А учитель еще долго стоял на пороге географического кабинета и глядел ему вслед. Потом вернулся в комнату и рассеянно остановился у окна.
Было двенадцать часов. Над крышей противоположного невысокого дома в облачке молочного легкого тумана стояло зимнее солнце. Оно было неяркое, но чем дальше от облачка, тем пронзительнее была синева неба. А свет за окошком был так ярок, как бывает только зимой, когда кругом снег. Снег горел множеством искорок, едва заметных светящихся точек.
Они были красные, синие, лиловые, и странно было, что все это богатство спрятано в снегу.
И вдруг чувство необыкновенной легкости охватило Александра Львовича - легкости и уверенности в своих силах.
На карнизе, на пухлой подушке нетронутого снега, сидел воробей. Он посмотрел в глаза Александру Львовичу своими бисерными глазками, затянутыми пленкой, дрогнул тельцем и полетел.
И нет его. Но словно осталась по ту сторону окна невидимая полоска, прочерченная птичьим полетом…
Счастье?.. Нет, нечто большее. Предчувствие огромности всего, что предстоит человеку.
* * *
- Эй, Данька! После уроков - в пионерскую комнату, Джигучев велел!
"Джигучев? - Сердце у Дани забилось тревожно. - Опять, наверно, про стекла".
Едва дождавшись звонка, он выбежал из класса и вихрем понесся в пионерскую комнату разыскивать Джигучев а.
- Заходи, заходи! - почти ласково встретила его Зоя Николаевна. - А мы с Костей как раз о тебе говорили.
Даня глубоко вздохнул и молча переступил с ноги на ногу.
И не надоест людям о нем говорить!
- Садись, Яковлев, - коротко, но также ласково сказал Джигучев.
Даня огляделся и сел. Он сел на краешек стула, подобрав под сиденье ноги.
- Так вот, Даня: Александр Львович нам уже все рассказал.
Даня ахнул: "Как так - Александр Львович?"
- А что же он вам такое сказал?
- А то, что это твое кустарное предприятие совершенно ни к чему, - сурово ответил вместо Зои Николаевны Джигучев. - Нет, брат, храбрость развивается, так же как мускулы, систематично. И совсем незачем ни свет ни заря…
- Ну ладно, ладно, - перебила Джигучева Зоя Николаевна. - Вот что, Даня. Я думаю, одному тебе справиться с твоей задачей трудновато. Мы сделаем так: Костя выработает с тобой программу, и вы каждый день будете понемногу работать, а иногда, так раз-другой в неделю, буду с тобой заниматься и я. (Зоя Николаевна славилась в школе как отличная физкультурница.) Садитесь-ка вот тут и принимайтесь за дело. Костя, когда программа будет готова, ты мне покажешь.
- Обязательно.
Джигучев положил перед собой лист бумаги и аккуратно разграфил его синим карандашом.
- Итак, - сказал он и посмотрел, прищурившись, куда-то на потолок. - Первая неделя - развитие мышц поясничных и плечевых. Заниматься с тобой я буду заочно и очно.
- Костенька, - взмолился Даня, - только пускай про это никто не знает. Ведь это же позор!
- Чудак ты, и больше ничего! - ответил Джигучев. - Все ребята занимаются открыто, если кто-нибудь в чем-нибудь отстает. И вовсе это не позор, а даже достойно уважения, если хочешь знать.
- Но ведь ты же ничего про меня не понимаешь, - настаивал Даня. - Ну, я тебя убедительно прошу… Ну что тебе стоит…
- Пожалуйста, - сердито ответил Костя, - твое дело! Хочешь - валяй, строй из себя загадочную натуру. А я, сказать по правде, вообще не охотник делить шкуру неубитого медведя. Вот когда, допустим… Ну ладно, не будем заранее говорить… Одним словом, имей в виду, что нынче весной будут соревнования школ. К этому мы все должны готовиться.
- Так ты, значит, никому не скажешь? - для прочности еще раз переспросил Даня.
- Могила, - сухо ответил Джигучев.
Глава XII
Грузовик для отправки на базу цветного металла дал школе безвозмездно один из ее шефов - завод точного машиностроения.
Главный инженер завода хорошо знал директора школы.
"Боевой товарищ! - говорил о нем директор и улыбался при этом задумчиво, ласково и немного грустно. - Под Орлом воевали".
У директора было много боевых друзей. С одним он подружился под Орлом, с другим - под Ельцом, с третьим - на Курской дуге, с четвертым - под Киевом. Стоило директору заговорить о них, как глаза его теплели. В них светились воспоминания, суровые и прекрасные, и мальчики со страстным любопытством, с благоговейным уважением старались угадать, о чем он вспоминал.
Нити, соединявшие директора школы с его боевыми товарищами, были, видно, крепкие и прочные. Друзей роднили не одни воспоминания о войне.
Мало-помалу его боевые товарищи сделались друзьями всей школы, ее официальными или неофициальными шефами.
- Ну, как там твои орлы? - спрашивали боевые товарищи, встречая Ивана Ивановича.
И один помогал ускорить в школе ремонт, другой снабжал приборами физический кабинет, третий сам приходил на сбор, чтобы рассказать ребятам о том научном институте, в котором он работал теперь, сняв военную форму. Ну, а четвертый… четвертый давал пионерам машину для отправки на базу цветного металла.
Директор с военной точностью договорился обо всем со своим орловским товарищем.
- Так ровно без четверти пять, майор, - сказал он главному инженеру, прикрывая рукой телефонную трубку. - Это для нас самое подходящее время. Есть?
- Есть, товарищ подполковник, - ответил инженер. - Ровно без четверти пять.
Но военная точность боевых товарищей была нарушена заведующим гаражом. Отправляя шофера в этот рейс, он сказал ему: "Справитесь там и можете быть свободны". А шоферу очень хотелось быть сегодня свободным пораньше - была суббота.
* * *
- Зоя Николаевна! - закричал Даня, вбегая в пионерскую комнату. - Зоя Николаевна, машина пришла.
- Яковлев, - сдвинув брови, ответила Зоя Николаевна, - иди домой обедать и не устраивай паники…
Она не успела договорить. В комнату ворвался ее брат, Андрюшка. Он был в пальто и шапке. На полу оставались следы от его калош.
- Зойка - машина!
- Сними шапку! И калоши! Немедленно!
Она пристально посмотрела ему в глаза. Он смутился и неохотно снял шапку.
- Стоит перед подъездом, - сказал он угрюмо.
Зоя Николаевна подошла к окну, и лицо ее изменилось. Набросив на плечи пальтишко, она пошла широким шагом по коридору.
За ней затрусили Феоктистов и Яковлев.
Остановившись на пороге школы, Зоя Николаевна сурово взглянула на стоящий перед нею грузовик. Она уже двинулась было по снежной дорожке к кабине шофера, но в это время за ее плечами с треском распахнулась дверь и, опережая ее, выскочил во двор председатель совета дружины - школьник девятого класса с чуть пробивающимися усиками, высокий, заботливо одетый, уже чем-то неуловимо похожий на студента-первокурсника.
Он подбежал к грузовику, оправил нервным движением заколебавшиеся очки, постучал в окошко кабины и сказал развязно:
- Привет, товарищ водитель… У вас, наверно, часы испортились, - и помахал шоферу рукой в варежке, аккуратно заштопанной мамой.
- Привет, - равнодушно сказал шофер. - Работаю, между прочим, не по арифмометру… Дело шоферское… Неудобно? Заеду как-нибудь в другой раз.
- Да вы что? - сказал председатель совета дружины. - Этак, знаете ли, нельзя… гм… браток! Это в высшей степени несознательно. Вы сорвете поставку.
- А какая такая ваша поставка? Погрузили в десять минут - и можно отчаливать.
- Нет, нет, это зря. Это вы совершенно зря, уважаемый, - забормотал председатель совета дружины. - Вторая смена еще на уроках. Первая придет через час. Мы отпустили ребят пообедать. А мешки, понимаете ли, не иголка. Пришлось размещать по возможности. Ведь это школа!.. Для хранения не предусмотрено кладовых…
Шофер не ответил. Он, скучая, оглядывал двор. Подле его кабины медленно разрастался кружок младшеклассников.
Дверь школы хлопала, блок скрипел. Зрители внимательно рассматривали откинувшегося на спинку сиденья шофера, его профиль со сдвинутой на затылок кепкой и то, как он почесывал переносицу.
Без шапки, в накинутом на плечи пальтишке стояла на заснеженной ступеньке Зоя Николаевна. Светлые глаза ее строго и неодобрительно глядели на шофера из-под черных бровей. Шофера это беспокоило. Он нет-нет, да и поглядит на вожатую, на ее пальтишко, накинутое на плечи и застегнутое под шейкой на одну пуговицу.
- Да уходи ты, шальная, - наконец, потеряв свое шоферское хладнокровие, процедил он сквозь зубы, - простынешь! От тоже несообразная!
Зоя Николаевна даже бровью не повела. Она продолжала стоять у подъезда, поеживаясь на зимнем ветру.
Лицо у нее было спокойное, только брови чуть шевелились и вздрагивали. Всеми силами она старалась, чтобы ребята не заметили ее досады и огорчения.
Сдача была подготовлена как следует. Все от начала до конца продумано до тонкостей, оговорено до мелочей. Погрузка должна была разворачиваться четко и точно. Она сама проинструктировала вожатых, вожатые - председателей отрядов, председатели отрядов проинструктировали звеньевых.
В подвале на груде лома, собранного каждым отдельным звеном, были разложены картонки с надписями: "Третий класс "А", звено номер один", "Четвертый класс "Б", звено второе" и так далее.
Вожатые Джигучев и Степанов должны были стоять у входа в подвал, пропуская туда ребят только по звеньям, чтобы не было толчен.
Одним словом, все было продумано основательно, рассчитано по минутам. И все сорвалось. Нет, этого нельзя допустить! Надо действовать!
- Феоктистов, Яковлев, - сказала Зоя Николаевна коротко и спокойно, - необходимо срочно вызвать вожатых. Феоктистов - к Степанову, Яковлев - к Джигучеву. Одна нога тут, другая там! Ясно?
- Ясно, ясно! - ответили разом Феоктистов и Яковлев и, посмотрев через плечо друг на друга, разбежались в разные стороны.
"Одна нога тут, другая там!"
Не будем подсчитывать количество людей, которых Даня сшиб с ног на своем пути к квартире Джигучева. Вернемся во двор.
* * *
Набежала тучка. Крупные сухие снежинки заплясали в воздухе. Они падали на непокрытые Зоины волосы, на промасленную ватную покрышку мотора.
- Ну что? - лениво спросил шофер. - Так и будем стоять? Время, знаете ли, не у каждого слишком лишнее. Дело делать - так дело делать, а нет - так будем сворачиваться.
Услышав это деловое предложение, к пустому грузовику развязно подскочил председатель совета дружины и вытащил дрожащей рукой из кармана узенькую двухрублевую пачку папирос "Казбек".
- Курите? - спросил он.
- Отчего же? - отвечал шофер. - На дорожку можно и закурить.
Шофер прикуривал. Председатель дружины подавал ему спичку и загораживал трясущейся от волнения рукой крошечный спичечный огонек.
Как раз в это время к школьному порогу не то чтобы подбежал, а подлетел Яковлев.
- Порядок, идут! - крикнул он на ходу Зое Николаевне и, запыхавшийся, красный, понесся дальше - к пионерской комнате.
Там, под роялем, в большом прочном мешке звено Саши Петровского хранило часть своих находок - не столько ценных по качеству, сколько мелких по калибру. Другая часть этих находок, покрупнее, была, по совету Дани, припрятана в слесарке у дяди Кеши, местного водопроводчика. Конечно, все это можно было сложить в подвале, как сложили другие ребята. Но в звене у Саши было несколько таких трофеев, которые хоть кого могли поразить. И поэтому мальчики охотно согласились с Яковлевым, который уверял, что выгружать лом из слесарки будет гораздо удобнее, чем из подвала.
Вернувшись от Джигучева, Яковлев первым делом кинулся к дверям слесарки. Но дверь была заперта, и он, не сбавляя хода, побежал к пионерской комнате. Там шла спевка хорового кружка.
Ве-е-ет ве-е-етер широкий
На-а-ад зеленой во-о-олной… -
во все горло распевал забывший обо всем на свете Семенчук.
Яковлев царапнул ногтем дверь.
Мо-о-ой то-о-оварищ далекий,
Мо-о-ой то-о-оварищ родной…
Яковлев постучался.
- Что? - сказал, вздрогнув, Хрисанф Сергеич - руководитель хорового кружка. - Что случилось?
- Погрузка! - ответил из-за двери Яковлев.
Бочком, кланяясь и что-то бормоча, он вошел в комнату и без долгих разговоров залез под рояль. Что-то звякнуло, загрохотало и лязгнуло. Сперва из-под рояля показались ноги Яковлева, потом его спина, плечи и наконец взлохмаченная голова. За ним, дребезжа, тащился по полу огромный мешок.
Хрисанф Сергеич сердито наблюдал за ним.
- Машина! - сказал шопотом, грозно глядя на ребят, Яковлев.
Дверь закрылась. Хор смятенных, дрожащих от нетерпения дискантов вплелся в грохот мешка, который Яковлев волок по школьному коридору.
И вот, клубясь и рассеиваясь, хлынула на улицу плоская струйка пара. Яковлев, гремя своей кладью, выбежал рысью на школьный двор.
- Поднажми, - одобрительно и в то же время сурово сказал председатель дружины. - Сам видишь, машина в простое.
Не ответив, Даня бросился к грузовику. Он бежал, шатаясь от тяжести.
Без тревожных отплытий,
Без дорожных тревог
Не свершалось открытий,
Не открыто дорог! -
неслось ему вдогонку из-за неплотно закрытых дверей.
С трудом приподняв мешок, Яковлев опрокинул его в кузов машины.
- Погрузились, значит? - насмешливо спросил шофер. - Вот и ладно. Слезай-ка, паренек.
Но не успел еще Яковлев соскочить с колеса на землю, как к подъезду школы спортивным, ровным бегом подбежал Джигучев. За ним галопом, рысью и трусцой следовали вожатые остальных классов. Пионеры их отрядов вливались во двор через отверстия трех ворот, выходивших на Невский, улицы Софьи Перовской и Желябова.
Прохожие останавливались и с удивлением смотрели на бегущих мальчиков в пионерских галстуках, выбивающихся из-под распахнутых пальто.
Добежав до школы, ребята сразу исчезали - один за другим ныряли в подвал.
И вот наконец начала разворачиваться настоящая погрузка. План, разработанный Зоей Николаевной и отрядным вожатым, вступил в силу.
Из-за правого угла школьного здания маршевым шагом вышел звеньевой второго звена четвертого "В" класса Феоктистов. За ним дружным строем, храня торжественное выражение лиц, шагало десять человек ребят. В руках у них была огромная бельевая корзина. На дне ее сияла лампа без электрической лампочки, похожая на сказочную лампу Аладдина, позвякивал лист какого-то тонкого, шуршавшего при каждом шаге металла, невесть откуда добытого и светящегося кружками, аккуратно выбитыми штампом, лежал проломанный самовар.
Подойдя к Зое Николаевне, звеньевой Феоктистов сказал:
- Товарищ старшая вожатая, рапортует звеньевой Феоктистов. Звено второе четвертого "В" класса в количестве десяти человек явилось полностью. Разрешите приступить к погрузке?
Глаза Зои Николаевны встретились на мгновение с глазами брата. Он был красный как рак и с трудом переводил дыхание. Но шагал весело, и голос его звучал на морозце звонко и отчетливо.
"Молодец!" - с гордостью подумала она. И чтобы скрыть эту появившуюся у нее в глазах мысль, нахмурилась и сказала ледяным голосом:
- Приступайте!
Но Андрюшка был не из пугливых.
- Есть! - ответил он еще суровее.
И звено Феоктистова зашагало к грузовику.
- Начали! - отдал команду звеньевой Феоктистов.
И мальчики перевернули корзину вверх дном.
Под металлическим абажуром без лампочки, под шуршащим листом металла и самоваром оказались дверные таблички. Они зазвенели нежнейшим звоном, коснувшись яковлевского мешка. Повернутые к солнцу лицом, таблички оповещали:
А. П. Гернет - косметичка
Безболезненно удаляю угри.
Профессор Фирсов К. Д.
Инженер Иван Васильевич Чуб.
- Ну, ну! И откуда только пообдирали! - с уважением сказал шофер.
- А мы вовсе и не обдирали! - обиделся звеньевой. - Мы гуляли на Охте и напали на медную свалку.
- На кого, говоришь, напали? - приоткрыв окошко и выпучив от удивления глаза, спросил шофер.
Из-за правого угла здания (где подвал) выходили все новые и новые колонны школьников. То проваливаясь во тьму помещения с опустевшими корзинами и мешками, то опять появляясь, они шагали к грузовику. Вытянувшись в струну, в развевающемся по ветру пальтишке стояла на верхней ступеньке школы Зоя Николаевна. Если корзина или мешок казались ей особенно тяжелыми, она быстро сбегала вниз и подхватывала тяжесть покрасневшей на морозе узкой рукой. Она улыбалась. Она сияла… Что это? Ее ребята, должно быть, обошли район… да нет, весь город! А она еще сомневалась в себе, сомневалась в своих мальчиках!
Зоя Николаевна не чувствовала холода, не чувствовала тяжести мешков и корзин. Ее геологи оказались на высоте. Ей было жарко, весело. Она добродушно и гордо поглядывала на шофера.
А он - в ответ - с тоской поглядывал то на нее, то на кузов машины.
Откинув назад голову, будто плывя под звуки торжественного марша, двинулся по снежной дорожке во главе своей стройной колонны крошечный звеньевой из четвертого класса "А", вступивший в соревнование с Сашей Петровским. Из-под барашкового воротника пальтишка выбились концы красиво повязанного пионерского галстука. Было видно по бравой выправке, что мальчик не из последних учеников учителя физкультуры - Евгения Афанасьевича.
- Раз-два-три!
И колонна стала. Ребята приподняли мешок.
- А может, будет довольно этого самого? - вдруг пророкотал за спиной у звеньевого шоферский бас.
Мальчик вздрогнул и оглянулся.
Шофер стоял рядом с ним, заложив руки в карманы ватника, и смотрел на него сердито.
- Хватит! - сказал шофер властно и взялся за откидной борт кузова. - Давайте не будем перегружать.
- Что, что?..
- А то, что обыкновенно, - вразумительно ответил шофер. - Надо было затребовать пятитонку, не маленькие! Я трехтонка, я вам не пятитонка. Не ты ответственный за машину - я ответственный за машину. Не будем, не будем перегружать!
- Не горячитесь, товарищ водитель! - блеснув на солнце очками и улыбаясь дрожащей улыбкой, сказал председатель совета дружины.
- Зачем горячиться, мы спокойненько, - ответил шофер и спокойненько стал поднимать борт машины.
- Да что же это, в конце-то концов!
Зоя Николаевна наконец не выдержала. Вся кипя от гнева, она шагнула к шоферу. Пальто, державшееся у шейки на одной пуговице, откинулось. Стриженые короткие волосы развевались по ветру. Голова ее была словно вся освещена полукругом светлых, ставших дыбом волос.
- Да что же это, в конце-то концов! - захлебываясь, кричала ока. - Думаете, если мы школа, так можно куражиться?.. На заводе работаете? На войне, верно, были… Стыд какой!..
На лбу у Зои Николаевны грозно срослись черные брови. Шофер на мгновение опешил и вдруг ударил себя по коленке и захохотал.
- От девка! - сказал он с уважением и даже восторгом, поглядывая на ее сросшиеся брови. - Тебе бы на флот, и командовать адмиралом!
Зоя Николаевна пожала плечами и отошла.
- Эх, и откудова только понабирали! - почти уже сдаваясь и все еще искоса поглядывая на вожатую, тихо сказал шофер.