На стенде, установленном вчера дядей Степой, красной тушью по белому ватману было написано:
15 сентября, понедельник
УЧАСТНИКИ ВЫЕЗДНОГО КОНЦЕРТА СОБИРАЮТСЯ НА "ПЛОЩАДКЕ ВСТРЕЧ"
Форма:
МАЛЬЧИКИ - в белых рубашках и темных брюках.
ДЕВОЧКИ - в белых блузках и темных юбках.
Сбор - к 15 ч. 30 м.
Участники хора для спевки должны явиться в 15 ч.
- Видишь, и название придумали: "Площадка встреч"! - сердито сказал Женька. - Ишь, до чего додумались! А мы всем назло будем играть здесь в футбол… Айда за ребятами!
Только мы свернули к пустырю, смотрим: по шоссе навстречу нам катят два красных автобуса.
Поравнялись с нами, головная машина протяжно заскрипела тормозами.
- Эй, хлопчики! - крикнул шофер, высунувшись из кабины. - Где у вас расположен храм искусства?
- Вам музыкальную школу? - воскликнули мы в один голос. - Она рядом, за углом!
Автобусы свернули к "Площадке встреч". Мы бросились следом.
Вскоре на "Площадке" послышался шум и крик: это музыканты штурмом брали автобусы. Замелькали футляры, нотные папки, скамейки, скамеечки и еще какие-то незнакомые нам предметы.
Громко суетилась высокая женщина, которую все называли Татьяной Васильевной.
Она сердилась и покрикивала:
- Скорее, скорее, не копайтесь, ребятки! До концерта осталось не больше часа, а нам еще надо акустику попробовать.
Женька, не мигая, смотрел на всю эту кутерьму.
Я не знаю, о чем думал мой друг, но мне определенно хотелось быть сейчас среди тех, кто лез в автобус.
Неожиданно я увидел стекольщика дядю Степу. Он осторожно втаскивал в автобус многострунную диковину, которую я недавно видел в окно.
Резная колонка и лебединая шея инструмента золотом сверкали в лучах солнца.
- Это арфа, - сказал Женька. - Я такую видел по телевизору.
Мне вдруг показалось, что я в театре и передо мной развертывается действие незнакомой сказки…
Вообще у меня понятие "концерт" связано с каким-то праздничным ощущением. Мама иногда водила меня на свои любимые концерты. Разговоров потом об этом хватало на целую неделю, а то и на две. Мама слушала музыку затаив дыхание. У нее розовели щеки, глаза делались мечтательными, и она становилась такая красивая, что мне порою казалось, что это не моя мама. На всякий случай я прижимался к ее плечу, моментально успокаивался и частенько, пригревшись, засыпал. И мне было так хорошо, что меня не будили даже аплодисменты.
Словом, концерт - это праздник. А сегодня просто понедельник - самый что ни на есть будничный день. По двору бродит комендант Уточкин и ищет, к чему бы придраться. Водопроводчики роют яму. Папа на работе, мама сидит за диссертацией. А тут - веселая суета, красные автобусы, золотая арфа, парадная форма.
- Вот люди, - сказал я. - Акустику какую-то едут пробовать…
Вдруг Женька толкнул меня в бок.
- Гляди!
Возле автобуса среди остальных ребят толкался Кузя-барабанщик с неизменными палочками в руках.
- Ну, сейчас мы зададим ему жару! - произнес Женька, потирая руки.
- Может, когда-нибудь потом? - неуверенно спросил я.
- Нет, дудки! - решительно ответил Женька. - Именно сейчас мы ему покажем, где раки зимуют!
Я невольно попятился назад.
- Слушай, Женька, только я тебе не помощник… Тебе-то хорошо, тебе всегда везет. А меня… а меня опять притянут к ответу… Нет уж…
Я говорил Женьке о том, что не хочу страдать из-за него, совсем забыв, что Женька собирается отомстить за обиду, нанесенную всем, в том числе и мне. Я говорил своему другу, что я не козел отпущения, хватит с меня всяких неприятностей. На что Женька ответил, что я не козел, а трусливый барашек. И он съездит мне по шее, если я не перестану ныть и действовать ему на нервы.
Я понял: Женька не отступит. Он сейчас напоминал охотника, который совсем недавно любовался красотой леса и вдруг увидел зайца. И все для него пропало - и лес, и красота. Остался лишь заяц, которого нельзя упустить.
Но Кузя не был зайцем. И к тому же мы находились не в лесу, а в новом микрорайоне.
Женька остановил какого-то мальчугана. Тот шагал в сторону школы.
- Слушай, - сказал ему Женька. - Позови сюда во-о-он того, с барабанными палочками.
- Куда позвать?
- Сюда. Скажи: тебя, мол, брат спрашивает. На минутку. А я побуду здесь.
Пока мальчуган шел на "Площадку встреч" звать Кузю, мы с Женькой чуть не поссорились.
- Ну, давай уходи. Чего ты ждешь? - сказал он мне.
- Нет, Жень, я никуда не пойду. Я тоже буду драться.
- Тоже мне боец нашелся! Толку от тебя…
В общем, Женька был прав. Толку от меня было мало. Я не люблю драться, а если говорить начистоту, то просто не умею. Но ведь стыдно оставлять товарища!
- Знаешь, - сказал я Женьке, - я отойду в сторонку. А если понадобится, в один миг примчусь. Договорились?
- Ладно, - не глядя на меня, согласился Женька.
И вот я вижу, как мальчуган, показывая на угол, что-то говорит Кузе. Тот, пожав плечами, сначала топчется на месте, а потом медленно и нерешительно направляется к Женьке, которого, конечно, не видит.
Не успел Кузя зайти за угол дома, как Женька ринулся ему наперерез и дал подножку. Кузя выронил из рук барабанные палочки и едва не растянулся на асфальте. А Женька, пользуясь замешательством противника, в один миг повалил его на землю.
Тут уж я выскочил из своего укрытия, снял очки, зажал их в правом кулаке и принялся бегать вокруг дерущихся. Я скакал возле них и все никак не мог выбрать подходящий момент, чтобы треснуть Кузю.
Наконец я изловчился и что было сил стукнул. Но тут же услышал сердитый Женькин возглас:
- Меня-то чего бьешь?
Мой удар оказался поворотным моментом в драке. Кузя рванулся, вскочил на ноги и завопил на всю улицу:
- Татьяна Васильевна-а-а!
Женька успел дать ему хорошего пинка. И для верности съездил разочек по башке.
После этого мы, подобрав Кузины барабанные палочки, спрятались в ближайшем подъезде.
- Ловко ты его! - виновато сказал я, помогая Женьке отряхнуться. - А тебе почти и не влетело. Вот только маленькая царапина на лбу.
- Твоя работа, - недовольно сказал Женька. - Не умеешь драться - не лезь…
Мимо нас проплыли красные автобусы. В окне одного из них мелькнула заплаканная физиономия Кузи-барабанщика с огромным синяком под глазом…
ЖЕНЬКА СПАСАЕТ ОТВЕТСТВЕННЫЙ КОНЦЕРТ
Как только исчезли автобусы, со стороны соседнего дома показался мальчишка. Он стремительно бежал к музыкальной школе. На нем парусом раздувалась белая шелковая рубашка.
Мальчишка дважды обежал "Площадку встреч".
- Уехали? - воскликнул он, не обращая на нас внимания. - Уехали без меня?
"Опоздал на автобус", - посочувствовал я. В руках у мальчишки был скрипичный футляр. Он опустил его на землю, уселся рядом и уткнул лицо в ладони. Нам стало как-то не по себе.
Женька склонился к футляру, на котором белела узкая наклейка с именем владельца: "Петя Люлькин".
А Петя Люлькин вдруг поднялся и, ни слова не говоря, поплелся прочь.
Мы бросились вдогонку.
- Может быть, обойдутся без тебя? - спросил Женька. - Чего ты переживаешь!
- Это невозможно. Мы - квартет. Я играю первую скрипку.
- Неужели такой важный концерт?
- В Кремлевском театре…
- В Кремлевском? - переспросил Женька. - Наверное, ответственный?
