И все-таки они взяли меня с собой с намерением высадить по дороге в Ак-Бутаке. По дороге увидели стадо сайгаков. Деткин вытащил двустволку и подал толстяку. Азартный толстяк палил вовсю, убил самца-сайгака, и тут машина влетела в узкий, спрятанный за бугром овраг. Мы отделались испугом и легкими ушибами, но радиатор машине свернуло набок, и вода из трубок вытекла. Шофер и Журавлев кое-как подремонтировали радиатор, дождались темноты - ночью-то свежее - и поехали. Гоняясь за сайгаками, петляли, поэтому шофер отказался вести машину, и за руль сел Журавлев. Журавлев намечал дорогу по звездам. За ночь проехали километров двадцать - мотор быстро нагревался. На следующий день езда была самая смехотворная - полчаса едем, два часа стоим. У первого найденного колодца - степь в том месте горела, и колодец высох - Деткин скис, толстяк перестал шутить, у шофера глаза округлились. Дождались ночи. Журавлев повел машину дальше. И вот - радуйтесь! - нашли колодец, а в нем живут звери с клешнями.
…Мне уговаривать Журавлева не пришлось. Он кивнул:
- Собирайся! - и подсел к толстяку, что-то ему говоря.
Тот смотрел на Журавлева странными глазами. Туземец! Того не знает, что в степи подобные случаи - обычное дело. Будет другой раз знать, как приезжать в степь и мешать людям дурацкими разбирательствами!
Выспаться-то я выспался, но голова по-прежнему тяжелая, во рту противно от съеденной сайгачины, разговаривать трудно.
- Мальчика зачем с собой тащите? - спросил равнодушно толстяк.
- Парень вырос в степи! За вами приеду не раньше завтрашнего полудня, старайтесь больше спать.
…Много я ходил по степи, и так же гудело от утомления в ушах, деревенел язык, ломило в затылке, качало на ходу, не слушались ноги, только на этот раз было хуже некуда.
Я крепился: боялся, Журавлев пожалеет, что взял меня с собой.
Деткин неплохой ходок. Хотя с виду рыхл, медлителен.
В свое время, говорят, немало дней он провел в поисковых партиях.
Ночью холодно, но ходьба согревала. Потом выпала роса, выплыло из-за увалов солнце, расплавляя прохладные тени в балках, и опять начиналась жара, будь она проклята! За спиной оставались бесконечные медленные километры - балочки, увалы, равнинки, не отличимые одна от другой. Впереди - та же пегая, в черных пятнах степных пожаров, степь.
Журавлев, подбодряя меня, говорит:
- Скоро вода.
Мы спускаемся в пыльную балку, поросшую колючкой, на последнем дыхании, когда говоришь себе: "Дойду во-он до той плешины и сяду. Больше не могу!.."
В стороне блестит что-то крохотное. Я заставляю себя подойти, сажусь и неожиданно нашариваю ладонью значок. Яшкин значок "Юный турист"!
Мы сейчас пересекаем цепь балок нашего первого маршрута по Барса-Кельмес. Я смотрю в спины Деткину и Журавлеву, с трудом поднимаюсь и, разбрасывая свои ватные ноги, догоняю их и окликаю Журавлева.
- Передохнем?
- Потерпи, старина.
- Передохнем, - повторяю я и валюсь ему прямо под ноги. - Мы примерно в середине этого аппендикса. Пожалуй, ближе к тупику, чем к руслу.
- Ты про что? - косит на меня Журавлев.
- Я здесь был. Кусок фосфорита помните на подоконнике? Взят там. В балке…
Журавлев смотрит на меня.
- Ведь ты едва идешь, дохляк этакий! Неймется тебе. Шарить по балкам мы не станем. Сил у меня нет.
- Я бы пошел, да не могу. Тоже сил нет. Придется послать Деткина.
Мы хрипло смеемся. Деткин - он лежит шагах в пяти от нас, прикрыв голову шляпой, - приподымает голову, озирается. Он тоже едва тащит ноги.
- Сколько туда?..
- Километров десять-пятнадцать. Мы не туристы, - говорю я. - Любопытно!
- Только при чем тут бедняга Деткин? За что мы его с собой потащим? - бурчит Журавлев. - Натяни рубашку, сгоришь. Черен ты, Димка, как зулус. Признайся, Жура, Деткину ковылять туда двадцать пять километров. И обратно столько же…
- Это ему за неверие, - своим доводом я кладу Журавлева на лопатки.
Он указывает пальцем в землю - сдаюсь.
Деткин перебирается к нам.
- Не вижу ничего веселого в нашем положении, товарищи.
- Вспомнили вашего племянника Якова. Значок его нашли…
- Черт знает что! - недоумевает Деткин. - Как он сюда попал?..
Мы скупо объявляем Деткину о перемене направления, не договаривая, почему мы уходим в противоположную сторону. Он равнодушно кивает.
