- Я стал в сарае такелаж на бизань плести… Подкралась… Кричит: "Ненормальный!.." Как бросит ее на землю!
Яшка вздрагивал. На нем были одни трусы. Я подал ему рубашку.
Журавлев, закусив губу, вышел на крыльцо. После недолгих переговоров ворчанье тети Веры сменилось грубыми выкриками.
Вошел Журавлев, хлопнул дверью, закрыл ее на щеколду, сказал:
- Ставь чайник, Димка. А ты чего скис, Яша? Враги разбежались, поле боя за нами.
- Мне не терпелось поставить вооружение на бизань… Я тихо встал, пошел в сарай… - бубнил Яшка.
- Постой! Чего ты оправдываешься? Мы ж с тобой одной породы!
- Любопытно было взглянуть, как получится, - заметно успокоился Яшка.
- Во-во, лю-бо-пыт-но! - с удовольствием выговорил Журавлев. - Слушайтесь, парни, своего любопытства. Любопытство - первое качество командора. Что дальше? Как дальше? Как там - за горизонтом? В соседней галактике? В глубине атома? В несработавшей схеме машины? В негусто всходящем семени? Разобраться, парни, как это "что", "отчего", "почему" двигает человеческую мысль. Словом, мы с тобой, Яшка, и жмем тебе руку…
В дверь постучали. Я пошел открывать и вернулся с Николаем. Журавлев продолжал рассуждать. Николай присел на стул, послушал-послушал и вежливо сказал:
- А по-моему, если человек невеликих личных данных пытается совершить нечто необыкновенное, он смешон. Ни на чем не основанные фантазии, кроме как на упрямстве и стремлении к необыкновенному, мешают человеку организованно жить, приносить пользу обществу. Короче, человек должен накопить знания, опыт и только тогда собираться в синие дали. Кстати, Шпаковские и Яков сегодня получили урок. Дима относится к этим походам теперь серьезнее, по-взрослому.
Я покраснел под взглядом Журавлева.
- Давайте не путаться в словах. Я понял вас так: не всякому дано совершить необыкновенное, - сказал Журавлев.
- Да. Тем более, - Николай кивнул на меня, затем на Яшку, - в их возрасте, когда знают только таблицу умножения. Нечего им трепыхаться!
- Яснее некуда. Следовательно, им надо подождать! Когда выйдут с дипломами в руках из институтов, и вот тогда-а… А тогда будет поздно! Человека формирует мечта, дерзание! Иначе он - даже с накопленными знаниями и дипломом - счетная машина, робот, только исполнитель. А качество дерзать закладывается и мужает в вашем возрасте. Окружающая вас советская жизнь предоставляет вам не одну возможность проявить это качество. Пионерия, комсомолия созданы именно для воспитания вас дерзающими. Вся история советской власти с первого ее часа - история дерзания. Парни, вдумайтесь! У нас каждому дано совершить необыкновенное! Не будьте щепочкой в ручье. Станете дальше спорить, Николай Деткин?
- Может, в общем вы правы. На словах… А не скажете ли, где нам дерзать? В чем? И что из того получится? - Николай взглянул на меня.
Журавлев быстро ответил:
- Кстати, о балке. Вот вам случай дерзнуть, если не боитесь заблудиться в степи. Пошарьте в соседних балках. Весенняя вода местами обнажает отложения…
- Подумаешь, дерзание! - пожал плечами Николай.
- А вы попытайтесь! - настаивал Журавлев.
Николаю ничего не оставалось, как вяло пообещать найти балку с фосфоритной плитой.
- Яков, идем домой. Не мешай людям спать, - сказал он.
На пороге появился Деткин-старший.
- Ночью надо спать. Завтра трудовой день, - высказал он унылую истину. - А вы, товарищ Журавлев, не должны настраивать племянника против родственников. Непедагогично!
- Я останусь здесь, - твердо сказал Яшка.
Деткины переглянулись и вышли.
Мы до рассвета пили чай, разговаривали о всякой всячине. На столе между сахарницей и хлебницей стояла бригантина "Старый морж".
