- Подумаешь, понедельник, - отмахнулся Валька и хотел промолчать, но не смог. - Вот если бы ты новую комету открыл, ты бы радовался?
- А-а… - сказал понимающий Сашка и больше не спрашивал. Наверно, стал думать о своей комете.
А Валька пошёл домой, кое-как разделся и, будто подрубленный, грохнулся в кровать.
Но он уснул не сразу.
Сначала он просто закрыл глаза и вызвал свои корабли. Он устроил смотр всему флоту.
Ближе всех от берега шли маленькие парусники: одномачтовые шлюпы, полуторамачтовые йолы и кечи. Чуть подальше скользили лёгкие шхуны. Потом - бригантины и бриги, большие трёхмачтовые шхуны и баркентины. А далеко-далеко, почти у самого горизонта, громадные, как облака, двигались трёх-, четырёх- и пятимачтовые барки и фрегаты.
Обгоняя эскадру за эскадрой, проносились узкие клипера с невесомыми грудами удивительно белых парусов…
И вдруг из этого бесшумного хоровода вырвался и пошёл прямо на Вальку двухмачтовый парусник с высоко вскинутым бушпритом. Круто накренившись, он почти чертил волны длинным гиком грот-мачты.
"Вот она, моя бригантина", - подумал Валька. Но это была марсельная шхуна, потому что, кроме прямых парусов, она несла на фок-мачте косой гафельный парус.
Пологие волны шли к берегу, чередуя полосы света и тени. Сны уже наслаивались друг на друга, как прозрачные рисунки. Сквозь корабли Валька вдруг увидел маленького Игоря Новосёлова, который держал целый букет эскимо и сосредоточенно думал, с какого начать.
"Не получил ещё ангину?" - спросил Валька.
Новосёлов заулыбался и протянул ему все порции. Но Валька не успел отказаться от щедрого подарка. Заснул.
Паруса. Валькины альбомы
В среду после пятого урока Зинка Лагутина сказала:
- Бегунов, а я что-то знаю… - и хихикнула.
- Что ты знаешь? - поинтересовался Валька. Не терпел он Зинкину привычку загадочно хихикать и делать из пустяков тайны.
- Знаю, - сказала Зинка. - Ты сегодня опять сбежишь с репетиции.
- А Волга? - мстительно спросил Валька.
Она захлопала глазами.
- Что Волга?
- Впадает в Каспийское море? А дважды два - четыре? А колёса - круглые?
Зинка подумала и сказала:
- Не остроумно.
Валька сердито давил коленом и старался застегнуть набитый портфель.
- Анна Борисовна говорила, что если кто-нибудь на хор не будет ходить, она у того родителей вызовет, - сообщила Зинка.
- Она это каждый день говорит, - сквозь зубы ответил Валька и приналёг на портфель.
Зинка опять хихикнула.
- Она говорит, что сама будет следить, чтобы никто не убежал с репетиции.
- Убегают из тюрьмы, - сказал Валька и щёлкнул замком.
Зинка взглянула как-то сразу удивлённо и хитро. И быстро проговорила:
- Ой, Бегунов, ой, какой ты…
- Какой?
Но Зинка уже шла к своей парте и, не обернувшись, покрутила над плечом растопыренной ладонью: такой, мол, странный…
Валька молча подхватил портфель. Зинка сказала:
- Я на хор, наверно, тоже не пойду. Лучше в кино. "Выстрел в тумане". Смотрел?
- Смотрел, - соврал Валька. - Дрянь.
Он вышел в коридор и зорко глянул по сторонам: нет ли завуча? Оставаться на репетицию и разучивать песенки о зимних каникулах совершенно не хотелось. Дома Вальку ждала "Легенда океана".
Он решил назвать так свой парусник. Шхуну, которую хотел нарисовать среди бегущих волн и рваных облаков - предвестников шторма. Шхуну, а не бригантину. Марсельная шхуна лучше бригантины. Её нижний парус на фок - мачте не заслоняет лёгкого и тугого переплетения снастей, и от этого все паруса кажутся приподнятыми и невесомыми. И судно выглядит стройнее.
Валька три дня думал о паруснике и не брался за карандаш. Боялся спугнуть свою "Легенду". Он знал, что так бывает: сядешь за рисунок раньше времени - и первая неудача прогонит радость.
Но сегодня Валька почувствовал: пора. Валька помчался в раздевалку.
И там он увидел Андрюшку.
Андрюшка, уже одетый, стоял у окна и скучал. Заметил Вальку и сдержанно заулыбался.
"Ждал, - понял Валька. - Целый лишний урок ждал".
Они вышли на улицу. Был тёплый бессолнечный день, и на тротуары косо падал снег. Это с далёкой Атлантики пришёл на Урал влажный ветер, прогнал холод и принёс мягкие снегопады.
- Мы уже сделали крепость, - сообщил Андрюшка. - Почти совсем.
- Угу… - сказал Валька.
- Только ты пять зубцов нарисовал на башне, а получилось четыре.
- Можно и четыре, - сказал Валька. Он думал о том, следует ли рисовать шхуну с поставленным форбрамселем. Если близится шторм, брамсель должны убрать. Но без него парусник будет выглядеть гораздо хуже. Исчезнет его стремительность, его наполненность ветром.
"Оставлю", - решил Валька.
В конце концов, если упущено время и шторм подошёл вплотную, верхний парус не убрать даже при желании. Пока не сорвёт его ветер…
- Валька… - сказал Андрюшка. - Знаешь что, Валька? Нарисуй мне костюм…
- Ага…
- Ну Валька! Ты же не слышишь.
- Какой костюм? - Валька поморщился.
- На ёлку. Для утренника. Пиратский…
- Че-го?
- Пиратский костюм, - тихо повторил Андрюшка. - Как в "Острове сокровищ". Морской.
- Зачем?
- Ну для ёлки же, - с нажимом повторил Андрюшка.
- Да нет, зачем пиратский? Андрюшка… - И чуть-чуть Валька не брякнул: "Какой из тебя пират? Как ястреб из цыплёнка". Но не сказал. Только губу прикусил, чтобы не поползла улыбка. Он представил щуплого Андрюшку в широченных сапогах с раструбами, в камзоле с отворотами, в тяжёлых ремнях с громадными пряжками. И пара пистолетов за поясом. И, пожалуй, чёрная повязка на левый глаз… Кар-рамба!
А что! Смешно, но здорово!
- Все одинаковые костюмы делают, - сказал Андрюшка. - Я сперва хотел космонавтом нарядиться, а космонавтов будет двадцать семь! А больше никак не знаю. Балериной, что ли?.. Мама сказала, что, если ты нарисуешь, она костюм сделает. А без картинки не может.
- Нарисую, - согласился Валька. - Только завтра.
- Завтра я приду. А сегодня ты занят?
- Сегодня я чертовски занят, - серьёзно сказал Валька.
Он с порога метнул в угол портфель и шагнул к столу, печатая каблуками мокрые следы. Как тугая струна, пело в Вальке радостное нетерпение. Хорошо, что на столе всегда стоят отточенные карандаши. Хорошо, что стол покрыт новым листом зелёной бумаги - ещё без клякс, царапин и надписей. Первый набросок можно сделать прямо здесь.
Забыв снять пальто. Валька склонился над столом. Дотянулся до карандаша. Подумал секунду и острым грифелем вычертил гибкую линию форштевня. Мысленно он тут же продолжил рисунок до бушприта, лёгкого, словно вскинутое для атаки копьё. А над бушпритом - три узких парусных треугольника: бом-кливер, кливер и стаксель…
Знания о парусах приходили к Вальке постепенно и незаметно. Отовсюду. Из книжек, где были краткие морские словари. Из журналов, где нет-нет да и мелькнёт снимок учебного барка или экспедиционной шхуны. Из фильмов, где снятые на киноленту модели в точности похожи на большие фрегаты.
Все люди читают эти книги и журналы. И фильмы смотрят. Но тут же забывают сложные названия ветров, снастей и парусов. Ведь главное - приключения.
А Валька не забывал. Он никогда не видел ни моря, ни парусов, но он любил их, как другие любят музыку, стихи или цветы. И умение отличить барк от фрегата или бриг от бригантины приносило Вальке радость. Такая же радость, наверное, бывает у скрипача, если послушен и легок смычок…
Валька радовался и сейчас: знал, что рисунок даст ему много хороших минут.
Он не будет торопиться. Сначала лёгкими линиями наметит корпус шхуны, а потом займётся волнами. Сейчас ему уже не хотелось изображать мерное движение зыби. Он вздыбит позади судна лохматый гребень, раскачает море гривастыми валами, с которых срываются хлёсткие клочья пены. И по тёмным волнам раскидает блики от пробившегося луча.
И потом уже, над неспокойным этим морем, построит Валька лёгкие силуэты мачт с кружевом снастей и стремительной парусиной фор-марселя. С узкими, как клинки, треугольниками кливеров.
Валька зажмурился и увидел свою "Легенду" отчётливо, словно на фотографии. Рисуй, как с натуры.
Но Валька отложил карандаш.
Чего-то не хватало в увиденной картине. Была у этой шхуны какая-то одинокость. Слишком много волн - и слишком маленький кораблик. Летит под ветром куда-то…
Куда? Кто его ждёт?
"Никто", - подумал Валька и понял, что нужен человек.
Человек, который ждёт.
И берег, и волны, которые взлетают у прибрежных камней.
Но какого человека нарисовать на берегу? Взрослых рисовать он почти не умел, да и не интересуют взрослых парусные корабли. Валька нарисует мальчишку. Немного помладше, чем он сам. Мальчишку, который сидит на причальной тумбе и смотрит, как возникает из тумана и волн летящий силуэт парусника.
Возникает и проходит мимо. Как Летучий голландец. Может быть, последний парусник на свете. Почти сказочный. Но настоящий…
Валька медленно стянул пальто. Он опять не спешил браться за карандаш - боялся спугнуть новую мысль.
"Только надо найти мальчишку", - сказал себе Валька.
Он открыл тумбочку письменного стола и оттуда, из-под старых учебников, вытащил свой альбом.
Это был не тот альбом, который Валька носил на уроки рисования. В том, в школьном, были изображены кособокие, старательно растушёванные, кувшины, чучела уток, гипсовые завитки и уходящие вдаль рельсы (последний рисунок назывался "перспектива"). Под рисунками стояли отметки: четыре, четыре с минусом, очень редко пятёрка, иногда тройка.
Рисовать кувшины и перспективы Вальке было лень. Кому они нужны? Учителя по рисованию (а они часто менялись) не говорили ему одобрительных слов. И никто, почти никто не знал, что Валька может на самом деле. Потому что почти никто не видел его второго альбома.
В нём Валька рисовал то, что любил: парусные корабли, фантастические города и своих приятелей-малышей. Корабли и города он рисовал давно, а ребят начал позднее, но они занимали много страниц.
Валька сам не ожидал, что так получится.
В августе, когда зачастил к нему Андрюшка, Валька не думал, что это всерьёз и надолго. Но проходили дни, и почти каждый из них начинался с Андрюшкиного появления. Иногда он приводил всю компанию. Шумная компания в Валькиной комнате вежливо притихала и смотрела на хозяина с почтением. "Валька, ты поможешь кирпичи притащить? Мы будем печку складывать", - говорил Андрюшка и смотрел уверенно и спокойно. Он никогда не сомневался, что Валька поможет. "Ты не знаешь, где взять во-от такой циркуль? Нам надо круг на земле начертить, мы будем цирк строить". "Валька, нарисуй нам ракету. Мы её из бочки будем делать".
Чаще всего они просили именно нарисовать. Потом по Валькиным рисункам они возводили свои сооружения: мосты через канаву, звездолёты, крепости и поезда. Не всегда это получалось, не хватало времени и материалов, и где-нибудь в середине дня Андрюшка появлялся снова. Исцарапанный, перемазанный, но спокойный и деловитый. "Валька, а если крылья сделать не из досок, а из картона?.."
Но однажды Андрюшка не появился. Прошёл день, потом второй, и Валька почувствовал ревнивое беспокойство. Он прихватил альбом, будто идёт порисовать на улице, и отправился к ним во двор. Вся компания дружно скакала по асфальту на одной ножке - играла в классы. Почему вдруг в августе они вспомнили эту весеннюю игру?
Вальку малыши встретили радостными криками, но прыгать не перестали.
И тут он отчётливо понял, что они, в конце концов, без него обойдутся, а он без них не может.
С тех пор Валька стал приходить к ним с альбомом. Это было очень удобно: они занимаются своим делом, а он рисует.
Иногда Валька бросал карандаш, чтобы помочь малышам в каком-нибудь трудном деле, но они не часто обращались за этим. Они очень уважали Валькину работу. И если он просил их постоять и не двигаться, они послушно замирали в самых неудобных позах.
…Валька листал альбом. Среди набросков и законченных рисунков он хотел найти что-нибудь подходящее для новой работы, для Легенды океана. Какого-нибудь мальчишку, который сидит так, как сидят на берегу. Но очень скоро он понял, что это бесполезно. Каждый рисунок мог быть хорош сам по себе, но не годился, чтобы его использовали для другого.
Вот "Гладиаторы": Толька Сажин вскочил на перевёрнутую бочку и отбивается деревянным мечом от наседающих мальчишек. Чёрные брови сведены к переносице, а волосы над лбом встали торчком, как гребень у бойцового петуха. Кажется, похоже получилось…
"Космонавты"… Всё та же бочка, превращённая теперь в ракету. Четверо сидят в ней, а пятилетний Борька стоит в стороне и надулся: ему поручили руководить запуском с Земли.
"Первый снег"… Деревья и палисадники уже в пушистых оторочках, но на земле снега ещё очень мало, и двое мальчишек скребут лыжами по замёрзшим комкам. Это он Андрюшку и Павлика рисовал.
"Ирка и месяц"… Тонкая берёзка, узкий светлый месяц над ней и притихшая Иринка. Стоит, запрокинув голову. В ботах, в капюшоне. Конец октября…
И ещё рисунки. Летние, осенние, зимние…
Постепенно Валька перестал стесняться своей дружбы с Андрюшкиной компанией. А вот рисунки эти не показывал никому. Наверное, так же прячут свои первые стихи начинающие поэты и так же какая-нибудь девчонка никому не показывает записку с приглашением в кино, полученную от мальчишки из соседнего класса… У каждого бывает своя тайна, и каждый имеет на неё право.
Валька слишком много любви вкладывал в свои рисунки и боялся, что кто-то скользнёт скучным или насмешливым взглядом и спросит: Зачем ты возишься с этой мелкотой? Неужели охота? А может быть, не спросит, но подумает.
Показать бы тому, кто обязательно поймёт. Но кому? Учителя по рисованию менялись в школе буквально через каждые две недели, и ни один из них Вальке не нравился. Кроме последнего.
Недавно в классе появился Чертёжник. Чертёжником его прозвали старшеклассники, к которым он пришёл немного раньше. Звали его Юрий Ефимович.
Он был высокий, русоволосый и очень молодой. Чуть сутулился, но иногда вдруг резко выпрямлялся, и тогда Вальке казалось, что на боку у него висит невидимая шпага. Говорил Юрий Ефимович, слегка запинаясь на звуке "р", и у него получалось временами вместо "рисовать и ребята" - "р-лисовать, р-лебята. Но это даже нравилось Вальке так же, как нравился его спокойный голос и какая-то особая точность и цепкость движений.
На первый урок Чертёжник пришёл с глобусом и сказал:
- Давайте попытаемся изобразить эту штуку… Только обратите внимание, что глобус - это не просто шар на подставке. Это модель Земли. Планеты. С морями, горами и пустынями… Не знаю, как вам, а мне глобус всегда напоминает о приключениях и о космосе… Короче говоря, я не буду возражать, если вы нарисуете его летящим среди комет, облаков, спутников или в окружении какой-нибудь… ну, скажем, тайны.
Класс загудел.
- Думайте, - сказал Чертёжник.
Валька нарисовал тогда громадный земной шар, который восходит из-за морского горизонта. А по морю, навстречу ему, скользит высокая трёхмачтовая каравелла.
Море не получилось у Вальки, да и весь рисунок был поспешным и неудачным. Но Чертёжник взглянул и тихонько сказал:
- Интересно…
Может, показать ему всё? - подумал тогда Валька. Но было страшновато. И он решил посоветоваться сначала с Сашкой.
В старших классах Сашку, наверно, будут звать декабристом. Но пятиклассники о декабристах знали не очень много и звали Сашку просто Стужей. Фамилия у него - Бестужев.
Сашка - человек непростой. Иногда казалось, что у него до крайности весёлый нрав, а иногда он становился задумчив или раздражителен. Кроме того, Сашка отличался рассудительностью в речах и небрежностью в одежде. Круглые очки у него всегда сидели "наперекосяк", руки пестрели чернильными веснушками, одна штанина казалась короче другой, а пуговицы на рубашке были перепутаны. Время от времени Сашкины родители спохватывались, отмывали его, обряжали в новый костюм какого-нибудь рижского фасона и приводили в порядок причёску. Сашка появлялся в школе - тонкий, изящный, похожий на юного скрипача. Но, верный своим привычкам, через несколько дней он приводил себя в обычный вид, а родителей в уныние.
Валька не обращал внимания на Бестужева. А их близкое знакомство началось с короткой и сдержанной ссоры. Случилось это в начале октября, в парке, куда пятый класс ходил на экскурсию.
Бестужев был не виноват. Виноват был скорее сам Валька. Когда все разбрелись по усыпанным листьями лужайкам. Валька повесил портфель на ветку. Не хотелось таскать лишнюю тяжесть. В портфеле среди учебников лежал заветный альбом. Валька принёс его, потому что надеялся порисовать в укромном уголке. Укромных уголков не оказалось, и Валька отправился бродить по сухим шелестящим тропинкам.
А ветка в это время сгибалась и сгибалась.
Когда он вернулся к берёзе, портфель с отскочившим замком валялся в траве, а рядом стоял Сашка Бестужев и внимательно разглядывал Валькины рисунки.
И хотя пугаться было нечего. Валька в первую секунду испугался. От неожиданности. Потом разозлился и почувствовал жгучую обиду. Что же это такое, в самом деле! На висячий замок, что ли, портфель запирать? Он шагнул к Бестужеву и очень невежливо рванул альбом. Сашка вздрогнул, и очки у него перекосились сильней обычного. Опустившись на колено, Валька стал заталкивать альбом в портфель. Он ощущал противную дрожь, словно только что подвергся страшной опасности. Сашка неловко топтался у него за спиной. Наконец он сказал:
- Этот альбом валялся рядом с портфелем. Он всё равно был открыт. Ветер перелистывал у него страницы.
- Какой любопытный ветер! - язвительно заметил Валька.
- В конце концов, тут не написано, что это твой альбом.
- Может быть, написано, что он твой? - спросил Валька и выпрямился.
Такой надписи не было, и Сашка нерешительно пожал плечами. Потом сказал:
- У тебя нервы слабые.
- Зато кулак крепкий, - с вызовом ответил Валька и понял, что брякнул глупость: во-первых, кулак не был крепким, во-вторых, драться сейчас было просто смешно и бесполезно.
Он поднял портфель и, не оглядываясь, пошёл к парковым воротам.
Впрочем, на следующий день он уже почти не думал об этом случае. Вспомнил только тогда, когда поймал Сашкин взгляд. Взгляд был внимательный и немного виноватый. Валька отвернулся.
Когда Валька возвращался из школы, Бестужев догнал его. С минуту он молчал и шёл, отставая на полшага. Потом сказал:
- Зря ты злишься.
- Я не злюсь, - сказал Валька. Он в самом деле не злился. Чего теперь злиться? Главное, чтобы этот очкастый, худой и почти незнакомый одноклассник не болтал всем про альбом. Но он, кажется, не болтун. - Я не злюсь, - повторил Валька. - Я только вчера разозлился. Думаешь, приятно, когда кто-то… - Он сбился. Хотел сказать "суёт свой нос не в своё дело", но побоялся новой ссоры.