Мы с невольным уважением посмотрели на Петю. Шутка ли сказать: ответственный концерт из-за него проваливается!
Сейчас что-нибудь придумаю, - сказал Женька.
- Что ты можешь придумать? - произнес Петя. В голосе его была полная безнадежность. - Я и дороги туда не знаю…
Может быть, Петя Люлькин был хорошим скрипачом. Может быть, он был даже очень хорошим скрипачом. Но он не знал нашего Женьку. Он не знал, что стоит тому на минуту прищурить глаза, а там уже и беспокоиться нечего.
Женька на самом деле прищурил глаза, поднял подбородок кверху и затем посмотрел на нас, словно факир перед сотворением чуда. Было ясно, что он придумал, по меньшей мере, десять способов спасения концерта, а сейчас выбирает из них самый подходящий.
- Айда на трассу! - наконец воскликнул он. Мы побежали на улицу.
Женька бросился к стоянке такси.
Машин было много. Шоферы собрались у головной и о чем-то оживленно спорили.
- Выручайте! - крикнул им Женька. - Ответственный концерт проваливается!
Он в двух словах объяснил, в чем дело. Самый молодой шофер в черной кожанке весело оскалил зубы.
- Артисты, значит? - спросил он и подмигнул остальным. - А почему, спрашивается, я вам должен верить? Изобразите что-нибудь, тогда подумаем. Что у тебя в футляре? Балалайка?
Петя отступил на шаг и прижал скрипку к груди. Вдруг в разговор вмешался пожилой шофер в форменной фуражке.
- Ты, Говоров, брось балабонить! - сердито сказал он. - Видишь, людям не до шуток.
Он обратился к Пете:
- Ну, растяпа, говори: далеко ехать?
- На Красную площадь, в Кремлевский театр.
- Далековато… - вздохнул шофер.
Он внимательно оглядел нас и задумчиво добавил:
- Все равно моя машина в хвосте… Я так или иначе хотел в центр перебираться…
Мы затаили дыхание.
- Ладно, садитесь, - наконец сказал шофер. - Только схоронитесь так, чтобы вас никто не видел: я с зеленым огоньком поеду.
- По машинам! - заорал Женька и под общий смех кинулся к такси.
Машина шла на большой скорости.
- Во дает! - восхищался Женька. - Говорил тебе, с нами не пропадешь!
Мы сидели сзади, на полу, скрючившись в три погибели. Рядом с Женькой на корточках примостился Петя. Он все боялся сломать скрипку. Меня вообще приперли к полу, да так, что дохнуть было невозможно.
- Вам к каким воротам? - спросил водитель.
- К Спасским, - ответил Петя.
Машина круто повернула, потом резко затормозила, и дверца распахнулась.
- Выходи, артисты, прибыли!
- Спасибо вам, дяденька!
- Есть за что! - весело ответил шофер. - Бегите, а то опоздаете.
- Может, хотите на концерт? - спросил Петя. - Я вам билет дам.
И Петя вытащил из кармана целую пачку пригласительных билетов.
- Как-нибудь в другой раз с удовольствием, - ответил шофер. - А сейчас не могу - работа!
- Ну, возьмите на память.
- На память можно…
Он сел в машину и укатил. А мы вприпрыжку побежали через Спасские ворота прямо к театру.
Не помню, как мы втроем оказались в артистической. Это случилось в тот самый момент, когда к выходу на сцену готовили квартет и все бегали и искали Петю.
И тут мы увидели Кузю-барабанщика. На нем была чистая рубашка, явно с чужого плеча. Синяк под глазом тщательно припудрен.
Нас моментально вынесло из артистической.
- Хорошо, что он нас не заметил, - сказал я, еле переводя дыхание. - Вот было бы шуму!
- У тебя уже и душа в пятки ушла?
- Так ведь и ты задал стрекача!
- Ладно, ну его, Кузю! Пошли в зал. Послушаем, как они там квартет играют…
КВАРТЕТ И БАРАБАННЫЕ ПАЛОЧКИ
Мы с Женькой пробрались в зал и почувствовали себя здесь в полной безопасности. Зал был битком набит, и мы с трудом разыскали себе места.
Как раз объявили выступление Петиного квартета.
Я старательно слушал, но мне, откровенно говоря, не очень все это нравилось.
Женька тоже весь извертелся и наконец стал приставать ко мне:
- А что такое квартет?
Справа от Женьки сидел довольно взрослый парень и внимательно слушал. Сразу было видно, что квартет ему нравится. Иначе чего ради он уставился на сцену и почти не дышит?
Мне даже стало обидно: рядом сидит человек, которому музыка доставляет удовольствие, а ты хлопаешь ушами и ничего не понимаешь. Словно уши тебе залепили пластилином.
Я тоже решил внимательно послушать. Может быть, и я найду что-нибудь интересное в Петином квартете?
Но разве Женька даст послушать по-человечески? Он стал дергать своего соседа за рукав. Тот склонился к Женьке.
- Что такое квартет? - шепнул Женька. - Ансамбль из четырех музыкантов.
- А если бы их было пять, тогда как бы они назывались?
- Квинтет… А вообще оставь меня в покое и не мешай.
В это время Петин квартет перестал играть, и все стал аплодировать. Мы хлопали громче и дольше всех. Особенно Женька. Когда в зале стихло, Женька щелкал ладонями один. Парень покосился на него:
- Что, очень понравилось?
- Еще бы! - ответил Женька. - Там играл мой знакомый - Петька Люлькин. Я его на такси привез!
- Да ты, я вижу, тонкий ценитель музыки, - насмешливо сказал парень и отвернулся.
Я бы на Женькином месте обиделся. Женька на своем месте, видимо, тоже собирался обидеться. Но в этот момент на сцену вынесли стол, покрытый деревянными пластинками разной величины. Под столом висели, словно сталактиты, металлические стаканчики, тоже разной величины.
Таинственный стол сразу завладел нашим вниманием
- Это для фокусника-иллюзиониста? - спросил Женька соседа.
- Сам ты фокусник! Это концертный ксилофон…
И вдруг на сцену вылез Кузя! Собственной персоной!
Женька чуть не задохнулся от злости. У него, по-моему, зачесались руки. Он сунул два пальца в рот, как бы собираясь свистнуть. Но не решился.
Я бы тоже не решился. Попробуй-ка тут свистни! Тебе так свистнут, что на веки вечные разучишься свистеть.
В следующую минуту я перестал думать про Женьку потому что ужасно удивился. Смотрю - и не верю ни своим глазам, ни своим ушам.
Покосился на Женьку, а он тоже сидит разинув рот А не разинуть рот было просто невозможно, до того здорово Кузя играл на ксилофоне!
Кузины палочки с непостижимой быстротой мелькали над инструментом, и от плоского стола с металлическими стаканчиками отскакивали звуки, похожие на искры.
"Хорошо, что Женька не отнял у Кузи ксилофонных палочек!" - подумал я.
А позади нас кто-то тихо произнес:
- Талантливый мальчик. Вы послушайте, какая техника, какая легкость, какие нюансы!
"Ай да Кузя! Вот так Кузя!" - подумал я.
Вдруг Женька встрепенулся и толкнул локтем соседа:
- А оркестр будет выступать?
Парень молча кивнул.
Женька обеспокоенно спросил его:
- А без барабана оркестр может обойтись?
- Не может.
- А барабанщик без палочек может обойтись?
Женькин сосед вышел из терпения.
- Между прочим, - сердито сказал он, - этот концерт может спокойно обойтись без такого слушателя. Замолчи, или я тебя вытряхну отсюда.
Но Женька сам неожиданно покинул свое место и стал пробираться по ряду. На него зашикали. Меня тоже потянуло за Женькой.
На меня тоже зашикали и даже раза два хорошенько толкнули - из-за того, что я всем наступал на ноги. Когда мы наконец выбрались в фойе, я спросил:
- Ты куда, Жень?
Не отвечая, Женька устремился к артистической. Он остановил первую попавшуюся девочку и спросил ее:
- Ты Кузю знаешь?
- Кузю? Никакого Кузи у нас нет.
- Ну, такой… барабанщик… Ябеда жуткий!
- А-а! - воскликнула девочка. - Ты про Сметанкина?
- Сметанкин! - фыркнул Женька. - Передай вашему Сметанкину эти палочки. Передашь?
- Ой мальчики, мне некогда! Сами передайте!
- Да что тебе, жалко, что ли, в самом деле? Выступление же оркестра сорвется!
- Так сразу бы и сказали… Давай скорей палочки… После этого мы с Женькой вернулись в зал.
Парень, увидев нас, замахал руками, видимо, хотел сказать: "Не смейте и близко подходить ко мне!" И даже погрозил кулаком.
Пока мы шмыгали по проходу в поисках места, на сцену вышел мальчик-баянист.
Вдруг Женька остановился как вкопанный:
- Смотри!
ВСТРЕЧА С ГЕНЕРАЛОМ
Я посмотрел туда, куда мне показывал Женька, и увидел генерала в полной парадной форме, с двумя звездочками Героя Советского Союза.
Ноги сами понесли нас по тому ряду, в котором сидел генерал. А он, чуть повернув крупное ухо к сцене, слушал мальчика-баяниста. Лицо его было неподвижным, жестким, словно из гранита, а глаза были спокойные и добрые.
Мы смотрели на него не отрываясь, забыв, что стоим в проходе, что на нас обращают внимание.
Вдруг генерал повернул к нам голову. Несколько секунд молча рассматривал нас, а потом поманил пальцем "Что, мол, стоите, тут же есть свободные места!"
В одно мгновение мы очутились возле генерала. Причем Женька оказался проворней меня и занял место рядом, а мне пришлось сесть подальше.
Когда мальчик-баянист раскланялся и ушел, а на сцене начали расставлять пульты для оркестра, генерал повернулся к нам.
Его взгляд задержался на царапине, которая красовалась на Женькином лбу.
Глаза генерала повеселели, и он положил Женьке на плечо свою тяжелую руку.
Женька засиял, а я от зависти чуть не лопнул. Как всегда, мне не повезло. И почему только рядом с генералом очутился именно Женька?
Глядя на сцену, генерал сказал:
- Всю жизнь страдаю, что ни на чем не умею играть. - И неожиданно спросил нас: - А вы? Играете?
Женька отрицательно замотал головой и покраснел.
"Эх, - подумал я, - если бы мне на чем-нибудь играть! Может, генерал положил бы и мне руку на плечо и сказал: Молодец, Федя! Зачислю тебя в свою армию. Играй - очень уж я скучаю без музыки!"
Мы с Женькой молчали.
А на сцене тем временем появился директор музыкальной школы. Тот самый высокий человек в очках, который говорил с грузовика на "Площадке встреч".
Теперь он выглядел иначе. Одетый во все черное, с белым галстуком бабочкой, он быстро вышел на сцену и вежливо поклонился публике.
- Это дирижер, - сказал Женька.
- Совершенно верно, - последовал веселый ответ генерала, - он мой коллега, генерал музыкального войска.
Между тем из глубины оркестра послышался протяжный звук, словно пастух затянул песню, но, забыв продолжение, тянет задумчиво первый звук.
К нему присоединилась одна скрипка, другая - это я хорошо слышал и видел. Заиграли слева, справа. Вступили чьи-то низкие голоса. Расталкивая остальных, загудели басы, и весь зал наполнился веселым гомоном, словно мы попали на птичью ярмарку.
Вдруг все оборвалось по знаку дирижерской палочки, словно она была волшебная.
Некоторое время длилась пауза. Потом со сцены послышался шорох. Точь-в-точь такой, какой поднимает ветер, подметающий осенний лес.
Я замер и готов был поклясться, что в зале повеяло опавшими листьями.
Постепенно шорох перерос в могучий ветер. Он все нарастал, нарастал, словно над невидимым лесом пронеслась настоящая буря.
Что-то бабахнуло, словно прогремел гром, и опять стало тихо-тихо…
Дирижер замер, его вытянутые руки застыли. Со стороны казалось, будто он держит в руках хрупкую вазу, до краев наполненную водой.
Потом он стал плавно раскачиваться, и в зале закружились звуки вальса.