Вода в Неве была необычайно высока, почти вровень с тротуаром. Она волновалась, кипела и пенилась. Волны с яростью ударялись о гранитные стены, сталкивались, со страшным шумом разбивались и разлетались брызгами.
- Вот, вот, смотри, эта… Эта перескочит непременно, - беспрестанно вскрикивала младшая девочка, хватая брата за руку. - Ух, какая!..
Охотников полюбоваться на небывалое зрелище набиралось все более и более. Народ сбегался со всех сторон. Ветер бушевал, пронизывая любопытных насквозь, срывал с них шапки, закручивал и сбивал их с ног. Не было уже возможности стоять, и мало-помалу набережная стала пустеть. Гул и шум усиливались. Волны росли, росли и вдруг с неистовым ревом перевалили и устремились на берег.
Это было вскоре после полудня.
В том доме, где жил Дмитрий Федорович, как и в каждом доме всей местности, подверженной опасности, поднялась суматоха. Подвальные жильцы, в испуге захватив ребят, больных да кое-какие попавшие первыми на глаза пожитки, метались от двери к двери верхних жильцов и молили о помощи и приюте.
Анна Францевна, давно занятая уборкой и укладкой вещей, взглянула в окно, - мостовой уже не было видно. Она торопливо одела детей, отправила маленького сына с няней и младшей дочерью наверх к знакомым, а сама с Федей и старшей дочерью стала связывать в узлы одежду, книги, бумаги и более ценные вещи и выносить их на лестницу.
- Скорее! Скорее! Что вы делаете?! - вдруг закричал Дмитрий Федорович, вбегая в комнату, где Анна Францевна и дети, занятые укладкой, и не замечали подступившей опасности.
- Сейчас, еще вот это, - ответила Анна Францевна, впопыхах хватая какую-то мебель. Она и дети громоздили мягкую мебель на двуспальную кровать и диван.
- Брось все!.. Ведь не уйти! - крикнул Дмитрий Федорович с ужасом и, схватив за руки дочь, стал пробираться с ней к выходу. - За мной, за мной! - кричал он жене и сыну. Вода из подвального этажа уже поднялась к нижнему и с необычайной быстротой разливалась по всей квартире. Половицы с треском поднимались. Федя и Анна Францевна, держась за руки, с трудом, на четверть в воде следовали за Дмитрием Федоровичем. Когда они выбрались на лестницу, Дмитрий Федорович перекрестился, отер лоб и, осведомившись, к кому отправлены дети и где Анна Францевна надеется приютиться, сказал: - Ну, Христос с вами, до свидания, теперь я поеду.
- Куда?! - с изумлением спросила Анна Францевна.
- Опять туда, на ту сторону, - показал Дмитрий Федорович на противоположный берег Невы. - Авось Бог поможет спасти кого-нибудь еще. Ты не можешь себе представить, что там делается, в этих низеньких деревянных домиках! Некоторые женщины и даже мужчины растерялись до того, что мечутся, плачут, и вместо того чтобы бежать, они, по колено в воде, насилу удерживаясь на ногах, собирают свое тряпье и всякий негодный хлам. Многих мне приходилось вытаскивать из подвалов просто силой. В одной квартире я нашел двух оставленных девочек лет трех-четырех, они кричали что было сил. По всей вероятности, мать, как увидела, что вода выступает, перепугалась и, не понимая, что делает, посадила ребят на комод и, строго наказав им, чтобы не двигались с места, сама убежала искать помощи и уж, конечно, не смогла попасть назад. Я ведь в лодке, - добавил он. - Ну, мне пора, время уходит. До свидания. Вернусь, как только можно будет. До свидания!
Он протянул руки к жене.
- Нет, ты не поедешь, Митя! - сказала взволнованным голосом Анна Францевна. - Мы здесь с ума сойдем. Подумай, как ты нас оставишь! Такой ужас, да и ты наверняка простудишься. Не понимаю, что за польза от того, что ты поедешь? Что ты можешь сделать? Не езди, прошу тебя.
- Как что за польза? Я, да другой, да третий, и мы спасем десятки людей. Посуди, Анна, если бы все, как мы теперь, сказали: дело обойдется без нас. Что бы вышло? Сколько бы лишних жертв могло быть, а отчего? Только оттого, что я, и другой, и третий побоялись бы промочить себе ноги и простудиться!
С этими словами Дмитрий Федорович обнял жену, сына и нагнулся, чтобы поцеловать тут же стоявшую старшую из девочек, но она обхватила шею его руками и умоляющим шепотом нервно стала просить его:
- Папочка, милый, не уходи, что с нами будет, папа!
