Женщины тащили им припрятанные на всякий случай припасы, отдавая последнее, только чтоб не голодали эти богатыри в лесу. И было радостно, весело, как будто кончилась война и опять вернулась в деревню Советская власть.
Потом партизаны ушли. И ушли вместе с ними все парни и девчата, которые были постарше. В деревне остались одни женщины да дети.
Партизаны ушли, а чувство радости осталось. И вечером, как в хорошие довоенные времена, отправилась на рыбалку из деревни вся мелкота: пацаны шести-семи лет. Постарше в ребячьей ватажке были только тринадцатилетние одногодки: Димка, Виталькин брат, да балагур Витька с околицы. А возглавлял всю эту шумную компанию признанный в деревне верховод малолеток-дошколят и первоклашек - длинноногий и сутулый, отчего казался немножко горбатым, пятнадцатилетний Федька, по прозвищу Нос.
Мальчишки, да и взрослые, за глаза посмеивались над ним. Иногда снисходительно, а частенько - с презрением. Называли Федьку Носа и чокнутым, и блаженненьким, от чего мать его тихонько плакала иногда. Да, по совести, и было от чего.
Сверстники Федьки Носа отыграли в свои годы в песочек, в чижика, потом отбегали в лапту, в кошки-мышки, отгоняли в тряпочный футбол, отпрыгали в чехарду - повзрослели, "посолиднели", уже с девчатами в клубе, как настоящие парни, о том о сем перебрасываются... А Федьку Носа канатом на танцы не затянешь. Как был умом малолетний, так и остался, будто годы мимо него идут. Сверстники Федькины о хозяйстве, о жизни толкуют, а Федька по кустам ползает, в чапаевцев играет... Сверстники за вентеря, за спиннинги - и на совхозный пруд, а Федька со своей компанией селявок с мизинец кошке на обед ловит...
Но хоть и посмеивались чужие матери над пристрастием Федьки Носа к малышам, он и радовал матерей. "Не видали моего? Уж с ног сбилась!" - "Да с Федькой Носом, никак!" - "А-а..." Это значило: все в порядке - Федька не обидит. "Мамань, я на рыбалку пойду..." - "Это куда ж тебе в ночь, сопляку! С кем?.. Ах, с Федькой Носом... Ну, другой коленкор". Все глаз чей-то: не то что сын сам по себе...
Когда появился на дороге Виталька, почти все рыбаки уже смотали свои удочки, уложили распотрошенные с вечера котомки, теперь поджидали самых медлительных, встревоженные канонадой и заревом, что вместе с рассветом поднялось над лысыми песчаными сопками, над лесом. Обрадованные, бросились навстречу Витальке.
А он, увидев их, не выдержал, разревелся.
- Мама послала... Дома сгорели... Убивают всех... С самолетов стреляют... - только и мог сказать.
Мальчишки окружили его и больше не задавали вопросов, притихшие, озабоченные, ожидая, когда он успокоится.
Димка взял брата за руку:
- Пойдем. Я умою тебя...
Виталька, всхлипывая, поднялся с травы и послушно двинулся к речке.
Федька Нос молча удержал остальных, когда те направились было следом.
- Пусть они...
Большеглазый и большеротый Витька, признанный в деревне шалопут, и теперь не удержался от ухмылки:
- В таких делах надо брать ноги в руки, а уши за плечи - и стрелой...
Федька не ответил, глядя куда-то мимо него, задумчиво и сосредоточенно.
Руки у Федьки были тяжелые, как у взрослого, и, может, оттого, что он все время сутулился, казалось, доставали до колен.
- Идемте домой! - испуганно заканючил семилетний Митроша, взглядывая на Федьку.
Федька вытянул перед собой свои длинные руки, требуя внимания:
- Есть он у нас теперь дом, нет ли... - пробормотал Федька, - а идти, конечно, надо... Куда нам еще, как не домой, Митроша? Ведь надо ж узнать, что там, как.. Своих сыскать! Лишь бы нас фрицы не сцапали! Труби, Алешка, поход!
Черноглазый и смуглый Алешка был назван горнистом за то, что внешне очень походил на горниста из Первой Конной, каким тот был нарисован в книжке про гражданскую войну.
Алешка приложил ко рту кулаки - один к другому - и затрубил. Получилось очень похоже на звук горна. Но сегодня это не произвело впечатления.
Взяли на плечи котомки, удочки.
- Виталька не дойдет, умаялся, - виновато сказал Димка, Виталькин брат, такой же белокурый, с такими же вьющимися, как у Витальки, волосами. - Вы идите, а мы чуток посидим тут. Подождете нас... А лучше мы догоним...
Федька подумал.
- Нет. Так не годится. Разъединяться нам сейчас нельзя... Не знаю, что там... А нам вообще теперь нужно быть вместе! Всегда! - Он оглядел своих подопечных. - Поняли?
Поняли его, может, не очень... Но раз сказал, значит, так надо. Главное сейчас - идти. И рыбаки нетерпеливо зашмыгали носами.
- Держи-ка!.. - Федька передал свою рыбацкую снасть Димке. - Что мы, фашисты какие-нибудь? Иди сюда, Виталька! - Присел на корточки. - Забирайся на шею!
- Так лучше я... - запротестовал Димка.
- Тебе тоже достанется, - ответил Федька Нос. - Тебе тоже! - добавил он специально для Витьки, когда тот по привычке хотел сказать что-нибудь шутейное.
Цепочкой, впервые без лишних разговоров, Федька Нос впереди, Алешка-горнист замыкающим, двинулись через лес.
Половину пути Виталька ехал на плечах взрослых мальчишек, а когда отдохнул - пошел рядом с братом.
Возле скошенного хлебного поля остановились. Дорога, шедшая здесь на подъем, вела прямиком в деревню. Но появиться на ее улицах, не зная, что там произошло, было боязно.
Вокруг лежала непривычно безлюдная, тихая, будто выгоревшая под солнцем земля, и все вокруг казалось чужим, не таким, как вчера, когда они уходили на рыбалку...
- В овраг, говоришь, все прятались?.. - спросил Федька Нос у Витальки. Тот кивнул.
- Все! А другие падали!..
- Ну, тогда идемте сначала в овраг...
И, поломав цепочку, двинулись тесной группой через поле.
Непривычная тишина давила. Будто и кузнечики вымерли, и перепелки, и жаворонки - пусто... Лишь временами оттуда, где была деревня, доносился запах гари. В ельнике, не доходя с полкилометра до оврага, Федька Нос велел остановиться.
- Все будете здесь. Ты, Димка, гляди, за главного. А мы с Витькой пойдем разведаем сначала. Так надо, чтобы нам всем не влипнуть, - объяснил он для мелкоты. - На войне так положено: сначала разведка.
На спуске, в зарослях белоголовника, через который бежал утром Виталька, остановились, прислушались.
- Ты будь здесь, - велел Федька Нос. - А я дальше. Если что-нибудь - смотри сам: либо беги ко мне на помощь, либо - к ребятам.
Витька широко улыбнулся какой-то своей, как всегда, шутейной мысли, кивнул в ответ, видимо, не совсем принимая совет своего товарища. Однако остался и - по грудь в белоголовнике - наблюдал, как Федька Нос почему-то слишком уж медленно и осторожно спускался на дно оврага, потом несколько раз поднимался по склону и спускался опять, останавливался там, где ничего вроде бы не было... Что-то разглядывал, сидя на корточках.
А Федька Нос задерживался возле воронок, у смятых лопухов и в нескольких местах видел на земле ржавые почерневшие под горячими солнечными лучами пятна крови.
В дальнем конце оврага, что близко подходил к деревне, когда уже не видно стало Витьку за поворотом, Федька Нос осторожно выбрался на склон и долго вглядывался в то, что вчера еще называлось деревней.
Хоть бы одна изба... Только голубые дымы над пепелищами то там, то здесь... Черные остовы печей... И - ни души. Ни звука.
Он пересек гречишное поле и от околицы прошел через всю деревню, до самого кладбища...
Витька едва дождался возвращения Носа. Стоять, топтаться на одном месте и ждать, не зная, сколько еще, - наверное, самое трудное занятие.
- Ну?
- Что - ну? - отозвался Федька. - Деревню спалили. Матери, значит, ушли. А может, перевели куда их... В деревню идти нельзя: немцы увидят - крышка. А там как на ладони - ни одного дома, ни одного забора - все видно: хоть сверху, хоть со стороны...
- Что будем делать?.. - войдя к ребятам в ельник, спросил Федька Нос, слово в слово повторив для остальных то, что говорил Витьке.
- Я есть хочу, - неожиданно заявил Виталька.
- Да?.. - рассеянно переспросил Федька Нос.
- Мы ж поели, а он - ничего с утра... - оправдал брата Димка.
- Да я не про то... - Федька, обхватив руками колени, поглядел в землю. - Что дальше будем делать?
Мальчишки молча, выжидающе глядели на старших, зная, что решать в конце концов будут они.
- Давайте в деревню сходим. Может, кто-нибудь все-таки есть... - предложил третьеклассник Алешка.
- В деревню не пойдем. В деревню никто не пойдет, - категорически возразил Федька Нос. - Я говорю: ушли все. А нам нельзя немцам попадаться... Может, деревню под наблюдением фрицы держат. - И он вздохнул. - Ладно... Давайте сначала Витальку покормим. Это ж он ради нас бежал...
- У меня еще кусочек курочки есть... - с готовностью предложил круглолицый, тихий и застенчивый, как девочка, Митроша.
- Вот и хорошо! У меня хлеб есть, огурцы, соль... - перечислял, выкладывая свое богатство, Федька Нос.
А Митроша, передав Витальке недоеденную куриную ножку, робко спросил:
- А где теперь маму искать?..
И в глазах у каждого застыл тот же вопрос.
- Я сказал: мамы ушли. Потом их найдем! - решительно заявил Федька Нос. - На край света они ж не уйдут?! А если выслали их или в плен взяли - найдем и отобьем! Понятно?!
- Партизанами будем?! - оживился Митроша.
- Вот именно! - сказал Федька Нос. - Будем партизанить! Но только сначала нам надо хоть ненадолго устроиться где-то. Хоть на сегодня, на ночь... Обдумать все наперед. Потом двинем к лесу!
- Федя... - негромко вмешался Димка. - Айда на пасеку?
Его предложение прозвучало так буднично, так привычно, что все невольно заулыбались в ответ, как будто не было у них тревожного рассвета позади, не было канонады, не было зарева над лесом и этого терпкого запаха гари, что доносился к ним от деревни.
Ведь так и бывало раньше: когда оказывалось, что ни на речку, ни в лес, ни на луг уже не хочется, кто-нибудь вспоминал: "Айдате на пасеку!" - и всей толпой двигали к старому-старому деду Филиппу.
- Значит, на пасеку! - обрадовался вместе со всем Федька Нос.
Когда вместе с Виталькой перекусили, чем пришлось, и остальные, тронулись в путь.
- Деревню будем обходить стороной, возле опушки! - распорядился Федька Нос. - Чтобы нас не было видно, а нам - все, и как можно дальше. Так всегда делают разведчики.
Возражений против этого не было.
Опять вошли в лес и далеко стороной от деревни, в обход поля, двинулись по направлению к пасеке.
Заметно оживились все. А колготной Витька прямо-таки не мог идти спокойно и то забирался в бурьян, то обследовал случайный боярышник, все время забегая вперед. Его крик и остановил всех:
- Рожь, ребята! Смотрите, рожь!
За деревьями, в двухстах метрах от опушки, виднелся давно-предавно знакомый всем ток. В уборочную здесь побывал и поработал почти каждый.
Удивило то, что посреди тока возвышался огромный, невывезенный и неприбранный бурт ржи.
- Ты смотри-ка... Совсем нетронута... - пробормотал Димка, когда ребята переступили утрамбованную кромку колхозного тока, и показал Федьке Носу в правый конец бурта: - Вон там я ссыпал!
- А я там лопатил... - невесело отозвался Федька Нос.
- И я тогда был тут! - вмешался горнист Алешка. - Когда дождь ливанул, помнишь, бурт брезентом накрывали?!
- Еще бы не помнить! - соврал Федька Нос.
А малыши, во главе с Митрошей и Виталькой, уже пересыпали в горстях литое, звонкое даже на вид зерно.
- Как это немцы не заметили? - удивился Димка. - Тут дважды два сжечь! Может, для себя приберегли?
- Нет, вряд ли... - возразил Федька Нос. - Просто не заметили... - Раздумывая, он уловил какую-то важную для него мысль и обрадовался: - Насчет зерна - это мы еще решим! Э-эй! Оставить пока зерно! Двигаем дальше. Надо сначала определиться.
На подходе к пасеке все, как по уговору, умолкли и шли, стараясь не ломать ветвей, не шелестеть без толку. Потом надолго затаились в кустах. Присматривались, прислушивались.
Никого. Лишь еле улавливаемое гудение пчел свидетельствовало, что они у цели.
Подошли к тыльной стороне куреня. Это было их самое заветное местечко... Опять с минуту вслушивались. А когда выглянули из кустов - обомлели.
По всей территории пасеки зияли воронки. Два-три десятка опрокинутых и разбитых ульев. Черные пятна обожженной земли...
Пчелы, взбудораженные погромом и резкими, непривычными запахами, гудели возле куреня надсадно, будто ропща или негодуя, жалуясь...
Но самое страшное ждало мальчишек впереди. Предчувствуя недоброе, они заглянули в курень. Деда Филиппа не было, хотя все лежало и висело на своих местах, как они привыкли видеть: посуда, одежда, инструменту Громко, несколько раз окликнули старика.
Тихо.
Вдруг со стороны дальних ульев послышался испуганный возглас Митроши. И тут же, белый как полотно, выскочил на поляну перед куренем он сам.
- Там... - показал дрожащей рукой на край пасеки, - дедушка...
- А ну, чтобы больше никому не отходить! - неожиданно зло прикрикнул Федька Нос. Никогда он так грубо не кричал на пацанов. Совсем не кричал. - Еще кто отойдет без спроса - уматывай, двигай как хочешь без нас!
- Показал на курень. - Ждать всем здесь. Димка, Витек, со мной!
Тело деда Филиппа, приваленное двумя колодами, лежало под липами, на краю пасечной поляны.
Никого не было у деда, кроме пчел. И погиб он, когда хотел спасти их.
- Давайте... - показал головой Федька Нос, - освободим...
Старшие втроем отвалили колоды и перенесли тело чуть в сторону от ульев, под единственный в окрестностях дуб, посаженный и выхоженный дедом Филиппом.
- Тут и похороним... - сказал Федька Нос. А когда возвратились в курень, распорядился:
- Димка, ты со своей гвардией... - Спохватился: - Надо хоть посчитать нас! - И ткнул пальцем поочередно в. каждую голову. - Пятнадцать у тебя! Оденьте сетки. Покусают - злые пчелы. И сколько там осталось неразбитых ульев - перенесите на полянку. - Показал: - Вон там, знаете, маленькая поляна, где рябина. Их не так заметно будет. А мы с Витькой... Надо хоть одеяло какое... Возьмем лопаты и займемся там, у дуба...
Димка - понял его, кивнул.
А Виталька неожиданно опять всхлипнул.
- И что им, - он поглядел в небо, - пчелы помешали? Дедушка Филя помешал?
- Не пчелы! - возразил Алешка-горнист. - Это он подумал сверху, что домики! Деревня, думал!
Спорить с Алешкой не стали. Приняли его предположение, чтобы хоть как-то объяснить бессмысленный - по всем человеческим законам бессмысленный - разбой гитлеровцев.
- Воронки, где можно, присыпьте, - продолжал командовать Федька Нос. - Тут мы и обоснуемся пока. Курень исправный, крыша крепкая, кровать одна есть, стол, табуретки, даже берданка. Чем не оружие?
- Мух пугать? - не удержался Витька. Все давно и хорошо знали, что у деда Филиппа нет ни одного патрона к берданке.
- Все! - заключил Федька Нос. - Давайте за дело.
Димкина гвардия кинулась разбирать сетки, у деда их было пять штук, а Федька Нос и Витька подыскали в закутке куреня лопаты, кирку, старенькое одеяло и, опустив головы, пошли к иссеченному осколками дубу. Удержал Митроша.
- А вы дедушку Филиппа закапывать?.. - дрожащим голосом спросил он. И добавил: - Его надо на кладбище...
Федька Нос вернулся и строго объяснил для всех:
- На кладбище нельзя. Увидят немцы - могила новая. Значит, кто-то в деревне есть. Искать будут. А надо, чтобы думали - никого. Понятно? Еще и могилу разроют. Кто да как? А дед Филипп всю жизнь - здесь. Ему тут хорошо будет, возле пчел...
* * *
Димка и четырнадцать теперь подчиненных ему ребят перетащили на новое место и замаскировали под укрытием деревьев оставшиеся целыми ульи, натаскали в курень соломы для сна, принялись прикапывать воронки, забрасывали их ветками и травой, чтоб не зияла так страшно своей чернотой вывороченная земля. Появились наконец Витька и Федька Нос.
- Идемте, попрощаться надо...
Близ дуба, где в полдень ложилась от него короткая; тень и где в это время любил посиживать пасечник дед Филипп, была вырыта неглубокая могила. А рядом, завернутое в одеяло и обвязанное веревками, лежало тела деда Филиппа. Седая, с желтизной борода его и полузакрытые глаза были обращены в небо, словно он смотрел на него.
Выйдя вперед, Федька Нос остановился над ним, сказал:
- Прощай, дед Филипп!.. Мы тут ульи, которые целы, перенесли... Вот... - Он хотел сказать еще что-то, но либо позабыл, либо решил, что достаточно, - велел остальным: - Прощайтесь!
И семнадцать человек нетвердыми голосами, держа в опущенных руках кто сетки, кто лопаты, кто просто палки или ветки, повторили вразнобой:
- Прощай, дед Филипп...
Потом тело опустили в могилу, со всех сторон которой, изгибаясь, торчали корни. И прикрыли землей, чтобы уж назавтра обложить весь холмик дерном.
Возвратились в курень подавленные, притихшие.
В курене пасечника отыскалось почти полное ведро картошки, лук, соль, бутылка подсолнечного масла, пшено и даже готовая печеная тыква. Но есть никто не стал. Сказалась бессонная ночь у реки и все последующие переживания.
Похороны деда Филиппа как бы воскресили все пронесшиеся над ребятами беды, ненадолго потускневшие в памяти за колготой дня. И в глазах у малолеток застыла тревога.
- Ну, вот что, - распорядился Федька Нос, пока мальчишки еще не совсем раскисли, - если ужинать никто не хочет - всем спать! И чтобы никаких разговоров! Потому что ночью будем работать. Возьмем тележку деда Филиппа и будем возить зерно с тока. Надо его хоть сколько-нибудь в омшаник припрятать. Вернее, вы будете возить, командовать назначаю Димку, а мы с Витькой разведаем кое-что!
Глядя исподлобья, говорил он решительно, коротко, тоном приказа, чтобы не было возражений. Но семилетний Митроша все-таки упрекнул его.
- Зерно-о!.. - едва сдерживая слезы, разочарованно протянул он. - А говорил: пойдем наших искать! Говорил: партизанить будем!
- А ты думаешь: партизаны ничего не едят? Голодными воюют?.. Где мы потом будем хлеб доставать?! Или пусть немцы едят нашу рожь, а мы палец кусать будем. Да?! Вот так мы и начнем действовать; сначала приберем хлеб. Это наша первая операция! Понятно?
Митроша, сглотнув комок в горле, кивнул. И остальные мальчишки сразу подобрались, посерьезнели.
- Нам бы еще пару тележек!.. - вздохнул Димка.
- Да и лошадь с таратайкой или полуторку, - съязвил в ответ ему Витька.
- Все! - прервал их Федька Нос. - Чтобы спать обязательно! И будем дежурить. Без охраны нельзя. Первым дежурю я, потом ты, Витька, потом Димка. Как только солнце к земле - подъем! Давайте наводить дисциплину. Командиром меня признаете?
Малышня закивала в ответ. А Димка сказал:
- Ну, чего там...
Улеглись и успокоились быстро.
И хоть ворочались, что-то бормотали во сне, когда закатное солнце ткнулось в горизонт, поднялись дружно, заметно посвежевшие, собранные. К тому же Димка и Федька Нос к этому времени уже сварили картошку - крепкий домашний запах ее возбудил голод. А мысль о том, что предстоящая работа имеет самое прямое отношение к их партизанскому будущему, придала мальчишкам энергии.