Закон тридцатого. Люська - Туричин Илья Афроимович 16 стр.


- Это хорошо, Людмила, что ты готова на любые трудности. Трудностей у нас впереди еще много будет. И что просишься на комсомольскую стройку - тоже хорошо. Мы твою просьбу постараемся удовлетворить. - Брызгалов энергично прихлопнул ладонью Люськино заявление. - Но вот ответь мне все-таки на один вопрос: ты просишься в Сибирь, другой просится, третий, десятый, сотый. А почему именно в Сибирь? Или на Дальний Восток? Разве только там коммунизм строят?

- Нет, конечно… Но как-то… Но едут… В общем, дела настоящего хочется.

- Говоришь, дела настоящего хочется. Что ж, дело настоящее дадим. А вот Сибирь я тебе обещать не могу. Вчера комсомольские руки нужны были в Сибири. Сегодня - в другом месте. Завтра - в третьем. Жизнь, как говорится, течет, и каждому поколению свое дело выпадает, своя задача.

- Куда мне выпадет, туда и посылайте.

- Хорошо. Значит, договорились. Куда надо будет, туда и пошлем. А сейчас сдавай экзамены. Желаю успехов. Я к вам как-нибудь загляну.

- Приходите.

Люська попрощалась и вышла. Сознание выполненного долга делало ее шаги твердыми и уверенными. Конечно папа будет вздыхать. И кое-кто из товарищей мысленно обругает ее. Пусть. Ей не нужно легкого пути, "длинного рубля", теплого домашнего покоя. Она хочет, как все, и будет как все, все настоящие честные люди, идти навстречу ветру навстречу трудностям и невзгодам. Иначе не стоит и жить!

И вот теперь она в третий раз надела свои красные туфельки на шпильках. Ее вызывали в райком.

Уже осень. Все лето Люська работала в пионерском лагере вожатой у малышей. Не ждать же сложа руки направления. Ей предложили поехать в лагерь - и она поехала. И вот наконец ее вызывают в райком.

Щедрая осень бросала ей под ноги жаркое золото. И щедрость осени была по душе Люське.

На скамейке в парке две маленькие девчушки, сопя от усердия, плели венок из огненно-золотых кленовых листьев. Люська подсела к ним.

- А ну-ка, маленькие, давайте-ка помогу. - Она взяла в руки охапку листьев, положила себе на колени и начала ловко и быстро нанизывать их один на другой, соединяя в плоскую яркую цепочку. Готовые венки она надела девочкам на головы, чуть откинулась назад, чтобы полюбоваться своей работой. Довольная, она приложила палец к губам: - Т-с-с-с, девочки. Я бы сплела вам и не такой венок но, увы… меня вызывают в райком. Знаете, что такое райком?

Девочки заморгали глазенками и сокрушенно замотали головами.

- То-то! - Люська важно нахмурилась, поднялась со скамейки, поправила платье и, помахав девочкам рукой, пошла дальше.

В кабинете Брызгалова за столом, покрытым красной суконной скатертью, сидело несколько парней. Двое пристроились на подоконнике. На диване, тесно прижавшись друг к другу, сидели девчата.

Несмотря на табличку "Не курить" и открытое настежь окно, в кабинете лениво плавали сизые пласты табачного дыма.

- Здравствуйте, - поздоровалась со всеми Люська.

- Здравствуй, Люся. Присаживайся, - пригласил Брызгалов.

Люська посмотрела по сторонам. Сесть было не на что.

- Спасибо, - сказала она. - Я постою.

- Иди к нам, - пригласили сидящие на окне. - Уступим треть подоконничка.

Люська улыбнулась им, повторила:

- Спасибо, я постою.

Парень, сидевший за столом ближе всех к двери, в промасленной спецовке и резиновых сапогах, оглядел ее насмешливо.

- Платьице помять боится. Гляди, как вырядилась!

Люська вспыхнула. Ну уж нет, этого она так не спустит!

- Ну и вырядилась! Что ж тут плохого? Или, по-вашему, в райком лучше в засаленной спецовке ходить?

- Так его! - поддержала Люську одна из девушек, и все засмеялись.

- Языкастая, - удивленно прогудел парень в спецовке.

- Какая выросла, - отрезала Люська.

- Вася, - обратился он к сидящему напротив щуплому юноше. - Встань-ка. Она на мой стул не сядет. В белом платьице после робы.

- Что, Кротов, крепко тебя отбрила Телегина? - весело сказал Брызгалов. - Ты на него не обижайся, Люся. Он хороший парень.

- Все, что ли, Митрич? - посмотрел на часы Кротов. - А то обед кончается.

- Все. Значит, до завтра. Попрошу не опаздывать. Начнем рейд ровно в половине шестого утра.

- Не опоздаем.

Парни дружно поднялись, попрощались и вышли. Тот, что в промасленной спецовке, задержался в дверях, посмотрел на Люську, почесал затылок, улыбнулся вдруг, показав крупные белые зубы.

- В общем-то верно, не сердись, Телегина Людмила. Это я так. А насчет спецовки, в общем-то мы в обеденный перерыв…

Он кивнул всем и закрыл за собой дверь. Одна из девчат передразнила его:

- "В общем-то, в общем-то"… А запомнил имя и фамилию.

Девчата прыснули, но тут же умолкли, перехватив строгий взгляд Брызгалова.

- Вот, девушки, какое дело, - начал Брызгалов. - Хотим мы вас направить на работу. На очень ответственную… И чрезвычайно важную.

Брызгалов произнес эти слова так торжественно, что Люськино сердце дрогнуло. Вот оно, начало дальней дороги, где ветер в лицо!..

На какое-то мгновение будто раздвинулись стены, и ослепительно засияло солнце, и Люська увидела себя на верхушке металлической стрельчатой башни, в спецовке, с нитями проводов в руках. И провода уходят в неведомую даль… Вот оно!..

- В город прибыли вагоны с овощами. Овощи скоропортящиеся. Помидоры там, огурцы… Их надо быстро продать населению. А продавцов не хватает. Вот и обратились к комсомолу с просьбой - помочь. Как, девушки, поможем?

Девушки молчали.

- Дело, конечно, добровольное… Где-то растили эти помидоры и огурцы такие же, верно, девчата, как и вы. И всюду "зеленую улицу" давали этим помидорам. Чтобы довезти… А у нас такая загвоздка. Не хватает рабочих рук… Так как, поможем, девчата?

Девушки молчали.

- Между прочим, Павел Корчагин на лесозаготовках работал, - сказал один из парней, сидевших на подоконнике.

- А Владимир Ильич Ленин на воскреснике бревна таскал, - добавил другой.

- Да чего вы нас агитируете? - сердито сказала девушка в розовой кофточке. - Мы все это сами понимаем. Только как-то неожиданно.

- Ну, а если я не соглашусь, - спросила ее соседка, - из комсомола будете исключать?

- Зачем же. Исключать вас никто не собирается. - Торжественное выражение сошло с лица Брызгалова. - Помочь или не помочь людям - это дело вашей совести.

Девушки зашептались.

- Ответ сразу надо давать? - вновь спросила девушка в розовой кофточке. - Нам бы с родителями посоветоваться.

- Ну что ж, посоветуйтесь. Но дело срочное, не терпит.

Девушки торопливо встали и выпорхнули за дверь. Но Люська продолжала сидеть, сосредоточенно разглаживая рукой красную скатерть.

- Ну, а ты как, Люся? - обратился к ней Брызгалов.

Люська оторвала взгляд от собственной руки, посмотрела на Брызгалова.

- Я, Алексей Дмитриевич, понять хочу. Как же так получается? В газетах про романтику пишут: здесь ударная комсомольская, там ударная комсомольская. Я вам еще весной заявление подала. В Сибирь просилась. На Дальний Восток… Только бы дело настоящее делать. А вы мне помидорами торговать предлагаете… - Голос ее сорвался от горькой обиды.

- Я понимаю тебя, - сказал Брызгалов серьезно. - Я вот тоже строителем хотел быть. Институт строительный окончил. А избрали секретарем райкома… Романтика, говоришь… Романтика - это не только Сибирь и Дальний Восток, романтика - у нас вот здесь. - Он похлопал себя по груди. - Это - если любишь свое дело, если делаешь его чистыми руками, всего себя отдаешь людям. Понимаешь? Ты просишься на самую трудную комсомольскую стройку. А легких строек не бывает. Ты говоришь, что готова к любым трудностям, а испугалась первой же. Я тебя не виню, Люся. Все это не так просто. Вот у нас на Механическом строят новый цех. Важный цех, объявлен ударной комсомольской стройкой. Он будет выпускать машины для химической промышленности. Понимаешь? Замечательные ребята там работают! А после работы - помидоров не купить. Очереди. Не хватает продавцов. А как важно накормить этих ребят, сберечь каждую минуту их отдыха, чтобы назавтра они сделали еще больше, работали еще лучше! Не только за себя, но и за тебя. Понимаешь?.. Мы никого не неволим. Каждый вправе выбирать себе ту работу, которая по душе. Понадобятся люди на дальнюю стройку, мы дадим тебе путевку. Только подумай насчет романтики. Так-то!.. До свидания, Люся. - И он протянул ей руку.

Когда дверь за Люськой закрылась, Брызгалов вздохнул:

- Хорошая девушка. Даже, честно говоря, жалко на помидоры посылать. А надо!

- Не пойдет она, - сказал один из парней.

- Пойдет, - убежденно сказал Брызгалов.

На другой день Люська с комсомольской путевкой пришла в торготдел.

Заведующий торготделом товарищ Епишев сидел за столом, заваленным потрепанными справочниками, накладными, списками, справками, сводками. У него было безбровое лицо с обтянутыми желтой, сухой кожей скулами, худая шея с серой тенью от острого кадыка. Он казался больным или очень усталым. Он оторвался от бумаг и безразлично оглянул на вошедшую.

- Слушаю вас.

- Я пришла работать. По путевке.

Епишев молча протянул руку, взял Люськину путевку, повертел ее и хмыкнул.

- Вы когда-нибудь работали в торговой системе?

- Нет.

- Прямо со школьной скамьи? Похвально! Только мне нужны кадры, а не раскадровочки. Куда же мне вас?

- Поближе к Механическому, - сказала Люська. - Там комсомольская стройка…

Но не только комсомольская стройка привлекала ее к Механическому. Завод был далеко от дома, а Люське, несмотря на принятое решение идти торговать, не хотелось, чтобы кто-нибудь из ребят увидел ее торгующей помидорами. Раз надо - она идет. Она понимает. Но лучше пусть ее не видят ребята. Пусть не знают…

- Хорошо, - сказал Епишев и сунул путевку в ящик стола. - Идите в тридцать первый магазин, к товарищу Разгуляю. Он вас приспособит. Я позвоню.

Люське не понравилось, что Епишев так запросто сунул ее комсомольскую путевку в ящик, не понравились и слова "раскадровочка", "приспособит". Но она смолчала. Только спросила:

- А где это тридцать первый магазин?

- Возле Механического, - буркнул Епишев, снова уткнувшись в бумаги.

- До свидания, - вежливо сказала Люська и вышла.

На углу стоял большой ларек с вывеской "Овощи - фрукты" через тире. Будто овощи - это и есть фрукты. За прилавком орудовала немолодая женщина в перепачканном фартуке поверх жакета и таких же перепачканных нарукавниках. Люська остановилась неподалеку.

Женщина работала бойко, лихо накладывала на чашку весов розовые помидоры, стучала гирями, быстро отсчитывала сдачу.

