Знаете ли вы, почему испанские фаянсы называются майоликами? Потому что изделия крещеных мавров-морисков были куплены итальянцами на острове Майорка. Очарованные испанскими золотыми майоликами, итальянцы быстро переняли ремесло фаянса, и хотя золотые глазури не привились в Италии, следуя испанским мастерам, некий итальянец изобрел рубиновую глазурь, с металлическим блеском, горящую так, как если бы это было расплавленное золото.
Отвечая тебе, мастер Врум, я не хочу сказать, что фаянс обладает какими-либо волшебными свойствами, какими, по вашему мнению, наделен фарфор. Однако фаянсу дано свойство, на мой взгляд, способное соперничать с любыми колдовскими чарами. А именно: везде, где бы он ни появлялся, фаянс пробуждает в людях особую жажду творчества и стремление передать в нем, в фаянсе, свои собственные вкусы, свое понимание красоты, свое чувство родной природы, а также веяние времени, о чем я скажу сейчас…
Но мастер Врум перебил его:
- В том, что ты тут наговорил, есть много дельного, я признаю это. Однако поверь мне: фарфор превосходит фаянс еще и тем, что можно сделать из него.
Во дворце китайского императора стояли огромные фарфоровые корыта на трех львиных ножках - чтобы стирать в них дорогие императорские одежды.
Первыми ценителями фарфора за пределами Китая оказались персы и арабы, хоть ты и уверяешь, что они более всего ценили фаянс, и вот на праздники во дворцах арабских халифов гостям выносили фарфоровые тазы такой величины и крепости, что в них вмещалось около ста килограммов всяческих сластей.
Но этого мало. Знай, что не только фаянс, но и фарфор может пригодиться и в архитектуре. В Китае была, говорит, построена башня из фарфора - с фарфоровыми лестницами, фарфоровыми площадками и фарфоровой крышей.
А также мне случалось слышать стихи китайского поэта, в которых рассказывается о белом фарфоровом павильоне, который стоит на зеленом острове посреди озера.
Но фарфор, годный по прочности, как ты видишь, для архитектуры, обладает в то же время такой тонкостью, какая может сравниться лишь с яичной скорлупой. Из фарфора китайцы делают скорлупку, которая ничем не отличается от настоящей. В нее выливают яйцо, сваренное всмятку, и его полагается съесть юношам во время китайского праздника, который называется "день кровопускания".
Я не буду еще раз говорить о том, что художники по фарфору превосходят всех других по красоте тонов и совершенству рисунка. И ты сам знаешь, сколь великолепны их краски: алая киноварь, замешанная на ртути, голубая пудра, добываемая в горах Ирана, и сияющая розовая краска, в состав которой входит чистое золото.
Я не буду говорить о том, что у нас в Делфте знает любой, что китайцы, как никто в мире, умеют изображать птиц, драконов, слонов, людей и китайские домики, а также рисовать цветы, и следует только удивляться, как они знают, какой рисунок можно приложить к вазе той или иной формы. И, на мой взгляд, никакой рисунок и краски фаянса не могут сравниться по красоте с рисунком и красками фарфора, они всегда будут грубы и аляповаты при таком сравнении.
Я не хочу распространяться о том, сколь безмерно ценили на всем Востоке китайский фарфор и как арабы воспевали фарфоровую посуду в своих сказках.
Послушай, однако, о главном, о чем я все толкую тебе и что ты никак не можешь и не хочешь понять. Слушайте и вы, мастера, и пусть то, что вы услышите, заставит вас уразуметь, что без тайных знаний никакие тигли, никакие кисти не помогут изготовить настоящий фарфор - тот, к которому прикасались не только человеческие руки.
Я поведаю вам о дивных чарах, заключенных в фарфоре. Марко Поло, итальянский купец и путешественник, проник в Китай четыреста лет назад. Он был первым европейцем, увидевшим фарфор, и был свидетелем того, какие чудеса происходят с фарфоровыми чашами не только в Китае, но и за его пределами.
При дворе монгольского хана увидел он чудо, о котором написал в книге своих путешествий так: "Сидит великий хан в своем главном покое. А чаши расставлены в покое, на полу, шагах в десяти от стола; разливают по ним вино, молоко и другие хорошие питья. По наговорам да колдовству ловких знахарей полные чаши сами собою поднимаются с полу, где они стояли, и несутся к великому хану, хотя никто к тем чашам не притрагивался. Десять тысяч людей видели это; истинная то правда, без всякой лжи". Вот что видел и описал Марко Поло. Подумайте сами, может ли такое быть с обыкновенной, даже очень хорошей глиной!
А на той башне из фарфора, о какой я только что рассказывал, висели по карнизу фарфоровой крыши маленькие фарфоровые колокольчики. Чуть только ветер колебал воздух, колокольчики начинали звенеть, а китайцы говорили: "То разговаривают с нами сами боги". Конечно, это так и есть, ибо если богам и духам нужно что-то поведать людям, а люди не сведущи в языке богов, нужен им посредник, то таким посредником между богами и людьми может быть только фарфор. Он - переводчик, и есть мудрецы, которые поднимаются на башню слушать речи богов, как ее передают фарфоровые колокольчики, понимают язык фарфорового звона и объясняют другим, что хотели сказать боги. Об этом и о многом другом рассказывал мне капитан Питере, мой друг, который много раз бывал в Китае и никогда не лжет. Он-то и привез мне редкостную китайскую чашу, совершенно белую, в которой от налитой жидкости проступает лицо китаянки, душа которой, как говорит Питерс, заключена в фарфор с помощью колдовства.
Вот что сказал мастер Врум.
А мастер Фридрих ответил на это:
- Что толку, в ответ на твои речи перечислять все, что сделано, и все, что можно сделать из фаянса. Однако, если в этом ты усматриваешь достоинство материала, я, конечно, напомню купола храмов, стены дворцов, огромнейшие восточные бассейны и наряду с ними тончайшие и бесконечно малые вещицы - солонки и подсвечники для крошечных свечек, что сделаны руками французов. Еще напомню вам, что, помимо фаянсовой посуды, существуют тысячи вещей, выполненных в фаянсе, а именно: вазы, флаконы, лампы, фонари, печки, камины, шахматы, глобусы, надгробные плиты, курильницы для благовоний, рамы для зеркал, табуретки, лестницы, а также статуи и еще многое другое. Так что в мире нет ни одной вещи из человеческого обихода, выполненной в металле, мраморе, бронзе или дереве, какую нельзя было бы повторить в фаянсе и фаянсовый слепок ее поставить на службу человеку.
И в этом свойстве фаянса - заменить собою любой материал, равно как простой, так и благородный, вижу я подлинное чудо, которое волнует меня более, нежели летающие чаши колдунов.
Конечно, Марко Поло - человек известный, а капитан Питере - доблестный и правдивый моряк; но кто знает, какие напитки пили они там, в далеком Китае, из этих фарфоровых сосудов.
Вспомним лучше великого флорентийца Луку делла Роббиа, который еще мальчиком, обучаясь у ювелира тонкому его ремеслу, открыл в себе силы и попытался сделать мраморную скульптуру. И получилось так, что со временем не осталось для него материала недоступного. Он одинаково свободно отливал в бронзе большие скульптуры, был великолепным мраморщиком и не менее великолепным резчиком по дереву. При всем том был он и превосходным художником, и у него всегда хватало ума и таланта выполнить любой заказ так, что все сразу узнавали его руку и очень хвалили. Заказывали же ему украшения для алтарей и оформления органов, где во всю стену шли огромные трубы, а фигуры святых и ангелов, парящих в небе, словно бы заключали орган в подвижную и богатую раму.
Лука делла Роббиа уже постиг все, что может извлечь из мрамора, дерева и металла подлинный художник, и стал искать нечто новое, чего до него не знал и не делал ни один из великих художников Возрождения. Он вылепил из глины фигуры в человеческий рост, подсушил их в печи и опустил в ванну, наполненную раствором, который он составил по рецептам испанских мастеров и отчасти изобрел и сам. Пористая глина жадно впитывала влагу из раствора, и порошок осел на изделия ровным слоем, после чего Лука обжег свое творение, и получилась скульптура, словно бы вырезанная из какого-то огромного голубого камня, сверкающего тысячами голубых огней.
Для церковного алтаря Лука сделал вазы тем же способом. Верной и не знающей ошибок кистью вывел по порошкообразному слою тончайший рисунок в виде ветвей, листьев, птиц и единорогов. Способ Луки требовал быстроты и точности необычайной и той дерзости в любом труде, какая ведома была только итальянцам в те славные для искусства времена.
Вазы и скульптуры Луки оказались на редкость прочны, и этим способом изготовлял он рельефы, которые накладывал на мрамор, и казалось, эти фаянсовые фигуры, голубые, белые и фиолетовые, родились от белого мрамора, испещренного редкими голубыми и фиолетовыми прожилками.
По заказу Пьеро ди Козимо Медичи сделал Лука фаянсовые изразцы с изумительными рисунками, которыми покрыл сводчатый потолок в кабинете правителя и пол, и был крепок этот фаянс, как камень.
Еще научился мастер писать на фаянсовых плитах плоды, листья чрезвычайно искусно, и люди говорили, что Лука делла Роббиа сотворил плоды и листья лучше, чем сама природа. И тем он себя прославил во всех странах.
Со всей Европы люди устремились во Флоренцию, чтобы увидеть великолепные фаянсы Луки, и столько людей желало иметь у себя изделие славного мастера, что ему пришлось уговорить своих братьев оставить их занятия и стать мастерами фаянса, потому что один он уже не справлялся. Люди, знавшие его и способные оценить по заслугам то, что он сделал в фаянсе, говорили, что мир и искусство рисунка обогатились искусством новым, полезным и прекраснейшим, а он удостоился славы и хвалы бессмертной и вечной. И я повторяю: подлинное чудо то, что он сумел сделать в фаянсе. Но и фаянс открыл в нем своего художника, способного, как никто, понять возможности материала, и это не меньшее чудо.
После Луки делла Роббиа в Италии было великое множество мастеров, делавших посуду и создавших итальянскую майолику, и вы, конечно, видели эти прекрасные тяжелые блюда, и кувшины, и вазы, на которых, помимо цветов и листьев, изображались еще и картины лучших мастеров Италии так, как если бы они были написаны красками на холсте.
Жаль, случилось так, что фарфор, давно уже завезенный в Италию, теперь все более входит в моду, итальянские фаянсы перестали нравиться итальянцам, а фаянсовые мастерские пришли в упадок. И это весьма прискорбно.
Я же рассказал это не для того, чтобы посетовать на судьбу фаянса в Италии в наши дни, но чтобы напомнить, что фаянс не только верный друг человека в его повседневной жизни, но и может быть другом гениального мастера.
4. Вечер третий
Мастер Фридрих сказал мастеру Вруму:
- Трудно предположить, что ты не знаешь о том, что были на свете фаянсы столь исключительные, что люди не желали верить, будто бы их мог создать гончар.
Во французском городке Сен-Пошер появились некогда маленькие фаянсовые изделия, похожие на драгоценности: солонки, вазы, подсвечники цвета старинной пожелтевшей бумаги, по которой тончайшим пером выведены легкие ажурные узоры. И так хороши были эти маленькие "сен-пошеры", как их называли, так необычны и поразительны, что возникло много легенд об их неизвестном создателе.