И мне стало ужасно жалко расставаться с велосипедом. Конечно, гораздо приятнее кататься, чем играть на каком-то неизвестном фаготе. Что и говорить! Но тут мне открылась великая истина: человеку всегда хочется делать то, делают другие.
"Что же, - подумал я. - Все начнут играть в оркестре, а я буду разъезжать на велосипеде?"
- Фагот, - сказал я твердо.
И мы с мамой на следующий день отправились в магазин "Музыка".
- Фагот? - переспросил продавец. - Для этого мальчика? - Он показал на меня. - А вы не ошиблись?
- Почему ошиблась? - спрашивает мама.
- Да нет, ничего, - отвечает продавец. - Просто один тут тоже недавно покупал для мальчика фагот, а на другой день прибежал обменивать его на кларнет. Может, сразу возьмете кларнет?
- Что скажешь? - спросила меня мама.
- Фагот, - твердо ответил я и вдруг почувствовал симпатию к этому неизвестному инструменту.
Фагот оказался довольно длинной деревянной трубой толщиной с кулак и с шишками по всему телу.
- А инструкция к нему есть? - спросил я.
- Инструкции бывают для соковыжималок, - сердито ответил продавец. - А это, если вас еще не предупреждали, - музыкальный инструмент!
- А самоучитель?
Продавец демонстративно отвернулся от меня. Принесли мы домой фагот, хотел я поиграть на нем, куда дуть - не знаю.
- Почему нет инструкции?! - возмутился я. - Куда дуть?
- Куда-нибудь, - рассеянно ответила мама, которой было не до фагота - она уселась за диссертацию.
Все-таки я разобрался. Нашел в футляре длинную, изогнутую вопросительным знаком тонкую трубочку, воткнул ее в специальное отверстие на фаготе и принялся дуть.
Дул, дул - в глазах потемнело, во рту пересохло, а толку никакого.
Тогда я собрал остатки сил, зажмурился и дунул что было мочи.
Фагот неожиданно взвизгнул, и я выронил его из рук.
УТОЧКИН КОНТРАБАС
Как бы там ни было, а я свое дело сделал, а как остальные ребята?
Сережке беспокоиться было не о чем. Дедова скрипка ждала его, что называется, с распростертыми объятиями - хоть сейчас бери да играй. Но предусмотрительный Сережка сказал, что пока ничего деду говорить не будет. Вот когда оркестр будет в полном сборе, тогда можно открыться.
Васькин отец не собирался нарушать слова. Он ходил по магазинам и искал подходящую виолончель.
Таня дулась и ни с кем не разговаривала. Интересно, какая муха ее укусила? Ума не приложу! Говорят, родители посоветовали ей не связываться с мальчишками. Нам стало обидно. И мы махнули на Таню рукой. Ну ее на самом деле!
Когда мы собрались во дворе, чтобы подвести окончательные итоги, Гриша оказался тут как тут.
Он весь сиял:
- Эй, Жень, спроси, как мои дела!
- Внимание! - воскликнул Женька. - Все слушаем Гришу!
У Гриши от удовольствия вспотел нос. Подпрыгивая на месте, он полез за пазуху и достал оттуда губную гармошку.
- Сразу на два "Г". Это мне тетя Соня подарила.
- Берите пример, - сказал Женька, искоса поглядывая на Костю, который так и не уговорил родителей купить ему контрабас. - Молодец, Гриша, не то что некоторые!
Костя пожал плечами:
- А зачем в оркестре губная гармошка? Сроду их там не было…
- Ничего, пригодится, - ответил Женька.
- Дай попробовать, - сказал Васька, протягивая руку к гармошке.
- Не дам! - ответил Гриша. - Тетя Соня не велела.
- Что это будет за оркестр без контрабаса? - продолжал Женька. - Вы когда-нибудь видели такой?
- Не видели, - ответил Гриша, который в жизни не видел еще ни одного оркестра.
- Нет, нет, нет! - воскликнул Женька, шагая взад-вперед. - Так дело не пойдет. Нужно что-нибудь придумать.
Костя с надеждой посмотрел на Женьку. А тот прищурил глаза и задумался: не такой он был человек, чтобы товарища в беде оставить.
- Может, поговорить с Уточкиным? - наконец предложил Женька. - В красном уголке должны быть какие-нибудь музыкальные инструменты.
- Правильно, ребята! - воскликнул Костя. - Айда к Уточкину!
Мы двинулись за Женькой и Костей к Уточкину. Уточкин встретил нас настороженно. Но, узнав, в чем дело, неожиданно обрадовался.
- Насчет чего другого - не знаю, - широко улыбаясь, сказал он. - А контрабас - пожалуйста! Самодеятельность - великая сила! На балансе домоуправления висит отличный контрабасик. Одно загляденье. Берите на здоровье, под расписку родителей.
Еще не веря своему счастью, Костя помчался за распиской.
Но не прошло и пяти минут, как он вернулся и, не глядя на нас, пробурчал:
- Не дал.
- Как - не дал? - удивился Женька. - Отец он тебе или нет?
- Он велел выбросить эти глупости из головы.
- Федь, - подал голос Васька, - пусть твоя мама напишет расписку. Чего тут особенного?
- И правда! - воскликнул Костя. - Будь другом, выручай!
Все уставились на меня, и я понял, что надо идти. Маме я все объяснил. Она выслушала и, не задумываясь, тут же написала расписку.
Уточкин внимательно перечитал расписку. Поставил печать, что-то написал на ней и запер в ящик стола.
- Пошли, - сказал он и повел нас в темный подвал. Там была кладовая домоуправления.
- Минуточку! - воскликнул он и нырнул в какую-то низкую дверь.
Вскоре из-за двери послышался грохот и стон Уточкина.
Васька чуть не подавился булкой. Гриша притих. Костя и Женька с удивлением уставились на дверь. А я не знал, что и подумать.
Наконец Уточкин появился. Он пятился боком и волочил за собой нечто загадочное.
Через минуту он положил к нашим ногам то, что называл "отличным контрабасиком".
Контрабас был весь в трещинах, без струн и подставки.
Видя наше замешательство, Уточкин сказал:
- Берите, берите, а то ведь раздумаю!
И мы потащили контрабас во двор.
А Уточкин смотрел нам вслед и облегченно вздыхал.
Мне показалось, что он пробормотал:
"У-х-х, наконец-то избавился от этой гадости!"
"А ВЫ, ДРУЗЬЯ, КАК НИ САДИТЕСЬ…"
Оркестр был в сборе. Мы расположились за домом, перед пустырем, на узкой асфальтированной дорожке.
Мы собирались разучивать песню "Я люблю тебя, жизнь".
Эту песню выбрал Женька. Он знал много хороших песен, помнил десятки разных мелодий и всегда что-то мурлыкал себе под нос, даже не замечая этого. Он сказал, что "Я люблю тебя, жизнь" - очень важная и нужная песня и ее должен уметь играть всякий порядочный оркестр.
Правда, в нашем оркестре не очень-то гремели трубы и тромбоны. Их у нас просто-напросто не было. По той же причине обошлось без золотого сияния валторн и стука барабанов.
Нельзя сказать, что у нас вообще ничего не было. Как-никак в оркестре были фагот, скрипка, губная гармошка и контрабас без струн и смычка.
Контрабас, вероломно брошенный хозяином, лежал на асфальте, занимая всю дорожку, и мешал прохожим.
А Костя заявил, что родители послали его по важному делу. Он, мол, мигом слетает туда и обратно, а репетицию можно начать и без него.
Мы уговорили двух мальчиков и двух девочек - первоклассников из нашей школы - подержать инструмент в вертикальном положении. Где это видано, чтобы в хорошем оркестре контрабасы валялись на земле?
Мальчики согласились сразу, а девочек сперва напугал вид этого великана, безмятежно развалившегося на дорожке. Но вскоре дело уладилось, и все получилось замечательно. Это очень хорошо и солидно, когда над оркестром возвышается контрабас. Женька без него ни за что не согласился бы начать репетицию.
В самый последний момент появилась Таня. Конечно, без тромбона. Оглядев нас, она сказала:
- Подумаешь, артисты нашлись!