СМЕРТЬ СОМАМ!
Затея высмеять Николая - я узнал об этом позже - принадлежала Шуте и Журавлеву. Им было на что опереться. Первые недели после появления Николая в поселке они с Яшкой - тот гордился старшим братом - расхаживали по улицам, осматривались… На вопросы "откуда приехал?" Яшка отвечал неизменное: "Он с Волги". Благодаря безудержному вранью Яшки Николая прозвали волгарем. Николай только что белуг в Волге не ловил.
Однажды Николай с отцом отправились на Каргалу по-сидеть вечерок с удочками. В поселке Деткиных поджидала толпа ребят с Шутей во главе. Ребята нахально совали носы в ведерко и, увидев на дне сиротливо лежавшего голавлика, хихикали и отпускали в адрес рыбаков ехидные замечания. Наутро на наших воротах висел кусок фанеры с надписью: "Здесь живет волгарь Николай Деткин, который ловил в Волге балык".
Дальнейшее я передаю со слов братьев Шпаковских, грешных присочинить для яркости.
Спектакль начался удачно подстроенной встречей Сашки Найденова с Николаем и Яшкой, которые возвращались из бани.
- На рыбалку не собираетесь? - добрым голосом спросил Найденов. - Некого здесь ловить, - грустно согласился он. - Вообще-то некоторые ловят… Шпаковские, например, сомов, как пескарей, таскают. Места надо знать… В этом все дело. В иных местах только забрасывай - с разгона хватают, - шепотом добавил Найденов, оглянувшись. - Главное - знать наживку!
Подошел Шутя.
- Чего ты с ними шепчешься? - спросил он. - Да они синьгушку не поймают! Слушаешь басни?
Тут из-за угла показалась процессия: братья Шпаковские, Толька Веревкин и несколько чижиков - младшеклассников. Братья несли ведро, из него торчали хвосты морских окуней, купленных в замороженном виде в нашем "Гастрономе". Толька Веревкин забежал впереди братьев и заныл:
- Не скажете, где такие сомы клюют? А? Не скажете? А почему не скажете?
Шутя остолбенел, разинул рот, а потом закричал:
- Вот это сомы! Вот это улов!
Братья Шпаковские прошли мимо и даже глазом не повели. Все шло как по маслу.
Николай улыбнулся:
- С рыбалки?
- С луны!
- Сомы?
- Сомы! Второго едва выволокли. Сильный, как лошадь. - Братья оттаивали под дружелюбным тоном Николая. - Жаль, наживки не хватило. Да и куда рыбу девать? - сердито спросил старший у младшего.
- Некуда! - мотнул головой младший брат. - Мать ругается. Весь двор, говорит, рыбой провонял.
- А вот мы на Волге… - начал Яшка.
Николай отмахнулся от него и негромко спросил:
- А места далеко?
Братья насмешливо переглянулись: мол, ишь, чего захотел!
Подошли к воротам Шпаковских. Братья сели на скамейку, поставили рядом ведро с рыбой, отогнали двух измазанных повидлом любопытных девчонок в пестрых трусиках. Шутя глядел свирепо на братьев и бормотал угрозы предателям.
Николай потрогал ногой ведро.
- Славные рыбки. Любопытно узнать, сколько они весят?
Старший Шпаковский прикрыл один глаз: дескать, я вас понял. Поднялся.
- Пойдем взвесим!
Братья Шпаковские вошли во двор. Николай захлопнул калитку перед Шутей и остальными непрошеными гостями.
- Друзья, странно мне… Не дружно мы держимся, - начал Николай. - Давайте утрем нос Шуте и компании? Растем вместе на одной улице…
Растроганный речью Николая, старший брат не выдержал:
- Да мы тебе скажем, где сомы ловятся! Скажем!
- А за это я вам фонарик дам, - пообещал Николай.
- С батарейками? Один? - спросили братья. - Не пойдет! Давай два!
Николай согласился.
Николай и Яшка дали братьям клятву место никому не открывать.
- Там яма - во! - махали руками братья. - Глубина!
