ВАЛЯ + МИША = ЛЮБОВЬ!
На следующий день я понёс свои бивни в школу. Я с трудом запихнул их в портфель. Пришлось выкинуть несколько учебников. Но всё равно бивни торчали. Целиком они не умещались.
Я не мог не взять их в школу! Не для того, чтобы хвалиться - чего мне хвалиться! - я просто должен был доказать, что дядя не болтун. Что он ничего не выдумывает. Сейчас я мог это доказать.
Я хотел показать эти бивни всем. Во-первых, Вале. Хотя она могла увидеть их у меня дома. Она иногда приходила ко мне в гости. А Витька не приходил ко мне в гости. Эту Болотную фамилию я бы к себе не пустил. А Витьке их тоже надо было показать. Ему-то особенно. Это во-вторых. Ну, а в-третьих, всем остальным. Чтобы знали!
У кого есть ещё такие бивни, скажите? Ни у кого! Все ребята приносили в школу разные ценности: разные гайки, железки, болтики, спичечные коробки (с жуками и без жуков), фантики, резинки для рогаток, перочинные ножички и так далее. Но это всё были ложные ценности по сравнению с моими бивнями. Ложные ценности - это не настоящие ценности, попросту говоря - чепуха. Разве примут в музей какую-нибудь ржавую гайку? Не примут! Гайку только и можно, что забросить на какой-нибудь провод, привязав её за ниточку. Или сдать её в металлолом. Больше она ни на что не годится. А мои бивни можно в музей сдать! И за них даже деньги заплатят. Кто знает, какого они века! Сколько они пролежали во льдах! Может быть, тыщи лет! Я уж не знаю, где их дядя достал. Говорит - на Севере, а где на Севере - не говорит. Может быть, мои бивни - огромная историческая ценность! Кто его знает!
Но я их, конечно, не понесу в музей. Пусть уж лежат дома. А то в музее все попадают в обморок, и заплачут, и попросят эти бивни продать. И отказать будет неудобно! А не отказать - жалко! Такая всё-таки ценность! Потом-то я их, может быть, и отдам, через несколько лет. Когда я на них насмотрюсь. Спешить с этим не надо. Никогда не надо спешить! В конце концов, я могу завещать эти бивни и после своей смерти. Завещать их музею. Конечно, бесплатно. Тогда пусть себе в музее лежат! А над ними будет повешена мемориальная доска, на которой будет написано, что эти замечательные бивни принесены в дар музею от такого-то и такого-то, то есть от меня. Так всегда делается. Я видел в музее одну такую доску. Только рядом висели не бивни, а какие-то старые тусклые картинки. Я уж не помню какие… Хуже бивней, конечно.
Всё это я думал, пока шёл в школу. Как только я вошёл в класс, я сразу всем показал свои бивни. Вы знаете, какое они произвели впечатление? Потрясающее! Все просто онемели, остолбенели, окаменели, одеревенели и обревнели. И смотрели на мои бивни. Вот было впечатление! Никогда ещё в жизни ничем я не производил такого сильного впечатления!
Больше всего поразили мои бивни Витьку. Он смотрел на них во все глаза, даже несколько раз пощупал. А я делал вид, что не замечаю его, хотя сам наблюдал за ним боковым зрением. Витька просто умирал от зависти, я это видел по его глазам. Но он ничего не сказал.
А я сказал! Я сказал, что это мне дядя привёз. С Северного полюса. И про музей я тоже сказал, когда меня спросили, что я с ними буду делать. Но тут прозвенел звонок, и все сели за парты. В класс вошла Лидь Петровна.
Я положил бивни в парту, но они торчали даже из парты. Я их всё время трогал, потому что они мне мешали, а ещё потому, что мне приятно было их трогать. И мой сосед Скобелев тоже их трогал, потому что я ему разрешил. Лидь Петровна заметила, что мы вертимся, и сделала нам замечание. Но я продолжал ёрзать на месте, потому что бивни упирались мне прямо в живот. Один раз они меня так защекотали, что я рассмеялся. У меня было прекрасное настроение!
- Какой-то ты сегодня странный! - сказала мне Лидь Петровна. - Что это с тобой?.
- Ничего, - сказал я.
