Конечно, он шагал в стороне от шумной ватаги, и никто не мог сказать, что ему, Вальке Бегунову, захотелось повозиться в песке с дошколятами и первоклассниками.
Взрослых не было видно в Андрюшкином дворе. Валька оглянулся и вместе со всеми подошёл к песочной груде. Она была насыпана у стены, в тени, и песок ещё не высох после ночного дождя.
- Это наша Жёлтая гора, - доверительно прошептал Вальке маленький тихий Павлик. - На ней будет город.
- Надо сперва начертить улицы, - сказал Толька Сажин и сосредоточенно сдвинул брови, похожие на чёрные кляксы.
- Надо сперва хоть один дом построить, - заметила Ирка.
- Какой? - сухо спросил Сажин.
- Хоть какой, - глядя в небо, сказала Ирка.
- Ин-те-ресно… - произнёс Толька и поднял левую бровь-кляксу. - Кто это будет строить дом, если никто не знает, где будет улица?
- Интересно, кто это видел улицы без домов? - въедливо произнесла Ирка и сжала губы.
- Увидишь, - пообещал Сажин и прищурился.
- Да ну? - сказала Ирка.
- Ну вы! - встревоженно начал Андрюшка. - Хва… - и не кончил.
Они сшиблись, как всадники на полном скаку, и, сцепившись, рухнули на песок.
Они коротко и зло сопели.
Они вздымали локтями песочные фонтаны и взбрыкивали худыми ногами.
- Вот бешеные, - горестно прошептал Павлик и отступил на два шага.
Стриженый толстощёкий Юрка страшно округлил глаза и заорал:
- Прекратить!!
Всё это случилось в несколько секунд. Валька даже не успел ухватить и раскидать рассвирепевших архитекторов. Они сами отлетели друг от друга, как резиновые куклы.
Они сидели в двух метрах друг от друга и дышали часто-часто. Ирка прижимала языком разбитую нижнюю губу. Толик осторожно трогал царапину, которая тянулась от уха до подбородка.
- Заработала? - деловито спросил Толька. - Ещё хочешь?
- А ты? - коротко осведомилась Ирка. - Бамбес. - Она хотела сказать "балбес", но мешала губа.
- Кончили? - тихо спросил Андрюшка. Они взглянули на него и разом вздохнули.
Андрюшка отвернулся и объяснил Вальке:
- Каждый день так. Иногда два раза в день.
- Разве так строят города? - с досадой сказал Валька. - Надо же план.
Он разорвал коробку из-под стёкол и карандашным огрызком на куске картона изобразил старинный многобашенный город. Бросил картонку Андрюшке и отошёл подальше.
Он опять устроился на треснувшем бетонном блоке, уже тёплом от солнца.
А на Жёлтой горе шла работа.
Вырастали круглые башни. Ощетинивались зубцами стены. Поднимались купола главного дворца.
Ирка-скандалистка и Толька Сажин выводили арку больших крепостных ворот. Они трудились рядышком, щека к щеке. Толькина царапина припухла и порозовела, а Иркина губа вздулась и повисла, как оторванная подошва. К ней прилипли песчинки. А ворота с башнями по сторонам получились неплохие.
Андрюшка сидел на корточках в самой середине города. Он мостил цветными осколками центральную площадь. Он не просто так покрывал её кусочками стекла, а кажется, хотел выложить какой-то узор. Но узор, видимо, не получался. Андрюшка хмурился и покусывал губу.
Валька мог бы подойти и помочь, но чувствовал, что Андрюшка не обрадуется. Валька знал, как это плохо, если за спиной появляется непрошеный советчик или зритель.
Андрюшка встал, шагнул, как Гулливер, через городскую стену и в раздумье стал смотреть на город.
Он стоял, обняв себя за плечи и наклонив голову. Матросский воротник на правом плече вздыбился до уха. Лицо у Андрюшки было очень сосредоточенное и немного обиженное: "Не получается почему-то…"
Валька взглянул и почти машинально попробовал пальцем остриё карандаша: "Хорош? Годится?"
На куске картона он осторожно вывел контур маленького острого подбородка. Потом легко прочертил две скобки - получилась нижняя губа приоткрытого Андрюшкиного рта. Верхнюю губу Валька наметил одной тонкой чёрточкой. Он знал: лишние штрихи никогда не усиливают сходства. Главное - точность.
Андрюшка стоял не шевелясь. Будто догадывался, что это очень нужно Вальке. А Валька уже несколькими линиями набросал отросшую Андрюшкину чёлку и провёл короткие чёрточки бровей. Нос у Андрюшки совсем простой: Валька поставил над верхней губой маленькую скобку - и всё.
Самое трудное - это, конечно, глаза. Особенно когда их почти не видно в тени ресниц. Валька, чуть дыша, вывел тонкие полумесяцы опущенных век. Аккуратно прочертил уголки глаз. Несколькими точками отметил ресницы. А потом волосяными штрихами прорисовал окружённые светлыми ободками зрачки - так осторожно, словно он был хирург и проводил остриём по живому глазу. Он не мог ошибаться. Ведь у него не было резинки.
И, может быть, хорошо, что её не было. Осторожность помогла Вальке. Он отложил карандаш, взглянул на Андрюшку, потом на рисунок и увидел: похож. Как ни смотри, а похож.
Сходство редко удавалось Вальке, и теперь он очень обрадовался.
Нужно было обязательно закончить рисунок. Карандашик заплясал на картоне. Валька рисовал Андрюшку в полный рост. Тонкая шея, сбитый воротник матроски, мятые штаны, клок тельняшки, маленькие ладони на узких плечах, сандалета с отскочившим ремешком на правой ноге. Левая нога почти до колена был закрыта крепостной башней.
На остроконечной башне рубиновым светом горел маленький стеклянный осколок…
Взрослые всё чаще проходили недалеко от песочной кучи. С любопытством поглядывали на растущий город, а заодно и на Вальку. Валька встал, сунул картон под рубашку и зашагал домой. Андрюшка посмотрел вслед, но окликнуть, видимо, не решился.
Дома Валька взял резинку и убрал из рисунка всё лишнее. Торопливые короткие штрихи заменил точными лёгкими линиями, и портрет сделался гораздо лучше. Выразительнее.
Валька осторожно перенёс его на папиросную бумагу, а с неё - на альбомный лист. Потом достал чёрную тушь и обвёл карандашные линии тонким пером. Особенно долго он колдовал над лицом Андрюшки, боясь изменить даже самую крошечную чёрточку.
Кажется, вышло как надо.
Маленький тонкий Андрюшка в задумчивости стоял над Песчаным городом. Впрочем, город получился не очень хорошо. Контур крепостных зубцов и башен был слишком ломаным и небрежным. - "Если прорисовать ворота и бойницы, будет лучше", - подумал Валька. Но сделать ничего не успел. Взглянул на часы и охнул: было время обеда, а он ещё не сбегал за хлебом…
Уже после двух часов, когда мама и отец снова ушли на работу. Валька взял альбом. Но распахнулись двери, и без стука шагнул в комнату Андрюшка.
- Валька… Кто-то разломал наш город.
Он сказал это тихо, почти виновато. Но глаза у него были совсем не робкие. Потемневшие. Какие-то требовательные глаза…
Город лежал в развалинах. И площадь, недавно блестевшая стеклянными узорами, была перепахана и полузасыпана песком. А по песку, по склонам Жёлтой горы, как следы чудовищного змея - хищника, вились узорчатые отпечатки велосипедных шин.
Все ребята были уже здесь. Горластый Юрка теперь стоял, крепко сжав губы, и колотил себя по колену смятой тюбетейкой. Два пятилетних малыша - Витька и Борис - одинаково приоткрыли рты и смотрели на развалины опасливо и удивлённо.
Андрюшка опустился на корточки и начал молча выбирать из песка цветные осколки. Потом спросил:
- Валька, теперь тебе их обратно отдать?
- Ну что ты! - торопливо сказал Валька. - Зачем они…
Маленький Павлик неслышно подошёл к Вальке и объяснил:
- Нас позвали обедать, и мы все пошли. А кто-то приехал и всё сломал… Почему?