- А на что здешние сомы клюют? - спросил Николай.
- Сомы-то? - переспросил старший. - На это…
- На это, - сказал младший, - на мясо…
- На какое мясо?
- На птичье!
- На какое птичье? - недоумевал Николай.
- Неужели не знаешь! - рассердились братья. - На воробьиное…
- А на куриное тоже?
- Ага!
- А на чье лучше? - наседал Яшка. - На мясо петуха или курицы?
- На петуха лучше, - уточнил младший. - На петуха аж с разгона хватают.
…Вечером того дня Николай попросил у меня удочки и пригласил с собой на рыбалку.
- Только никаких Шутей! - предупредил он.
В двадцати шагах от околицы экспедиция "Смерть сомам" выглядела так: впереди старший Шпаковский на Николаевом велосипеде с моторчиком. Старший заявил: у него растяжение жил и пешком он не пойдет. Отставший младший Шпаковский хромал и кричал брату, чтобы тот отдал велосипед ему. Хромать он начал, нагло смотря Николаю в глаза, на десятой минуте пути. Рюкзак, снасти и сумку братьев мы распределили между собой. В кармане Яшкиного рюкзака лежали трупы двух воробьев. Вчера Шпаковские и Яшка - Николаю, девятикласснику, стыдно бегать по дворам - лазили по крышам с рогатками, разбили окно у Деткиных, у Поскребетьевых подранили курицу. Поскребетьевы ходили жаловаться на нас в милицию и вдобавок заявили, будто именно Шпаковские выбили глаз коту начальника милиции. А всем известно: кот родился кривым.
Хромавший позади младший Шпаковский нес мешок с трепыхавшимся в нем петухом, купленным вчера Николаем на базаре, и ныл:
- Несите сами! С меня хватит! Этот зверь сквозь мешковину клюется.
Николай, наконец, рассердился:
- Неужели и петуха взвалите на меня?
- Я петуха зарежу, чтобы не трепыхался, - предложил младший.
- А если он протухнет?
- Пусть только попробует!
Старший брат давал кругаля далеко в стороне, под ним весело постукивал моторчик велосипеда.
Когда подходили к мостику через Бутак, он подъехал к нам и крикнул:
- Петя сбежал!
- Куда? - устало спросил Николай.
До него не сразу дошел смысл сказанного.
- Домой, наверно!..
Николай пробормотал что-то про психолечебницу и, погромыхивая неплотно уложенным рюкзаком, побежал следом за нами обратно. Возле крайнего домика поселка нагнали младшего брата. Он топтался на месте и заглядывал в пустой, испачканный петухом мешок. В руке он держал перочинный нож.
- Где он? - спросил Николай.
Шпаковский ткнул ножиком в сторону ближнего огорода.
- Плевал я на петуха! - сказал Николай.
- Без петуха там делать нечего.
- Вернемся домой, - предложил Николай.
- Опозорят! вздохнул Шпаковский.
Я кивнул, соглашаясь. "Фокусы Шпаковских, - думал я, - неспроста. К чему они клонят?"
Старший Шпаковский по-прежнему кружил за околицей, кричал нам про петуха, торопил.
- Обойдемся без курятины, - уже твердо сказал Николай.
- Что ты! - испугался младший брат и замахал на Николая руками. - Воробьев хватит только на две насадки. А насадку в том месте из рук рвут. А вы с Яшкой что станете ловить? Пескаришек, ельцов? Да?
Николай сдался.
- Ждите здесь! - сказал он и позвал меня с собой.
Николай долго уговаривал тетю Веру отдать нам завалящего петушишку, которому все равно собирались покупать заместителя. Я поддакивал Николаю. Тетя Вера, хоть и была жадина, во всем уступала сыну. Она сдалась. Мы загнали петуха в сарай, укутали его в ковбойку.
Яшка и младший Шпаковский лежали в холодке, облокотившись на рюкзаки, и щелкали семечки. К домику стоял прислоненный велосипед с моторчиком.
- Петушишка-то инкубаторский, сразу видно, - заметил Шпаковский. - А сомы инкубаторских не любят!
