужаснулся Митька.
- Погоди, синерылая, я с тобой рассчитаюсь, - сквозь зубы процедил Стёпка.
- А я ей все огурцы летом на огороде нарочно вытопчу, - сказал Митька.
Лилька выторговывала платье чёрное в белый горошек. Платье она выменяла за четыре яблока.
- Гадина, - прошипел Стёпка и крикнул: - Лилька, подь сюда!
Лилька, подхватив корзинку с яблоками, подбежала.
- Ну, что?
Стёпка сжал кулак, поднёс к её носу.
- Понюхай, чем пахнет!
- Чего ты? Чего ты… Что я тебе сделала? - испуганно залепетала Лилька.
- За яблоко готова шкуру содрать. Они же от голода помирают. А ты пользуешься их горем.
Лилька посмотрела на Стёпку, хотела что-то сказать и, не сказав, потупилась.
- Крохоборка! - Стёпка плюнул, растёр валенком плевок и так дёрнул Митьку за руку, что тот чуть не упал. - Идём, а с ней мне и разговаривать не хочется.
Они пошли. Митька оглянулся. Лилька что-то говорила тётке Груне и размахивала руками. Тётка Груня тоже стала что-то говорить и тоже размахивать руками.
Глава IX. Эшелон уходит. Поиски соли. Рябой солдат. Драка с цыганами. Лилька плачет. Тётка Груня возмущается. Домой
- Если бы Генка жил в нашей деревне, то он был бы атаманом, - говорил Митька.
- Ну, это ещё бабушка надвое сказала, - возразил Стёпка.
- Спорим!
Стёпка спорить не стал. Он мрачно посмотрел на Митьку и сжал кулаки. Митька сразу же заговорил о другом.
- А ленинградцы ребята ничего. Только уж очень страшные.
Стёпка усмехнулся.
- А если б тебя не кормить много месяцев? Каким бы ты был, а?
Митька задумался. И словно сквозь туман увидел дистрофика Генку, скуластого, с запавшими глазами, острым носом и сморщившуюся, как старушка, Ирку.
- Локотков, у тебя картошка осталась? - неожиданно спросил Стёпка.
- Осталась. А что?
- Давай отдадим им… Что, жалко стало?
Митьке не было жалко картошки, ему было обидно, что не он, а Стёпка до этого додумался.
- Мне жалко? Да я и огурцы отдам. Их там целое ведро.
Они побежали к саням. Лошадь стояла на месте. Пугай, уныло повесив голову, бродил вокруг саней. Увидев ребят, лошадь замахала хвостом и громко заржала. Пугай бросился на Стёпку и лизнул его прямо в губы. Стёпка плюнул и сказал.
- А ну тебя, отстань. Мы дело делаем.
Картошки в мешке оставалось порядочно. Митька высыпал туда и огурцы. Стёпка взвалил мешок на спину.
- Бежим!
Митька вспомнил об узелке с пирогами и сунул его за пазуху.
Они побежали к эшелону. Пугай бросился за ними.
- Куда! - заревел Стёпка. - Назад! Сидеть на месте!
Пугай сел и сердито залаял.
- Жрать собака хочет. Где твои пироги?
Стёпка взял пирожок и, показывая его Пугаю, пошёл к санкам. Посадив Пугая в сани, Стёпка дал ему пирожок и строго погрозил пальцем.
Ребята только успели добежать до переезда, когда затрубил паровоз и вагоны задёргались.
- Скорее, скорей, - подгонял Митька Стёпку.
Стёпка бежал изо всех сил. Навстречу медленно плыли вагоны.
- Генка, Ирка! - кричал Митька.
Генка с Иркой стояли в дверях теплушки и махали руками.