Дмитрий Федорович разнял ее руки и, отодвинув от себя, взял дочь за плечи и, глядя в ее глаза, стал шутливо говорить:
- Ай-яй-яй, Катюша, ты ли это? Это моя-то ученица! А я думал, что ты станешь просить, чтобы я и тебя взял с собой. Хорош бы был твой папа, если б остался сложа руки дома, в то время когда каждая пара здоровых рук так важна!
Сказав это, он крепко поцеловал дочь в оба глаза, перекрестил ее, отстегнул цепочку, вынул из карманов часы и портмоне и, положив все ей в руки, сказал:
- Возьми это, спрячь где-нибудь. Боюсь, как бы не выронить, - добавил он, обращаясь к жене, и поцеловав ее еще раз, почти бегом спустился с лестницы.
На площадке у последней ступени был привязан к решетке небольшой ялик , на котором он приехал. Дмитрий Федорович вскочил в него, Федя прыгнул за ним.
- Нет, брат, шалишь! - сказал серьезно Дмитрий Федорович, выталкивая сына. - Вылезай, вылезай, не задерживай!
- Мешать я вам, право, не буду, - уверял Федя упираясь, - возьмите меня с собой, пожалуйста; ведь я воды не боюсь и плавать умею.
- Нет, нет, оставайся! Ведь ты видишь, что места лишнего нет. Что толку, если мы сами займем весь ялик? Ты должен остаться с матерью. Мало ли что ей может понадобиться? Я скоро вернусь. Идите, идите наверх, холодно. Ну, до свидания. Будь благоразумен, - прибавил он, похлопывая огорченного сына по плечу. - До свидания! - крикнул он, отталкиваясь веслом.
Анна Францевна и не пыталась более отговаривать мужа. Она хорошо и с давних пор знала, что добрый, кроткий, маленький Дмитрий Федорович никогда не отступал от раз обдуманного и принятого решения. Она стояла, облокотясь на перила, и хотя сказала себе: "Будь что будет", - но в душе еще не теряла надежды, что все как-нибудь устроится и Дмитрий Федорович не поедет. Катя, положив голову на плечо матери, тихонько плакала.
- Катя, прощай! - крикнул Дмитрий Федорович.
Девочка приподняла голову, взглянула на отца, кивнула ему головой и хотела что-то сказать, но лишь молча всхлипнула.
Дмитрий Федорович, увидев ее заплаканное лицо, крикнул весело:
- Прощай, девочка, Христос с тобой! Береги маму. Смотри, чтобы сестра не беспокоила ее.
И ласково кивая головой жене и детям, он, упираясь в лестницу веслом, выехал на улицу.
Анна Францевна и дети постояли несколько минут, молча глядя вслед исчезнувшей лодке, потом поднялись в третий этаж, в квартиру одного из сослуживцев Дмитрия Федоровича - Андрея Петровича Талызина и его жены Александры Семеновны. Талызины, жившие вдвоем, приняли их радушно, выказали большое участие и предложили оставаться с ними до тех пор, пока все опять не придет в должный порядок.
Окна квартиры Талызиных тоже выходили на Неву.
Вид из них был поразительный. Вода разлилась и с каждой минутой поднималась все выше и выше. Все пространство, которое можно было объять глазом, представляло бушующее море. Дома стояли в воде, и волны с ревом бились о стены. Ветер выл и свистел. Девочки и Федя не отходили от окна.
- Где-то папа теперь? - сказала чуть слышно старшая девочка, прижимая свою голову к груди матери. - Как он, бедный, озябнет, не утонул бы еще! Господи, Господи, помоги ему!
- Я просил, чтобы он меня взял с собой… Не захотел! - ответил на эти слова Федя. - Вон, вон, это что? Смотри, кто-то плывет! - живо продолжал он.
Все стали всматриваться.
По волнам Адмиралтейской площади неслась будка. На ее крыше, судорожно цепляясь руками, едва держался человек в военной форме, с непокрытой головой. За будкой гналась лодка. Человек, правивший веслами, делал неимоверные усилия, чтобы нагнать будку; другой, стоя наготове с багром в руке, с трудом удерживался на ногах. Будка неслась, то погружаясь, то всплывая. Зрители с замиранием сердца следили за ней.
- Там, там, еще держится! - слышались отрывистые восклицания. - Вот близко, сейчас багром достанет, ай!..
Налетевшая волна подхватила будку, окунула ее в бездну, вскинула и понесла далее: человека на крыше уже не было.
Через минуту на дне лодки лежал человек в военной форме, и лодка направлялась к дому, где жили Солнцевы.