- Где старший? - нервно спросил Николай. - Уже третий час из поселка не выберемся!
Из соседнего огорода послышались крики. Мы сунули головы через плетень. По меже шел старший брат с беглым петухом под мышкой. На другом конце межи стояла толстая тетка, похожая на самовар, и кричала:
- Моду взяли - петухов распускать! Только кур пугаете! Я гляжу, куры не несутся!
Петухов сунули в мешок, мешок попробовали опять всучить младшему Шпаковскому, но он мертвой хваткой вцепился в руль велосипеда. Петухов пришлось тащить Николаю и мне поочередно. Братья остались на окраине, отдирая велосипед друг от друга.
Солнце покатилось на запад. Я подумал, что братья чудят с непонятным для меня умыслом и что нам не успеть прийти на место до темноты. А кизяку не насобираем - ночью застучим зубами громче велосипедного моторчика.
Николай заметно устал. Выносливости у него, видать, не было.
Мимо пронеслись братья. Велосипед под ними стонал, как раненый конь. Они прокричали Николаю:
- Главное, место никому не выдать!
Шагах в десяти от нас они влетели в колдобину и повалились с велосипеда, задирая в небо ноги.
В сумерках мы заплутали в тополином подросте. Сквозь кусты блестели крохотные плесы. Мы пришли на небольшой приток Каргалы - Сазду. Отставший Николай тащил по кустам велосипед, сдержанно ругался и время от времени спрашивал:
- Скоро?
- Скоро! - отвечали нестройно братья. - Главное, мясо не растеряйте.
Они с подозрительной уверенностью шли впереди и горланили песни. Мы с Яшкой, надрываясь, волокли поклажу.
Днем братья все-таки прикончили одного из петухов, битый час его потрошили, отбиваясь от меня и Николая. Нас бесила эта бестолковая, затянувшаяся дорога. Затем братья раскромсали петуха и роздали нам по куску мяса. Мне попала петушиная нога. Оказывается, сомы жадно берут на тухлое мясо. Я петушиную ногу выбросил. Яшка приладил доставшийся ему петушиный бок на кепку, держал голову к солнцу, каждые десять минут нюхал его и совал под нос Николаю. Тот было недоверчиво отнесся к затее братьев, но пример заразителен: доставшийся ему куриный огузок он пристроил на багажник велосипеда. Я видел, как время от времени он принюхивался к огузку.
Братья нас торопили:
- Скорее надо, мокрые вы курицы!
- Хватит дурить! - сказал я. - Поняли?
Братья переглянулись.
- Так мы уже пришли! Правда, Петька?
- Что ты меня спрашиваешь? Сам не видишь?
Следом за Шпаковским и мы пробились к воде. Они долго ликовали, расхваливали омут, бросились к сумке со снастями, стали лихорадочно разматывать живушки, путаться в лесках и ссориться из-за жареного воробья. Наконец они нацепили воробья на крючок, но по дороге к омуту воробей потерялся. Братья ползали в кустах и ругали друг друга. Николай снисходительно на них прикрикнул, довольный тем, что не надо дальше брести по кустам в темноте.
Воробья братья не нашли. Мы заразились от них спешкой, желанием немедленно забросить удочки, размотали живушки и бросились следом к воде.
Омутище таинственно темнел глубиной, зажатый меж хилых перекатов. Братья то и дело шипели на нас:
- Тише! Куда бросаешь! Там же моя поставлена!
- Ну вот! Так мы и знали! Зацепил! - набросились они на Николая.
Он виновато оправдывался:
- У меня же никакого опыта рыбалки на здешних речках!
- Опыта у него нет, - подтвердил Яшка.
Стало холодно. Мы торопливо побросали свои живушки в омут и разошлись - по команде Николая - собирать хворост.
Разница возрастов сказывалась. Мы подчинились ему, как старшему.
Когда мы с Николаем, продрогшие, вернулись на берег, у воды суетились Шпаковские. Размахивая руками, они обвиняли друг друга в ротозействе. Младший приглаживал рукой мокрые волосы, брат сердито кричал на него:
- Простудишься! - и застегивал ему ворот рубашки.
