Лично я утонуть не боюсь. Это мать боится, что я утону. А для меня просто смешно даже думать о таком деле. Тонут только дураки и те, кто растеряется. А я еще не растерялся ни разу и ни разу не утонул.
До водокачки нам осталось уже немного, когда из проулочка выполз к нам навстречу Женька Спиридонов.
- Стой, Мураш, есть один разговор.
Женька стоял перед нами такой как есть - главный в поселке красавец. Брюки у него снизу раклешены и хлюстают по ботинкам. На штанинах болтаются цепочки. Куртка нейлоновая. Но главная Женькина красота - причесочка.
Волосы у него длинные, расползлись по плечам и по спине. Если он головой мотнет, чтобы причесочку свою поправить, волосы его эти по спине - хлясь! Точь-в-точь как лошадь хвостом машет, когда слепней отгоняет.
Женькины родители эту прическу не любят. Отец на него кричит:
- Тебе в бане мочалки не надо! Можешь своими лохмотьями спину тереть!
Но Женька не поддается. Ему эти лохмотья дороже, наверное, жизни.
Вот такой у нашей Людки жених. Хотя никакой он еще, конечно, не жених, потому что кончил нашу восьмилетку только в прошлом году. Учиться дальше нигде не стал и сейчас болтается около пилорамы. На работу его не оформляют по возрасту, но какие-то там палочки подносить разрешают.
А вечером Женька надевает нейлоновую курточку и со своими дружками ходит по улицам или толчется возле клуба. На веревочке через шею у него висит гитара с наклейкой. Женька лупит по струнам и получается у него "чух-чух", вроде как насос на водокачке работает. А дружки его поют. Только слов не понять, получается какое-то "бала-бала".
Один раз наша мать шла с работы и увидела с Женькой Людку. Женька ее одной рукой обнял за плечи, другой на гитаре барабанит. Я-то их так уже видел. Людка сияет вся и хихикает. Но мать их увидела в первый раз. Людке она пообещала оторвать голову, а Женьке - руки.
Когда Женька меня остановил, я думал, что он про Людку будет спрашивать. А он говорит:
- Мураш, будь другом, купи сигарет.
- Нам некогда, - говорю я. - Сам, что ли, не можешь?
- Не могу. Мать в магазине сказала, чтобы мне не продавали.
- Мне-то и подавно не продадут.
- А ты скажи, что для отца.
Посмотрел я на Кольку, тот ничего не говорит. Посмотрел на Женьку. Мне-то до него вообще дела мало. Но я просто удивился, что он так вежливо попросил. У клуба он горланит на весь поселок, а тут - "будь другом".
- Ладно, - говорю, - давай деньги.
Женька заулыбался и положил мне руку на плечо, как будто я Людка.
- Весь смысл, Мураш, в том, что у меня и денег нет. Но я же отдам - зуб даю. Купи "Памир", он всего десять копеек стоит.
Когда мы с Колькой зашли в магазин, там было всего человека четыре.
Но кто в нашем магазине не покупал, не знает, что для нас это просто жуткая очередь.
Я наш магазин терпеть не могу. У нас так покупают, что помереть можно, пока дождешься.
Встали мы с Колькой последними и слушаем, как покупают.
- Что-то у тебя, Клавочка, на полках сегодня будто и пусто?
- А то же, что и всегда. Тебе чего надо?
- Да и не знаю. Колбаски нет ли?
- Нету сегодня. Кладовщик заболел, на базе отпускать некому.
- Это который кладовщик? Степаныч, что ли?
- Ну!
- Господи… Вот беда с человеком какая… Да… Так, так… Нет, значит, колбасы?
- Нету.
- Чего же у тебя купить?
- Бери тушенку.
- Да тушенки мне вроде бы и не надо. А в каких банках, железных или стеклянных?
Мы с Колькой стоим на три человека дальше нее и то видим, что в стеклянных. Эти стеклянные банки под самым ее носом.
- В стеклянных, - терпеливо отвечает тетя Клава. Я просто удивляюсь, откуда у нее такое терпение.