Валька не знал почему. Он отвёл глаза и посмотрел на Ирку. Ирка-скандалистка молча плакала. Так плачут упрямые мальчишки, когда какая-нибудь беда всё-таки доведёт их до слез. Иркины слезы падали на утрамбованный подошвами песок и оставляли следы, похожие на крошечные лунные кратеры. Валька машинально подумал, что когда-то уже видел такие следы капельных ударов.
Он услышал мягкий шорох тормоза, оглянулся и увидел велосипедиста.
Вернее, сначала увидел лишь колёса. У Вальки хорошие глаза. Он издалека разглядел узор на передней шине. "Он", - подумал Валька.
Тогда он посмотрел на хозяина велосипеда.
Это была знакомая личность. Витька Волощук, с непонятным и ласковым прозвищем "Козлик". В прошлом году он учился в той же школе, что и Валька, только не в четвёртом классе, а в пятом.
- Это он, - чуть слышно сказал за спиной Павлик.
Витька, улыбаясь, смотрел на Вальку.
- Привет, Бегунец! Ты разве тут живёшь?
- Это он, - злым шёпотом сказала Ирка.
Валька быстро оглянулся. Строители Песчаного города стояли позади почти ровной шеренгой. Они смотрели на Вальку с напряжённым ожиданием. Валька знал, чего они ждут.
Руки у него противно ослабли: Валька не умел драться. Не встречал он ещё в жизни таких врагов, с которыми надо сходиться один на один и драться всерьёз. Были, конечно, короткие стычки, были общие свалки, в которых больше шума, чем дела, но там не требовалось ни уменья, ни особой смелости.
- А я, понимаешь, уже две недели здесь живу, а знакомых не вижу. Тоска - как на кладбище! - весело продолжал Козлик. Он смеялся. Он был рад, что встретил Вальку. Хоть не очень хороший знакомый, но всё-таки из одной школы. Козлик прыгнул с седла и положил велосипед.
Валька криво улыбнулся и стал подходить к Витьке. Позади он услышал шаги: кто-то двинулся следом. Андрюшка?
- Привет… - сказал Валька Козлику. Шаги оборвались - Андрюшка отстал.
- Что, новая машина? - Валька кивнул на велосипед.
- Отец вчера купил, - охотно объяснил Козлик. - Еле-еле я его сагитировал.
У него было круглое белобровое лицо и коротенькие светлые волосы. Они торчали косичками, как частые рожки. Может, поэтому он - Козлик?
Переднее колесо велосипеда медленно вертелось, и по спицам прыгали солнечные искры.
За спиной у Вальки было молчанье.
- Ну как ездит? - проговорил Валька.
- Люкс! Как по воздуху!
- А по песку? - хрипловато спросил Валька. - Тоже как по воздуху?
- Тянет и по песку. Один раз только забуксовало, там, на ихней куче. Прямо на ихних домиках. Ладно, хоть шины на стёклах не пропорол.
- Ты, - медленно сказал Валька, - гад…
Козлик очень удивился. Он даже не рассердился сначала. Он подумал, что Валька шутит. А когда увидел, что шутки никакой нет, попросил:
- Повтори!
И выпрямился. И стал выше Вальки на полголовы. У него были голубые колючие глазки и длинные мясистые руки. И повторять было незачем.
Валька размахнулся и неумело, из-за плеча, ударил кулаком по Витькиному носу.
- Ух ты… - изумлённо сказал Козлик. Он уже развернулся для ответного удара, но вдруг заморгал, поднёс к лицу ладонь и зажмурился. Из носа густыми струйками текла очень тёмная кровь.
Козлик басовито заревел. Это было неожиданно и непонятно. Валька даже испугался.
- В чём дело? - спросил кто-то негромко и резко. Рядом с Витькой встал невысокий сухощавый капитан милиции.
"Ну всё", - уныло подумал Валька.
- В чём дело? - повторил милиционер.
И вдруг взорвались тонкие ребячьи голоса. Словно гомон потревоженных воробьев. И можно было в этом шуме разобрать, что во всём виноват бандит и разрушитель Витька Козлик, а Валька ни в чём ни капельки не виноват. А можно было и ничего не разобрать. Но капитан понял. Он посмотрел на Витьку, поморщился и, сдерживаясь, приказал:
- Марш домой! Сию же ми-ну-ту… Там поговорим. - Он повернулся и зашагал прочь. Цок-цок-цок, - щёлкали по асфальту каблуки.