Но не ушла.
А я приготовился играть на фаготе. Правда, я предупредил Женьку, что у меня пока получается всего-навсего одна, иногда две ноты.
Первый звук моего фагота был очень высокий и какой-то неустойчивый. А главное, требовал огромной затраты воздуха из моих легких и напоминал козлиное блеяние.
Второй звук был куда лучше! И сомневаться в этом не приходилось. Он был пониже, поувереннее, а так как я часто менял дыхание, он походил на солидное утиное покрякивание.
Женька выслушал меня, вздохнул и согласился.
И я добросовестно помогал оркестру играть "Я люблю тебя, жизнь". Мне казалось, что в песне и мои два звука могут пригодиться. Вот, помню, тогда, в Кремле, один мальчик играл на такой огромной-огромной трубе, свернутой, словно гремучая змея. Он тоже несколько раз надувал щеки, а потом сидел и ничего не делал. Все вокруг, надрываясь от старания, играли, а этот сидел, словно его ничего не касается.
Гриша тоже с воодушевлением дул в губную гармошку, и мне казалось, что он нам изрядно мешает. Но Женька не гнал его, и я тоже решил не обращать на него внимания.
Сережка слушал, слушал, махнул на все рукой и, сунув скрипичный футляр под мышку, исчез.
Васька на репетицию опоздал. Он явился без виолончели, удивился и спросил:
- Вы еще играете? А я думал, что все давно уже кончилось.
Врал Васька. Ему не дали дома виолончель, это я точно знаю.
Как бы там ни было, а репетиция продолжалась. Откровенно говоря, никто теперь не пытался играть. Мы, во главе с дирижером, просто пели. Так получалось лучше. А Женька здорово дирижировал! Он прямо лез из кожи вон, чтобы не подкачать. И не напрасно: вокруг собралась толпа любопытных. Некоторые даже с удовольствием подпевали.
Женька махал руками как сумасшедший и так старался, что у него кепка слетела с головы.
Лифтерша из нашего подъезда - она тоже была среди публики - почтительно подняла кепку и нахлобучила ее на самые Женькины глаза. Но Женька на это никакого внимания не обратил, потому что песня была в самом разгаре.
Когда, под угрожающее покачивание контрабаса, песня была спета от начала до конца, мы начали ее повторять. Но на второй же строчке, на словах: "Что само по себе и не ново", в окне третьего этажа высунулись сразу две головы. Одна с усами, другая без усов.
- А ну, марш отсюда! - хором закричали обе головы. - Люди отдыхают после ночной смены, а эти устраивают под окнами кошачьи концерты! Безобразие!
Толпа, окружавшая нас, моментально исчезла.
- Фи! - сказала Таня. - Тоже мне оркестранты!
И удалилась.
Ребята тоже заторопились домой. Откуда-то появился Костя и молча утащил контрабас. А мы с Женькой долго бродили по двору и грустили.
- Подумаешь! - сказал я. - Сегодня не получилось, получится завтра. Чего ты расстраиваешься, Женька?
- Ничего у нас не получится, Федя, - ни сегодня, ни завтра. Разве это оркестр? В настоящем оркестре знаешь сколько музыкальных инструментов? Ты же помнишь оркестр, который играл в Кремле…
- Хорошо, когда много инструментов, - согласился я.
- Это намного лучше, Федя, - грустно откликнулся Женька. - Когда их много, совсем другое дело.
- Знаешь!.. - воскликнул я. - Мне в голову пришла хорошая мысль. Давай всех ребят, которые живут в нашем доме, агитнем в оркестр. Представляешь, что будет?
- Представляю. - Женька насмешливо посмотрел на меня. - Ну и дурак же ты, Федя. Какой смысл звать ребят всего дома, раз никто играть не умеет? Ты сам подумай!
- Тогда выход один - музыкальная школа! - решительно сказал я. - Сами научимся играть, других научим и - готово дело. А ты, Женька, будешь нашим дирижером. Решено?
Но мой друг сказал:
- Так-то оно так, но ведь там, говорят, дикий конкурс.
- Мало ли что говорят!
- Все-таки, Федя, конкурс этот не простой, а музыкальный. А что там происходит? О чем спрашивают? Кто его знает!
- Давай у кого-нибудь узнаем. Подстережем кого-нибудь из музыкальной школы и спросим. Видишь, идет девочка, которая выручила нас тогда, в Кремлевском театре?
- И правда! - обрадовался Женька. Девочка сразу узнала нас и спросила:
- Ну, понравился концерт? Я там выступала.
- Ты?
Женька так и уставился на девочку.
- Хочешь, программу покажу?
Она поставила на поднятую коленку папку с нотами, щелкнула замочком, вытащила программу кремлевского концерта и показала нам строчку, где было написано:
МОЦАРТ, ФАНТАЗИЯ…
Исп. ученица 5-го класса
МУХИНА ЛЕНА
- Вспомнил! - воскликнул я. - Тебе еще "бис" кричали… Только ты сама на себя совсем не похожа.
- Это со сцены всегда так, - сказала Лена. - Трудно потом кого-нибудь узнать.
- Чудно как-то, - не то с удивлением, не то сомневаясь, сказал Женька. - Моцарт… Фантазия… И Мухина… Тебя, наверное, Мухой называют в школе?
Я хихикнул:
- Муха!
Лена разозлилась и стукнула меня нотной папкой по голове - и угодила замочком. Да так, что прямо искры из глаз посыпались. Никогда не думал, что папкой можно так здорово драться!
- Будешь дразнить - получишь еще, - сказала Лена, и я понял, что с Мухиной шутки плохи.
Молча потирая шишку, я больше не участвовал в беседе.
А Лена вдруг воскликнула:
- Ой мальчики, совсем заболталась с вами! На урок опаздываю!
Не успели мы и глазом моргнуть, как она скрылась.
- Забыли спросить про конкурс! - ахнул Женька. - Чего же ты зевал, Федя?
МОЯ МАМА - ПАРЛАМЕНТЕР
Шишка была средних размеров и не очень болела. Но когда мама пришла пожелать мне спокойной ночи и по привычке погладила по голове, ее теплая ладонь прошлась по незнакомому бугорку.
- Честно заработал? - спросила мама.
- Честно, - ответил я. - Так мне и надо.
И я рассказал ей все по порядку: о неудавшейся репетиции, о непонятном конкурсе в музыкальную школу, Лене Мухиной и о том, что мы так ничего и не узнали про конкурс.
- Не горюй, Фаготик, - ласково сказала мама. - Я завтра пойду в школу и все разузнаю. Почему ты сразу меня не попросил?
Хороший человек у меня мама, надежный!
С такими мыслями я уснул, а утром сказал ребятам:
- Все в порядке. Моя мама пойдет в музыкальную школу и все уладит. Я ей и список дал. Всех записал: Женьку, Ваську, Костю, Сережку и даже Гришу. Что мне - жалко? Встал чуть свет и аккуратненько всех перечислил. Вот только Таню не стал записывать. Зачем она нужна, раз не хочет играть на тромбоне?
- Ну и правильно, - сказал Женька. - Терпеть не могу кривляк.
- Это ты хорошо сделал, - сказал Васька. - Все равно в музыкальную школу без своих инструментов не принимают.
- Откуда ты знаешь?
- Сам слышал. Соседка рассказывала. Говорит, что там первое дело спрашивают: "Музыкальный инструмент есть? Нету? Ну и поворачивайте обратно!"
Только Васька сказал об инструментах, я вдруг вспомнил, что меня-то в списке нет. Отдал его маме, а себя не записал - вот растяпа!
Ребята принялись успокаивать меня.
- Раз пошла твоя мама, она и за тебя словечко замолвит, - сказал Женька.
- Замолвит, замолвит, - подтвердил Гриша. - Мамы всегда замолвливают.
Мы вертелись возле музыкальной школы и все время посматривали на вход. Мы ждали своего парламентера, то есть мою маму.
- И чего ее так долго нет? - волновался я.
Костя высказал соображение, что маму заставили все подробно рассказать про нас, а потом, как водится, отказали. Женька еще раз удивился подозрительности Кости. Васька затосковал: наступило обеденное время. Сережка сокрушался, что раньше времени переполошил своего деда - что теперь будет! Опять начнется доремифасоль…
Неожиданно стал накрапывать дождь. Асфальт на "Площадке встреч" потемнел.
- По домам, что ли? - спросил Васька.
Но тут дверь музыкальной школы распахнулась, и появилась моя мама.
Она посмотрела на небо, передернула плечами и подняла воротничок пальто.
- Мама! - крикнул я. - Мы тебя ждем, ждем… Где ты пропадала?
- У Геннадия Максимилиановича был урок.
- А дальше?
- Дальше? Я ему рассказала про вас…
- А он? Ну же, мамочка, не тяни!
- Он мне сказал, что ничего особенно трудного на конкурсе в музыкальную школу нет. А в классы духовых и струнных инструментов попасть и вовсе легко.
Мы дружно закричали "ура!". Туча на небе разорвалась, и выглянуло солнце.
- Тише, тише! - сказала мама. - Совсем еще неясно, что из этого выйдет: во-первых, учебный год давно уже начался. Во-вторых, неизвестно, у кого из вас есть музыкальные способности. Словом, Геннадий Максимилианович велел завтра явиться к трем часам, а там видно будет.
Мама помахала нам рукой и ушла.
- Самый раз сыграть главный матч сезона, - сказал Женька. - Кто хочет погонять мячик?
- Я есть хочу, вот что! - ответил Васька.
- Да ну тебя! Поиграем до десяти голов, и ступай себе. Договорились?
Все стали уговаривать Ваську, и Васька согласился.
- Только, чур, - сказал он, - я не буду играть в паре с Федей. Вечно бежит не в ту сторону и норовит забить гол в собственные ворота.
Разделились на две команды: Женька, я и Сережка - против Васьки, Кости и Гриши.
Грише велели сбегать за мячом, а Женька достал из кармана судейский свисток и трижды свистнул.
ЧЕМ ОКОНЧИЛСЯ ГЛАВНЫЙ МАТЧ СЕЗОНА
Васька направился к воротам с величественностью слона, уходящего в джунгли.
Два красных кирпича, заменявшие ворота, постепенно - не без Васькиной помощи, - приближались друг к другу. Он успокоился лишь тогда, когда кирпичи сошлись на расстоянии вытянутых рук. Это придало Ваське уверенность, и он бесстрашно защищал ворота: животом, грудью и чем попало, так как ему было везде одинаково небольно.
Женька, не выпуская свистка изо рта, виртуозно водил мяч. Это он умел, что там говорить! Никто не пытался с ним тягаться.
Мы бестолково бегали за ним - оба состава, и в первые несколько минут никто не мог даже прикоснуться к мячу.
- Финт правой, финт левой!.. - кричал Женька, кружа, уходя в сторону, но неумолимо приближаясь к воротам.
Назревал гол.
Васька нервничал. Он подпрыгивал, приседал, бегал из угла в угол, то есть от кирпича к кирпичу: он знал - с Женькой шутки плохи!
А сложнейшая Женькина комбинация закончилась неожиданно. Мяч с немузыкальным звоном влетел в окно музыкальной школы - оно находилось как раз за Васькиной спиной.
Сначала мы остолбенели. Потом послышался голос Кости:
- Спасайся кто может!
Костя сделал два гигантских прыжка и мгновенно скрылся.
Васька выплюнул недожеванный кусок яблока и, не задумываясь, кинулся наутек. Он по опыту знал, что извиняться за выбитое стекло нет смысла. Главное спасенье - ноги. И - подальше от места происшествия.
Остальные члены футбольной команды, в том числе и Денька, ориентируясь на Васькины серые штаны, топали следом.
О том, что произошло в этот момент в музыкальной школе, мы узнали немного позже - от Пети Люлькина. Но я расскажу обо всем сейчас.
Мяч влетел в зал, где шла репетиция школьного оркестра. Когда вместе с мощным аккордом раздался звон выбитого стекла, все оркестранты опустили инструменты, а Геннадий Максимилианович сердито воскликнул:
- Этого еще не хватало!