- Нет, в стеклянных не надо. Мой в стеклянных не любит. Взять, что ли, сахару… Сахар есть?
Сахар, конечно, есть. Он тоже на видном месте. Да и вообще не бывает, чтобы в нашем магазине не было сахару.
- Есть. Тебе какого?
- Песку. Полкило, что ли…
Тетя Клава отвешивает полкило сахарного песку в кулечке. Только она завернула эти полкило, ей говорят:
- А пожалуй, еще полкило свешай.
Тетя Клава вешает. Колька стоит спокойно, а у меня уже спина вспотела от нетерпения. Но делать-то нечего. Стою. Слушаю.
- Эти яблоки почем?
- Рубль сорок.
- А сладкие?
- Не знаю, не пробовала.
- Ну, давай килограмм, покрупней которые. Свезу своему в больницу.
Тетя Клава перестает вешать яблоки и спрашивает:
- А где он у тебя лежит?
- Да в Приморске.
- Ну, там хорошо. Больница новая. Была уже у него?
- Была. Он-то уже ходит, так мы с ним на колидоре виделись. Насмотрелась я там - не приведи господи. Двери-то все на колидор из палат открыты… Идешь - и все видать: кто с гирей на ноге лежит, кого уколами колют… Не приведи господи!
- Больница, она и есть больница, - вздыхает тетя Клава.
- И не говори… Я тебе скажу, Клавочка, по мне, если помирать, так лучше сразу, без больницы.
- Тебе-то чего помирать!
- Это я так, к слову.
- Ну, ну, - говорит тетя Клава. - Так сколько, говоришь, тебе яблок?
- Давай килограмм. Покрупней только.
Я стою и думаю: хоть бы сказал кто, чтобы побыстрее. Только знаю, что никто ничего не скажет. Кольке, наверное, тоже надоело. Он отошел к стенке и читает плакат - как мух уничтожать. А я стою…
- Еще чего?
- Селедочки свешай, пожирней. Вон ту и ту.
- Эту?
- Нет, Клавочка, вон ту.
- Ту, что ли?
- Ну да, эту. И ту, поперек которая.
Колька читает уже другой плакат: как птиц охранять. А я стою. В кулаке у меня гривенник. Ладонь от этого гривенника уже мокрая. Стою и злюсь на Женьку, на себя, на яблоки и даже на селедку. Взял бы сейчас эту селедку - и мордой ее об камень!
Наконец они рассчитались - и я подвинулся на одного человека. Только на одного! А впереди еще два. И покупали они так же, еще и похуже.
Подошла все-таки и моя очередь.
- Тебе что? - спрашивает тетя Клава.
А я молчу. Забыл уже, зачем пришел. Вертятся у меня в голове селедочки пожирней и яблочки покрупней.
- Сигарет пачку, "Памир".
Тетя Клава положила на прилавок пачку "Памира", посмотрела на меня и вдруг - цап ее обратно.
- Курить уже начал?
- Да я отцу.
- Он "Беломор" курит, - говорит тетя Клава. - В жизни он "Памира" у меня не брал. А тебе совестно курить с таких лет.
- Тетя Клава, я не курю. Честно.
- Кому же берешь тогда?
- Отцу.
- Опять врешь.
- Вам жалко, что ли?
- Жалко, - говорит тетя Клава. - И не тяни из меня душу. Иди гуляй. А то еще матери скажу. Она тебе устроит "Памир". И что за молодежь такая растет! Это ж только удивляться надо. Может быть, тебе еще и вина отпустить?
Мне бы лучше промолчать, а не вякать. Но я еще пока стоял, разозлился. А тут еще мне про молодежь начали говорить. Тысячу раз я про эту молодежь слышал. Никакая я не молодежь. Я Виктор Мурашов. Я за себя отвечаю, а не за молодежь какую-то. Молодежь разная бывает, а я не разный. Я всегда одинаковый. И не люблю, когда надо мной ехидничают. Вот я и не промолчал.
- Отпустите, - говорю, - вина. Только в долг, а то денег нет.
- Ну, Витька, все, - говорит тетя Клава. - Как только мать увижу - скажу.
Вышли мы с Колькой из магазина. За углом Женька стоит.
- Что так долго?
- Если долго, иди сам покупай, - отвечаю.
- Ладно, давай "Памир".
- Не дали мне никакого "Памира". Возьми свои деньги.
Сунул я Женьке десять копеек, и пошли мы с Колькой к Евдокимычу. Идем, а Колька вдруг как захохочет.
- Мураш, а ты зачем ему десять копеек отдал?
- Не нужны мне его десять копеек.
Колька еще сильней хохочет.
- Они же твои, десять копеек. У него ведь денег не было.
Только тут я сообразил, что от злости отдал Женьке свой гривенник.
Тут мне еще обидней стало, не из-за денег, а из-за того, что вроде я опять дурачок.
- А ты-то что радуешься? - спрашиваю я Кольку.
- Я не радуюсь. Смешно просто.
- Умный ты очень.
Колька перестал смеяться, но ничего не сказал.
- Или строишь из себя умного.
- Не заводись, Мураш, - говорит Колька. - Если тебе обидно, я тут ни при чем.
- А ты не воображай, что если лодка твоя, то я буду перед тобой на коленках ползать!
- При чем тут лодка? Я тебе говорил про лодку?
Колька спросил очень спокойно. Из-за этого-то я часто и злюсь, что он такой спокойный. Получается, что я всегда не прав, а он прав. Пускай бы мы поровну ошибались, а то получается, что только я один.
Но у Кольки мозги как-то совсем иначе работают, чем у меня.
- Мы будем лодку чинить? - спрашивает Колька.
- Не знаю.
- Но мы договаривались?
- Ну, договаривались.
- Тогда идем к Евдокимычу. И кончай психовать. Мне ведь все равно не обидно.
- Могу и пообидней придумать.
- Придумай!
- Дурак!
Колька засмеялся.
И было понятно, что дурак-то как раз я сам.
Больше я ничего не сказал Кольке. Просто я подошел к берегу бухты и вышел на лед. Там еще оставалось немного льда. Такой - как каша. Провалиться на нем - раз плюнуть. Сам не знаю, зачем мне это нужно было, только я протопал почти до самой промоины. Когда я повернул обратно, то увидел, что Колька стоит на берегу. В руках у него была жердина. Испугался, значит, собрался спасать.
Но я не провалился и вышел обратно.
- Дурак! - сказал Колька.
Теперь засмеялся я. Мне было совсем не обидно.
А когда мы пришли к Евдокимычу, то дома его не застали.
ТЯЖЕЛЫЙ ПУНКТ
Пионервожатый у нас на все старшие классы один - Леха Сысоев. Работает он на спасательной станции. Зимой там особенно делать нечего, вот ему и дали такое общественное поручение.
Вообще-то Леха парень не вредный. Если кто из наших зайдет летом на спасательную, то он обязательно прокатит на полуглиссере, даже за штурвал даст подержаться. Но спасательная - в Приморске, и поэтому Леху мы видим редко. Вообще-то он должен приезжать каждую субботу. Но вся беда в том, что Леха - охотник. Только у нас начинается учебный год, - объявляют охоту на уток. Тут уж ни в субботу, ни в воскресенье Леху не увидишь. Потом - охота на тетерева. Вот уж первая четверть кончается, первый снег выпал - самая охота на зайца.
А в декабре лед встает в бухте…
Главная беда в том, что Леха еще и рыбак. В декабре - январе он ловит плотву и окуня, в феврале - налима, в марте и апреле опять начинают брать плотва и окунь, да еще корюшка.
Зато в мае, когда лед подтает, Леха приезжает к нам каждую субботу, и тогда пионерская работа идет со страшной силой.
Сегодня мы с Колькой подошли к школе, а Леха уже стоит возле крыльца.
- Здорово, давно не виделись - говорит он.
- Как рыбка? - спросил я.
Леха махнул рукой.
- Какая тебе рыбка! Не видал, что ли: ледокол прошел, лед поломал? Ты вот что, Мурашов… Или нет, лучше - Стукалов… На, возьми, спиши на доску. - Леха протянул Кольке какую-то бумажку. - И чтобы все в галстуках были!
- А кто не взял? - спросил Колька.
- Пускай сбегают в перемену. А я по этому вопросу сейчас в контору схожу.
- По какому вопросу? - спросил я.
- Там все написано.
Через плечо Кольки я прочитал:
"Сегодня после уроков состоится собрание класса на тему: "Чем я могу помочь своему совхозу?"
После уроков Леха пришел в класс, сел за учительский стол и показал на доску, где было написано объявление.
- Ну, придумали чего-нибудь?
Все молчали.
- Давайте, давайте, - сказал Леха. - А то мы с вами здорово все подзапустили.
- А ты почему всю зиму не приходил? - спросил Батон.
- Почему, почему… Дела были.
- Охотился?
- Было дело.
- И окуней ловил? - спросил Батон.
- Ну, ловил. Сейчас-то речь не об этом. Вы давайте выступайте по делу.
- А зайцев много убил? - поинтересовался Батон.
Леха заулыбался.
- Пять штук, - сказал он. - Один до того здоровый - загонял меня совсем. Я его в первый день не взял, пришлось в лесу ночевать.
- Зажарили? - спросил Батон.
- Да уж не выбросили.
- А мама в духовке тушит. Тушеный - вкуснее, - сообщила Наташка.
- Можно и тушить, - согласился Леха. - Только ты бы, Кудрова, лучше на тему выступала.
- На какую тему?
- Она на доске написана.
- Я еще не думала.
- Ну, так думай. И остальные думайте.
Все замолчали и стали думать. Я тоже думал. Мне хотелось выручить Леху. Я вообще уважаю охотников и рыбаков, а Леха ведь еще и с аквалангом плавает на своей спасательной. Но вот с пионерской работой у него не получается.
- Леха, - предложил я, - ты скажи нам, чего надо, а мы сделаем.
В дверь заглянул Иван Сергеевич.
- Очень интересно, - сказал он, поглядев на доску. - А можно мне с вами посидеть?
Леха вскочил.
- Садитесь сюда.
- Спасибо, - сказал директор, но сел на заднюю парту.
Глядя через наши головы на директора, Леха сказал:
- Вот такая у нас тема…
- Считайте, что меня здесь нет, - ответил Иван Сергеевич.
- Как же нет, когда вы здесь, - выскочил Батон.
- Это только кажется, Мелков. А чтобы ты поверил, я больше не произнесу ни одного слова.
- А если произнесете?
Директор промолчал. Все рассмеялись. Леха фыркнул было, но тут же сделал серьезное лицо.
- Я, конечно, понимаю, что у вас конец года и всякое такое, - сказал он. - Но если мы этот пункт не выполним, то он над нами повиснет.
- А откуда он взялся? - спросил я.
- Вы же сами в начале года принимали обязательства. Там было и про помощь совхозу.
- А еще чего там было?
- Ты разве не помнишь?
Я посмотрел на директора. Он внимательно слушал.
- Да помню, - сказал я. - Просто думал, может, забыл кто.
Леха нахмурился.
- В общем, у меня там записано, - сказал он. - Остальное вы вроде бы выполнили.
Но я точно знал, что ничего мы не выполняли, потому что Леха не был у нас с самой осени, а без него мы про все пункты забыли. Но Леху выдавать я не стал. Мне совсем не хотелось, чтобы ему за нас влетело. На одном отыграться всегда легче.
- Было бы лето, - сказал Умник, - можно бы прополоть чего-нибудь.
- Поймаешь вас летом, - вздохнул Леха. - Надо сейчас выполнять.
- А может, не надо? - опять спросил я. - Ты зачеркни этот пункт, запиши чего-нибудь другое.
- Вы сами принимали. О чем же вы тогда думали?
- Да мы и не думали, - сказал я.
- Ты, Мурашов, за себя говори, - вылезла Наташка.
- Давай выскажись, - ответил я. - Все ждут не дождутся твоего умного слова.