По волнам носились бревна, доски, какие-то обломки. Лодки, беспрестанно появлявшиеся с разных сторон, подплывали то к одному, то к другому дому, сдавали свой живой багаж и плыли далее. Кроме солдатика, в дом, где жили Солнцевы, доставили полумертвую женщину, муж которой искал спасения вместе с ней на заборе, но не удержался и утонул, а позднее привезли двух детей, родители которых не были найдены. Спасенных везде принимали, оттирали, отпаивали и отогревали, а ветер крепчал, свинцовые облака опускались все ниже и ниже над городом, дождь хлестал без умолку в окна, вода все поднималась.
- Что будет, что будет? - говорили в томлении взрослые, с беспокойством поглядывая друг на друга, а дети с любопытством следили за мельчайшими изменениями страшной, но величественной картины.
- Мама, посмотрите! - крикнула младшая дочь Солнцевых матери, которая хлопотала, доставая разные необходимые для детей вещи из беспорядочно наваленных тюков и узлов. - Посмотрите, вода вот сейчас тут была, еще выступ был виден, - говорила она, показывая рукой на один из домов, - а теперь ничуточки не видать! - вскрикнула она с восторгом. - А куда мы пойдем, когда она сюда доберется?
Анна Францевна подошла к окну. Старшая девочка, прижимаясь к ней, хотела еще раз повторить то, что неотвязно мучило ее и что она много раз уж повторяла брату: "Где-то папа, что с ним, не утонул бы", - но подняв глаза и встретившись глазами с матерью, она молча еще крепче прижалась к ней и закрыла свое лицо ее рукой.
Анна Францевна сначала старалась заглушить свое беспокойство физическим утомлением. Она разбирала и приводила в порядок сваленные кое-как вещи, нянчилась с маленьким сыном и старалась забыться, но беспокойство о муже и предчувствие чего-то страшного, неизбежного, ни на минуту не оставляло ее. Она, не ответив ни на вопрос младшей дочери, ни на ласку старшей, отошла от окна, взяла у няни раскричавшегося малютку сына и стала ходить с ним взад и вперед по комнате, укачивая его. Мальчик стал уже было успокаиваться и засыпать на ее руках, в полудремоте убаюкивая себя обиженным, наплаканным голоском, как вдруг маленькая девочка, живо соскочив с подоконника, захлопала в ладоши и, прыгая на одном месте, закричала:
- Уходит, уходит, уж стекла виднеются!
Крошка, так неожиданно потревоженный, открыл испуганные глазки и с новой силой принялся кричать.
- Стыдно, Варя! Такая большая девочка и никогда не подумаешь о том, что делаешь. Сиди смирно и не забывай, что мы не дома. Катя, смотри за сестрой, не позволяй ей шуметь, - сказала Анна Францевна с легкой досадой в голосе.
Варя присмирела и, укоризненно посмотрев на мать, молча вернулась к окну и вскарабкалась на подоконник. Неудовольствие ее продолжалось, однако, недолго, и не прошло десяти минут, как стали беспрестанно раздаваться ее восклицания, сдерживаемые еле слышным шепотом старшей сестры.
Между тем, действительно, около двух часов дня ветер стих и вдруг изменил направление. В исходе третьего часа вода уже заметно убыла…
Анна Францевна все чаще и чаще подходила к окну и пристально, подолгу всматривалась в даль. Нигде еще не было заметно никакого движения, остатки воды медленно убывали. Плававшие по волнам обломки, дрова, щепки, доски и разные бесформенные предметы теперь спокойно тянулись к морю. Темно-серые облака неслись уже не так низко над городом; кое-где сквозь прорвавшееся облако виднелись клочки серо-голубого неба. Было холодно, сыро, мертво. Только дома, стоявшие еще в воде, понемногу оживали. В них то тут, то там зажигались огоньки, спускались шторы; по шторам то и дело пробегали легкие сменявшиеся тени…
Проходил час за часом. Безрассветный сырой и холодный день сменялся темной, сырой и холодной ночью. Гостья, так неожиданно посетившая столицу, вернулась в свое ложе с богатой добычей. Много унесла она человеческих жизней, много уничтожила добра, многих людей оставила сиротами, многих из зажиточных обратила в нищих и тысячам оставила по себе неизгладимую память.
Был уже седьмой час, а Дмитрий Федорович все не возвращался. Беспокойство Анны Францевны достигло крайней степени. Она, всегда сдержанная, осторожная, теперь не могла скрыть своих опасений от детей и то молилась с отчаянием, то, заслышав где-нибудь малейший шум, выбегала на лестницу и прислушивалась с сильно бьющимся сердцем, то, обманутая в надежде, по несколько минут стояла у окна, прижав к стеклу горячий лоб.