После этого я сидел смирно, хотя мне было очень неудобно: я даже дышать не мог - так мне мешали бивни. Но ничего не поделаешь. Так я сидел до конца урока. Я прямо измучился. Я ничего не понимал из того, что говорила Лидь Петровна, потому что всё время думал про бивни, и про свой успех, и про Витьку, а урок был как в тумане, в котором торчали огромные бивни. И всё вертелось вокруг этих бивней.
На первой же перемене весть о моих бивнях разнеслась по всей школе. Все приходили на них смотреть. Даже десятиклассники. А я давал всем объяснения. И рассказывал всем о дяде. Когда я на минуту отлучался из класса, объяснения давала Валя, потому что Валя всё знала - и про бивни, и про дядю. Когда я выходил, я поручал бивни Вале, чтобы с ними ничего не случилось. Но вообще-то я почти не выходил из класса, потому что всё время должен был быть рядом с бивнями. Как какой-нибудь экскурсовод. Но экскурсоводы ходят по музею, а я почти не ходил. Я даже не ходил завтракать.
Тогда я вот что придумал: я вставил бивни в рот и стал ползать по партам - как мамонт! Витьку я этим совсем уничтожил! Вот было смеху! Бивни чуть не разорвали мне рот. Все очень смеялись. И я тоже. И Валя. И Витька тоже захохотал. Он так захохотал, что чуть не упал на пол. Он уж слишком захохотал, меня это даже удивило. И вдруг я заметил, что все смотрят на доску. Я тоже посмотрел на доску. И я сразу перестал смеяться…
Большими буквами на доске было написано:
МИША + ВАЛЯ = ЛЮБОВЬ.
Кровь сразу ударила мне в голову.
- Кто это написал? - крикнул я, хотя прекрасно знал, кто это написал.
Витька ничего не ответил - он продолжал хохотать, держась за живот.
Я подскочил к доске и стёр эту подлую надпись.
Валя сказала:
- Брось, что ты обращаешь внимание на дураков!
И Витька перестал смеяться.
- Он просто боится признаться, тот, кто это написал, - сказал я и посмотрел прямо на Витьку.
Тут опять прозвенел звонок, и мы сели за парты. Мне опять ничего не лезло в голову. Я думал о том, какой подлый этот Витька. Даром что второгодник! Настроение у меня было немножко испорчено. Но только немножко. Всё-таки бивни были бивнями! Тут уж ничего не поделаешь. Просто я думал, как отомстить Витьке за эту подлость.
На следующих переменах мы опять играли с бивнями. Я тоже играл и делал вид, что ничего не случилось. Все опять приходили смотреть на эти бивни, и щупали их, и расспрашивали про дядю, и вставляли бивни в рот, и прикладывали их к голове - как оленьи рога, и приставляли их к носу - как рог носорога, и даже фехтовали на бивнях! Было очень весело. На Витьку никто не обращал внимания. Но под конец мне это всё надоело. Я устал.
Когда прозвенел последний звонок, я опять положил бивни в портфель и вышел во двор. Во дворе стоял Витька и ещё ребята - из нашего класса и из другого, Витькины дружки.
Когда я проходил мимо них, Витька вышел вперёд.
- Послушай, - сказал он, - хочешь конфетку?
В руках у него был кулёк. Довольно большой кулёк. Этого ещё не хватало!
- Не хочу я твоих конфет! - сказал я.
Я пошёл дальше. Но Витька пошёл за мной. И те тоже.
- Брось ты дуться! - сказал Витька. - Ты думаешь, это я написал? Я ничего не писал!
Но я шёл молча.
- Мишка! - сказал Витька и забежал вперёд. - Ты брось! Я ведь ничего не имею… ну, против того, чтобы дружить. И насчёт дяди забудь, он совсем не болтун. Это я теперь вижу…
И ребята тоже сказали:
- Хватит вам! Кончайте ссориться!
- Бивни у тебя замечательные! - сказал Витька. - Просто блеск! Возьми вот конфетку! Ну, возьми! Шоколадные…
- Ну ладно! - буркнул я. - Так это не ты написал?
- Конечно, не я! Честное пионерское! Я знаю кто… Я тебе потом скажу… Возьми вот эту, она с вином!
Я взял конфетку и положил её в рот. А ребята стояли и смотрели. Они смотрели мне прямо в рот.
Я раскусил конфетку и почувствовал во рту какую-то дрянь… Это была соль! Вся конфетка была напичкана солью! У меня от неожиданности голова закружилась! А во рту было так противно…
А Витька улыбнулся и вытянул голову.
- Ну как? - спросил он.
И ребята заулыбались. Я видел, что они готовы расхохотаться.
- Очень вкусно! - сказал я, еле переводя дух.
И тут я проглотил эту конфетку.
- Замечательно вкусная! - повторил я. - Ещё можно?
Я опять протянул руку и взял другую конфетку. Вторая конфетка была без соли. Я стал её тщательно прожёвывать, а ребята смотрели, как я жую. И Витька смотрел, как я жую. Его улыбка постепенно сходила с лица. А я жевал как ни в чём не бывало! Жевал и смотрел на них. Я жевал и лихорадочно думал…
- Дай ещё конфетку! - сказал я.
Я положил на землю портфель, взял ещё конфетку и сразу проглотил её.
- Давай ещё конфетку! - закричал я. - Давай!
И тут я размахнулся и ударил Витьку прямо в переносицу!
- Ещё конфетку! - Я снова ударил. - Ещё! Ещё конфетку! Ещё! А ну ещё! Ещё конфетку…
Витька вдруг заревел, закрыл лицо руками и побежал. По дороге он один раз упал.
А я стоял и смотрел ему вслед. На моём кулаке была кровь. Я вытер кулак об штаны. Я весь дрожал. И тут я увидел ребят. Они стояли молча, с открытыми ртами.
- Вот это да! - сказал вдруг один из них. - Дай пять! - Он взял мою руку и сжал её. - Вот это да! - повторил он. - Сила! Можешь на нас рассчитывать!
- Благодарю за внимание! - сказал я. - Большое спасибо! Весьма!
Вот как я им ответил! Здорово ответил, не правда ли?
Я взял портфель и пошёл.
Бальзам "Мэри Пикфорд"
Один раз вечером в нашей квартире раздался странный звонок. Никто никогда так не звонил! Тем более в десять часов вечера. Звонок был настойчивый и оглушительный.
Все жильцы высунулись на "проспект". Я первый побежал открывать. Я всегда первый открываю, когда раздаются общественные звонки. Один звонок - это общественный звонок, звонок ко всем: так звонят молочницы, точильщики, почтальоны, страховые агенты, Мосгаз, Мосэнерго и пионеры, собирающие металлолом. Но они звонят вежливо. И не в десять часов вечера. Разве что телеграмма. Но это не была телеграмма! Я это сразу почувствовал. Это все сразу почувствовали.
Когда я открыл дверь, я оторопел.
На площадке лестницы стояли: милиционер с портфелем, дворник Афоня и трое каких-то женщин.
Я сразу обратил внимание на этих женщин. Одна из них была высоченной - метра два ростом. Другая была среднего роста, но зато толстая, как баобаб. А третья была совсем маленькая, чуть повыше меня. Лица у всех были закутаны платками - блестели одни глаза. Я видел такие фигуры у дяди на фотографиях, которые он привозил из Азии. Женщины были похожи на привидения!
В моей голове взметнулся рой мыслей. Рассказывать об этом долго, но произошло всё в одно мгновение. Я сразу подумал о себе: не натворил ли я чего-нибудь? На днях я залез во дворе на дерево и нечаянно сломал большой сук. Никто этого не видел, но общественное мнение могло об этом узнать. А ещё я разбил мячом стекло в подвальном помещении…
- Мальчик, - сказал милиционер, - кто тут у вас ответственный съёмщик?
- Я, - сказал мой папа очень тихо.
Остальные жильцы столпились позади нас. Не было только Благодарю за внимание и дяди - дядя был у нас в гостях, но сидел в комнатах.
- Граждане, пройдите в сторону! - сказал милиционер. - Скажите, товарищ, - обратился он к моему отцу, - у вас проживает гражданин, по кличке Благодарю за внимание?
- И ещё по кличке Мэри Пикфорд! - проревела басом женщина-баобаб. Она это так проревела, что все вздрогнули.
- Мэри Пикфорд не знаю, - сказал папа, - а Благодарю за внимание - у нас.
- Пройдёмте, - сказал милиционер.
Папа повёл всех в дальний конец "проспекта", туда, где рядом с кухней была дверь Благодарю за внимание. Из-за двери, как всегда, шёл неприятный запах. Милиционер постучал. За дверью раздался кашель, а потом скрипучий голос произнёс:
- Чем обязан? Я уже сплю…
- Милиция! Потрудитесь немедленно открыть! - сказал милиционер.
В наступившей тишине было слышно, как в комнате зашаркали шлёпанцы. Я стоял возле самой двери. Потом дверь открылась, и… тут началось нечто невообразимое!
- Это он! - взревела женщина-баобаб.
- Прохиндей! - взвизгнула маленькая.
- Вот! Вот что он со мной сделал! - крикнула женщина-великан и сорвала с головы платок.
Женщина-баобаб и маленькая женщина тоже сорвали платки. И тут все увидели нечто ужасное: лица женщин были покрыты какими-то разноцветными пятнами.
- Господи! - всплеснула мама руками.
- Я убью его! - ревела женщина-баобаб.
- Благодарю за внимание! - пискнул Благодарю за внимание. - Чем обязан?
- Как тесен мир! - вздохнула моя бабушка.
- Что такое?! - кричал дядя. Он шёл к нам по "проспекту".
- Граждане, давайте не будем! - сказал милиционер. - Пройдите на кухню! А вы с нами, - обратился он к моему папе.
Женщины тем временем ворвались в комнату. За ними вошли Афоня, милиционер и мой папа. Я тоже хотел прорваться в комнату, но Афоня вежливо отстранил меня и закрыл дверь. Я успел только увидеть, как Благодарю за внимание, который был в одном белье, яростно отбивался от женщин.
Мы все пошли на кухню, которая была рядом. Это был необычный "Большой хурал"! Я его никогда не забуду! Все сидели как на иголках. Вы представляете себе, что значит сидеть как на иголках? Я это с тех пор прекрасно представляю. Сидеть как на иголках - это значит сидеть на стуле, на столе или просто на полу, но очень волноваться. Это значит не находить себе места и всё время ёрзать от нетерпения. Так мы и сидели: кто на стуле, кто на столе, кто на подоконнике, - и все как на иголках. Я тоже сидел как на иголках. Единственный, кто не сидел на иголках, - это был мой дядя: он стоял и спокойно курил свою трубку.
Все прислушивались к тому, что творилось в соседней комнате. Я тоже старался понять, о чём там говорили. Разобрать можно было только обрывки фраз:
- …ничего не знаю… дворянин… дом на Моховой… бальзам "Мэри Пикфорд"… экзема, а не бальзам!.. аптека… бог шельму метит… из-под полы… Ничего не знаю!.. А это ты знаешь? - Тут что-то стукнуло об пол. - …Прохиндей, прохиндей, прохиндей… пардон, мадам… элой… алоэ…
Я ничего не понимал. Что такое "бальзам "Мэри Пикфорд"? А "бог шельму метит"? А "элой"? Я посмотрел на дядю: он спокойно курил свою трубку. Я опять прислушался.
- …чтоб скитаться вам по белу свету… Соловки… Вот! Вот! Вот!.. Банки, склянки, алхимия… Держите комод! - Опять что-то грохнуло об пол и разлилось мелкими колокольчиками. - …Не позволю!.. триста тысяч… нотабене… (треск пощёчины)… Благодарю за внимание!.. Успокойтесь, а то я вас выведу!.. толковал апокалипсис…
"Что значит "толковал апокалипсис"? - подумал я.
В наступившей тишине я узнал голос милиционера:
- …так как трудно их объяснить, то ограничимся фактом…
И опять тишина. И опять незнакомые голоса:
- …обратите внимание: двенадцать спящих дев!.. Адские смеси… прохиндей прохапнулся… - Тут раздался страшный взрыв, и из комнаты повалил дым.
Все вскочили. Дядя спокойно вынул изо рта трубку.
- Эй! - сказал он громовым голосом. - Там всё в порядке?
Дверь открылась. Из неё вышли Афоня и три женщины; женщины были снова закутаны. Они сразу пошли к выходу на лестницу.
Кто-то из них тоненько плакал - наверное, маленькая.
- Всё в порядке! - сказал, улыбаясь, Афоня. - Ну и тип! Сейчас всё кончится, - и пошёл за женщинами.
- Какое несчастье! - сказала мама.
- Это счастье! - сказал дядя. - Великое счастье! Наконец-то его прищучили!
- Вот вам и сальдо! - сказал бухгалтер.
- Короткое замыкание! - сказал монтёр.
- Попался на удочку! - сказал дядя.
- А что такое элой? - спросил я.
- Ты ещё здесь? - удивилась мама. - Иди спать!
- Я не хочу спать!
"Прищучили, - подумал я. - Так вот как он попался на удочку!"
В это время открылась дверь, и из неё вышли Благодарю за внимание (он же Мэри Пикфорд), за ним милиционер с портфелем, а за ними папа.
Милиционер повернулся и прислонил портфель к стенке. Портфель стал очень толстым. Потом милиционер запер дверь, положил в карман ключ, вынул из кармана верёвочку, спички и что-то красное - это был сургуч! Милиционер зажёг спичку, припалил сургуч и наляпал его на косяк двери. Верёвочку он продел сквозь ручку двери и оба конца её втиснул в сургуч, припечатав какой-то печатью, - как посылки на почте.
Папа ему помогал. Все стояли в глубоком молчании. Я посмотрел на Благодарю за внимание: он стоял в углу, возле двери. Какая же он Мэри Пикфорд? Мне стало смешно! Он был в своём рыжем пальто, рыжей шляпе и галошах "прощай молодость". Он курил и смотрел в пол. Руки у него тряслись. В одной руке он держал узелок.
- Всё! - сказал милиционер. - Извините за беспокойство!
- Ну что вы! - сказал папа.
- Надо бы проветрить комнату, - сказала бабушка.
- Ничего, рассосётся! - улыбнулся милиционер. - Пошли!
- Оревуар! - проскрипел Благодарю за внимание (он же Мэри Пикфорд), приподнял над головой шляпу и пошёл по "проспекту" впереди милиционера.
Хлопнула входная дверь, и слышно было, как спускались по лестнице.
Папа прошёл на кухню и упал на стул.
- У нас в Торжке… - начала было певичка.
- Что, в сущности, произошло? - перебил бухгалтер.
Все посмотрели на папу.
- Продавал какой-то крем для лица, - сказал папа. - Варил и продавал. Бальзам "Мэри Пикфорд". Из-под полы в аптеках. Какую-то дрянь. И изуродовал этих женщин…
- Уж эта мне Мэри Пикфорд! - сказал монтёр. - Все женщины хотят быть похожими на неё!
- Что вы говорите! Я вовсе не хочу быть на неё похожей! - сказала мама.
- Вы и так красивы! - сказал монтёр.
- Благодарю за комплимент! - сказала мама.
- А кто такая Мэри Пикфорд? - спросил я.
- Американская кинозвезда! - сказал бухгалтер. - Я видел её. Вот это женщина!
- Я всегда говорила, что нельзя покупать у частников! - сказала бабушка. - Надо покупать у государства!
- Жаль человека! - вздохнула мама. - Что теперь с ним будет?
- Кого жаль? - закричал дядя. - Я таких расстреливал в семнадцатом! Капиталист! Саботажник! Вурдалак проклятый! Мы с такими не цацкались!
- Триста тысяч, - сказал папа. - Триста тысяч нашли в чулке…
- Подумать только! - сказала певичка. - А у нас в Торжке… (Она была из Торжка.)
- Я давно говорил, что это тёмная личность! - перебил дядя. - Двадцать лет варил свою дрянь! Неизвестно, чем он ещё занимался!
- Но что с ним теперь будет?
- Ничего не будет! Будет работать! Мы с такими не цацкались…
- А что такое "толковал апокалипсис"? - спросил я. - А нотабене?
- Хватит! - сказал дядя. - Хурал закрыт!
- Подробности не имеют значения! - сказал папа. Все засмеялись.
- А у нас в Торжке… - начала было певичка.