Семейная библиотека - серия отличных детских книг с невероятными историями, сказочными повестями и рассказами.
В очередную книгу серии "Семейная библиотека" вошли рассказы известного детского писателя Ю. Сотника.
Содержание:
-
Юрий Вячеславович Сотник - Рассказы 1
-
Кинохроника 1
-
Как я был самостоятельным 4
-
Петухи 7
-
Феодал Димка 8
-
Дрессировщики 10
-
Исследователи 14
-
"Человек без нервов" 16
-
"Архимед" Вовки Грушина 18
-
Белая крыса 21
-
Райкины "пленники" 24
-
Песок 25
-
Учитель плавания 27
-
"Крокодиленок" 29
-
"Хвостик" 32
-
Гадюка 35
-
Ночью на кладбище 36
-
Собачья упряжка 40
-
Касторка 43
-
"На тебя вся надежда…" 46
-
Дудкин острит 52
-
Маска 55
-
Внучка артиллериста 57
-
Как меня спасали 59
-
Ищу "Троекурова" 61
-
Невероятные истории
Сборник повестей и рассказов
-
Юрий Вячеславович Сотник
Рассказы
Кинохроника
В ту субботу, придя из школы и пообедав, я вынул из шкафа самодельный киносъемочный аппарат и приступил к своему обычному занятию: я завел пружину аппарата, наставил пустой, без пленки, аппарат на кошку, умывавшуюся посреди комнаты, и нажал на спуск. Аппарат затрещал; кошка посмотрела на меня долгим взглядом, зевнула, потянулась и ушла под кровать.
Я побрел на кухню и наставил рамку видоискателя на маму, которая мыла посуду. Кинокамера снова затрещала. Мама тяжело вздохнула и покачала головой:
- Боже! Как ты мне надоел со своим аппаратом! Я тоже вздохнул и поплелся прочь из квартиры. Во дворе на лавочке сидела старушка. Перед ней катали жестяной самосвал двое малышей. Я навел свою камеру на них.
- Все трещит и трещит! - прошамкала старушка. - Которые дети книжки читают или играют себе, а этот все трещит и трещит…
Больше я трещать не стал. Я вернулся домой, спрятал свой аппарат, сел у стола и уныло задумался.
Прошло уже десять дней, как я с помощью папы построил свою киносъемочную камеру и проектор к ней. Выглядела моя камера неказисто, но первая же пленка, снятая ею, оказалась вполне приличной.
С тех пор и начались мои мучения. Папа купил мне два мотка пленки. Первый пробный моток я сгоряча извел на всякие пустяки, а стоил он не так уж мало. Я дал папе слово, что больше не истрачу зря ни одного кадрика. Я решил на оставшейся у меня пленке снять такую боевую, такую увлекательную кинохронику, чтобы все зрители были поражены.
Несколько дней я слонялся со своим аппаратом по городу, ожидая, что случится какое-нибудь происшествие, но ничего не случалось. Я надоел всем родным и знакомым, расспрашивая их, не готовится ли где-нибудь интересное событие, но так ничего и не узнал. Моточек пленки лежал нетронутым в моем столе, а сам я утешался лишь тем, что наводил пустой аппарат то туда, то сюда и заставлял его трещать на холостом ходу. Этим треском я тоже всем надоел, да и самому себе порядком надоел.
Раздался звонок. Я вышел в переднюю, открыл дверь и увидел своего двоюродного брата, пятиклассника Владю Аникеева. Я сразу догадался, что у Влади что-то произошло. Занятия в школе давно кончились, а он был с портфелем в руках. Кроме того, обычно солидный, аккуратный, он имел сейчас какой-то растрепанный вид: пальто его было распахнуто, воротник гимнастерки расстегнут, а большие круглые очки сидели криво на его носу.
- Здравствуй! Дело есть! - сказал он, хмуро взглянув на меня, и стал снимать пальто.
- Из школы? - спросил я.
- Ага!
- Что так поздно?
- Сбор проводил.
- Отряда?
- Нет, с третьим звеном.
Владя прошел в комнату и стал разглядывать в зеркале свое лицо.
- П-подлецы! - процедил он сквозь зубы.
Тут только я заметил, что правая дужка его очков сломана, а вдоль щеки тянутся четыре царапины.
- Ты что, дрался, никак? - спросил я.
- Разнимал, - проворчал Владька, не отрываясь от зеркала.
- Кого разнимал?
- Третье звено.
- Вот это звено! На сборе подрались?
- Нет, после. - Владя поправил на носу очки, но они тут же снова съехали набок.
- А что за сбор у вас был?
- На тему "Дружба поможет в учебе и труде". Я плюхнулся на диван и захохотал. Владя отошел от зеркала.
- Тебе смех, конечно, а меня как председателя на каждом совете дружины за это звено прорабатывают. - Он сел на стул, расставив ноги и опершись руками о колени. - В общем, давай ближе к делу. Твой аппарат работает?
Я сразу перестал смеяться:
- Работает.
- И пленка есть?
- Есть. Только немного. Моточек один. Владя пристально смотрел на меня сквозь перекошенные очки.
- Кинохронику снять хочешь? Боевую? Тут уж я совсем насторожился:
- Конечно, хочу! А что именно!
- Драку. Настоящую. Четверо мальчишек будут драться и, может быть, три девчонки.
Я так и подскочил. Я прямо ушам не верил, что мне привалило такое счастье.
- Владька! Ты не врешь? Кто будет драться? Где? Когда?
- Завтра в девять утра. В парке. Третье звено будет драться.
- Опять третье звено!
- Ага! Погоди, я тебе обрисую положение. - Владя придвинулся со стулом поближе ко мне. - Понимаешь, в нашем отряде с дружбой не совсем благополучно. Мы с Люсей, нашей вожатой, за один только месяц два мероприятия по внедрению дружбы провели: сбор отряда на тему "Отлично учиться и крепко дружить" и литературную викторину на тему "Классики мировой литературы о дружбе". Мы с Люсей и сами замучились и ребят замучили, готовя эти мероприятия, а дружба все еще не на высоте. Особенно в третьем звене. С ним прямо спасу нет! Как перегрызлись летом из-за чего-то, разделились на две партии, так до сих пор и воюют. Мы с Люсей думали, думали, как с ними быть, и решили для них специальный сбор звена организовать, посвященный дружбе. Главарю одной партии, Андрею Тарантасову, велели доклад подготовить на тему "Зачем нужна дружба", а его врагу, Оське Дробилкину, поручили сделать содоклад "Что мешает нашей дружбе". Тане Зарубиной (она у них поэтесса) заказали стихи о дружбе написать и всех вместе заставили песню разучить - "Дружно шагает наше звено". Сегодня, значит, и провели. Андрей свой доклад благополучно сделал, а Оська как начал свой содоклад, так сразу и заявил, что дружбе мешают Андрюшка и его компания и что все они такие-то и расперетакие-то. Мы с Люсей их кое-как угомонили, но дальше сбор все равно насмарку пошел: Татьяна стихи читать отказалась, а песню они такими голосами провыли, меня аж мороз по коже продрал. А после сбора выхожу из школы на улицу, смотрю, а они уже! Гришка Тамару за косу ухватил, а Зинаида Гришку портфелем по голове, а Оська… Словом, каждому дело нашлось. Я вмешался, и вот тебе результат. Мило, а?..
- Ну ладно! Ты давай главное говори: о завтрашнем дне.
- Погоди! Сейчас будет главное. Подоспели старшеклассники, разогнали их, и они отправились по домам. А я задержался: все пытался дужку к очкам приладить. Наконец иду домой, вхожу в парадное (мы с Гришкой на одной лестнице живем) и слышу на верхней площадке голоса. Там уже собрались Гришка, Андрей и Татьяна. Останавливаюсь, прислушиваюсь и знаешь, что слышу? Гришка с Андреем сговариваются на Оську засаду устроить. Тот, понимаешь, завтра в кино собирается на десять утра, а эти хотят с девяти в парке засесть и его подстеречь. И Татьяна с ними пойдет: из кустов будет смотреть. Я, значит, послушал их, послушал, тихонько вышел из парадного и бросился к Оське. Прибегаю к нему и говорю: так, мол, и так, ты завтра по тропинке, что через парк ведет, не ходи - там тебя Гришка с Андреем отлупить собираются. А он очень обрадовался и говорит: "Спасибо, что сказал. Я завтра с собой Никиту возьму и всех наших возьму, и мы сами на них засаду устроим и так их отделаем, что папа с мамой не узнают". Я прямо на Оську глаза вытаращил. "Ты что, спятил? - говорю. - Ты думаешь, я, председатель совета отряда, к тебе прибежал, чтобы такое побоище организовать?" А он отвечает: "Ты меня не агитируй! Тут вопрос принципиальный. Гришка с Андреем затеяли хулиганский поступок, а хулиганам нужно давать отпор. И имей в виду, говорит, если ты Гришку с Андреем предупредишь, мы тебя самого отлупим, хоть ты и председатель". Я посмотрел, посмотрел на Оську и вдруг сказал: "Ладно! Поступайте как знаете! Никого я предупреждать больше не буду". Это знаешь, почему? Я вспомнил о тебе и принял такое решение: пусть они дерутся завтра сколько им влезет, а ты их потихоньку сними. А потом мы твою кинокартину в школе покажем. Пусть на них вся дружина полюбуется! Может, хоть такой позор их перевоспитает!
Я вообще человек сдержанный, но тут я обнял Владьку, чмокнул его в щеку, потом два раза перекувырнулся через голову на диване. Когда я успокоился, Владя объяснил мне подробно, в каком месте парка будет засада, и на прощанье крепко пожал мне руку.
- Желаю удачи. Я бы сам с тобой завтра пошел, да мы с утра за город уезжаем.
Проводив Владю, я подумал, что мне надо заранее осмотреть место завтрашней съемки. Я побежал в парк.
Местечко, выбранное вояками из третьего звена, было очень удобно для засады. Парк в нашем городе большой, старинный. Он больше похож на лес, чем на парк. Полянка, через которую шла тропинка к кинотеатру, была со всех сторон окружена густым кустарником. Даже находясь в трех метрах от полянки, нельзя было бы разглядеть, что на ней происходит. А вот выбрать подходящую позицию для съемки оказалось не так-то просто. С полчаса я лазил по кустам да раздумывал, как быть. Заберусь поглубже в кусты и вижу, что ветки обязательно заслонят мне объектив, выберусь поближе к полянке и понимаю, что этак меня в два счета обнаружат, а этого мне вовсе не хотелось. Судя по рассказам Владьки, в третьем звене такой народ, что они сначала отлупят человека, а потом подумают, стоит ли его лупить. Пускай они пятиклассники, а я шестиклассник, но их-то ведь много, а я один!
На краю полянки рос большой клен. Я осмотрел его. Листва клена уже сильно поредела, и спрятаться в ней было трудно, но я подумал, что во время драки люди не интересуются тем, что делается у них над головой. Я решил снимать с клена.
Дома я весь вечер чистил и проверял свой аппарат и разводил химикалии, чтобы завтра же проявить пленку.
Когда все легли спать и потушили свет, у меня появилось мрачное предчувствие, что меня завтра побьют. Но я вспомнил, что настоящим кинооператорам приходится снимать и на Северном полюсе, и в Антарктиде, и в лесах, кишащих дикими зверями, и в кровавых сражениях. И мне даже стало приятно от мысли, что я тоже буду подвергаться опасности.
А утром, около девяти часов, я уже находился на своем боевом посту: лежал животом на нижней ветке клена, держа перед собой заряженный и заведенный аппарат.
Утро стояло ясное, солнечное. С высоты трех метров мне открывался красивый вид. Кустарники, которыми зарос почти весь парк, казались клубами бурого дыма, а над ними, как языки пламени, подымались красные, желтые, оранжевые клены, березы и тополя. Сначала я думал, что мне ничего не стоит пролежать на моей ветке хоть до самого вечера, но чем дольше я лежал, тем больше обнаруживал под собой каких-то бугров и сучков, которые все больнее впивались в тело. Минут через десять мне стало совсем невмоготу, и я сел верхом, чтобы немного передохнуть. Сел… да так и замер.
Вблизи послышался легкий топот, и на полянку со всех ног вылетел мальчишка в лыжном костюме. Круто свернув с тропинки, он поскользнулся, шлепнулся, вскочил и нырнул в кусты где-то справа от меня. Не успел я и глазом моргнуть, как примчались две девчонки: одна блондинка, другая ярко-рыжая. Они приостановились, повертелись на одном месте с огромной быстротой, потом бросились в разные стороны и тоже исчезли в кустах. Последним прибежал еще мальчишка, маленький, худенький. Он прятаться не стал. Он с ходу опустился на карачки, сделав полукруг, подполз к крайнему кусту и стал выглядывать из-за него на тропинку.
Тут только я опомнился. Бесшумно и стремительно я снова растянулся на ветке и так напоролся животом на сучок, что от боли даже крякнул, как утка. Четверо внизу не заметили этого.
- Идут? Ося, идут? - громким шепотом спрашивали из кустов.
- Не! Не видать, - отвечал маленький мальчишка.
- Ось! Где ты их видел? Где ты их видел?
- Метров двести от нас… Мы уже в парк входили. Я посмотрел назад, а они из переулка на площадь выходят. Девчата! Зина, Тамара, слушайте: мы с Никитой на мальчишек нападем, а вы сразу на Таньку наваливайтесь. Ладно?
Блондинка за своим кустом ничего не ответила, а рыжая проворчала почти басом:
- Ну да еще! Станем мы драться! Что мы, хулиганки какие…
Оська снова взглянул на тропинку и тут же подался назад:
- Идут!
Трое в кустах затихли. Я не мог видеть тропинку, я видел только Оську, наблюдавшего за ней. Он то припадал грудью к самой земле, то ложился на бок, то снова поднимался на четвереньки.
- Идут! - шептал он в страшном волнении. - Метров пятьдесят осталось. Остановились… Ой! Одеваются во что-то… Ой!.. Маски надевают. Маски! Черные! Идут! - Оська попятился, заполз в кусты и уже оттуда торопливо прошептал: - Девчата! Зина! Если Танька будет мальчишкам помогать, вы с Тамаркой свои предрассудки бросьте, слышите?
- Угу, - послышалось из-за куста, сквозь который маячило рыжее пятно.
Больше никто не произнес ни слова.
И вот на полянке появились еще трое заговорщиков. Поэтесса Татьяна имела наружность, очень подходящую для поэтессы: у нее были темные локоны, бледное лицо и большие черные глаза с длинными ресницами. Обоих спутников ее даже без всякой драки стоило снять на кинопленку. Чтобы Оська их не узнал, они напялили на себя черт знает что: лица обоих были закрыты масками, вырезанными из темной тряпки. Кроме того, один мальчишка был до пят закутан в старый байковый халат малинового цвета, а на другом был драный свитер и огромные брюки галифе шириной чуть ли не в рост самого мальчишки.
Они остановились среди полянки и стали оглядываться.
- Мальчики, а где кляп? У кого кляп? - нежным голосом спросила поэтесса. - Гриша, у тебя кляп?
- У меня. - Заговорщик в галифе вынул из кармана скомканный носовой платок и длиннющую толстую веревку. - Только зря вы все это. Лучше просто отколотить его, как все люди делают, и порядок.
Татьяна заспорила с ним: