Это получилось совсем нечаянно. Гостили как-то у дяди Веджвуда в Мэре; катались на лодке, удили рыбу, и Чарлзу было очень весело. Дядя подарил ему старинную монету, а старшая кузина - австрийскую марку. Дома же Нэнси отдала Чарлзу пуговицу удивительной треугольной формы, которая давно ему очень нравилась. И вот, когда у себя в саду он стал рассматривать все эти замечательные вещи, к нему подбежал щенок. Чарлз и дал ему пинка, так, ни за что, чтобы почувствовать себя еще более могущественным.
Щенок убежал, а мальчику стало скучно и на подарки больше не хотелось смотреть.
До глубокой старости Дарвин помнил этот случай и говорил:
"…Этот поступок тяжелым гнетом лежал на моей совести, что я заключаю из того факта, что до сих пор отлично помню место преступления".
Свойственной некоторым детям бесчувственности к животным у него совсем не было. Наоборот, он всегда старался так поступать, чтобы причинить им как можно меньше страданий.
Ему приходилось решать трудные задачи в этом отношении.
Вот рыбная ловля. Каждый мальчик знает, что рыба особенно хорошо идет на приманку дождевым червем.
Но и червей жаль!
И каждый раз, насаживая живого червяка на крючок, Чарлз искренне жалел его.
Чарлза научили убивать дождевых червей соленой водой, и он с этих пор никогда не насаживал живой приманки, хотя, конечно, быстро заметил, что на мертвого червя рыба идет хуже.
Всё-таки пришлось примириться с таким ущербом собственным интересам во имя гуманности!
Или другой трудный случай. Чарлз очень любил собирать птичьи яйца, такие разные по величине и цвету, и радовался, когда находил гнездо с кладкой яиц.
Конечно, очень хотелось взять все яйца из гнезда, потому что каждое из них - настоящий клад для молодого джентльмена двенадцати - тринадцати лет, уже собравшего значительную коллекцию яиц.
Но чувства справедливости, и добросердечия брали верх над страстью коллекционера: нельзя огорчать птиц-родителей уничтожением всей кладки!
И Чарлз удалялся от соблазнительного куста или дерева, унося только по одному яйцу из гнезда.
Лет десяти он начал собирать насекомых.
И опять вопрос: а хорошо ли убивать всех этих красивых бабочек и жуков для того, чтобы насадить их на булавки?
Вопрос был настолько важным, что требовал серьезного обсуждения с Катериной, которая всегда была в эти годы советником и другом Дарвина.
Брат и сестра, обдумав и обсудив положение дела, нашли выход из затруднения. Не следует отказываться от собирания насекомых, но так как лишать их жизни жестоко, то собирать только мертвых насекомых. Находить мертвых насекомых труднее, чем ловить их живыми, но зато совесть будет спокойна!
Прибавить к коллекции еще один номер, еще одно название было истинным наслаждением для него. Поэтому те ограничения при сборах, которые он для себя установил, были действительно победами над самим собой.
Когда Чарлз прочитал одну книгу о птицах, у него сильно возрос интерес к их жизни.
Он стал с удовольствием наблюдать за ними, делать заметки. Увлекся до того, что понять не мог, почему каждый взрослый джентльмен, располагающий, как тогда думал Дарвин, полностью своим временем, не ведет наблюдений за птицами и вообще не делается орнитологом.
Отец дал подросшему сыну ружье.
Первый вальдшнеп. Какой восторг и возбуждение испытал Дарвин! Руки дрожат до того, что невозможно зарядить ружье второй раз.
Эта страсть сопровождала Дарвина многие годы.
Студентом он репетировал верность прицела перед зеркалом, упражняясь в умении правильно прицелиться холостыми выстрелами в пламя свечи. Из его помещения часто слышался треск пистонов, принимавшийся тутором (репетитором-надзирателем) за щелканье бича.
Странное дело, - простосердечно удивлялся тот, - "мистер Дарвин по целым часам забавляется щелканьем бича в своей комнате, я часто слышу треск, когда прохожу мимо его окон…"
К концу школьной жизни Чарлза брат Эразм, бывший на пять лет старше его, увлекся химией. Он устроил себе в саду небольшую лабораторию, где производил опыты.
Чарлз заинтересовался работой брата, получил у него разрешение помогать при опытах и прочитал несколько книг по химии. Трубки, колбы, реторты и другое бывшее в распоряжении братьев несложное химическое оборудование, при помощи которого они получали газы и некоторые другие вещества, очень увлекали их.
Ночью, когда все в Шрусбери давно уже спали, в садовой беседке доктора Дарвина горел огонь. Братья, поглощенные опытами, забывали о сне.
В этой первой своей лаборатории Чарлз с помощью брата научился обращению с химической посудой, горелкой, реактивами.
"Химия сильно заинтересовала меня, и нередко наша работа затягивалась до поздней ночи. Это составило лучшее, что было в образовании, полученном мною в школьные годы, ибо здесь я на практике понял значение экспериментального знания".
Добрый по натуре, приятный в обращении, но болезненный от природы Эразм любил читать и приохотил к чтению младшего брата. "Однако по складу ума и интересам, - вспоминал последний, - мы были так не похожи друг на друга…"
Вкусы и склонности Дарвина были весьма разнообразными.
Он испытывал наслаждение в самом процессе овладения каким-либо новым для него вопросом.
Если вопрос был сложным и трудным, тем лучше. Удовольствие, которое получалось при удачном его разрешении, было еще бóльшим.
Например, Чарлз совсем не отличался математическими способностями, но с высоким удовлетворением изучал геометрические доказательства. Они нравились ему своей ясностью и убедительностью. Чарлз брал уроки геометрии у частного учителя, потому что в школе математическим наукам уделялось очень мало внимания.
Сознание, что какой-нибудь предмет, совсем неизвестный, становится понятным, в высшей степени радовало и удовлетворяло Дарвина. Впечатление о таком достижении оказывалось ярким и длительным.
В школьные годы Чарлз много читал, и самые разнообразные книги. Один из товарищей дал ему книгу "Чудеса мироздания". Это случилось еще в младших классах. И вот перед Чарлзом раздвинулись пределы Шрусбери, Англии. На свете есть другие страны, со сказочно-иной природой. Побывать там, посмотреть эти диковинные вещи…
Да уж и действительно ли существуют такие леса, горы, птицы, о чем написано в книге? Об этом велись долгие споры с товарищами.
Став постарше, Чарлз зачитывался историческими драмами Шекспира, только что появившимися поэмами Байрона, Вальтер Скоттом. В амбразуре школьного окна часто можно было видеть его, до самозабвения углубленного в чтение.
Но Чарлз занимался со страстью, даже с азартом, всем, что не являлось его прямой обязанностью по школе.
Родным его увлечения далеко не всегда казались серьезными, а порой расценивались как безделье. Дело в том, что в школьных занятиях успехи Чарлза были очень скромными. И однажды отец сильно уязвил его словами: "Ты только думаешь об охоте, собаках и ловле крыс и осрамишь себя и всю нашу семью".
Даже отец, тонкий, проницательный и добрый человек, каким его рисует Чарлз, не понимал своего сына.
В школе тем более не понимали интересов Дарвина.
Когда там узнали о занятиях Чарлза химией, то это показалось директору школы, доктору Батлеру, таким бессмысленным делом, что он отчитал мальчика при всех за бесполезную трату времени.
"Росо curante", - назвал он Чарлза, а тот хотя и не понял, чтó значит это выражение, но, не ожидая для себя ничего хорошего в словах директора, подумал, что это, вероятно, что-нибудь очень оскорбительное.
Доктор Батлер был высокообразованным человеком, большим знатоком древних языков и древней истории. Ему принадлежали прекрасные переводы на английский язык римских и греческих авторов. Он составил великолепный географический атлас по древней истории, который много раз переиздавался. У него была очень богатая и тщательно подобранная библиотека по древней литературе. Но все интересы доктора Батлера были сосредоточены на глубине веков. Страница произведения, написанного не одну тысячу лет назад, затмевала перед ним настоящее.
Его интересы были прямо противоположны тем, что развивались у Дарвина; вот почему Батлер не понимал своего ученика, а тот оказывал внутреннее сопротивление и Батлеру, и школьной науке.
Дарвин вынес из школы ненависть к принятой в то время системе образования и недоверие к школам вообще. "Никто не ненавидит более меня старого стереотипного бессмысленного классического образования", - замечал он впоследствии.
Чарлза заставляли идти общепринятым путем, а он шел к знанию своей собственной дорогой.
В 1825 году отец решил, что дальнейшее пребывание Чарлза в школе доктора Батлера бесполезно и лучше будет, если сын продолжит подготовку к поступлению в университет в Эдинбурге, где в это время учился Эразм.
А летом 1825 года отец привлек Чарлза к своей практике врача.
Чарлз посещал бедные семьи в Шрусбери, с большим вниманием наблюдал симптомы болезни и составлял очень полные описания их.
Отец проверял диагнозы и давал советы в отношении лекарств; приготовлял их Чарлз сам. Число пациентов возросло до двенадцати, и отец обнадеживал сына, что тот будет хорошим врачом. Некоторое время эти занятия интересовали Чарлза, но с переездом в Эдинбург и началом новой, студенческой жизни они прекратились.
Глава V
Чарлз-студент

Вспоминая об этом, я прихожу к заключению, что во мне было что-нибудь такое, что выделяло меня из ряда моих сверстников - иначе такие люди, старшие и годами, и по академическому положению, не допускали бы меня в свой круг.
Ч. Дарвин
Университетская скука
Эдинбург - старинная столица Шотландии, один из красивейших городов Европы. Он расположен на склонах холма, недалеко от залива Форс. Восточный склон холма отлогий. Здесь находится старинный королевский замок, украшенный зубчатыми башнями, и развалины аббатства. На западном крутом склоне холма высится еще один старинный замок-крепость и несколько средневековых зданий с башнями. На северном и южном склонах раскинулся старый город; на других холмах - новый город, соединившийся со старым.
Все впадины и низменные места заняты красивыми садами и парками.
На восток от города тянется возвышенность, а на юго-западе - скалы. Отсюда открывается прекрасный вид на город. В этом городе жила королева Мария Стюарт. Исторические воспоминания, связанные с ее именем, и старинное аббатство привлекали сюда туристов.
Здесь был университет, основанный в 1582 году, с собственной астрономической обсерваторией, известная "консерватория искусств и ремесл", хорошая публичная библиотека, в которой были все сочинения, издаваемые в Великобритании. В Эдинбурге издавалось столько же журналов и научных трудов, сколько в Лондоне.
Братья поселились вместе на частной квартире, неподалеку от университета.
Эразм очень много читал, интересовался литературой, историей, искусством. Относившийся с почтением к старшему брату, Чарлз с охотою читал то же, что и Эразм.
Вместе с ним он часто посещал театр, и эти посещения, видимо, оставили большой след в душе Чарлза. Он видел в Эдинбурге имевшую тогда большой успех постановку оперы "Волшебный стрелок" Вебера, фантастичную по сюжету, легкую и выразительную по мелодиям.
Брат через год окончил университет, и Чарлз остался в Эдинбурге один.
К изучению медицинских наук Дарвин относился без всякого рвения, но не потому, что был ленивым.
Наоборот, уже в школе он проявил не только разнообразные вкусы и склонности, но и упорство в занятиях тем, что его интересовало. Лекции же в университете ему не нравились, казались скучными, а подчас и глупыми.
Об одном профессоре Дарвин говорит, что с ужасом вспоминает его лекции. О нем он писал сестре: "Он так учен, что его ученость не оставила места в нем разуму, и его лекции по Materia Medica невыразимо глупы". А лекции по анатомии человека были до того скучны, что вызывали у Дарвина отвращение к этому предмету.
Только курс химии слушал он с интересом. Практические занятия медициной в клинике он посещал регулярно.
Вид страданий больных терзал Чарлза. Глубокой жалостью к ним было преисполнено сердце юноши.
Некоторые случаи произвели на него такое впечатление, что потом, шестидесяти семи лет от роду, Дарвин говорит: "…картина их до сих пор стоит перед моими глазами".
Чарлз понимал, что эти посещения были для него необходимы. "Я не был настолько глуп, чтобы уклоняться вследствие этого от клинической практики", - вспоминает он, имея в виду впечатления, производимые на него клиникой.
Крепость
Эдинбург, в Шотландии
Университет
Но чего он совершенно не мог вынести - это вида операций, свидетелем которых ему пришлось быть в Эдинбургском госпитале. Оперировали тогда без хлороформа и какого-либо другого наркоза. Страдания оперируемых были поистине ужасны. Две операции видел Чарлз Дарвин, и оба раза он убегал, не дождавшись конца их.
По понятиям того времени, Дарвин отдавал должное университету. Добросовестно готовился в течение одного - двух месяцев к экзаменам, сдавал их; скучал на лекциях, если их нельзя было пропустить; ходил в клинику.
Но к этому не лежала его душа.
Больше того, за два года три месяца, что проучился Дарвин в Эдинбургском университете, он, когда-то с интересом посещавший больных в Шрусбери, потерял всякий вкус к медицине.
Его интересы были далеко за пределами ее. Вся природа влекла его своими тайнами…
Словом, в Эдинбурге продолжалось то, что было и в школе: учение в университете как отбывание скучной повинности, а вне ее - жизнь, полная действительно интересных занятий, встреч, разговоров, жарких споров, размышлений.
Своя жизнь
Среди студентов нашлись такие, которые, подобно Чарлзу, серьезно интересовались науками о природе. Одни занимались геологией, другие - зоологией, третьи были ботаниками. Некоторые из них стали потом известными учеными.
Молодым людям было нелегко удовлетворять свой интерес к науке. Отсутствие систематических знаний, неумение анатомировать животных, плохие микроскопы - всё мешало и затрудняло.
Но страсть к исследованию, жажда знаний и наслаждение, которое они испытывали, овладевая знанием, а главное, чудесное ощущение своей самостоятельности помогали им всё преодолевать.
На берегах залива Форс они собирали морских животных, остающихся в лужах после отлива. Рыбаки, отправлявшиеся на ловлю устриц, часто поджидали молодого мистера Дарвина, который отправлялся вместе с ними за морскими животными.
Гуляя по окрестностям Эдинбурга, студенты горячо беседовали о виденном и прочитанном.
Однажды один из них, Грант, бывший на несколько лет старше Дарвина, с восторгом стал рассказывать о французском ученом Ламарке. Грант говорил, что Ламарк не признает природу неизменной, наоборот, считает растения и животных постоянно изменяющимися под влиянием разных условий жизни.
Дарвин с большим уважением относился к Гранту и охотно экскурсировал с ним, помогая собирать морских животных, которых море после отлива оставляло в лужах.
Но к его энтузиазму по отношению к Ламарку, да и взглядам последнего, он отнесся совершенно равнодушно. В семье Дарвина были известны эволюционные воззрения на природу, высказанные некоторыми учеными. Дед Чарлза, Эразм Дарвин, опубликовал несколько произведений, в которых он рассуждал подобным образом.
Что в них, этих теоретических построениях, для Чарлза? Они его не интересовали. Ему кажутся важными только исследования живой природы. Он ценит факты, а не отвлеченные идеи.
Вот поэтому молодой натуралист очень интересуется всем, что происходит в Плиниевском студенческом естественнонаучном обществе. Здесь он бывает охотно, слушает доклады, выступает со своими сообщениями, участвует в обсуждении. В обществе ставились доклады на такие темы, как инстинкт у животных, повадки кукушки, изменение формы листьев у лавра благородного, принципы естественной классификации в связи с вопросом о видовых признаках.
В одной из комнат подвального этажа университета собирался студенческий научный кружок - Плиниевское общество. Здесь студенты читали и обсуждали свои работы по естественным наукам.
По всей вероятности, не все их "открытия" были действительно открытиями в науке.
Эти собрания молодых людей увеличивали их рвение к науке, вызывали благородное соревнование и помогали им развивать научные интересы и устремления. Члены общества серьезно относились к своим собраниям и сообщениям. Они всегда очень волновались перед выступлениями, ожидая критики товарищей и оценки своей работы.
Был такой забавный случай, который передает Дарвин: "Помню, как один молодой человек, поднявшись с места и в течение нескольких минут не будучи в состоянии справиться с заиканием своим, наконец, покраснев до ушей, пробормотал: "Господин президент, я забыл, что хотел сказать". Несчастный был совершенно подавлен своей неудачей, а все так озадачены, что никто не сумел его выручить из тяжелого положения".
Дарвин рассказывает о случае, происшедшем с ним в бытность его студентом в Кембридже. Он увидел в микроскоп, как выпускает трубку прорастающая пыльца цветка, и решил, что им открыт никому еще не известный факт. Профессор, к которому он обратился, деликатно указал, что это явление очень интересно, но дал понять, что оно уже хорошо известно. Таких "открытий", вероятно, немало совершалось и членами Плиниевского общества.
Дарвин сделал там, в обществе, сообщения о своих наблюдениях за морскими животными.
Это были небольшие открытия. Одно из них состояло в следующем: то, что долгое время считали яйцами одного морского животного - мшанки, на самом деле оказалось его личинками.
Другое открытие было такое: