Можно спорить с правомерностью подобного соотнесения в вопросе о классификации основных направлений точки зрения челпановской (наверное, точнее будет здесь говорить – вундтовской или даже традиционной) и марксистской философии, но нельзя не видеть самой попытки Челпанова соотнести и как-то согласовать две философские системы, найти точки соприкосновения между ними, установить общий язык. В целом Челпанов, насколько мы можем судить, достаточно успешно, в отличие от Корнилова, разводил философское и собственно психологическое понимание проблемы соотношения духа и тела. Впрочем, судя по фундаментальной работе Н.Н. Ланге [16], в то время, в конце XIX – начале XX века, различение философского и собственно психологического "языков", плоскостей анализа через различение метафизической (рациональной) и эмпирической психологии стало и было обычным правилом при теоретизировании в области философских вопросов психологии.
Насколько ясно Челпанов осознавал несовпадение своих и марксистских взглядов в области философии, показывают его слова: "Я был идеалистом в философии и остаюсь таковым и в настоящее время. Но своего философского идеализма я в настоящее время не выявляю" [32, с. 30]. В то же время в области эмпирической взгляды Маркса (марксистов), по Челпанову, совпадают с точкой зрения эмпирической психологии: в обоих случаях признается реальность сознания, а больше ничего и не надо Челпанову как психологу. Ведь его критиковали прежде всего как психолога.
Если Корнилов, как и в других вопросах, лишь запутывает проблему соотношения психологии и марксизма, не различая философского и психологического языков и уровней анализа, то Челпанов, помимо указания границы между философией и психологией как границы между метафизическим и эмпирическим подходами, идет в анализе дальше и глубже, стремясь соотнести язык марксизма и язык психологии: во-первых, сопоставляя их как два различных философских языка, во-вторых, соотнося марксизм и эмпирическую психологию как два частнонаучных, эмпирических языка. В последнем случае для профессионального подхода Челпанова очень характерно то, что он доказывает соответствие марксизма эмпирической психологии, а не наоборот – психологии марксизму, как это делал К.Н. Корнилов. Это наглядно видно, например, при сравнении формы изложения и подачи материала в работах Г.И. Челпанова [31] и К.Н. Корнилова [14].
Если же рассматривать вопрос о динамике взглядов Корнилова на вопрос о материализме и идеализме в психологии, то прежде всего следует указать, что хотя в докладе "Современная психология и марксизм" Корнилов заявляет, что он стоит на точке зрения диалектического, а не вульгарного материализма, фактически его позиция состоит в вульгаризации марксизма: Корнилов отождествляет диалектический и вульгарный материализм, причем за счет низведения первого ко второму. И только в статье о наивном и диалектическом материализме [12], т.е. в конце 1924 г., К.Н. Корнилов стал на правильную точку зрения в этом вопросе, тем самым соглашаясь с Челпановым. Уже само название статьи "Наивный и диалектический материализм в их отношении к науке о поведении человека" говорит о многом. Мы здесь не затрагиваем вопрос, что, начиная с доклада на втором психоневрологическом съезде [14], К.Н. Корнилов придерживается определения психологии как "науки о поведении", о чем у него не было речи в докладе на первом съезде.
Изучение статьи [12] показывает, что "наивный материализм" – это характеристика Корниловым главным образом своих собственных (домарксистских, реактологических, энергетических) взглядов, а "диалектический материализм" у Корнилова во всем совпадает с пониманием марксизма и его значения для психологии Челпановым. Правда, в самой статье Корнилов нигде не говорит открыто о радикальной смене своих взглядов. Но если судить со слов Челпанова, то Корнилов в сделанном 30 ноября 1924 г. докладе "О наивно-материалистических тенденциях в современной психологии" прямо заявил, что "отказывается от точки зрения наивного материализма, на которой он до сих пор стоял, и переходит к диалектическому материализму (этим термином он обозначает материализм Маркса)" [32, с. 3].
Челпанов писал эти слова предисловия в январе 1925 г. В связи с этим представляет интерес, как к тому времени Челпанов описывал эволюцию материалистических взглядов Корнилова. Это становится ясно из примечания Челпанова к только что приведенным словам: "Корнилов, начав с вульгарного материализма в первом издании "Учения о реакциях", постепенно стал отходить от него и уже в книжке "Современная психология и марксизм" (вышла в июне 1924 г.) отвергал как наивный материализм, так и рефлексологию. Но в сентябре того же года вышла книга Ю.В. Франкфурта "Рефлексология и марксизм", в которой защищается и наивный материализм, и рефлексология, с рекомендующим предисловием Корнилова" [32, с. 3, прим.].
Говоря об эволюции взглядов Г.И. Челпанова на проблему материализма в психологии, следует отметить, что в своей последней полемической работе "Спинозизм и материализм" Челпанов пришел к идее о "психофизическом материализме", видя в этом понятии разрешение проблемы. В предисловии Челпанов писал: "Мне неоднократно ставили в упрек, что я, пытаясь установить характер материализма Маркса, совершенно не касаюсь вопроса о диалектическом материализме. Делал я это потому, что, по моему мнению, разъяснение понятия диалектического материализма у Маркса совсем не дает ответа на вопрос о сущности марксистской психологии. Нужно дать себе ясный отчет о существенном различии между двумя видами материализма: диалектическим и психофизическим. Диалектический материализм относится ко всей действительности, а психофизический материализм только к некоторой вырезке действительности – именно к психической области" [34, с. 4].
Резюмируя в конце брошюры свои основные мысли как обычно в виде тезисов, Челпанов еще более четко выражает ту же мысль: "При определении места психологии в системе марксизма следует пользоваться не понятием диалектического материализма, а понятием психофизического материализма, так как закон диалектического развития, будучи универсальным законом, не указывает специфических признаков, присущих психической области" [34, с. 45]. Насколько закономерным было движение мысли Челпанова в направлении особого, психологического материализма (речь идет не о содержании этого понятия, а именно о направлении, которое оно характеризует) показывают рассуждения Л.С. Выготского.
В работе "Исторический смысл психологического кризиса" Выготский пишет: "Непосредственное приложение теории диалектического материализма к вопросам естествознания, и, в частности, к группе наук биологических или к психологии, невозможно, как невозможно непосредственно приложить ее к истории и социологии. У нас думают, что проблема "психология и марксизм" сводится к тому, чтобы создать отвечающую марксизму психологию, но на деле она гораздо сложнее. Так же как история, социология нуждается в посредующей особой теории исторического материализма, выясняющей конкретное значение для данной группы явлений абстрактных законов диалектического материализма. Так точно нужна еще не созданная, но неизбежная теория биологического материализма, психологического материализма как посредующая наука, выясняющая конкретное применение абстрактных положений диалектического материализма к данной области явлений". И далее у Выготского следуют слова, которые почти буквально совпадают с приведенными выше словами Челпанова. А именно, Выготский заключает: "Диалектика охватывает природу, мышление, историю она есть самая общая, предельно универсальная наука; теория психологического материализма или диалектика психологии и есть то, что я называю общей психологией" [8, с. 419-420]. Однако парадоксально то, что Выготский все это говорит в противовес … Челпанову! Позицию последнего Выготский характеризует как "путь Челпанова" (почему не Корнилова?), который приведет "к попытке отрицать все исторические тенденции развития психологии, к терминологической революции, – короче, к грубому искажению и марксизма, и психологии. Это и есть путь Челпанова. Не навязывать природе диалектические принципы, а находить их в ней формула Энгельса [35, с. 384] здесь сменяется обратной: в психологию вводятся принципы диалектики извне. Путь марксистов должен быть иным" [8, с. 419]. После этого следуют слова о психологическом материализме. Думается, было бы слишком просто да и неверно по существу объяснять этот парадокс – приписывание Челпанову взглядов Корнилова – случайной оговоркой Выготского. Скорее всего, в такой форме Выготский выражал тезис о том, что при всех своих идеологических разногласиях с Челпановым Корнилов фактически оставался, осознавал ли он это или не осознавал, выразителем взглядов своего бывшего учителя.
В целом по существу спора между К.Н. Корниловым и Г.И. Челпановым о материализме и идеализме мы можем сказать, что позиция Г.И. Челпанова была более правильной и продуктивной, чем позиция К.Н. Корнилова, ибо позволяла вести диалог, уточнять и развивать позиции спорящих сторон, учитывая как терминологический, так и эмпирический аспекты проблемы.
§ 3. Марксистская философия и методы психологии
В докладе "Современная психология и марксизм" Корнилов обосновывает свое понимание вопроса о соотношении (значимости) субъективного и объективного методов в психологии с помощью марксизма. Приоритет объективного метода, по мысли Корнилова, вытекает из материалистической позиции в психологии: "Материалистическое понимание психики, ставя психологию в ряды естественнонаучных дисциплин, определяет и методы психологии. Бытие определяет сознание, объект определяет субъект, и с этой точки зрения, если психика есть свойство органической материи, то естественно применить к изучению психики в первую очередь и раньше всего те методы, при помощи которых изучается это бытие, т.е. методы объективного и экспериментального наблюдения" [14, с. 45].
При этом Корнилов особо подчеркивает, что метод интроспекции им не отвергается полностью: "Вся суть опять-таки заключается не в элиминировании этого самонаблюдения, а лишь в регулировании и контролировании его при помощи объективного и экспериментального метода" [14, с. 46]. Отсюда становится ясно, что для Корнилова идея сочетания субъективного и объективного методов "автоматически" следовала из более общей идеи марксистской психологии (реактологии) как синтезе субъективной и объективной психологии и соответственно из понимания предмета психологии (реакции) как синтеза субъективной (психическое переживание) и объективной (физиологическая реакция) сторон "реакции".
Насколько была нова и оригинальна для самого Корнилова эта идея сочетания ("синтеза") субъективного и объективного методов в работе психолога?
Полутора годами ранее ту же мысль К.Н. Корнилов формулировал, вовсе обходясь без марксизма: "Там, где между этими субъективными и объективными данными возникает хотя бы малейшая шероховатость, не говоря уже об открытой разноречивости, ни одной секунды не может быть сомнения в том, что столь чреватые ошибочностью своих показаний данные самонаблюдения должны всегда отступить на задний план перед объективной стороной эксперимента. Задача, которую психологу приходится выполнять при этом, является почти аналогичной той, которую выполняет врач при постановке диагноза болезни. Подобно тому, как последний стремится согласовать и поставить в тесную связь субъективные показания больного с объективными признаками болезни, перенося, однако, центр тяжести всецело на объективные данные и лишь под контролем их ставя тот или иной диагноз болезни, подобно этому и в экспериментально-психологических исследованиях нам приходится согласовывать данные самонаблюдения с объективными оценками, контролируя при помощи последних первые" [10, с. 45].
Оказывается, там, где в 1921 г. для доказательства мысли было достаточно аналогии психолога с врачом, в 1923 г. Корнилову понадобилось привлекать ни больше ни меньше как материалистическое разрешение основного вопроса философии! Вполне естественно, что у Челпанова мы нигде не находим ответа на эту, с позволения сказать, аргументацию и из-за того, что сама мысль о приоритете объективных методов и показателей была банальной уже в то время (для психологов самых различных школ и направлений), и из– за того, что марксизм при этом оказывается не при чем.
Челпанов свое отношение к методу и марксизму, которые применял Корнилов в "Учении о реакциях", выражал вполне определенно: ""Учение о реакциях" написано по интроспективному методу … Вследствие этого внимательный читатель совершенно не в состоянии уловить, в чем, собственно, состоит марксизм в психологии, по пониманию Корнилова" [32, с. 22]. За подтверждением этих оценок Челпановым сущности (методологической и методической) книги К.Н. Корнилова далеко ходить не приходится. В предисловии к первому изданию "Реактологии" Корнилов писал: "В смысле методики экспериментально– психологического исследования я считаю себя последователем школ Вундта и Титченера, с их ограничением данных самонаблюдения при помощи объективной стороны эксперимента" [10, с. 8]. Сравнив в эксперименте методики Н. Аха и В. Вундта, Корнилов в четвертой главе приходит к выводу: "Все это заставляет меня отвергнуть технику, принятую Н. Ахом, и предпочесть ей технику, принятую Вундтом и Титченером" [10, с. 33].
В следующей главе Корнилов также однозначно высказывает свое мнение: "Я полагаю, что в этом столкновении двух экспериментально-психологических школ школа Вундта и Титченера занимает более крепкую позицию, нежели Вюрцбургская школа" [10, с. 46]. Кроме того, в книге Корнилова мы можем найти и несколько фраз, имеющих, как пишет Челпанов, "отношение к идее классовой борьбы" [32, с. 22]. Говоря о педагогическом значении реактологии, Корнилов увязывает свой принцип однополюсной траты энергии с принципом гармоничного воспитания личности, поясняя при этом: "При классовом делении общества, где одни готовились по преимуществу к занятию физическим трудом, а другие – к занятию трудом умственным, воспитание никогда не было, да и не могло быть гармоничным: оно было классовым, односторонним и дисгармоничным. И только с происшедшим социальноэкономическим переворотом, уничтожающим классовое деление общества, этот принцип [гармоничности физического и психического развития ребенка, синтеза физической работы и умственного труда – 10, с. 157. – С.Б.] получит все данные для своей реализации" [10, с. 158].
Так что и здесь нам приходится согласиться с Г.И. Челпановым, что в вопросе о методах К.Н. Корнилов в докладе на первом психоневрологическом съезде не сказал ничего нового ни по отношению к тому, что уже было традиционным в психологии в то время, ни даже по отношению к тому, что говорил Корнилов по этому вопросу в 1921 г. и в других своих более ранних работах (обходясь без марксизма).
С нашей точки зрения, Корнилов пытался в неубедительной форме придать методическому вопросу о том, какие данные являются более достоверными и точными, принципиальный, методологический смысл. Но уже примера Корнилова с врачом достаточно, чтобы понять это.
В самом деле, разве для врача объективные данные всегда имеют преимущество перед данными самонаблюдения и самоотчета больного? Очевидно, соотношение тех или иных данных по объективности и достоверности является ситуативным. Думается, дело здесь в том, что Корнилов не различает нюансов в использовании понятий "субъективное" и "объективное", трактуя "объективное" то как относящееся к области физиологии нервной системы и поведения всего организма, то как характеристику нашего познания (объективное, значит, точное, достоверное знание в отличие от знания субъективного, т.е. случайного, неточного). Корнилов не чувствует границу между психологией и ее научными, эмпирическими и экспериментальными понятиями, с одной стороны, и философией – с другой. Впрочем, Корнилов здесь снова не оригинален, идя в своей критике субъективного метода в психологии вслед за В.М. Бехтеревым.
Отечественные историки психологии советского периода при изложении спора между Корниловым и Челпановым становятся, как и во многих других случаях, безоговорочно на сторону К.Н. Корнилова. Так, например, Б.М. Теплов по интересующему нас вопросу в 1960 г. писал: "Очень важен, конечно, вопрос о методе психологии. Основной смысл ответа на этот вопрос, который давал Корнилов, правилен и не утратил своего значения и в настоящее время" [28, с. 17]. А.А. Смирнов, как и в других случаях, излагает мысль Корнилова без каких-либо комментариев [26, с. 137], что мы должны понимать как признание правоты в рассуждениях К.Н. Корнилова. У других авторов (Е.А. Будиловой, А.В. Петровского) этот вопрос не рассматривается.
§ 4. Социальная психология и марксизм
К.Н. Корнилов в докладе "Современная психология и марксизм" критикует эмпирическую психологию за то, что она является не социальной, а индивидуальной, индивидуалистической.
Останавливаясь (вкратце) в конце доклада на социологической стороне марксизма, т.е. теории исторического материализма, Корнилов пытается поставить и разрешить проблему социальности психики и психологии, исходя из марксистских постулатов. Корнилов пишет: "В теории диалектического материализма мы имели дело с основной формулой марксизма – бытие определяет сознание. Это основное положение в применении к теории исторического материализма говорит о том, что экономическими и социально-экономическими факторами определяется общественная психология того или иного класса. И лишь на этом фоне классовой психологии нам становится более понятной и та индивидуальная психология, психология личности, которой по преимуществу занимается современная психология. Вот почему полная система современной психологии не должна замыкаться в узкие рамки только индивидуальной психологии, а должна включить в себя прежде всего социальную психологию" [14, с. 50]. О том, насколько оригинальными были подобные идеи, можно судить по словам П.П. Блонского, сказанным двумя годами ранее: "Традиционная общая психология была наука о человеке как индивидууме. Но поведение индивидуума нельзя рассматривать вне его социальной жизни. Поэтому научная психология есть та психология, которая раньше называлась социальной психологией и в качестве таковой влачила самое жалкое существование. Мы же должны поступать наоборот: исходить именно из социальной психологии и от нее идти к психологии того или иного индивидуума. Поведение индивидуума есть функция поведения окружающего его общества" [3, с. 43].
Вопрос о социальной психологии, безусловно, важен для понимания всей дискуссии между Корниловым и Челпановым, поэтому есть смысл тщательно оценить позиции каждой из сторон.