Боль прошла. Коленки стали такие, будто Ася все лето загорала на юге одними коленками.
- Спасибо, - смущенно пробормотала она и спросила: - А я думала, солнечных зайчиков, ну… всех солнечных… только зеркальцем пускать можно, разве нет?
- Зеркальцем - это как на работу, - улыбнулся козленок, - а здесь наш дом.
Они засмеялись и ускакали. Солнце поднималось все выше, высохла роса на траве. Скоро объявят подъем.
- А они целый день здесь играют? - спросила Ася.
- Нет, только утром. Сейчас еще немного порезвятся и спрячутся в цветы, - объяснил Сева.
А Горыныч сказал:
- Нам пора. Если хорошо себя чувствуешь.
- Прекрасно чувствую! Летим!
Горыныч рассмеялся:
- Ну, нет! Уже проснулись повара и вожатые. Представляешь, что они подумают, если увидят летящую Прасковью Шустову?
Пришлось идти пешком. Это тоже было интересно. Горыныч сел Асе на одно плечо, Сева - на другое. Когда перешли мостик, их догнал сияющий, разрумяненный Еж и сел Асе на макушку.
От него было жарко, как от солнца.
- Сева! - вспомнила Ася. - Ты же хотел мне что-то показать!
- Поздно уже, - вздохнул Сева. - Как родниковый цветок распускается, можно только ранним утром увидеть.
- Родниковый цветок?!
- Ну да! Спускайся вот здесь, к ручью.
Без тропинки, через кусты, Ася спустилась в овраг, где шумел ручей.
- Иди прямо по воде, против течения.
Вода была холодная. Все солнечное тепло из Аси тут же вытянули ледяные струи. Ноги скользили по камням, вязли в песке, но Ася упрямо шагала против ручейного течения. Очень уж хотелось увидеть родниковый цветок.
Постепенно ноги привыкли к воде, даже весело стало. Струйки щекотали кожу, почти как солнечный бельчонок.
- Пришли, - сказал Сева.
В большой ручей впадал маленький. Его студеное течение впилось Асе в щиколотки, как иглы. Ручеек бежал из круглого, как блюдце, родника.
- Вот он.
- Это обычный родник, - засомневалась Ася.
- Много ты понимаешь! - обиделся Горыныч. - Это он сейчас обычный, а если бы…
- …некоторые под ноги смотрели, - подхватил Еж, - не упали бы, то увидели бы, как он распускается!
- Можно, конечно, на закате прийти, - сказал Сева, - посмотреть, как он закрывается и под землю уходит, но это не так красиво.
Асе очень-очень захотелось посмотреть, как распускается родниковый цветок.
- А завтра утром нельзя? - умоляюще спросила она.
- Конечно, можно!
- Мы за тобой зайдем!
- Только, чур, не пищать, что рано встать не можешь!
- Нет, я люблю рано вставать, - сказала Ася и стала выбираться на сушу.
- По земле не пройти, - сказал Еж, - все заросло. Только по ручью.
- Замерзла, да? - забеспокоился Сева.
- Ничего…
Гномы проводили Асю до корпуса.
Лагерь "Светлячок" просыпался. Хлопали окна и двери, от столовой поплыл запах манной каши. Мимо прошел тренер Жора, посмотрел подозрительно, хоть гномы и спрятались в карманы Асиного сарафана.
"Ох, не опоздать бы! - с тревогой подумала Ася. - А то начнут приставать: где была?" Почему-то никому не кажется странным, если человек поздно ложится, но никто не понимает, если человек по доброй воле встает ни свет ни заря.
Уже около самого корпуса Горыныч сказал:
- Привет передавай Манюне и Марусе.
- Кому?!
Гномы удивленно переглянулись.
- Ни за что не поверю, что девчонки с тобой еще не познакомились, - недоверчиво сказал Еж. - Да они, наверное, уже замучили тебя своей болтовней!
- Прасковья просто не признается, чтобы мы их не ругали. У них это - девчоночья солидарность!
- Да нет никакой солидарности! - ничего не понимала Ася. - И никаких Манюнь я не знаю!
- Манюня - одна, и Маруся - одна, - поправил Сева. - Неужели вы незнакомы? Они же живут на подоконнике, в герани…
- В герани?! - ужаснулась Ася. - Она же проклятая!
- Че-го-о?! - хором удивились гномы.
Ася пересказала Аленкину историю, и гномы прыснули от смеха. А насмеявшись вволю, тут же начали возмущаться. Горыныч сказал:
- Я понимаю, когда про Белого монаха или Королевского Ужа всякие небылицы сочиняют, но цветок что плохого сделал?
- Красивый такой, круглый год цветет, - укоризненно сказал Сева.
- Да не цветет он! Засох весь.
Гномы сначала не поверили. Потом Горыныч слетал к окну и убедился. Ох, как они ругали неведомых Манюню и Марусю!
И безответственные они, и бессовестные, и куда только смотрит Старый гном, почему он их не накажет, и надо что-то делать…
- Я знаю, где они, - сказал догадливый Еж. - Они у Сдобной Булочки. У нее, говорят, скоро бал.
- Вперед! К Сдобной Булочке! - скомандовал Горыныч.
- А я?
- Ты с нами, как свидетель.
- Но сейчас же подъем… на зарядку надо и на завтрак…
- Сдобная Булочка тебя накормит.
- Ася! Тебе что дороже: манная каша или сказка?
- Мы ненадолго. Может, никто и не хватится. А у Сдобной Булочки знаешь, как интересно!
Уже на ходу Ася спросила:
- А Сдобная Булочка - это, что ли, имя такое?
- Ну да.
- А почему такое имя?
- Мама так назвала. Перестань все время спрашивать: "Почему такое имя?" Такое, вот и все.
Когда в лагере протрубили подъем и вожатая Лена повела свой заспанный и недовольный седьмой отряд на зарядку, Ася с гномами были уже далеко в лесу. Они подошли к холму с норой, и Горыныч трижды топнул ногой. Тотчас же из недр норы послышалось:
- Иду! Иду!
И через минуту показалась взрослая гномиха, румяная, пышная, с золотыми косами, уложенными вокруг головы. Она засияла навстречу глазами и ямочками на щеках. Даже Асе досталась порция круглых сияющих улыбок. Это и была Сдобная Булочка.
Глава 7
Ася еле-еле успела к обеду. Она забежала в столовую, когда седьмой отряд уже сидел за столами. Все повернулись и посмотрели на нее.
"Ага, - подумала вожатая Лена, - а я-то все не могла понять, кого не хватает. Та-ак… разберемся".
- Прасковья, где ты была?
Врать Асе не хотелось, но сказать правду было невозможно. Вряд ли Лена поверит, что Ася только что из гномьего Дворца. Что сначала они долго ползли по узкому извилистому ходу, за шиворот сыпалась земля, а корни цеплялись за волосы и сарафан, но зато этот ход вывел их в пышно убранный просторный зал, где даже Ася могла встать во весь рост.
Наверное, это было глубоко под землей. Но здесь было светло. Тысячи светлячков освещали подземный Дворец тетушки Сдобной Булочки, и сотня гномов и фей украшали зал к большому балу: натягивали гирлянды из цветов, взбивали кресла из пуха одуванчиков, щетками из осоки до блеска натирали паркет. А что творилось на кухне! Кипело, булькало, пенилось, трещало, жарилось, пеклось, сушилось, варилось, взбивалось и замораживалось!
- Бал через два дня, а еще столько дел, столько дел! Не знаю, успеем ли, - жаловалась Сдобная Булочка. - Вы, конечно, будете моей гостьей? - обратилась она к Асе.
- Если позволите, - Ася присела в реверансе.
- Ах, что за милое дитя! - всплеснула руками Сдобная Булочка. - Где вы нашли ее, сорванцы?
- В седьмом отряде, - скромно сказал Сева и добавил многозначительно: - Там, где герань на окне.
- Засохшая, - уточнил Еж.
- Потому что две ужасно бестолковые девчонки забыли о своих обязанностях! - прогремел на весь зал Горыныч.
Две сверкающие, как звездочки, феи замерли, держа на весу гирлянду из куриной слепоты и незабудок. У одной платье и крылышки были перламутровыми, а у другой - жемчужными. По их испуганным и виноватым лицам Ася тут же поняла, что это Манюня и Маруся.
- Это из-за меня! - поспешно вступилась за девочек Сдобная Булочка. - Это я не проследила.
- Они сами должны помнить о своих делах, - сурово сказал Горыныч.
- Ты очень строгий старший брат, - покачала головой Сдобная Булочка. - Они еще совсем маленькие девочки…
- А про их герань уже страшные истории рассказывают, - сказал Сева. - Вот, Ася, расскажи, расскажи!
Ася послушно рассказала.
- Представляете, что может случиться, если легенда укрепится, если доживет до следующего лета…
- Что? - спросила Ася.
- Цветок на самом деле будет проклятым, вот что! Где вы тогда будете жить?
- Он почти совсем высох…
- Ах, не может быть! - феи Манюня и Маруся готовы были расплакаться.
- Вот что, красавицы мои, бросайте все дела и бегите, спасайте герань, - сказала Сдобная Булочка.
Феи тотчас растворились в воздухе. Ася подхватила их цветочную гирлянду и повесила ее под самым потолком.
- Ах, оставьте! - сказала Сдобная Булочка. - Вы же в гостях! Прошу к столу, будем завтракать!
Что это был за завтрак! Крошечные пирожки и гренки, булочки с хрустящей румяной корочкой, всевозможное печенье, блинчики с медом, маслом, сыром, сметаной; варенья было двенадцать сортов, а еще фруктовые салатики и три сладкие каши на выбор. Горсть пирожков - с горсть семечек.
Душистого травяного чаю Асе налили в самую большую гномью бочку, зимой в ней солили огурцы. И все равно было столько всего, что Ася объелась. Ей смешно было видеть привычные вещи, вроде рисовой каши, только уменьшенные в сотни раз. Крохотные кружечки и тарелки, ложки в полспички, изюм размером с маковое зернышко.
"Где они берут все это? Может быть, и в городах живут гномы, может, у них тоже есть заводы и фабрики, как у нас? Кто-то же делает им посуду, шьет одежду, выращивает такие крошечные груши и виноград…" Было очень интересно это узнать, но Ася постеснялась спросить.
- Сдобная Булочка очень богата, - сказал Сева, облизывая серебряную ложку, - она единственная дочь Лесного царя.
- Да-да, и мы в родстве с Морским царем, - подтвердила Сдобная Булочка, - а он самый первый богач на Земле. То есть в воде… В общем, везде.
И она рассмеялась.
Может быть, после этого Ася и успела бы на обед, но Сева, Горыныч и Еж затеяли сражение в лесном ручье, и Асе приходилось то и дело спасать тонущих. Гномам-то хорошо: они обсохнут где-нибудь на верхушке сосны и будут дальше играть, а ей, Асе, объясняйся вот с вожатой.
… - Ты у меня долго будешь молчать?
- Нет, я… я за ягодами ходила, - выпалила Ася.
- За какими еще ягодами?
- За земляникой.
- Ася, - стараясь быть доброй и терпеливой, сказала вожатая Лена, - я понимаю, ты первый раз приехала в лагерь, и тебе, возможно, трудно привыкнуть к порядку, к дисциплине. За территорию лагеря уходить нельзя. Это правило номер один. Если все самовольно будут ходить за ягодами, где я буду вас искать?
Ася молчала. Наверное, по здешним правилам она должна была что-то сказать, потому что Лена ждала от нее чего-нибудь вроде "Извините, пожалуйста" или "Я больше не буду". Но Ася вины за собой не чувствовала, а давать опрометчивые обещания опасалась. Поэтому молчала. Вожатая Лена вздохнула:
- К тому же в столовую нельзя приходить босиком. Иди за стол, и чтобы этого больше не было.
Ася чуть не присела в реверансе, но спохватилась. За столом к ней привязалась Наташка Ястрова.
- Знаешь что, Ася, это уж слишком! Мы все утро тренировались, у нас скоро матч, а ты где-то гуляешь…
- Я же не в команде!
- Ну и что? Тренироваться надо всем, вдруг запасные понадобятся.
- Я же не играю в футбол!
- Ну… ты бы могла поболеть.
То, что Ася должна болеть за Наташкину команду, сомнений, видимо, не вызывало. Ася быстро глянула на Кольку Огурцова и подумала, что если когда-нибудь ей придется смотреть футбол, то болеть она будет за его команду. Колька, почувствовав взгляд, обернулся и встретился с Асей глазами. Он хитро улыбнулся, будто точно знал, где Ася пропадала все утро.
А после обеда подошел к ней и сказал:
- Прасковья, а Прасковья!
- Что?
- А ведь Прасковья - это не Ася совсем, а Паша. Мне Василий Николаевич сказал.
- Я знаю, только мне не нравится, когда Паша. Как мальчика.
- Мало ли что тебе не нравится! - ухмыльнулся Колька. - Мне вот не нравится, что Настька меня Кукумбером зовет, но кому это интересно?
- Почему Кукумбером?
- Ну-у, она же у нас в Лондоне полгода жила, англичанка почти!
- И что?
- Знаешь, как "огурец" по-английски пишется? Смотри!
И Колька нацарапал ногтем на загорелой руке: "Cucumber".
- Как-то там читается, я не знаю, а пишется вот так. Так что… раз я Кукумбер, быть тебе, Прасковья, Пашкой-простоквашкой!
- Я-то здесь при чем?! - возмутилась Ася. - Я, что ли, тебя Кукумбером обзываю?!
- А ты будь со мной солидарна.
- Иди ты, знаешь куда? - разозлилась Ася и, перекинув косу на спину, гордо ушла с веранды.
Ася обиделась, а зря. Ведь Колька пострадал, можно сказать, из-за нее. Утром девчонки сидели на веранде, а они с Азатом вытряхивали коврики, они были дежурными.
И вот Настя Вигилянская говорит:
- Пусть эта Шустова не сочиняет: Ася - это сокращенно от Анастасии. Вот "Каменскую" смотрели? Там ее часто Асей называют. И наши чемпионки по синхронному плаванью, две Анастасии, одну Настей зовут, а другую Асей.
- И у Тургенева есть "Ася", - поддержала Алена, которая выбрала Настю себе в кумиры.
- Тургеневскую Асю на самом деле Анна звали, - сказала отличница Болотова.
На нее посмотрели выразительно. А Колька крикнул:
- Так что ты, Настька, не очень-то наглей, хватит тебе и одного сокращенного имени. А Асей хоть кто может быть.
Тут она и рассвирепела.
- А ты, Кукумбер, вообще молчи! С тобой не разговаривают!
Даже девчонки удивились: почему это Колька Огурцов стал каким-то Кукумбером?
- Ну как же, - наслаждаясь местью, улыбнулась Настя. - "Огурец" по-английски Cucumber, произносится так, а пишется…
И на пыльных перилах она написала тонким пальчиком: "Cucumber".
- Кто английского не знает, как прочитает?
- Кукумбер! - восторженно провозгласила Аленка.
Наташка Ястрова хмыкнула: ей тоже хотелось отомстить за вчерашний проигрыш на поле. Правда, она тут же спохватилась, что это несправедливо, и сказала:
- Ладно тебе, Настя, мы же не в Англии. Колька у нас просто Огурец.
"Огурец" - прозвище привычное и потому необидное, Колька вздохнул облегченно и мысленно поблагодарил справедливую Наташку. Даже пообещал следующий матч выиграть не с таким отрывом. Тоже мысленно, конечно. Но… видимо, слово "Кукумбер" было интереснее, и к обеду Кольку Кукумбером назвали раз десять. Пришлось смириться. Не драться же. Да и словечко-то, если честно, ничего, веселое. Уж повеселее Огурца.
Глава 8
Весь день Ася старалась вести себя, как приличный ребенок, отдыхающий в детском оздоровительном лагере. Читала книжку в сончас, играла в пионербол с шестым отрядом, купалась по пятнадцать минут в речной заводи, не замечала Мартышевых ужимок и Колькиных взглядов-улыбок, вместе с Варей и Витей отрядный уголок рисовала, а вечером болела за своих в общелагерном конкурсе "Алло, мы ищем таланты". Было весело, особенно когда выяснилось, что Маша Скрябинская, Варя Жилова и Карина Хафизова тоже не любят футбол. Утреннее приключение в делах и заботах стало казаться совсем далеким, тем более что братья-гномы не показывались. Только сверкали шоколадом коленки, да ощущение полета до сих пор щекотало ладони и пятки и не давало грустить.
К отбою Ася так страшно устала, что уснула, как только упала на кровать. Даже Аленкины истории не помешали. Ей снилось что-то голубое, перламутровое, розовое, жемчужное и золотое. Миллиарды солнечных зверят носились в ее сне и смеялись смехом Сдобной Булочки. Вдруг в Асин сон ворвалось что-то постороннее, совсем не радостное, совсем не летящее, чье-то горе-несчастье, чьи-то всхлипывания и слезы. Она открыла глаза, села и оглядела палату.
Девочки все спали. Может, кто-то плачет во сне? Ах, нет, вот кто плачет! На краю цветочного горшка сидели рядышком Манюня и Маруся и ревели в два голоса, то и дело вытирая слезы кружевными платочками: Манюня - перламутровым, Маруся - жемчужным. Ася растерялась. Она не знала, как утешают фей. Наконец, они ее заметили. Манюня шмыгнула носом и сказала:
- Маруся, ты своими рыданиями Асю разбудила.
Маруся шумно высморкалась в платочек и спокойно возразила:
- Это ты ее разбудила.
- Тише, пожалуйста! - попросила Ася. - А то мы всех разбудим.
- Ах, Ася, ты такая добрая! Такая заботливая! - всплакнули феи хором и подбросили вверх свои мокрые насквозь платочки. Платочки растворились в воздухе, а через секунду феи одинаково взмахнули руками и прямо из воздуха взяли по сухому кружевному платочку. И продолжили лить слезы.
- Ну хватит! Ревете, как белуги…
- Кто такие белуги? - спросила Маруся.
- Неважно. Вы из-за герани ревете?
- Да-а-а…
- Тише, тише! Честно говоря, вы сами немножко виноваты. Бросили бедный цветок, забыли…
- Да-а-а…
- Ее, наверное, надо полить хорошенько.
- Ася, ты такая умная, но неужели ты не видишь…
- Она слишком засохла, ей обычная вода не поможет.
- А Старый гном сказал, чтобы мы ему на глаза не показывались, пока герань не оживим, - зарыдала громче прежнего Манюня.
- Тише, пожалуйста, Манюнечка! - умоляюще прошептала Ася.
На соседней кровати заворочалась Алена Чаплашкина и что-то пробормотала во сне.
- Маруся, ты сказала, что обычной водой ее не оживить. А какой тогда?
- Живой, конечно!
- Значит, живая вода существует?! - уточнила Ася на всякий случай, хотя уже тысячу раз за эти два дня обещала себе не удивляться.
Феи пожали плечиками:
- Если есть мертвая вода, то почему бы не быть живой?
- А-а… - начала было Ася и закрыла рот. Есть и есть. - А где?
Лучше бы Ася не спрашивала. Манюня с Марусей захлюпали, загудели, заревели, засопели, как духовой оркестр. Маша Скрябинская оторвала голову от подушки.
- Кто плачет, девочки? - сонно спросила она.
Ася бухнулась на кровать и укрылась с головой.
- Карина! Каринка, проснись! - зашептала Маша. Но Карина только пробормотала что-то во сне и перевернулась на другой бок.
Маша еще раз оглядела палату.
- Ася, ты спишь?
Ася лежала не дыша. Маша еще посидела немножко, послушала, а потом легла и заснула. Ася подождала немного и выбралась из-под одеяла. Манюня и Маруся грустно покачивались на сухих ветках герани.
- Ну, так где живая вода?
Манюня и Маруся переглянулись.
- Ася, мы не можем тебе сказать, - вздохнула Манюня.
- Извини, - опустила глаза Маруся.
Асе не то чтобы обидно стало… хотя чего там - обидно, конечно. За два дня она привыкла, что гномы ей доверяют, все рассказывают, показывают, все объясняют. А у фей - секреты.
- Не обижайся, - попросила Манюня. - Просто… - Она посмотрела на Марусю. - Горыныч сказал, что крылья нам оторвет, если мы тебя попросим…
- Ой! - Маруся зажала рот ладошками.
- Так-так, - улыбнулась Ася, - рассказывайте, почему мне нельзя знать, где взять живую воду.
- Да нет, дело не в том, что нельзя знать, - сказала Манюня.
- Знать можно, просто Горыныч, Еж и Сева боятся, что ты - такая добрая! - бросишься нам помогать.