"Вот так и я буду стоять", - подумала Люська, и ей вдруг захотелось уйти подальше и от ларьков этих, и от Епишева, и от товарища Разгуляя, который представлялся ей еще более непривлекательным, чем его начальник. Уйти!.. Пусть торгуют те, кто ничего другого не умеет… А ты умеешь? Что ты умеешь, Люська?.. Можешь не ходить. Вряд ли тебя будут искать. Люди заняты делом. Даже путевку, наверное, не вернут в райком. Так и будет лежать красненькая, тисненная золотом книжечка в столе товарища Епишева. Так и будет лежать… А внутри книжечки - твоя фамилия: "Телегина Людмила Афанасьевна, член ВЛКСМ"… Ладно! Хватит размазывать! Можешь не ходить. Помидоры без тебя не сгниют, совесть - сгниет…

Вот и Механический завод. Из-за высокой желтой ограды тянутся к нему молодые деревца. За ними - длинные корпуса цехов, откуда слышен равномерный гул. Желтое приземистое здание проходной. Ворота с решеткой наверху. На решетке надпись: "Государственный Механический завод". Будто у нас в стране есть еще и частные заводы. И вообще - скучное название. Назвать бы завод как-нибудь… ну… ну, хоть "Стальная роза" или там… ну, мало ли…

А напротив Люська увидела другую надпись: "Продовольственный магазин № 31 Райпродторга".

Еще в девятом, когда их класс ходил на экскурсию на Механический, они с Ольгой забегали в этот магазин, купили десять плавленых сырков и пять батонов. На всю компанию.

Люська постояла немного около витрины с аккуратными скучными горками консервных банок и строем винных бутылок с яркими этикетками. За толстым стеклом в таинственном полумраке мелькали бледные лица покупателей. Люська понимала, что никакого полумрака, в сущности, нет, просто на улице солнце. Но стало тоскливо. Вздохнув, Люська вошла в магазин.

Крашенные темно-синей масляной краской стены, щербатый кафельный пол, толстые стекла на прилавках. В углу поочередно, словно переругиваясь, взвывали две кассы.

В овощном - очередь за помидорами.

Люська подошла к молоденькой продавщице рыбного отдела, - он был ближе к двери.

- Скажите, пожалуйста, где мне найти директора?

- А вам зачем? - недоверчиво спросила девушка. Даже светлые кудряшки ее, вздрагивавшие при каждом движении, замерли и насторожились.

Не будет же Люська объяснять всем и каждому, что ее послали на ликвидацию прорыва в торговле.

- По делу.

- Сейчас узнаю.

Девушка ушла и вскоре вернулась в сопровождении толстухи с помятым рыхлым лицом, подведенными ресницами и сильно накрашенными малиновыми губами.

- Что случилось, гражданочка? - подчеркнуто официально обратилась она к Люське.

- Я к директору, к товарищу Загуля… Гуляеву.

- Разгуляю, - поправила толстуха.

- Да. Меня послал товарищ Епишев.

Толстуха заулыбалась.

- Голубушка, так бы сразу и говорили! А мы подумали: опять кто с жалобой… Проходите.

Она подняла квадрат прилавка и открыла дверцу вроде калитки. Люська сделала несколько шагов и оказалась в полутемном помещении, заставленном какими-то ящиками, бочками, мешками.

- Осторожней. У нас тут все чулки порвешь. Оня! - крикнула толстуха. - Опять на дороге ящиков наставила.

Из-за перегородки ответили басом:

- Скоро машина придет. Тару отправляем, Нина Львовна.

- Машина, машина… - сердито проворчала толстуха. - Пока отправите, шею сломаешь. Сюда, пожалуйста! - Она открыла невидимую в полумраке дверь. Оттуда вырвался неяркий луч света.

- Василь Василич, к вам от товарища Епишева.

Люська вошла в небольшую комнатку. За стареньким канцелярским столом сидел уже не молодой, приятной внешности мужчина. Он приветливо улыбнулся, на бритых щеках его заиграли ямочки.

- Здравствуйте! Прошу садиться. Чем могу служить? - Глаза у него были синие-синие, взгляд открытый. Говорил он негромко.

"Похоже, что подчиненный получше начальника", - подумала Люська.

- Товарищ Епишев послал меня к вам…

Люська не успела договорить. Разгуляй мягко перебил ее:

- Вы - Телегина Людмила.

- Да.

- Вот и отлично! - Он внимательно посмотрел на Люську, чуть склонив голову. - Вот и от-лич-но!.. Значит, хотите посвятить себя торговле?

- Собственно, меня послал райком комсомола…

- На прорыв, - улыбаясь, добавил Разгуляй. - Вот и отлично! Когда можете приступить?

- Хоть сейчас.

- Сейчас… - Разгуляй посмотрел на Люськино белое платьице, на красненькие туфельки на шпильках и искренне рассмеялся: - Вы не сердитесь, Людмила… э-э-э… Афанасьевна… Такой деликатный наряд - и ящики с помидорами. Хотя помидоры - тоже деликатный товар. Конечно, можете и сейчас приступать. Спецовочку мы вам выдадим. Вам когда-нибудь приходилось иметь дело с товаром?

- Иногда покупала кое-что в магазине, - не без ехидства ответила Люська.

- Я имею в виду другую сторону прилавка, - ласково улыбнулся Разгуляй.

- С другой стороны нет, не приходилось.

- Вот видите. Придется вас подучить немного. Торговля, конечно, дело не сложное, но и не такое уж простое. Вот, - он указал на толстуху. - Прошу любить и жаловать, заведующая нашей рыбо-овощной секцией, Нина Львовна. Будете, так сказать, трудиться под ее непосредственным руководством. Она у нас, несмотря на еще молодой возраст, прямо-таки мать продавщицам.

- Уж вы скажете, Васи ль Василич! - кокетливо проговорила Нина Львовна.

- Открываемся мы в восемь, закрываемся в девятнадцать. Приходите завтра немного пораньше. Попрошу заявленьице на мое имя и вот эту анкетку заполнить. Оформимся и приступим…

Зазвонил телефон. Разгуляй снял трубку.

- Да. Яблоки?.. - Он прикрыл трубку рукой и вопросительно посмотрел на Нину Львовну, потом, отняв руку, сказал в трубку: - Давайте. Освоим… Сколько?.. Давайте. - Он положил трубку на рычаг. - Яблоки нам база подбросит. Придется покрутиться.

Разгуляй понравился Люське. Что с того, что немного грубоват? Это скорее не грубоватость, а прямолинейность. Человек называет вещи своими именами. Что ж в том плохого? Она, Люська, тоже такая же. Тоже не побоится назвать все своим именем. Как же иначе жить? Приспосабливаться к таким, как Епишев? "Раскадровочка", "Он вас приспособит!" Приспособит! Вот что не понравилось с первого раза. Только сейчас слово встало перед Люськой бесстыдно нагое, наглое слово - приспособляться! Никогда! Ах, как это хорошо, что ее директор не похож на Епишева!

Первые два дня Люська работала вдвоем с Галей. Галя - та самая молоденькая продавщица рыбного отдела, у которой Люська спрашивала, где найти директора.

Сама Люська не торговала. Товар - яблоки, помидоры и желтоватые огурцы - взвешивала Галя, а Люська помогала ей рассчитываться с покупателями и подносила ящики с помидорами.

На второй день, когда палатку закрыли на обед, Галя спросила Люську:

- Ну как, присмотрелась?

- К чему?

- А как я торгую.

- Ну?

- Василий Васильевич завтра тебя одну решил поставить за весы. Продавцов нехватка.

- Хорошо.

Они помолчали. Галя взяла из ящика большое красное яблоко, вытерла его о спецовку, надкусила крепкими ровными зубами.

- А тебе страшно первый раз было? - спросила ее Люська.

- Еще как! У меня в первый день недостача знаешь какая получилась!

- Почему недостача?

- А кто его знает! Как говорится: усушка и утруска. Поработаешь - узнаешь.

- И что же ты сделала с недостачей?

- А что! Поплакала да покрыла. Василий Васильевич помог.

- Денег дал?

Галя не ответила, неопределенно пожала плечами.

После обеда Люська под наблюдением Гали стала отпускать помидоры.

В общем, торговля - дело несложное. Только гири путаются к концу дня. И двугривенные так похожи на полтинники, что вместо сорока копеек очень даже свободно можешь выложить рубль. Впрочем, тебе их тут же вернут. Да еще и скажут: "Так будете торговать - проторгуетесь!"

Днем покупателей не очень много. Наплыв начинается с четырех часов. На заводе кончается смена. В магазине и возле уличных палаток и лотков образуются очереди. Все сердятся, торопят, даже ругают.

Назад Дальше