- И скажу! У нас все как-то сами по себе. Мальчишки только и знают, что свой хоккей! А девочки… - Наташка умолкла.
- Ну, что девочки?
- Ничего.
- Давай наоборот, - предложил я. - Вы будете в шайбу играть, а мы в куклы.
- Мурашов, - сказал Леха, - хватит тебе трепаться.
- А чего еще делать?
- Предложения давайте.
Но предложений ни у кого не было. Батон повернулся и посмотрел на директора; остальные тоже завертели головами. А директор сидел спокойненько. Вид у него был такой серьезный, будто мы говорили жутко умные вещи.
- Ладно, - сказал Леха, - видно, что к собранию вы не подготовились. Я, конечно, тоже виноват, но ведь и вы не маленькие. Давайте на сегодня закончим, а к следующей субботе вы подготовьте предложения.
Леха встал, посмотрел на доску, на директора, вздохнул и тихо, чуть не на цыпочках, вышел из класса.
Все молчали. Целых двести лет, наверное, молчали. А потом стали орать. И все про Леху. Что вожатый он плохой. Что редко бывает. Что из-за него работа не ведется. Я слушал, слушал и тоже заорал:
- Работать вам захотелось?! А кто мешает? Руки у всех есть, валяйте работайте. А если человек ушел, то орать про него - совесть надо иметь.
- Значит, у тебя одного совесть есть? - спросила Наташка.
- Значит, так. Да вот у Кольки еще. Он тоже молчит.
Тут, конечно, все набросились на меня. Но мне на это чихать, я привык.
- Иван Сергеевич, давайте нам другого вожатого! - заорал Батон.
- Он ведь спасателем работает? - спросил Иван Сергеевич.
- Ага.
- Значит, моторы знает - и подвесные и стационарные. Это раз. Имеет права судоводителя. Это два. Умеет обращаться с аквалангом. Это три. Да разве можно такого вожатого отпускать?
- Но ведь обязательства мы не выполнили, - сказала Наташка.
- Зато собрание провели. Наверное, одного собрания тут мало.
- А чего еще надо? - спросил Батон.
Директор усмехнулся.
- Наверное, два собрания. Или три. Или - сто. Сто собраний на тему: как помочь совхозу? А в совхозе можно провести двести собраний на тему: как помочь школе? Вот и будем в расчете.
ТАКАЯ У МЕНЯ СИЛА ВОЛИ
В воскресенье мы с Колькой пошли на берег посмотреть лодку.
На улице нам попался Батон.
- Вы куда?
- К пирсу.
- Я с вами. Подождите минутку. Я в магазин сбегаю, меня за подсолнечным маслом послали.
- Некогда ждать, - сказал я.
- А что - море убежит? - спросил Батон.
- Время убежит, - сказал я.
- Подумаешь, время… - сказал Батон. - Заработался ты, Мураш, совсем. Времени тебе не хватает. Прямо генерал!
- Может, ты будешь нашу лодку смолить?
- А что, - сказал Батон, - и буду. Все равно делать нечего. Могу и в магазин не ходить.
Батон огляделся.
Во дворе дома, около которого мы стояли, был пацан. Я даже не знал, как его зовут, знал только, что их фамилия Журавлевы. Пацан сидел возле собаки, которая развалилась на спине около будки. Он чесал ей пузо и шептал что-то на ухо.
- Эй, Серега, - позвал Батон. - Иди сюда.
Пацан вышел на улицу.
- Я не Серега, я Саша.
- Я и говорю - Саша, - сказал Батон. - В каком классе?
- В третьем.
- Молодец. Отличник, - сказал Батон. - На тебе рубль. Беги в магазин, купи бутылку подсолнечного масла. Отнесешь его вон в тот дом, где колонка рядом.
- Не-а… - застеснялся пацан.
- Тогда - семь раз в глаз! Ну! Беги быстро.
Пацан посмотрел на Батона снизу вверх и поплелся к магазину.
- Пропадет твой рубль, - сказал Колька.
- Ну да! Пацанов этих уговорить трудно, а когда уговоришь, все сделают. Пошли на берег.