Через все преграды - Николай Осинин 6 стр.


* * *

На краю глухой лесной полянки, к которой не вела ни одна тропинка, стоял большой шалаш, покрытый свежесрубленными ветками. Рядом, под деревьями, укрывшись плащ-палаткой, шинелями, пустыми вещевыми мешками, а то и просто одной пилоткой, натянутой на ухо, спали усталые бойцы. В шалаше на носилках лежал майор Пахомов. Голова его была забинтована, вместо левой ноги из-под одеяла торчал толстый замотанный в марлю обрубок. Лицо командира посерело от боли и большой потери крови. Время от времени он открывал глаза и долгим, застывшим взглядом смотрел на дыру в крыше, через которую в шалаш проникал жиденький рассвет.

Снаружи послышались мягкие быстрые шаги.

- Товарищ майор, не спите?

Глаза Пахомова оживились.

- Да, да, товарищ Исаев, входи.

Плащ-палатка на двери откинулась: придерживая планшет, в шалаш влез командир разведки, старший лейтенант Исаев, костлявый белокурый мужчина с небритым подбородком.

После тяжелого двухдневного боя на границе и выхода части майора Пахомова из окружения, это был старший по званию командир, оставшийся в строю.

Зацепив угол плащ-палатки за сучок, Исаев перешагнул через спавшего у входа санинструктора и приблизился к изголовью постели раненого.

- Товарищ майор, разведчики вернулись со всех направлений. Разрешите доложить результаты разведки.

- Да.

Старший лейтенант раскрыл планшет с топографической картой и подал его майору.

- Посвети, плохо вижу, - попросил Пахомов.

Исаев достал карманный фонарик. Слабый желтоватый кружок света лег на карту.

- На хуторах с восточной стороны леса, - указал он пальцем в середину листа, - до батальона немцев. Прибыли они сюда вчера в полдень. Секреты их растянуты на север - до шоссе, на юг - до болота. По шоссе на Двинск непрерывное густое движение автотранспорта и танков противника. Дорога в обход болота свободна до моста через реку. За мостом - засада. Старшина Голован, ходивший туда в разведку, привел с собой двух наших мальчишек. Отбились во время эвакуации от родных. Днем ребята шли по этой дороге и говорят, что в обед по ней в направлении моста проехали немецкие мотоциклисты. Восемьдесят шесть человек. Этот отряд и сидит в засаде за рекой. Как вы уже знаете, на южной опушке леса противник появился вчера тоже в полдень… - старший лейтенант сделал многозначительную паузу и, подчеркивая каждое слово, с расстановкой закончил: - Из этого следует, товарищ майор, что мы обнаружены.

- Из этого следует, что в лесу, кроме нас, укрылись еще наши войска, - возразил Пахомов. - Скорее всего, разрозненные группы, потерявшие командование. Немцев слишком мало для прочеса такого лесного массива. Поэтому в местах, удобных для выхода, они поставили цепь секретов и засад. Надеются переловить поодиночке.

Он помолчал немного, потом спросил:

- Твое решение?

- Передневать здесь. Вечером, если обстановка останется без изменений, сбить засаду за мостом и двигаться дальше по намеченному вами маршруту.

- Легко сказать - сбить! У нас всего сто двадцать человек в строю. В походе половина из них занята переноской раненых.

Живые глаза старшего лейтенанта сверкнули по-мальчишески озорно и страстно.

- Ничего, товарищ майор, я уже придумал одну штучку! Мы этим фрицам у моста загнем "роги в ноги!"

Но командир части, видимо, не разделял самоуверенности Исаева. Он долго сосредоточенно рассматривал участок карты, словно среди топографических знаков надеялся отыскать скрытых врагов и прочесть замыслы их командования. Постепенно от слабости и утомления руки его начали дрожать; по лицу, выжимая холодную испарину, медленно разливалась мертвенная бледность.

Исаев чувствовал, что только напряженным усилием воли раненый командир удерживает меркнущее сознание. Не будь категорического приказа Пахомова докладывать ему обо всем, старший лейтенант не стал бы беспокоить его в таком тяжелом состоянии.

