"В одно время с Рентгеном опыты с катодными лучами проводил немецкий физик Ленард. Человек способный, но болезненно самолюбивый, он считал, что его обходят славой, злобно ненавидел всех, кому "везет". В погоне за славой он кидался из одной области физики в другую, постоянно трясся от страха при мысли, что его "обойдут".
Катодные лучи - явление новое - привлекли внимание Ленарда. В очередной раз он загорелся, с бешеной энергией взялся за работу. Однако шли дни, а ничего значительного не было. И он охладел к опытам.
Тут пришло сообщение, что Рентген, эта "посредственность", физик, у которого нет ни размаха, ни смелости, а только аккуратность, методичность и терпение, буквально вырвал из-под носа его, Ленарда, собственное открытие…
Как возненавидел он этого "выскочку"! С какой дикой злобой встречал всякое упоминание его имени (впрочем, он ненавидел многих - Эйнштейна, Планка, Гайзенберга). С какой радостью, став "фюрером" фашистской науки, он вычеркнул его имя из всех немецких учебников и добился, чтобы "X-лучи". (как назвал их Рентген) впредь именовались только "лучами Ленарда".
История науки сохранила это название в виде смешного и жалкого фарса. А "X-лучи" назвали лучами Рентгена - честь, на которую сам ученый никогда не претендовал. Он подчеркивал, что не стремился к открытиям, просто работал. И был смущен тем, что именно ему повезло, что его имя стало известным.
Верно ли, однако, говорить о простом везении? Психологи знают, какую роль в успехе поисков играет длительное сохранение интереса к задаче, так называемой "поисковой доминанты". У Ленарда, которого волновала только слава, "доминанта" угасала очень быстро. А Рентген спокойно продолжал работать: его интересовала сама проблема. Естественным результатом этой работы и было открытие…"
Просто работал… Биографы ученых часто обращают наше внимание на эту особенность поведения многих из них. Работал ради работы, ради познания тайн физики Майкл Фарадей, скромный переплетчик книжной лавки. Страстно работал: за свою жизнь он поставил более шестнадцати тысяч экспериментов. Ему просто некогда было думать о славе, известности, почестях. Это уже потом история науки впишет его имя в свои анналы, восславит за эффективный терпеливый труд, за открытия, продвинувшие науку далеко вперед.
Математик Каплер, испытывая жесточайшую материальную нужду, пять лет провел над проверкой теории движения Марса, десятки и десятки раз повторяя одни и те же утомительные вычисления, снова и снова перепроверяя себя. Что двигало им, какая корысть? Стремление к выяснению истины.
Двадцать лет - половину своей безмерно короткой и чрезмерно трудной жизни - отдал россиянин Н. Н. Миклухо-Маклай поиску доказательств равенства человеческих рас, общности корней их происхождения. Что это дало ему в личном плане, каких привилегий он добился? Ничего, кроме лишений и унижений в борьбе с косностью сановных чиновников. Лишь спустя шестьдесят два года после смерти ученого были опубликованы его сочинения, но какую значительнейшую роль сыграли они в опровержении человеконенавистнических расовых теорий, в утверждении научной истины.
Пройдут столетия, но не потускнеет пример Миклухо-Маклая, пример честного служения людям, науке, такого служения, в котором не было и грана заботы о себе, о личном благе, известности. А слава, как видим, тем не менее его нашла, пусть и не прижизненная, зато - вечная. История рано или поздно расставляет все по своим местам, воздает каждому должное.
Обращаясь однажды к группе первых космонавтов, академик Сергей Павлович Королев заметил:
"Если вы думаете о подвиге, значит, вы не готовы к нему".
То есть, учил Главный конструктор, надо отдать себя прежде всего делу, подготовке к полету, работать и работать ради самой работы, ради коллективного успеха. Главное - дело, ему все силы, знания, опыт, мастерство, энергию, вдохновение, без разменивания на несущественное в данный момент, второстепенное, отвлекающее. Остальное - известность, почести, награды - придет само собой, если будет заслужено.
Но известностью, почетом тоже надо уметь правильно распорядиться. Скольких себялюбцев сгубила пресловутая "звездная болезнь". Человека заслуженно похвалили, отметили, а он вдруг решил, что отныне окружающие обязаны вечно платить ему дань подчеркнутого внимания, а он окружающим - ничего более не должен; что можно отныне и не напрягать сил, а лишь стричь купоны с прошлых заслуг; что теперь все дозволено. Зазнайство, чванливость, болезненная самовлюбленность, чрезмерность претензий неизбежно приводят таких людей к потере авторитета, к моральному краху, а порою даже к распаду личности.
Закономерно, что большинство наших сограждан, людей, воспитанных на высоких нравственных идеалах, достойно, без каких-либо серьезных осложнений выдерживают испытание славой, когда она к ним приходит. Весьма типичным представляется суждение знатного ленинградского токаря Алексея Васильевича Чуева. При многих высоких и почетных званиях и должностях - дважды Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета СССР, член ЦК КПСС - он всегда оставался предельно скромным и дисциплинированным человеком. Вскоре после вручения Алексею Васильевичу второй Золотой медали "Серп и Молот" его попросили поделиться ощущениями по этому поводу. Вот что он ответил:
- Трудно носить звание Героя Социалистического Труда, да еще дважды. Это ко многому обязывает. Я же не столь много и сделал… Моя награда - это награда прежде всего коллективу, который воспитал меня, сделал мастером токарного дела. Такая награда, которую я получил, создает славу и вызывает гордость. Но слава, как известно, не аванс на бессмертие, а обязывает еще к большей ответственности и лучшей работе… Не буду кривить душой, я, конечно, горжусь присвоенным званием и в то же время испытываю неловкость: почему меня выделили, а не кого-либо другого? А таких, как я, на нашем заводе много…
Не противоречит ли автор самому себе, тем постулатам в защиту честолюбия, которые выдвигал в первой части главы?
Никоим образом..
Определенная внутренняя противоречивость имеется в самом обсуждаемом предмете. При утрате сдерживающих начал честолюбие может сослужить человеку плохую службу, испортить его. Если честолюбие движет человека в верном направлении, помогает ему жить бодро и работать с огоньком ради общего блага - в добрый путь! Если же честолюбие превращает человека в карьериста, застилает завистью глаза, лишает трезвости ума и поступков - перед нами беда, опасность! То, что естественно для восторженного юноши, с нетерпением ожидающего встречи со взрослой трудовой жизнью, не всегда уместно для умудренного годами и общественным опытом мужа. Напомнить сейчас обо всем этом и уместно, и необходимо, дабы не возникло недопонимания, каких-либо кривотолков в трактовании суждений автора по настоящему вопросу.
Так надо ли мечтать о памятнике себе в шестнадцать лет?
Дело, как говорится, личное. С полнейшей определенностью могу сказать одно: памятники - будем понимать под ними известность, почет, признание - воздвигают лишь тем, кто в жизни ставит перед собой и решает трудные и ответственные задачи, кто прокладывает новые дороги, берет высоты, недоступные пока всем. А таким героем может быть не только ученый или космонавт, конструктор или разведчик, а в равной мере и сталевар, и шахтер, и плотник, и пахарь, и пекарь. Работа у всех разная, а требование ко всем одинаковое: быть первым в труде, в исполнении долга.
"В работе стремлюсь к одному: сделать ее хорошо. Даже если человек, мне кажется, работает в поле один на один, он должен трудиться так, как будто идет всесоюзный конкурс на лучшего мастера!"
Эти слова принадлежат молодому, но уже прославленному пахарю - механизатору Оренбуржья Григорию Чердинцеву. На мой взгляд, они как нельзя лучше отражают формулу здорового высоконравственного честолюбия. Работать с удовольствием, красиво, мастерски, добросовестно в любой обстановке, всегда и всюду, не для навязчивого показа, а для радости души и для пользы общества - самое большое счастье и самый замечательный памятник самому себе при жизни.
ИЗБЕРИ СЕБЕ УЧИТЕЛЯ
Шестнадцатилетний паренек обращается через газету к академику Андрею Николаевичу Колмогорову: "Я и щ у У ч и т е л я. Вы меня не примете в ученики?" И тут же поясняет мысль: не учителя математики он хотел бы найти в выдающемся ученом, а человека, который научил бы мыслить, помог отыскать цель в жизни. Однако же, сам сомневаясь в возможностях академика уделить личное внимание его юной персоне, просит хотя бы ответить на такой вопрос: "Как вы "нашли" с в о е г о Учителя, или, может быть, он нашел вас?"
Сложный вопрос. Сложный в том плане, что взрослый человек не всегда может назвать с полной определенностью одно-единственное лицо, сыгравшее в его жизни роль Учителя с большой буквы.
Вот и А. Н. Колмогоров, отвечая своему юному корреспонденту, припомнил целую плеяду замечательных людей, прямо или опосредствованно повлиявших на выработку мировоззрения и становление характера. Серьезному, ответственному отношению к жизни, поискам большого увлекательного дела, нужного людям, его научила Вера Яковлевна Колмогорова, родная тетка, ей он отдает за это сыновью благодарность, признательность. В гимназии, где учился Андрей, он находился под влиянием примера Е. А. Репман и В. Ф. Федоровой, отдававших воспитанию детей всю свою душу и энергию. Тогда-то его захватила идея заняться в будущем педагогической деятельностью, создать собственную школу воспитания. И пусть в конечном счете победила математика, но ничто из этих нравственных уроков - уроков служения долгу - не пропало для него, все легло в фундамент личности.
Приняв решение отдать себя науке, А. Н. Колмогоров постарался получить самую основательную подготовку: учился у лучших математиков, в частности, у таких крупных ученых, как П. С. Урысон, П. С. Александров, В. В. Степанов и Н. Н. Лузин. И на этом этапе жизни инициатива поиска и "выявления" учителей принадлежала, как видим, самому ученику. Он шел за оценкой своих работ и за консультацией по специальности прежде всего к тем, кто мог строже спросить и больше дать.
Опираясь на свой личный опыт, Андрей Николаевич Колмогоров советует молодым людям: отрешайтесь от иждивенческого настроения, не ждите, что кто-то должен "найти" вас, научить (чему?), открыть вам нечто неведомое доселе. Искать цель жизни, учиться видеть и слышать, готовиться к встрече с чудом познания, открывать красоту окружающего мира вы должны прежде всего сами. Старшие могут всему этому лишь п о м о ч ь.
Вместе с тем ученый напомнил: для многих роль Учителей играют з а о ч н о великие люди, освещающие путь всему человечеству. Среди таких светочей, еще в юношестве определивших его дальнейшее духовное развитие, он назвал Льва Толстого и созданные его гением образы, и Микеланджело, каким он встает со страниц биографии, написанной Роменом Ролланом.
Легко понять ученого: Микеланджело - одна из величественнейших фигур в истории цивилизации. Мало того, что он - гениальный художник, ярчайшая творческая индивидуальность. Феноменальной была его страсть к работе, созиданию, готовность трудиться наперекор многим соблазнам жизни и даже наперекор физическим страданиям. Был период, когда от перенапряжения мышц шеи при росписи фресок в Сикстинской капелле он потерял возможность опускать и поворачивать голову, но даже в таком положении художник продолжал неутомимо заниматься своим делом. Микеланджело не столько переживал и негодовал по поводу болезни, которая хотя и усложнила, но не остановила его работы, сколько по поводу перерывов на… трапезы.
Так и творил он с постоянно поднятой - в буквальном и образном смыслах слова - головой. Однако если задаться вопросом: чего же было больше в его напряженной работе - тягостного подавления самого себя или великой радости творчества? - то ответ будет один - радости. Какой поистине впечатляющий пример служения избранному делу продемонстрировал миру, сам того не ведая, Микеланджело. И потому не удивительно его влияние на чуткие юные души, а в их числе - и на русского юношу Андрея Колмогорова. Что с того, что избрана иная сфера деятельности? Ведь пример страстности в достижении большой цели, одержимости в труде не имеет профессиональных границ, каких-либо ограничений в заимствовании опыта.
Пример жизни и титанического труда Льва Николаевича Толстого, равно как и все сто томов его произведений могут служить и действительно служат Учителями для многих молодых людей. Вспомним хотя бы мудрые педагогические наставления писателя относительно средств самовоспитания, его постоянную озабоченность тем, как скорее и лучше помочь людям стать совершеннее, добрее друг к другу, овладеть духовными богатствами, полнее проявить свои творческие начала.
"Учительская" роль этого великого правдолюбца и горячего патриота многозначна и многогранна и, конечно же, не может свестись к одной лишь педагогике.
"Когда я прочел роман "Война и мир", я понял, что… краеугольный камень для моей жизни прочно заложен во мне образами и чувствами этой книги. Это было сознание того, что во мне горит глубокий, ровный и мощный огонь любви к России. Эта любовь связала в моих представлениях воедино революцию и ту духовную жизнь народа, которая уходила в прошлое, в его поиски правды, в его борьбу за нравственную жизнь. Проявления величия души народа в его битвах за Россию в прошлом перекликались с героизмом гражданской войны. Человечество было воспринято мною через патриотизм Толстого. Народ России - источник всей ее мощи, духовной красоты и силы - стал для меня символом человечества. В шестнадцать лет я рассуждал теми же словами, что написаны о Толстом сейчас, и все это было окрашено и пронизано до боли чувством любви к народу и природе России, тем чувством, которое до сих пор, не остывая, горит в сердце".
Так расценивает роль Толстого в своем духовном и гражданском становлении выдающийся советский ученый-генетик, академик Николай Петрович Дубинин, стиль жизни которого в свою очередь может служить образцом для подражания.
Коль уж зашла речь о книгах, то следует сразу сказать, что для юношества трудно найти более близких и общедоступных Учителей. Когда Алексей Максимович Горький говорил: "Всем лучшим во мне я обязан книгам", - то этим как нельзя более точно определил могучую воспитательную силу литературы, ее глубокое влияние на умы и сердца людей.
Наш Сергей М., похоже, побаивается трудных книг, закрывает их недочитанными. Но как, каким другим способом можно воспламенить ум и развить его? Биографы основоположника космонавтики Константина Эдуардовича Циолковского называют десятки научно-популярных и других "взрослых" книг, оказавших влияние на развитие склонностей и интересов подростка-самоучки и способствовавших быстрому и прочному накоплению им знаний. Сам Константин Эдуардович впоследствии сказал:
"Проблески серьезного умственного сознания появились при чтении".
При чтении! И нет у книги в этом отношении соперника-заменителя.
Многим, очень многим замечательным людям прошлого и настоящего именно книга не только помогла рано повзрослеть духовно, но и подсказала конкретную область труда, главное дело жизни или же ответила на жгучий вопрос, волнующий юношество: как жить правильно?
Академик Иван Петрович Павлов вспоминал, что горячий интерес к науке вызвала в его гимназические годы книга Льюиса "Физиология обыденной жизни". А состоявшаяся через четыре года встреча студента Павлова с книгой Ивана Михайловича Сеченова "Рефлексы головного мозга" окончательно определила судьбу молодого человека. Для К. Э. Циолковского такой "поворотной" книгой стала "Физика" Гано, в которой, помимо прочего, рассказывалось о первых опытах воздухоплавания. Академик Н. П. Дубинин, кроме романа "Война и мир", называет еще две книги, перевернувшие его душу: "Мировые загадки" Э. Геккеля и "Происхождение видов" Ч. Дарвина. Первая ввела его в область самых жгучих тайн мироздания, открыла прекрасный мир живой природы, ее красоту, заставила почувствовать себя частицей жизни Земли. Вторая, пусть и не во всем сразу понятная, помогла представить материалистическую картину развития жизни на нашей планете, ощутить внутреннюю силу и мощь человечества.
"После прочтения книг Геккеля и Дарвина судьба моя была решена. Я не мыслил себе другого пути, кроме изучения явлений эволюции. Как это делать, я представлял себе смутно, но зато очень пылко. Однако уже в то время я отдавал себе отчет, что центральным пунктом во всех вопросах эволюции и управления жизнью служит проблема наследственности. Именно наследственность есть то свойство жизни, с которым в первую очередь связана сущность, результаты и механизмы эволюции. Вместе с тем оно так мало изучено, и это признавал сам Дарвин в "Происхождении видов". Я не знал тогда, что существует целая наука, изучающая наследственность, и что она с 1907 года, то есть года моего рождения, носит имя генетики. Так, не зная своего "божества", я уже был посвящен ему и в свои шестнадцать лет, конечно, был готов принести ему любые, какие бы ни потребовались, жертвы. Я не знал тогда, что жертвы еще впереди и что их действительно надо будет приносить".
Это опять строки из захватывающих, драматических по накалу мемуаров академика Дубинина "Вечное движение", из книги, которая, вероятно, в свою очередь приведет кого-то из юных читателей на стезю науки, на трудный путь исследования тайн природы.
К слову заметить, в свои шестнадцать лет Николай Дубинин находился в обстановке отнюдь не комфортной - в детском доме. Еще шла гражданская война. Николай был одновременно учеником школы второй ступени и бойцом уездного отряда частей особого назначения (ЧОН). В комнате у ребят на столах лежали тетради и книжки, а в углу стояли винтовки. Ночами дежурили, однажды по тревоге выезжали на борьбу с бандитами. Но перед молодежью В. И. Лениным уже была поставлена задача: "Учиться, учиться и учиться!" И комсомол свято выполнял завет вождя. "Это было время, когда книги вошли и в мою жизнь",- вспоминает Дубинин. Так в судьбе одного паренька отразился характер и настроение целого поколения.
Сколько угодно примеров благотворного влияния умной, содержательной книги на умы и сердца молодых людей, на выбор ими дела жизни и правильного стиля жизни мы можем найти и в наши дни, в нашем самом ближайшем окружении. Вот две взволнованные исповеди.
Рассказывает студентка медицинского института Людмила Алексеевская: