* * *
…Прошло часа три. Щели в крыше стали золотистыми, и от них протянулись сизые лучи, в которых плавали блестящие пылинки. Мрачную картину осветили они!
Бледные, осунувшиеся, ребята сидели на своих местах, вытянув шеи, поминутно делая судорожные глотательные движения. Клочки газеты, обглоданные рыбьи кости и картофельные очистки валялись на полу.
Прижавшись затылком к стене и перекатывая голову с одного плеча на другое, Леня громко, с надрывом шептал.
- Ну прямо все кишки выжгло!.. Прямо, наверно, какое-нибудь воспаление теперь начинается! - И, уставившись на Таню злыми глазами, сказал: - Ну, чего тебе сделается, если я к ручью сбегаю?
- Не пущу. Трикотажи увидят, - в десятый раз повторила Таня.
- "Увидят"! Они еще спят преспокойно, а ты здесь мучайся!
Таня, бледная, решительная, стояла на коленях, загораживая собою дверь:
- Все хотят пить. И я не меньше тебя.
- "Не меньше"! Две кружки чаю за ужином выпила, а я…
- Не пущу! Понятно?
Боря молча слушал этот разговор. Длинная физиономия его еще больше вытянулась, Вава коротко всхлипывала, точно икала, а ее брат сидел неподвижно, страдальчески подняв маленький нос и большие темные глаза.
Вдруг Боря поднялся:
- Товарищи! Зачем ссориться? Если каждый станет бегать к ручью и обратно, то нас могут заметить. Но кто-нибудь может взять рюкзак и принести воду для всех.
- Правильно! Он брезентовый и не протекает.
- И очень хорошо! И великолепно! - одобрительно запищала Вава.
- Не пущу!
Но тут терпение у "карбидов" лопнуло. Леня, согнувшись, подошел к звеньевой. Вава вскочила на ноги. Злое лицо ее выглядывало из-за Лениной спины. Шагнул вперед и Боря с торчащим вихром.
- Что ж, нам здесь помирать? - мрачно спросил Леня.
- Не пущу!
- Кричала, кричала о подвиге, а как до дела дошло - одного человека боишься выпустить!
- Не пущу!!
- Ой, девочки, какая странная у нас звеньевая! Крыс боится, трикотажей боится и всего боится!
Леня бил себя кулаком в грудь:
- Ну, меня, меня пусти! Я так проползу, что…
- Уж ты проползешь! Знаем тебя!
- Ну, сама иди!
- И сама не пойду.
Леня подошел к ней поближе. Неожиданно мягким, ласковым голоском он спросил:
- Струсила?
- Струсила? - пискнула Вава.
Таня вскочила, стукнулась головой о крышу и, держась за макушку, отчеканила:
- Давайте мешок!
- Вот и прекрасно! Вот и прекрасно! И ничего такого не случится, - миролюбиво заговорила Вава, вытряхивая из рюкзака остатки провизии.
Таня сняла пальто и взяла мешок.
- Струсила, говоришь?
Она открыла дверь, согнулась, чтобы не стукнуться снова о притолоку, сделала шаг вперед, остановилась на секунду… и вдруг, резко дернувшись назад, закрыла дверь.
- Чего ты? - удивились ребята.
- Стоят! - чуть слышно ответила Таня.
Все бросились к стене и приникли к щелям в досках. Даже Дима перестал "умирать".
Повертев удивленно головой, он поднялся и подбежал к двери.
На крыльце дома "трикотажей" стояли двое мальчишек с полотенцами через плечо: один - маленький, другой - большой. Маленький, протянув руку, показывал на погреб.
"Карбиды" бросились прочь от стены.
- Идут!
- Ой, девочки, прямо сюда идут! С минуту они метались по погребу, стукаясь головами о скаты крыши.
- В люк! В бочки! - скомандовала Таня. - Все убрать!
Пальто, катушка из-под провода, рюкзак, очистки картошки, рыбьи головы и хвосты полетели вниз, в глубину погреба. Леня отцепил аппарат от провода и съехал на животе по шаткой приставной лестнице вниз. За ним скатились остальные. Кряхтя, толкаясь, "карбиды" убрали лестницу и спрятали ее за бочки, лежащие двумя рядами у стен. Бросили туда же свои вещи и остатки провизии. Затем каждый забрался в бочку, и все затихли.
Прошла минута, может быть, две. Вот наверху скрипнула дверь. Послышались два приглушенных голоса. Один, солидный, басистый, похожий на голос Бурлака, сердито спросил:
- Ну, где твои карбиды?
Другой, тонкий, ответил негромко, но горячо:
- Честное пионерское, видел! Эта, ихняя… Петр Первый… По ковбойке узнал. Открыла дверь, а потом сразу как захлопнет… А за ней еще какие-то… Сам видел.
- Сколько? - спросил председатель.
- Десять… Нет, Мишка, человек двадцать! Так и высматривают, так и высматривают!
- Врешь, - лениво сказал Бурлак.
- Ну вот тебе честное-распречестное слово! Знаю, где они! Внизу сидят.
Притихшие в бочках "карбиды" услышали, как два "трикотажа" подобрались к люку.
- Эй! - басом крикнул маленький мальчишка.
Ленина бочка лежала против Таниной. Он взглянул на звеньевую. Таня сидела согнувшись, поджав под себя колени, прикусив кончик языка. Один глаз ее был закрыт прядью волос, другой неподвижно смотрел куда-то вверх.
- Эй, Петр Первый! Все равно знаем - в бочках сидите.
Ребята даже дышать перестали. Затекли ноги, болели спины, а шевельнуться было нельзя: при малейшем движении бочки качались.
- В бочках сидят! Честное пионерское, в бочках! Бежим подымем тревогу! Это разведчики ихние!
- Чудак ты, право, человек! Подымем тревогу, а здесь никого не окажется. Смешно прямо!
- Давай спрыгнем, посмотрим.
- И поломаем шеи!
- Ну, давай я один спрыгну, собой пожертвую. Хочешь?
- Собой жертвовать нетрудно. А ты попробуй без жертв захватить. Это другое дело.
- А как… без жертв?
Два "трикотажа" стали шептаться так тихо, что "карбиды" ничего не могли услышать. Потом маленький хихикнул и спросил:
- На веревке?
- Ну да, - ответил Бурлак. Они опять зашептались.
- Ладно, сторожи. Я сейчас! - громко сказал Бурлак и вышел из погреба.
Некоторое время стояла полная тишина. Было слышно, как над люком дышит и шмыгает носом маленький "трикотаж". Вдруг он поворочался наверху и довольным тоном объявил:
- А Мишка за белой крысой пошел!
"Карбиды" почуяли недоброе. Леня снова взглянул на Таню. Она еще больше сжалась в своей бочке.
- Эй, Петр Первый, выходи лучше! - угрожающе крикнул "трикотаж". "Карбиды" молчали. Сердца их отчаянно бились. Хотелось шумно, глубоко вздохнуть, а мальчишка над люком, как назло, притих.
Прошло минут десять. Наверху раздались шаги, и снова послышался шепот:
- Зачем за ногу? За хвост!.. Осторожней, дурак, уронишь!.. Потихоньку! Потихоньку!
Между бочками Лени и Тани появилась в воздухе белая крыса. Вертясь и покачиваясь, суча розовыми лапками, она медленно опускалась, привязанная на шпагате за хвост. Вот она заскребла передними лапками земляной пол и села, поводя острой мордой с подвижными усиками.
- Эй, Петр Первый, выходи! Хуже будет!
Таня, бледная, закусив губу, пристально смотрела на крысу. Сжатые кулаки ее с острыми косточками дрожали.
Шпагат натянулся и дернул крысу за хвост. Та поползла в сторону Лени, волоча за собой веревку. Леня знал, что белые крысы не боятся людей. Так оно и оказалось. Крыса вошла в бочку и, наступив лапой на Ленин мизинец, стала его обнюхивать. Леня приподнял было другую руку, чтобы схватить крысу и не пустить ее к Тане, но вспомнил, что "трикотажи" могут дернуть за веревку, и раздумал.
Шпагат снова натянулся и вытащил крысу в проход между бочками.
- Так все бочки обследовать! Понимаешь? - услышали ребята шепот Бурлака.
- Есть все бочки обследовать!
Белая крыса бесшумно ползала по дну погреба. Она то заползала в одну из бочек, то снова появлялась на черном земляном полу, и пять пар внимательных глаз, скрытых от "трикотажей", следили за каждым ее движением. Вот она снова очутилась между Леней и Таней и снова направилась к Лене…
Веревка натянулась. Крыса остановилась, а потом повернула к Тане.
Бочка, в которой сидела Вава, качнулась. К счастью, "трикотажи" не заметили этого.
Таня крепко зажмурила глаза. Все сильней и сильней дрожали ее сжатые кулаки и худенькие плечи.
Крыса часто останавливалась, сворачивала в сторону, но все же приближалась к ней. Вот она вошла в бочку, обнюхала дрожащий кулак и, неожиданно вскочив на Танину руку, стала карабкаться на плечо. Не разжимая глаз, Таня широко открыла рот, и Леня понял, что сейчас раздастся тот истошный, пронзительный визг, который раздался вчера вечером на линейке "трикотажей". Но визга он не услышал. Таня сжала зубы и больше не делала ни одного движения. А крыса забралась на ее плечо и подползла к шее. Ее белые усики шевелились возле самого Таниного уха.
Снова дрогнула бочка, в которой сидела Вава. Леня не боялся крыс, но по спине его бегали мурашки, когда он смотрел на звеньевую.
Где-то далеко прозвучал горн. В ту же секунду крыса вылетела из бочки. Дрыгая лапами, она взвилась вверх и исчезла.
- Хватит дурака валять! - проворчал над люком Бурлак.
- Да честное пионерское, мне показалось… - уже совсем неуверенно сказал его товарищ.
- Мало чего тебе показалось! Сначала проверь, потом подымай панику. Идем!
И "трикотажи" ушли из погреба.
Один за другим вылезли из бочек измученные, грязные "карбиды". Они собрали свои вещи и приставили лестницу. Никто из них не сказал ни слова.
Молчали они и наверху. Леня стал прикреплять концы проводов к аппарату, остальные сели по своим местам и приникли к щелям между досками.
От пережитого волнения жажда усилилась. Каждому казалось, что вот-вот потрескается кожа на языке. Но все молчали и время от времени поглядывали на Таню. Она стояла на коленях перед дверью и не отрывалась от щели.
- Аппарат готов, - тихо сказал Леня.
Звеньевая молчала, по-прежнему глядя в щель. Перед белым домом выстроились четырехугольником "трикотажи". Опять заиграл горн. Послышалась дробь барабана, и красный, горящий на солнце флаг рывками поднялся вверх.
- Передай, - не оборачиваясь, сказала Таня, - "Флаг у противника поднят".
Леня облизнул пересохшие губы и прислушался к слабому журчанию ручья под холмом. Он знал теперь, что он и его товарищи будут слушать это журчание три часа, пять, может быть, восемь, и никто из них не скажет ни слова о том, что хочется пить.
Склонив голову к аппарату, Леня стал медленно нажимать на ключ, шепча про себя:
- Точка, точка, тире, точка… точка, тире, точка, точка… "Флаг у противника поднят!"
Райкины "пленники"
Раздался резкий, деловитый звонок. Рая вытерла руки о салфетку, повязанную вместо фартука, и открыла дверь. Вошел семиклассник Лева Клочков.
- Привет! - сказал он, снимая шубу. - Дома?
- В ванной сидит, - ответила Рая и ушла обратно в кухню, на ходу заплетая косички.
В квартиру недавно провели саратовский газ. Боря на первых порах принимал ванну раза по четыре в день. Вот и теперь он стоял перед умывальником, распарившийся, розовый, и, глядя в зеркало, водил расческой по светло-желтым, торчащим ежиком волосам.
- Здравствуй! - сказал он, не оборачиваясь, когда Лева вошел. - Ты хорошо сделал, что рано явился. У меня есть один проект.
- Именно? - коротко спросил Лева.
Глядя в зеркало через плечо товарища, он пришлепнул ладонью вихор на макушке, поправил белый воротничок и красный галстук, подтянул застежку-молнию на черной блузе.
Друзьям нужно было иметь безукоризненный вид. Доктор географических наук профессор Аржанский обещал присутствовать сегодня на заседании школьного краеведческого кружка. Лева и Боря должны были поехать за профессором проводить его в школу.
Боря положил расческу на умывальник:
- Понимаешь, хочу сегодня выступить. Надо произвести чистку в кружке. Ты как думаешь?
Лева давно тренировался, вырабатывая в себе два качества: способность оставаться невозмутимым при любых обстоятельствах и привычку выражаться кратко.
- Дельно! - сказал он.
- Так при профессоре и заявлю, - продолжал Борис. - "Или, товарищи, давайте кончим все это, или давайте работать как следует"… На носу лето, походы, а тут возись с такими… вроде Игоря Чикалдина. Спорим, что он не сможет правильно азимут взять!
Лева кивнул головой.
- Факт.
- Ну вот! А Юрка Говоров топографии не знает, костра в дождливую погоду развести не умеет. Спрашивают его однажды: "Как сварить суп на костре, не имея посуды?" Молчит как рыба. Ну куда нам такие!
- Балласт, - согласился Лева.
Боря передохнул немного и продолжал:
- Это еще ничего. Есть люди и похуже. Звоню как-то Димке Тузикову по телефону: "Почему не явился на занятия по добыванию огня трением?" - "Мама, - отвечает, - не велела". Чего-то там делать его заставила. Ничего себе, а? Самостоятельный человек называется!
- Смешно… - пожал плечами Лева.
- Так вот, мы сейчас до профессора зайдем к Виктору, посовещаемся и все трое выступим на собрании.
- Боря! Борис! - закричала Рая из кухни.
- Что тебе!
- Борис, никуда не уходи: нужно сначала мясо провернуть в мясорубке.
- Вспомнила! Нужно было раньше попросить! Мне некогда.
Рая появилась в дверях ванной, держа большую ложку, от которой шел пар:
- Боря, я тебя уже просила, а ты все "некогда" и "некогда". Проверни мясо! Мясорубка тугая, я сама не могу, а мама ушла и велела приготовить котлеты.
Боря уставился на нее, сдвинул светлые, чуть заметные брови:
- Слушайте, Раиса Петровна! Вам русским языком говорят: я тороплюсь, у меня поважнее дело, чем твои котлеты. Все! Можете идти.
Но Раиса Петровна не ушла, а, наоборот, шагнула поближе к брату:
- Боря, вовсе я никуда не пойду, и ты тоже никуда не пойдешь, пока не провернешь мясо. Вот!
Боря повысил голос:
- Со старшими таким тоном не говорят! Ясно? Ну!.. Марш!
Взяв сестренку за плечи, Борис повернул ее к себе спиной и легонько толкнул.
- И очень хорошо! И прекрасно! - закричала та, удаляясь. - А ты все равно не уйдешь!
Боря сел на стул и принялся надевать носки.
- Маленького нашла… - ворчал он. - Брось все и верти мясорубку! Распоряжается чужим временем!
Мальчики вышли из ванны. В коридоре они встретили Раю, которая несла под мышкой большую книгу.
- Сейчас, - сказал Борис, войдя в комнату. - Еще две минуты, и я готов. - Он взял со стула парадные брюки и сунул правую ногу в штанину. - Да, Левка, сегодня поборемся! Кому-то жарко станет, кому-то… - Он замолчал и опустил глаза вниз, на брюки. - Гм! Что за черт… Смотри!
На брюках не было ни одной пуговицы. Приятели молча посмотрели друг на друга и подошли к висевшему на спинке стула пиджаку: там тоже пуговиц не оказалось.
Боря взъерошил волосы:
- Что за черт? А?
- Срезаны, - хладнокровно сказал Лева и кивнул на обеденный стол: там лежали пуговицы и ножницы.
Боря покраснел так, что лицо его стало темнее волос. Торопливо скинув брюки, он в одних трусах отправился в коридор. Лева последовал за ним.
- Р-рраиса!
- Чего тебе? - послышалось за дверью ванной.
Боря толкнул дверь, но она оказалась запертой.
- А ну, открой!
- Не открою, - ответила Раиса.
- Ага, понятно! Ты срезала пуговицы?
- Ну, я срезала.
- Зачем? Отвечай!
- Чтобы ты мясо провернул. Мне котлеты надо готовить.
Боря загрохотал кулаками по двери и закричал таким голосом, что кошка свалилась с новой газовой плиты.
- Раиса! Выходи немедленно! Слышишь!
- Вовсе я не выйду. Что я, сумасшедшая?
- Выходи сию минуту и пришей пуговицы!
- Проверни мясо, тогда пришью.
Громко дыша, Боря прошелся по кухне и остановился перед Левой:
- Как тебе нравится, а?
Тот не потерял своего хладнокровия.
- Не волнуйся, - сказал он. - Психологию знаешь? Запри ее самое.
С наружной стороны двери была щеколда. Боря заложил ее и громко сказал:
- Вот! Получай, Раиса! Будешь сидеть здесь, пока наши не придут.
- И пожалуйста! Я с собой "Двух капитанов" взяла.
Услышав такой ответ, Боря пал духом. Опять он в отчаянии воззрился на Леву.
- Теряться нечего, - сказал тот. - Пришьем сами.
Друзья вернулись в комнату. Они решили, что Боря станет пришивать пуговицы на брюках, а Лева - к пиджаку. Но в шкатулке нашлась только одна иголка. Борис оторвал от катушки нитку и подошел к лампе, висевшей над столом. Он слюнил нитку, разглаживал ее между пальцами, задерживал дыхание, но нитка не лезла в ушко иголки. Стоя возле него, Лева советовал:
- Не волнуйся! Возьми себя в руки и не нервничай. Ты волнуешься - и ничего не выходит.
Борис наконец рассвирепел.
- На! Сам не волнуйся! - крикнул он и сунул иголку с ниткой Леве в руки.