- Нет нашего комиссара, - с видимым усилием глухо заговорил майор. - Был бы он жив - другое дело… Да… Горяч ты, Исаев. Люблю горячих, а доверить сейчас боюсь. Мы в таком положении, что неверный шаг может погубить остатки части. Никаких фокусов. Нужен холодный расчет… Приказываю: за день обшарить лес, собрать всех наших, кто здесь укрылся. Усилить наблюдение за противником… Разведать дорогу по ту сторону моста… План операции разработаем потом… - Последние слова он выдохнул совсем уже без голоса.

Некоторое время Пахомов шевелил бровью с белым клочком волос, из последних сил отгонял надвигавшуюся на глаза зеленоватую муть. Но тщетно - сознание оставляло его; веки закрылись, потное бледное лицо обмякло, ослабевшие пальцы уронили на грудь планшет.

Исаев быстро растолкал санинструктора и послал за врачом.

Через минуту майор сам открыл глаза.

- Ух, - с глубоким, но каким-то бессильным вздохом, проговорил он, - противная слабость… Дай воды.

Отпив из фляги несколько глотков, он передохнул и продолжал окрепшим голосом:

- На чем это мы с тобой остановились?

- Помолчите, товарищ майор! - запротестовал Исаев. - Вам нужен покой. Сейчас врач придет.

- Врача не надо… Ах, да, об этих мальчуганах! Ты пришли их ко мне.

- Товарищ майор, вам же нельзя.

- Чего там, - нельзя. Все равно лежать. Я только посмотрю на них. Говоришь, от своих отстали, а теперь догоняют? Вот ведь сорванцы! - По лицу майора скользнула чуть заметная улыбка, и жесткие, суровые складки между густых бровей на минуту разгладились.

Исаев понял, что мысль о приведенных старшиной подростках не покидала командира части с того момента, как он про них услышал.

* * *

Ребят майор Пахомов приказал оставить у старшины Голована, исполнявшего сейчас обязанности то разведчика, то начальника хозчасти.

- Приучи их к порядку, - строго сказал он ему, косясь на подростков, стоящих у входа в шалаш. - Сделай мне из этих шалопаев солдат.

- Есть сделать из шалопаев солдат!

Отведя мальчиков к дереву, где лежало несколько мешков с продуктами, старшина уложил их спать.

Разбудил он ребят часа через три. Солнце уже поднялось высоко, и его косые лучи глубоко врезались в лесные недра. На влажной листве, на стволах берез и сосен дрожали теплые глянцевитые блики. В вершинах деревьев медленно таял тонкий голубой туман. Запах хвои наполнил воздух крепкой горьковатой свежестью; он был так густ, что казалось, будто у самого носа растирали в пальцах мягкие смолистые побеги молодой елочки.

Позевывая и лениво потягиваясь, Володя сел. Глаза, как будто сказанные медом, тяжело слипались.

- Спать хочется. Рано еще… - пробормотал он, намереваясь опять повалиться на плащ-палатку.

- Подъем! Встать! - громко скомандовал старшина.

От резкого, строгого голоса мальчуган вздрогнул и сразу же вскочил на ноги.

Грубоватое толстоносое лицо Голована с выцветшими на солнце широкими прямыми бровями расплылось в улыбку.

- Привыкай команду выполнять без проволочек… На умывание за мной марш!

Мальчуганы, прихрамывая, последовали за ним к ручью.

После завтрака старшина усадил ребят починять одежду.

- Не умею я! - с раздражением бросил Володя, невзлюбивший Голована. - Что я - портной, что ли!

Но старшина, показав ему, как держать иголку с ниткой, как накладывать заплатку, сухо сказал:

- "Не умею" - такого слова в нашей армии нет. Боец должен все уметь. Понятно?

Володя ничего не ответил.

- Я сейчас пойду по подразделениям, - продолжал старшина. - Чтобы к моему приходу ваша одежда была в порядке.

Володя искоса взглянул на Колю, старательно ковырявшего иголкой, сделал обиженное лицо и принялся за работу.