Витька Козлик, не глядя на Вальку, потащил к подъезду велосипед.
- Это отец его. Он ему покажет, - задумчиво, но без сочувствия сказал Павлик.
- Так ему и надо, - беспощадно заключила Ирка.
У Вальки противно вздрагивали локти. Однако дело закончилось как надо. Можно было уходить…
Он вернулся домой и с удивлением продолжал вспоминать о своей случайной доблести. А минут через десять снова пришёл Андрюшка.
- Та картинка, где город… - начал он. - Ты унёс. Разве она тебе нужна?
- Нет. А тебе?
- Может быть, мы снова построим.
- Возьми. Там, на столе.
Андрюшка шагнул к столу и странно затих там.
- Это я? - Он смотрел на раскрытый альбом, который Валька забыл убрать.
- Мало ли кто… - проворчал Валька.
Андрюшка навалился на стол грудью.
- Правда, я… - сказал он шёпотом. - Ну и ну…
Он долго смотрел на рисунок. Потом выпрямился и выцарапал из тесного кармана штанишек складной ножик-малютку.
- Давай меняться. Валька. Давай, а? Он хороший, только кончик обломанный. Но его подточить можно. Я сам могу подточить.
Он держал на ладошке своё сокровище с коричневой ручкой из пластмассы и смотрел на Вальку почти умоляюще.
Что-то случилось с Валькой: он засмеялся и осторожно вырвал из альбома листок. Взял ножик и опустил в карман Андрюшкиной матроски. Протянул рисунок.
- Возьми ты его, если надо… Меняльщик. Догадался тоже… Я же ещё могу сделать.
Конечно, он снова мог перевести Андрюшкин портрет в альбом с картона и папиросной бумаги. Но теперь, когда рядом был живой Андрюшка, рисунок не казался Вальке удачным. Так себе…
Андрюшка свернул листок в аккуратную трубку.
- Я, Валька, пошёл.
- Подожди, я с тобой. А то Козлик повстречается да навешает тебе блинов.
- Тю! Навешает… Я скажу, что ты ему тогда ещё не так навешаешь.
"Гм", - самокритично подумал Валька.
- Его теперь никто бояться не будет, - добавил Андрюшка. - И вообще…
Что такое "вообще". Валька понял через два дня. Он случайно услышал, как совершенно незнакомая маленькая девочка кричала какому-то большому парню:
- Только приди ещё, ходуля! Валька Бегунов тебе ка-ак д-даст!
"Поздравляю вас, товарищ Бегунов", - ехидно подумал Валька. И вдруг он встревожился: а что, если Андрюшка начнёт всем рассказывать не только о Вальке-защитнике, но и о Вальке-художнике? И рисунком начнёт хвастаться? Этого ещё не хватало!
Но ничего такого не случилось. Валька решил, что Андрюшка потерял или забросил рисунок.
А оказывается, что он не потерял и не забросил. Вывесил Валькино произведение на стенку и радуется.
Валька натянул шапку.
- Надо мне идти. До свиданья.
- Постой, постой. - Андрюшкин отец взял его за локоть. - Ты давай раздевайся. У нас уже чай готов.
- Разве у вас починили водопровод?
- Водопровод? Да его и незачем чинить. Всё в порядке. Временами только давление ослабевает, но это пустяк. На минуту.
- Ну да, на минуту… - угрюмо сказал Андрюшка.
Отец покосился на него и с усмешкой объяснил:
- У этого товарища свои соображения. Ты думаешь, он зачем с ведром на улицу отправился? Чтобы показать, какой он большой и самостоятельный. Мало того. Случилась вещь вообще небывалая: уже два вечера подряд он моет посуду. А зачем ему это надо? Для авторитета? Ничего подобного. Дело в том, что этот товарищ желает иметь коньки на ботинках. А его бесчувственные родители коньки покупать не спешат, потому что боятся отпускать его одного на каток…
Андрюшка сполз со стула и полез под кровать за тапочками. Из-под кровати он сказал:
- Мы бы с Юркой Померанцевым вместе ходили.
- Ох уж этот Юрка Померанцев! - со вздохом произнесла мама и обратилась к Вальке: - Жаль, что ты не катаешься на коньках.
Она, оказывается, знала и это!
Андрюшка выбрался с тапочками в руках. Валька заметил у него на ресницах маленькие прозрачные капли.
"Скверное дело", - подумал он.
- Ну ладно, - торопливо заговорил отец. - Как-нибудь решим. До зарплаты о коньках всё равно думать нечего.
- Всё-таки я пойду, - сказал Валька. - Дома, наверно, ждут. У нас-то в самом деле нет водопровода.
Андрюшка поморгал, стряхивая капли, виновато улыбнулся и попросил:
- Ты, Валька, не забудь про крепость.
- Не забуду, - сказал Валька. Он осторожно просовывал в отсыревшую варежку руку с забинтованным пальцем.
- Порезал? - сочувственно спросил Андрюшка.
- Обжёг. Да так, чепуха, - отмахнулся Валька.
Утро. Паруса
После завтрака мама спросила мимоходом:
- Надеюсь, ты не забыл?
Валька сделал невинные глаза:
- О чём?
- О парикмахерской, радость моя, - сказала она. - Просто поразительная у тебя память.
Валька поскрёб в затылке.
- Я не забыл. Но разве парикмахерские открыты по воскресеньям?
- Не валяй дурака, - последовал ответ.
Мама стояла перед зеркалом и примеряла новый жакет с серебряными пуговицами и нашивками. Она работала бухгалтером в управлении железной дороги, и ей полагалась форма.
- Ты похожа на капитана дальнего плавания!
- Очень приятно, - сказала мама. - А ты похож на дикобраза.
- "Дикобраз" пишется с двумя "о"? - спросил Валька. - Или с одним?
- Валентин…
Валька вздохнул.
- Поразительная вещь! - возмутилась мама. - Человеку одиннадцать с половиной лет, а он боится стрижки, как младенец.
Валька обиделся:
- "Боится"! Времени жалко. На лыжах покататься хотел. Такой денёк…
- Успеешь. Денёк твой впереди.
- Папа, заступись, - попросил Валька.
Отец выглянул из-за газеты.
- Ещё чего! Чтобы и меня погнали в парикмахерскую? - Он осторожно погладил свою аккуратную лысину.
- Вот так всегда, - вздохнул Валька. - Нет, чтобы поддержать, как мужчина мужчину.
- Иди, иди, мужчина, - сказала мама. - А то сама постригу.
И Валька пошёл. На улице он сразу понял, что упирался зря: в такую погоду прогуляться по городу - одно удовольствие. Утро было искристо - розовым. Мороз поскрипывал, как тугое яблоко в крепких ладонях мальчишки.
Настроение у Вальки было солнечное. День начинался совсем не плохо: морозные звёзды в окне, чёрные антенны - планеры на больших домах, Андрюшка и его родители, которые, оказывается, считают Вальку своим человеком…
Валька шагал и насвистывал, хотя при морозе это довольно трудно.
На автобусной остановке галдели и веселились малыши. Человек тридцать. Наверно, первый класс. Тут же была их учительница, совсем молодая, похожая на Валькину сестру Ларису, которая училась на геолога в Ленинграде. Учительница наводила порядок:
- Иванов! И-ва-нов! Зачем ты полез в снег?! Сейчас подойдёт автобус, сию же минуту становитесь в пары!.. Андреев! Коля Андреев! Кому я говорю!.. Никто не смейте выходить на дорогу - там машины!.. Малеева и Ковальчук никуда не поедут, а немедленно пойдут домой, если не перестанут толкаться. Никуда не отходите… А где Новосёлов? Новосёлов Игорь!
Новосёлова Игоря не было. Едва наметившиеся пары опять рассыпались.
- Ребята, кто его последний раз видел? Тише, отвечайте по порядку! Ой, да замолчите же вы!
- Шичас прыдёт, - пробубнила толстая девчонка, до носа закутанная шарфом. - Он шкоро…
- Вон он идёт! Вера Павловна, вот он!
- Ура, Новосёл!