Оказывается, только что вода у берега забурлила, видно, попался сом. Младший ухватился за лесу, и его кинуло в воду, как котенка.
- Ух, глубина! Иду, иду вниз - страшно!
- А дальше?
Вместо ответа старший брат сунул под нос Николаю обрывок лесы. Николай спустился к воде, нашаривал в темноте лесы и дергал их. На остальных удочках сомов не было.
Сварить кашу поручили Николаю. Он негромко спросил у меня, кладут ли крупу в горячую воду или ставят на огонь кастрюлю с водой и крупой. Взять с собой манную крупу предложили братья. Я кивнул на них. Они тоже не знали, как варить, и предложили решить дело голосованием. Николай пожал плечами и высыпал крупу в воду. Вскоре из котелка сосульками поползла каша, костер зашипел. Братья обломками дощечки яростно выгребали кашу из котелка и разбрасывали ее вокруг.
Каша не убывала. Братья обругали нас с Николаем "маменькиными сынками", развернули газету, вытряхнули в нее варево и с кастрюлей понеслись к воде. Покуда они там ссорились неизвестно из-за чего, Николай держал в руках горячий комок и переживал обидные слова братьев. Те с бодрым воем вернулись к костру, повесили кастрюлю с водой над огнем, выхватили у Николая варево и бухнули его в кастрюлю.
Кастрюля долго ворочалась и плевала на нас серой гадостью. Братья сняли ее с огня и роздали ложки.
- Каша что надо! Молодец, Николай! - сказал младший брат, - Только вот несоленая.
- И отравиться можно, - добавил второй.
Я смотрел на братьев волком. Меня бесила беспомощность умного, всезнающего Николая.
Братья предложили:
- Николай, зарежем второго петуха? Чего его домой тащить?
- Насадим его на крючок!
Николай устал. Он равнодушно пожал плечами.
- Хорошо.
- Мы петуха поджарим и насадим на твою живушку. Иди, Николай, режь его.
Николай зябко запахнулся в куртку - костер догорал и ответил:
- Я боюсь крови.
Братья переглянулись и подмигнули мне. Николай отвернулся, понимая, как смешна его беспомощность.
Мы с Яшкой пошли собирать ветки. Небо посерело, ночь шла к концу. Братья тем временем отрубили петуху голову, ободрали перья и смастерили вертел.
Николай стал рассказывать о самых нефтеносных районах земного шара, о нефтедобыче…
- …В Советском Союзе на одного гражданина добывается три килограмма нефти в день.
- Горишь, - заметил ему старший брат.
- Что? - переспросил Николай.
- Горишь… Минут десять, как горишь!
Николай схватился за обгоревший край куртки и бросился к воде. Вернулся угрюмым и больше не пытался поделиться с братьями своими знаниями.
Братья кончили жарить петуха и отправились насаживать его на крючок. Николай и Яшка стучали от холода зубами. Я разбросал костер и уснул на горячем песке.
Разбудили меня крики Шпаковских. Братья расталкивали Николая и Яшку, звали проверять живушки.
Я подошел к берегу последним и встал рядом с Николаем. На желтеньком песчаном дне - глубина тут ниже колен - лежали наши перепутанные живушки. На крючках белели кусочки мяса.
- Смотри, Петька! - закричал старший Шпаковский. - Леса натянута. На целого петуха клюнуло!
- У-у, зверь! Под тот берег забился!
- Тащи! Тащи, говорят! А ты не верил, что клюнет с ходу!
- Кто? Я не верил? Я верил!
Пока братья кричали, Яшка ухватил натянутую лесу и вытащил на берег кастрюлю, с кашей. Братья онемели и стояли как пни.
- Не ожидал такого от сомов! А ты?
- А я, думаешь, ожидал? - обиделся старший.
- Главное, ребята, это место никому не открывать, как договаривались! - сказали разом Шпаковские.
Николай повернулся и пошел прочь от берега. Я видел, как по дороге он поддел ногой чисто обглоданную петушиную кость.