"Это безжалостно, - думала она. - Как только он вернется, я ему скажу прямо, что он поступает гадко. И какое право он имеет так поступать! У него своя семья, а он… Уходит из дома в такое время, оставляет нас в страхе, и для кого! Для совершенно чужих, неизвестных ему людей, для людей, которые в нем вовсе и не нуждаются. Сколько раз и прежде он заставлял меня мучиться за себя, - уедет на пожар и пропадет… Целыми часами места не найдешь, чего только не передумаешь!.. Господи, охрани! Господи, помоги! - вдруг начинала она молиться. - Господи, будь милостив к нам. Если б он только жив остался!.."
В эту минуту ее напряженному слуху почудились знакомые шаги по тротуару, она затаила дыхание и стала вслушиваться. Ее глаза силились проникнуть в темноту, сердце громко билось. "Господи! Господи!" - беззвучно повторяла женщина.
Шаги остановились почти против окна, у которого она стояла. Через минуту сверкнул огонек и погас, задутый ветром. Сердце у нее упало… "Не он, это фонарщик… Господи!.. Если фонарь на этот раз не погаснет, - мелькнуло у нее в уме, - то он вернется, если же погаснет…"
Она боялась додумать и ждала, ждала почти с ужасом… Огонек вспыхнул ярко, затрепетал и потух… "Я это знала, знала еще утром, и зачем… зачем только не удержала его силой!"
У другого окна шептались старшие дети и о чем-то спорили.
- Нет, если б я была мальчиком, я бы не стала так рассуждать, я бы всюду пошла, я бы всех спрашивала, не видели ли его, - говорила Катя с горячностью.
- Ну, подумай только, что ты говоришь, - перебивал ее брат с укоризной, - всех бы спрашивала, но ведь эти все сочли бы меня за сумасшедшего, а мама, если б я ушел, кроме теперешнего беспокойства, стала бы еще беспокоиться и за меня.
- Да ведь я не говорю тебе останавливать прохожих и спрашивать их о папе, - возражала обиженным голосом Катя. - Я тебе говорю спрашивать всех, кто может что-нибудь знать, кто должен знать. Ну, пошла бы в полицию, пошла бы к знакомым, которые живут в самых опасных местах, где папа, верно, и был… Если бы ты вправду любил папу, ты бы не стал говорить так, как чужой какой-нибудь!
С этими словами девочка сжала себе лоб руками и глухо зарыдала.
- Боже, Господи! Катя, да что же мне делать? Скажи, ну скажи толком, что бы ты сделала! - заговорил растерянно Федя, разнимая судорожно сжатые руки сестры. - Ну, что мне делать, говори! Я уж думал, думал и ничего не могу придумать. Андрей Петрович тоже говорит: надо подождать…
Наступила ночь, тучи рассеялись. На сером небе всплыла луна и осветила бледным светом неприглядную картину: сырые, грязные улицы и площади с кучами нанесенных водой досок и разных обломков, ряды тусклых фонарей и светящиеся огнями дома. В домах царило непривычное оживление, а улицы были почти пусты. Изредка слышался топот копыт о мостовую, проносился шум колес торопливо ехавшего куда-то экипажа, затем все смолкало.
У некоторых домов на минуту собиралась кучка народа, большей частью в тулупах и высоких сапогах; потолковав, они медленно расходились. В некоторые группы замешивались и бабы. В нижних и подвальных этажах там и сям появлялись как бы блуждавшие огоньки. Огоньки эти проносились и исчезали. По всей вероятности, хозяева этих квартир, не вытерпев и не дождавшись утра, приходили посмотреть, что сталось с их имуществом…
Солнцевы не спали всю ночь. Анна Францевна уже не надеялась более. Федя рано утром обегал многих знакомых; был в полицейской части, сделал заявление об уехавшем и не вернувшемся отце, спрашивал, как приступить к поискам, что делать.
- Что делать? Подождать, - говорили ему более участливые. - Авось и вернется ваш батюшка, а нет - ну тогда…
А что тогда, ни один советчик не доканчивал, по всей вероятности тоже не зная, что тогда делать. Другие опять говорили:
- Где уж отыскать? Петербург велик, как знать, на каком месте он затонул. Вон там-то и там-то выставили утопленников на опознание; если нет там вашего, значит, в море унесло…
Катя плакала и не отходила от матери. Варя, прикорнув на диване у ног маленького братишки, спала безмятежным сном.