…Выступили перед заходом солнца. Последним со стоянки уходил Голован с мальчуганами. Покидая поляну, он заметил под кустами две коробки с пулеметными дисками.

- Вот растяпы, диски забыли! - поправляя на плечах трехпудовый мешок с продуктами, он поискал глазами, кому бы вручить боеприпасы.

Коля первым пришел ему на помощь. Он схватил одну коробку и бодро двинулся в путь. Володе пришлось последовать его примеру.

- Молодцы! - обрадовался старшина. - Несите, пока пулеметчиков догоним. Ну я им, растяпам, всыплю!

Шли лесом. Уже минут через пять Володя почувствовал, как неудобна для переноски тяжелая железная коробка. Он пробовал нести ее в руках, как чемодан, - заболели пальцы. Поставил на плечо - легче стало, но не надолго: коробка больно терла плечи.

Двигались быстро. Лил пот, во рту пересохло. Но ни отстать, ни свернуть… Даже задержаться, чтобы глотнуть воды из фляги, нельзя было. Старшина сзади то и дело поторапливал:

- Шире шаг!

Иногда Володе казалось, что он вот-вот упадет. Он сам себе удивлялся, что способен выносить такое нечеловеческое напряжение.

Вспыхнула перестрелка, раздались крики "ура". Потом все побежали. Бежал и Володя, часто и хрипло дыша всей грудью. Кровь тяжело билась в ушах.

Лес кончился. На мосту через речку старшина передал коробки с дисками пулеметчикам.

Утренняя заря слабой синевой медленно намечала неровную кромку горизонта.

Измученные люди брели все тише. Прошли высохшее болото, густо покрытое мягкими, как подушки, кочками, на которые так и тянуло присесть. Мальчики тащились в каком-то тупом полусне, с трудом передвигая больные непослушные ноги.

Вдруг справа с легким стуком сверкнул зеленоватый огонь. Ракета, шипя, как змея, вспорола суконную синеву неба и, будто зацепившись за что-то, повисла вверху, сея искрящийся свет. Люди попадали, словно сраженные насмерть. Невдалеке опять затрещали выстрелы. Огненные ручейки трассирующих пуль заструились над головой. Они мелькали, пропадали, рождались снова; с каждой секундой их становилось больше.

Володя и Коля вслед за старшиной упали в неглубокую ямку. Некоторое время Голован лежал, прислушиваясь к командам, передаваемым из головы колонны, и к разгоравшейся справа стрельбе. Потом он встал, опираясь на руки, как бегун на старте, и жестким голосом приказал:

- Держись за мной. Не отставать!

Выждав минуту, когда цивканье пуль над головой притихло, он рывком выскочил из ямы и, пригибаясь, побежал влево, куда отходило ядро части. Коля порывисто вздохнул, как перед прыжком в воду. До отказа втягивая голову в плечи, он тоже бросился следом за своим командиром.

Тошнотворно завыла мина.

Мальчик упал.

…Гах! - ударил поодаль разрыв. Кто-то слабо вскрикнул. Коля вскочил и оглянулся - товарища не было.

- Володька! - срывающимся голосом позвал он.

Никто не отозвался.

"Убит или ранен!" - сверкнула в сознании мальчика страшная догадка.

- Товарищ старшина! Товарищ старшина! - закричал он осипшим вдруг голосом.

Среди злого треска пулеметов никто не расслышал его.

Растерявшийся на мгновение мальчуган сделал было несколько нерешительных шагов вслед за отходившей частью.

"- Бросить… В такое время?.." Не раздумывая больше ни секунды, Коля повернул назад.

Володя лежал в яме, прикрыв голову руками.

- Ранен? - кинулся к нему вернувшийся товарищ.

- Нет, - жалобно пробормотал Володя. - Ложись, убьют. Вон как стреляют!

- Струсил?.. Эх ты!.. Вставай, вставай, скорей!

- Я сейчас… Ложись, переждем.

- Где переждем? Не видишь, на засаду наткнулись. Отходят наши! - Озлясь, Коля обхватил его сзади и поволок из ямы.

Однако Володя уже несколько оправился.

- Пусти, я сам, - вырвался он и какими-то кроличьими скачками, подпрыгивая и приседая, помчался впереди Коли.

Короткий, сверлящий сердце вой мины швырнул беглецов на землю.

- И-о-у-ах! - оглушительно рвануло рядом.

Володя вскрикнул и забился, как раненая птица.

- Что… Что с тобой?.. - испуганно прошептал Коля, подползая к нему.

- Эй, хлопцы, что случилось? Почему отстали? - раздался голос старшины.

- Володька ранен! - отчаянно выкрикнул Коля. - Миной его…

Голован подскочил к ним.

- Куда ранен?

- Плечо… - простонал Володя.

- Эх, дети, дети, ну что же вы отстали от меня, - с укором говорил старшина, торопливо накладывая повязку. - Сейчас бы мы уже из-под огня вышли.

Мимо пробежали бойцы с носилками.

- Немцы не идут? - спросил у них Голован.

- Пока пулеметчики держат.

- Кого задело?

- Старшего лейтенанта Исаева, - ответил тот же голос. - Насмерть…

- Последнего командира потеряли! - глухо промолвил старшина.

Подхватив на руки стонущего Володю, он двинулся за носилками.

Среди чужих

- Гей, малый!

Сережа с трудом просыпается и на несколько секунд открывает глаза.

"Может, показалось! - с робкой надеждой думает он, прислушиваясь к скупым звукам во дворе. - Темно еще". Но самому уже ясно, что ошибки нет - его звали. До слуха доносится старческий кашель, клокочущее неторопливое отхаркивание и плевок.

"Встал. Когда только спит?" - думает мальчик, глубже зарывается в согретое сено, чтобы хоть на минуту продлить сладкий утренний сон.

Налитые свинцовой дремой веки слипаются. Густой туман быстро и ласково заволакивает прояснившееся было сознание, и в нем опять мелькают неяркие картины сновидения.

Праздник. Много людей… Парад. Он, Сережа, шагает впереди колонны своей школы и несет флаг… Потом, оказывается, в руках у него не флаг, а кнут, а сзади - стадо коров…

- Сергей! - гвоздем входит в мозг сердитый окрик.

Сон слетел, как вспугнутая птица. Парнишка сбросил с плеч обрывки старой шубы, служившей ему одеялом, и выбрался из норы. Сырой утренний холодок липкими щупальцами обвил бока и спину.

На дворе слышались шаркающие шаги. Ворота сарая тягуче-пронзительно заскрипели и приоткрылись. В образовавшемся просвете показалась грузная фигура высокого старика-крестьянина. Рот старика плотно прикрывала густая швабра серых с подпалиной усов. Глубокие черные морщины пересекали его бритое лицо вдоль и поперек, отчего медно-бурая кожа на щеках, подбородке и шее казалась потрескавшейся, как глинистая земля на сухом ветру.

- Сколько ж тебя, парень, будить можно! - глухо проворчал он, почесывая бок. - Не первый день живешь, пора привыкать самому вставать. Это тебе не в городе бока пролеживать. Тут, брат, работать надо.

Сережа спрыгнул с сеновала и с тапочками в руках молча вышел во двор.

Рассвет уже добела вымыл полосу неба на северо-востоке. Звезды растаяли, но белесая, как крошечное прозрачное облачко, половинка луны еще висела над почерневшей тесовой крышей дома.

Мальчик поежился от свежести, заправил в штаны рубашку, которую на ночь не снимал, так как другой на теле не было, и, согнувшись, стал всовывать ноги в тапочки. Худые лопатки остро выступили на его спине.

- Обувку зря бьешь раньше срока, поберег бы, - наставительно проворчал сзади старик. - Через месяц-другой холода пойдут, пригодится.

- А вы что же, на холода обуви не дадите? - обернулся к нему подросток.

- Хм… Где ее достанешь, война!

- Что вам война. Мартин, как меня сюда вез, по дороге две пары сапог у пленных за буханку хлеба выменял. Да и так у вас полно…

Слова эти, будто кресало, высекли в каменном взгляде старика черные искры.

- Выменял - не украл! - со злым хрипом произнес он. - Мало ли что у нас есть! Ты свое имей, а на чужое не заглядывай!.. Копаешься вон, пора бы давно в поле выгнать!

- Еще ж не подоили! - угрюмо ответил мальчик, прислушиваясь, как рядом в хлеву тугие струйки молока с влажным шелестом вбивались в мягкую молочную пену.

Крестьянин громко спросил что-то по-латышски, обращаясь к тому, кто доил коров. Из хлева усталый женский голос негромко ответил по-русски:

- Сейчас! Одна осталась… Стой, ты! - раздался звонкий шлепок ладонью по коровьему боку.

Старик шумно откашлялся, сердито сплюнул и ушел в сени.

- У, кулачина! - прошептал мальчик ему вслед. - Стану я у тебя работать до холодов, паук проклятый…

Ожидая, когда работница подоит коров, Сережа снял с жерди свернутый в кольца длинный кнут и уселся на обрубке бревна, служившего ступенькой у входа в амбар.

Жизнь во дворе только начиналась. Большой разноцветный с оранжево-красной шеей петух, величественный и сердитый, выводил свое многочисленное семейство из-под навеса. Он шумно захлопал крыльями и горласто заорал на всю усадьбу: "Ку-каре-ку-у-у!" Потом остановился, значительно скосив голову кверху, прислушался. Откуда-то издалека донеслось такое же хозяйственное и деловитое: "Э-э-эууу!" Услышав ответ, петух удовлетворенно дернул головой, кококнул и не торопясь двинулся дальше.

Белую молодую курочку, выскочившую было вперед, он долбанул в голову, и та, испуганно вскрикнув, убежала назад. Маленькие петушки, только что выходящие из цыплячьего возраста, хором и поодиночке ломающимися простуженными голосами старательно надрывались, подражая серьезному и властному папаше. Двое из них, не поделив успевшего скрыться жучка, поссорились между собой. Пригнув головы и взъерошив на загривке перья, они несколько секунд сосредоточенно наблюдали друг за другом; потом разом подпрыгнули, стараясь взлететь повыше и стукнуть покрепче. Старик-петух глянул на них огненным глазом, сердито царапнув ногой землю, сказал им: "Ко-ко-ко!", что, должно быть, означало: "Я вас, сукины дети!" - и петушки разбежались.

Хрюкали и повизгивали свиньи в свинарнике. Шумно шарахались вспугнутые за стеной овцы.

Потом дверь открылась, из хлева показалась рогатая коровья морда, за ней - вторая, третья…

Сережа открыл ворота со двора, и его трудовой день начался.

Вот уже неделя, как Сережа Пахомов живет "в работниках" у латышского крестьянина-кулака. После страшного вечера, когда матери не вернулись к ним, ребята еще целые сутки сидели в сарае без пищи и воды. Уезжая, гитлеровцы оставили их запертыми на замок, обрекая, таким образом, на голодную смерть. К счастью, на следующий день прибывшему в поселок интендантскому подразделению срочно понадобилось помещение для склада; немцы подошли к запертой двери и стали совещаться: что это за сарай и почему он закрыт? Они очень удивились, услышав за дверью детский плач. Замок сбили, детей выгнали на улицу, покричали между собой о чем-то и снова заперли в сарай до выяснения, что это за народ и что с ним, делать. Однако сообщить им о детях никто ничего не мог, а помещение нужно было освободить немедленно. Поэтому на другой день без лишней возни ребят посадили на попутную машину и под конвоем солдата направили в ближайшую волостную комендатуру.

Тщедушный косой немец, комендант с погонами штабс-фельдфебеля на узеньких плечах, долго визгливо орал на солдата, привезшего ему детей.

- Почему не справились прежде по телефону, можем ли мы их принять? Куда я их дену? В общий лагерь военнопленных таких не берут, а мне их тоже держать негде! Молчать!.. Какое мне дело до вашего склада?

Назад Дальше