Дорогой читатель!
Нет ли у тебя дела, занятия, которое тебе особенно нравится? Наверно есть. Большинство ребят чем-нибудь увлекается. У одних это - футбол, у других - туристические походы, у третьих - рисование или музыка, у четвёртых - шахматы. А вот один мальчик больше всего на свете любил решать задачи. Попадётся ему замысловатая задачка - и он всё забудет, ни на что не обращает внимания. Чтобы заполучить интересные задачи, ученик второго класса Матвейка Горбенко готов был и в чистописании, которое терпеть не мог, постараться, и за любого лодыря решить всё, что задано, даже тайком решить… Словом, и на хорошие и на, прямо скажем, неважные поступки шёл ради своей любимой арифметики. И сколько же с ним всяких происшествий случилось из-за его увлечения задачами, цифрами.
А пятиклассница Стеша Федотова любила птиц. Она наблюдала за ними, изучала их повадки, а иной раз и приручала. Весной, осенью и зимой - как раз в учебное время - в тех местах бывает особенно много птиц: они там зимуют, задерживаются при перелётах. Ведь Матвей, Стеша и многие другие ребята жили и учились в школе-интернате на юге, в Крыму.
Не сразу Матвейка привык к интернатским ребятам, - очень скучал без папы, который уплыл на корабле в далёкую экспедицию, без бабушки, тосковал по умершей маме. Да тут ещё на Соню Кривинскую разозлился ужасно…
О том, как и с кем подружился Матвейка, что произошло со Стешей и с "Окуньками", как прозвали ребята близнецов Окуньковых, с дядей Чертополохом, с Томкой Руслановой и Костей Жуковым, с пятиклассниками Мишей и Сашей, мечтавшими поймать шпиона, ты узнаешь, прочитав эту книгу.
Содержание:
-
Каприза 1
-
Минус единица 2
-
Один в толпе 3
-
Окуньки и все остальные 3
-
Девочка в балке 4
-
Стеша и птицы 5
-
Тоже "оказия" 5
-
Чикот 6
-
Дядя Чертополох 7
-
Таблица умножения на девять 7
-
Что делать с Окуньками? 8
-
Окуньки секретничают 9
-
Исчезновение Чикота 9
-
Матвейка и Соня 10
-
Живи на воле! 11
-
Отчего Соня такая? 12
-
Ты почему не думаешь о людях? 12
-
Загадочная записка 13
-
Костя приходит на помощь 14
-
Письмо отца Матвею 15
-
Письма Матвея отцу 15
-
Звёзды 16
-
Тётя Доня 16
-
Дроби 18
-
Теперь они заодно! 18
-
Туман 19
-
Весна 19
-
Прощай, интернат! 21
Аделаида Александровна Котовщикова
Пять плюс три
Каприза
За распахнутым окном лежало море. Оно было золотое, но с каждой минутой тускнело: солнце уже скрылось за горизонтом. Чёрный кипарис стоял прямо, как часовой на посту. Казалось, он вытянулся здесь, высоченный и стройный, чтобы охранять покой живущих в доме детей. Покой!
Любовь Андреевна высунулась в окно, подставила нежному тёплому воздуху разгорячённые щёки. Ей хотелось обеими руками зажать уши. За её спиной пронзительно звенело:
- Хочу-у-у! Я хочу-у-у! Ба… буш… ке позво… ни-ить… хочу-у-у…
Крики прерывались рыданиями.
Воспитательница обернулась. Зарёванный темноглазый мальчишка ничком лежал на полу, давясь слезами.
- А как же мы заснём? - с нарочитым недоумением второклассник Лихов развёл руками. - Не стоит и ложиться.
Мальчики, в трусах и майках, стелили постели. Человек пять уже забрались под одеяло. Двадцать четыре глаза с любопытством поглядывали на воспитательницу.
Всего неделю она у них работает. Прежняя воспитательница уехала. Та была строгая - как прикрикнет! А эта полная пожилая женщина совсем, видно, другая. Лихов сразу определил:
- Наша новая - добрая, тряпка. Живём!
Как "новая" справится с таким неслухом? Упрямиться, капризничать второклассникам случалось, но никто ещё не орал полчаса подряд, валяясь на полу.
Ведь уже тридцать раз Матвейке было сказано: сейчас звонить по телефону бабушке нельзя. Некогда вызывать междугородную. И незачем. Вчера бабушка сама звонила в интернат. Она уже выписалась из больницы, чувствует себя хорошо.
- Ты что же, хочешь, чтобы твоя бабушка опять заболела от волнения? - спросила Любовь Андреевна. - Ведь она испугается внезапного звонка из интерната, да ещё поздно вечером, подумает: вдруг с тобой что-нибудь случилось.
И это она уже говорила. Все мальчики давно поняли, что бабушка испугается. А Матвею хоть бы что! Кричит, ревёт, кулаками по полу колотит.
Как всегда на юге, темнота упала на землю внезапно, кипарис-страж расплылся в густых сумерках. В окне сверкнули первые звёзды.
Любовь Андреевна зажгла электричество. И при ярком свете сразу заметила: один из братьев Окуньковых под одеялом украдкой строгает палочку осколком стекла. Другой Окуньков, посматривая на брата, приноровился скоблить грязную щепку какой-то железкой.
- Прямо на чистую простыню! - Любовь Андреевна отобрала у насупившихся близнецов всё, что было у них в руках, смахнула мусор с постелей. - Вы как пятилетние, честное слово! А ведь после того как вам по пять лет было, ещё три года прошло. Вам уже не пять лет, а пять плюс три - немаленькие!
- Пять плюс три! - засмеялись мальчики.
- У-у-у! - глухо, уткнувшись носом в пол, ревел Матвей. - Хочу-у-у…
- А мне не пять плюс три! - громко заявил Костя Жуков. - Мне уже десять минус два!
И вдруг что-то резко изменилось в комнате. Что такое? A-а, тихо стало…
В неожиданной тишине отчётливо и решительно - трудно было поверить, что этот же голос только что испускал вопли, - прозвучало:
- А мне лет: сто семнадцать плюс двести три, разделить на два. От того, чего получится, отнять сто пятьдесят два. Вот мне сколько лет! Хо-очу-у по-зво-ни-ить! - Матвей завыл с новой силой.
Любовь Андреевна в изнеможении опустилась на стул.
Она отлично понимала: лукавые огоньки в глазах Мити Лихова означают: "Что, не можешь справиться?" Да, очень важно заставить послушаться. Но сейчас ещё важнее успокоить Матвейку. Этот мальчишка на полу вызывал у неё огорчение, досаду, раздражение и - глубокую жалость. В его криках, рыданиях не только "упрямство, каприз, но и тоска, настоящее горе.
Месяца два назад умерла мать мальчика. Отец Матвейки, научный работник, уезжал в экспедицию. Бабушка с сердечной болезнью попала в больницу. Матвея спешно поместили в интернат, когда учебный год уже начался. Дома его, очевидно, баловали. Внезапно он оказался оторванным от всего родного…
- Хотите, побьём его, чтобы перестал? - снисходительно предложил Лихов.
Любовь Андреевна устало отмахнулась.
Маленький Воронков прыгал на коленях по кровати. Его голосишко едва прорвался сквозь крики Матвея:
- Надо позвать шестиклассников! Да, да! И пусть они вынесут его в сад. Подальше. Пусть там кричит!
- Не выдумывай! Что тебе, Тамара?
Воспитательница встала и подошла к двери: из коридора заглядывала толстушка - щёки как два румяных яблока, короткие косички торчат в стороны.
- Мы никто спать не можем, так он кричит! Да дайте вы ему скорей задачку порешать!
- Задачку? - Любовь Андреевна в недоумении потёрла пальцами лоб: голова разболелась от этого шума. - Какую задачку?
- Какую-нибудь. Учительница всегда даёт ему задачки, чтобы не злился и не плакал.
Совет показался воспитательнице нелепым. Заставить решать задачи мальчишку, который вообще ничего слушать не хочет! Но девочка смотрела на неё доверчиво и просительно. Чтобы не обидеть советчицу, Любовь Андреевна сказала ласково:
- Но ведь у меня, Томочка, и задачника сейчас нет. Учебники в школьном корпусе…
- А я поищу! Может, у кого в спальне есть, повторяли или что…
Девочка вихрем умчалась по коридору.
Любовь Андреевна прикрыла дверь. Скорчившись на полу, Матвей взахлёб плакал. Мальчики лежали в кроватях. Трое-четверо ровно дышали. Поразительно: они сумели заснуть!
- Ты просто негодный мальчишка! - с горечью сказала Любовь Андреевна. - Никого не жалеешь: ни бабушку свою, ни товарищей.
Ответом был хриплый надрывный крик:
- Хочу-у-у!
Влетела Тамара:
- Вот! Достала!
Она сунула в руки воспитательницы книгу и убежала.
- Мне тут надо одну задачу решить, - неуверенно сказала Любовь Андреевна. - Может быть, ты поможешь? Вот… - Она наугад открыла учебник: - "Для туристского похода, совершаемого сорока шестью школьниками, были приготовлены шестиместные и четырёхместные лодки. Сколько было тех и других лодок, если все туристы разместились в 10 лодках и свободных мест не оставалось?" - она читала вполголоса, быстро, не вдумываясь в смысл, а лишь радуясь тому, что плач почему-то прекратился.
Матвей сел. Худенькое смуглое лицо его покраснело и распухло. Чёрные кудрявые волосы слиплись и рожками торчали во все стороны. До чего жалкий вид!
- Всего сорок шесть школьников? - спросил он хрипло и судорожно всхлипнул. - Лодок всего… - опять всхлип… - десять? В которые по шесть садятся, в которые по четыре?
- Да, да. Всё так.
- Это задача трудная. Мы таких не решали, - сонно пробормотал Костя Жуков и натянул одеяло на голову.
Матвей молчал. Опустив глаза, он неподвижно сидел на полу. Неужели в самом деле утих?
- Ты отдохни немножко, - сказала Любовь Андреевна негромко, ровным голосом, боясь спугнуть долгожданную тишину. - Потом пойди умойся. И быстренько раздевайся. А я посмотрю, как там девочки…
Подумав, она потушила свет и вышла. За дверью прислушалась. Нет, тихо. В спальне девочек Любовь Андреевна стащила Свету Кривинскую с подоконника, где та любовалась восходом луны, пожелала всем спокойной ночи. Потом в коридоре поговорила с ночной няней. Когда она вернулась в спальню мальчиков, её встретила тишина. Просто уши отдыхают.
В лунном свете скорченная фигурка всё так же темнела на полу. Уж не заснул ли сидя, измученный?
Вдруг с полу раздалось:
- Больших лодок три, а маленьких семь!
- Каких лодок? А, это из задачи… Ну, очень хорошо. - За плечи она подняла Матвея с полу. - Пойдём умоемся и живо в кровать!
- Посмотрите ответ! - потребовал мальчик.
Прочитав задачу, Любовь Андреевна машинально заложила страницу веточкой туи, подобранной у чьей-то кровати. Это оказалось очень кстати, а то, пожалуй, и задачу сразу не найти.
В освещённом коридоре она заглянула в конец учебника:
- Как ты сказал?
- Три больших лодки, - сердито ответил Матвей. - Вот где по шесть сидят. И семь маленьких, где по четыре школьника.
- Совершенно верно. Ответ сошёлся. Молодец!
В умывальной Любовь Андреевна, посмотрев, как неловко Матвей трёт руки, взяла мыло и сама вымыла ему и руки, и лицо, и шею. Потом отвела его в спальню, уложила, укрыла одеялом. Всему он подчинялся безмолвно и покорно. И вот он уже крепко спал.
Со вздохом облегчения Любовь Андреевна вышла из спальни. Теперь скорей на автобус - и домой. Как она задержалась! Задачник надо положить на тумбочку возле кровати Тамары Руслановой, чтобы утром вернула.
У кого она взяла задачник? Любовь Андреевна в первый раз внимательно посмотрела на учебник, обёрнутый в зелёную бумагу:
"Учебник по арифметике ученицы пятого класса Ивановой Веры".
Позвольте! Но ведь Матвей учится во втором… Ну конечно, задача про лодки для пятого класса. Как же он мог её решить? И без бумаги и карандаша. В темноте. Сидя зарёванный на полу. А что такое он сказал в промежутке между двумя воплями? "Мне лет сто семнадцать…" Может быть, и то был не просто набор цифр, не пустая болтовня?
Любовь Андреевна с удивлением покачала головой: вот так каприза!
Минус единица
Шестилетний полуголый Матюша, в одних трусах и сандалиях, сидел на корточках под черешней. На земле перед ним были разложены тесными рядами пятьдесят камешков. Он шептал: "Двенадцать!" И быстро откладывал в сторону двенадцать камешков. Немного подумав, говорил: "Тридцать восемь". И сосчитывал оставшиеся камешки, проверял себя. Он вычитал, складывал, умножал и делил камешки, раскладывая их на кучки. Это была его постоянная и любимая игра.
В другом конце садика, в тени густых акаций, бабушка варила варенье. Керосинка стояла на деревянном столе, врытом в землю. На керосинке - огромный эмалированный таз. Сладким абрикосовым духом тянуло оттуда.
Бабушка помешивала в тазу большой деревянной ложкой. Но вдруг она выронила ложку, и та погрузилась в пыхтящий и булькающий водоворот. Бабушка бросилась навстречу внуку:
- Что с тобой? Что?
Матюша бежал к ней, захлёбываясь громким плачем.
- Как хватит за шею! Сразу! Я весь зачислился, зацифрился и не заметил, как она на меня садится! - с негодованием объяснил он сквозь слёзы.
- Ай-яй-яй! - сама чуть не плача от жалости, бабушка разглядывала вздувшийся желвак на тонкой загорелой шейке: Матюшу укусила пчела.
С крыльца сбежала испуганная мама. Теперь двое обнимали, целовали и утешали ревущего мальчугана. Неторопливо спустился по ступенькам отец.
- Ничего, - сказал он, усмехаясь. - Будет цел. Если, конечно, вы не задушите его своими поцелуями.
- Папа! - обиженно закричал Матвей. - Я только хотел отнять от тридцати, как эта противная пчела в меня вцепилась! Может, она за то, что я ошибся? Я нечаянно хотел от тридцати отнять тридцать пять. Но ведь нельзя же! От тридцати тридцать пять - ничего не получится.
- Нет, получится, - спокойно сказал отец. - Минус пять получится.
- Степан! - обнимая Матюшу за плечи, мама с укором посмотрела на папу. - Ему рано отрицательные величины.
Матвей вырвался из маминых рук. Он и про укус забыл.
- Ми-инус пять? - протянул он с удивлением. - Как так - минус пять?
- А вот так. После нуля как бы черта, за ней тоже числа, начиная с единицы, но уже отрицательные, с минусом.
- Ну куда это годится? - рассердилась бабушка. - У нас Матюша, того гляди, спятит. Сам говорит, что весь зацифрился!
- Ничего, - сказал отец. - У вас, дорогая Прасковья Егоровна, кажется, варенье подгорает.
- Вам всё "ничего". О господи, и ложка куда-то делась! - бабушка засуетилась возле стола.
- Значит, если от девяти отнять десять, то будет минус единица? - спросил Матвей.
Отец кивнул.
- А от девяти отнять двадцать, будет минус одиннадцать?
- Конечно, - сказал отец.
- Ура! Ура! Ура! - воскликнул Матвей. В восторге он высоко подпрыгнул, потом быстро нагнулся, подхватил с земли щепку, изо всех сил запустил ею в стенку сарая.
Мама покачала головой:
- Сколько радости! Из-за чего? Умоляю, ты только интегральное исчисление ему не объясняй!
- Ничего, ничего, - сказал отец.
Он всегда говорил "ничего". Он всегда всех успокаивал, неторопливый, спокойный. Бабушка и мама смертельно боялись, что Матвей простудится, свалится с дерева или с забора, занозится, наколет ногу, утонет в море, что его укусит бешеная собака, малярийный комар, скорпион, сколопендра. А папа говорил "ничего".
Своё "ничего" он не сказал, когда вернулся из больницы, где маме сделали операцию. В это время Матвейке уже исполнилось восемь лет.
Бледный, с неживым лицом, отец стоял у стола. Он ударил по нему кулаком, сминая скатерть, и сказал: "Чёрт!" Бабушка рыдала и упрекала себя и папу за то, что они маму "пропустили", не убедили её сделать операцию раньше.
Матвей вышел на крыльцо и сел на ступеньки.
Тень от черешни лежала на земле, вытянутая, очень широкая. Вечерняя прохлада после дневного зноя была приятна. Матвей не хотел, чтобы что-нибудь было ему приятно, но невольно вдыхал лёгкий ветерок с удовольствием.
На невысокий каменный забор влез со стороны улицы соседский Петька. Весь чёрный от загара, а может быть, и от грязи, он взгромоздился на забор вместе с железным ободом от бочки.