- Умные мы с тобой люди, Коршунов, - говорит мне Журавлев на следующем привале. - Жестокие мы с тобой люди. Этак можно всех Деткиных извести! Сомневаться будет некому.
- Километров пятнадцать прошли, если не больше. Яшка не мог обронить значок в соседней балке? - спросил Журавлев под вечер. - Ну-ну, командор, не сердись!
Мы до сих пор не встретили в балках ни одной ямы с водой. Июль нынче свирепый. Ямы высохли, дно их покрыто глинистой коркой, струпьями, неслышно рассыпавшимися под ногой. А если я попусту веду с собой Журавлева и Деткина в придачу?.. Вот спектакль он нам закатит! Не хуже тети Веры…
За поворотом - горловина следующей балки. Узкая, с крутыми склонами, скорее овраг, чем балка. Ровное днище. Несколько плит скученно торчат на склоне. Я, спотыкаясь на ровном месте, бегу, обгоняю Журавлева и грудью падаю на тупое ребро плиты. Лезу в карман, нашариваю обломок, пролежавший на моем окне месяц. Обломок летит на землю.
- Фосфоритные?
- Да… гляди-ка… Отчетливое обнажение… Верно? - поворачивается Журавлев к Деткину.
- Что? - тот валится рядом с плитой, принимая наш разговор за сигнал к привалу. Он не понял бы нашего ликования и нашего коварства, не дерни меня повторить:
- Плиты! Взгляните, фосфоритные?
Он, трудно соображая, понял.
- Мы тащились сюда из-за этих плит?
Он наверняка с той минуты считает нас ненормальными.
- Пластовые фосфориты, морского происхождения, кембрийский период… - Деткин, оказывается, иногда шутит. - Эти плиты возьмете с собой? Я помогу вам дотащить их.
- Помните аксакала? - спросил я у Журавлева.
- Дорогу к мазанкам знаешь?
- Дождемся утра. Не прокараулить бы самолет на Кос-Истек.
Спустя час - за ближним увалом - я наказал Журавлева за его минутное недоверие.
- Осторожно, не утоните!
Он проследил за моим кивком. Кажется, из этой ямы мы с младшим Шпаковским майкой выловили гибнущих от удушья рыбешек. Деткин, не снимая шляпы, повалился на живот и пил всхрипывая. Руки меня не удержали, я упал лицом в воду.
Остаток вечера мы лазили с Журавлевым по склонам балок, уходили в степь.
Деткин, накрывши лицо шляпой, лежал на дне балки возле ямы с водой.
…Журавлев - объяснил мне немолодой казах - не свалился вслед за мной и Деткиным у порога мазанки. Он взял лошадь и уехал к дороге ловить машину.
Мы проспали сутки без перерыва.
Когда умылись, поели, я спросил у хлопотавшего вокруг нас казаха:
- Где старик Утеген?
Казах горестно прикрыл глаза.
- Плох Утеген… Скоро помрет. Хочешь к нему?
Утеген разглядел меня в сумраке мазанки, пригласил сесть.
- Ты растешь батыром, бала… Ты сегодня снова пришел с мертвой земли…
Помнишь наш разговор?.. Я не досказал моей сказки о батырах, что ушли к золотым горам.
…Один из них поверил мертвому камню. Другой отодвинул блюдо с мясом, поблагодарил за гостеприимство и ушел в ночь. Он шел день за днем, из дней складывались годы, он знал, что наступил вечер жизни, и не глядел в воду, когда склонялся над родником, чтобы смочить иссохшие губы.
Однажды он почувствовал, как слабеют ноги, сделал последний шаг и протянул руки к золотым горам. И за спиной у него выросли крылья. Батыр поднялся над степью.
Люди гостеприимного племени солгали - горы были золотые. Слабый душой - невольно лжец. Он должен оправдать перед самим собой свою слабость и ничтожество. У тех, чьи души оказались сильнее тела - ибо телу не дано быть вечно, - выросли крылья. Они прошли дорогу длиной в тысячу и одну человеческую жизнь. Человеку суждено родиться без крыльев. Они у него вырастают, когда человек становится батыром. Тот не жил, кто прошел за свой век дорогу длиной в одну человеческую жизнь. Он ждал смерти, сын. Он повторил прожитое другими. Я один из тех, кто остался в ауле, в сытом племени людей. Они обманывали себя спокойным благополучием. Нет горше и бесславнее истины: мучаться всю жизнь беспокойными снами, дышать ветрами, которые приносят запахи далеких дорог, - и оставаться сидеть у дверей юрты. Самое тяжкое - понять: дорога тебя не наделила крыльями.
…Сейчас-то я понимаю: в открытии месторождений Барса-Кельмес я принимал лишь воображаемое участие. Но честное слово - первую буровую поставили в двух километрах от моей балки.
Примечания
1
Вулкан в Мексике.
2
Что ты здесь ищешь, Мальчик? (казах.)
3
…Барса-Кельмес в переводе с казахского означает: пойдешь - не воротишься…
4
Мальчик (казах.)