- По-моему, это неплохой способ, - сказала Алиса, - Мы заплатили два шиллинга за эту бутылку вина и за инструкции, а там сказано, что можно заработать два фунта в неделю, и при том - только в свободное время.
- Надеюсь, вам это удастся, мисс, - сказал ей мясник.
Алиса снова его спросила, купит ли он этот херес.
- Я очень люблю херес, - отозвался он.
Тогда Алиса предложила ему выпить еще немного.
- Нет, спасибо, мисс, - отказался он, - Я очень люблю херес: только вот он меня не любит, нехорошо мне от него, да и только. Но у меня есть дядя, который охотно пьет его. Вот я пожалуй закажу ему бутылочек шесть на Рождество. А вот ваш шиллинг комиссионных, мисс, - и он вынул из кармана пригоршню мелочи и отдал Алисе шиллинг.
- Я думала, нам заплатят те люди, которые продают вино, - сказала Алиса, но мясник объяснил ей, что за полдюжины они не заплатят. Потом он сказал, что не станет больше ждать папу, но пусть Алиса попросит папу, чтобы тот ему написал.
Алиса снова предложила ему херес, но он ответил "Ни за что на свете", и тогда она наконец отпустила его, вернулась к нам с шиллингом и спросила: "Ну как", а мы все сказали: "Первоклассно".
И весь вечер мы толковали о том богатстве, которое у нас вскорости будет.
На следующий день к нам никто не заходил, но на послезавтра пришла какая-то леди, которая собирала деньги на приют для детей погибших моряков. Мы впустили ее (на этот раз я был рядом с Алисой), и объяснили, что у нас есть только один шиллинг, но он нам нужен для другого дела, а потом Алиса сказала ней:
- Можно я налью вам немного вина?
Леди сказал: "С удовольствием, большое спасибо", но вид у нее был удивленный. Она была уже немолода и носила плащ, украшенный бисером, только многие бисерины отлетели и остались только коричневые нитки, которыми они были когда-то пришиты, а в сумке у нее были цветные плакатики о погибших моряках, но кожа на сумке тоже совсем облупилась.
Мы дали ей столовую ложку вина и на это раз налили его в настоящую рюмку, поскольку имели дело с леди. Она попробовала его и вдруг вскочила, затрясла юбками, захлопнула свою сумку и воскликнула:
- Отвратительные, испорченные дети! Как вы смеете так надо мной издеваться? Стыдитесь, негодные! Я напишу вашей маме, как вы поступили со мной! Гадкая девчонка! Ты меня отравила! Твоя мама…
Но тут Алиса перебила ее и сказала:
- Простите пожалуйста, я не знала, мяснику это вполне понравилось, только он сказал, что оно слишком сладкое. И пожалуйста, не надо писать маме, потому что папа очень расстраивается, когда маме приходят письма. - И Алиса сама чуть не расплакалась.
- Что ты говоришь, глупышка? - спросила ее леди, и вид у нее снова стал вполне нормальный, и посмотрела на нас с любопытством. - Почему твой папа не любит, когда твоя мама получает письма - ну-ка, почему?
Алиса крикнула:
- Ах, вы! - заплакала и убеждала.
А я сказал:
- Потому что наша мама умерла - может быть теперь вы уйдете?
Леди посмотрела на меня, и лицо ее снова изменилось. Она сказала:
- Извини, пожалуйста, я ведь не знала. Забудь про это вино. Твоя сестренка, конечно, не имела в виду ничего плохого. - И она принялась оглядывать комнату точно так, как накануне это делал мясник. И она снова сказала: - Я ничего не знала - пожалуйста, извини меня.
И я сказал ей:
- Все в порядке, - и мы пожали друг другу руки, и она ушла. Конечно, после того, что она сказала об этом вине, мы не стали просить ее, сделать заказ, но я думаю, она не такая уж плохая тетка. Мне нравится, когда люди говорят "извините" раз уж они неправы, особенно, когда это делают взрослые, тем более что как раз извиняются они очень редко. Наверное, именно поэтому это так много значит для нас.
Но мы с Алисой расстроились на весь день, и когда я возвращался в гостиную, проводив леди, я увидел, насколько по-другому она выглядит теперь, чем когда мама была с нами, и насколько изменились мы сами, и папа тоже, и ничего не осталось по-прежнему. Хорошо, что я не вспоминаю об этом чересчур часто.
Я отыскал Алису и передал ей, что говорила леди, и когда она перестала реветь, мы убрали бутылку подальше и решили, что больше не будем предлагать это вино тем, кто к нам заходит. Другим мы ничего рассказывать не стали, просто сказали, что леди не захотела покупать это вино, а сами пошли в парк и посмотрели на солдат, а потом на Петрушку - и нам сильно полегчало.
Мы убрали бутылку так далеко, что она совсем запылилась и, может быть, она успела бы покрыться пылью столетий, но тут к нам завернул священник. Он зашел, когда никого из нас не было дома, и это был не наш пастор, мистер Бристоу, которого мы все любили (мы бы и не стали продавать этот херес человеку, который нам нравился, чтобы заработать на нем свои два фунта в неделю.) Это был какой-то посторонний священник, он спросил Элайзу, не хотят ли милые деточки заглянуть в его маленькую воскресную школу. Вообще-то воскресенье мы предпочитаем проводить с папой, но поскольку он оставил Элайзе свой адрес и очень просил нас прийти, мы решили зайти к нему и объяснить, как обстоит дело и заодно решили прихватить и херес.
- Я пойду, только если вы все пойдете, - заявили а Алиса, - и говорить с ним будете вы.
Дора сказала, что на ее взгляд, нам лучше вообще не ходить, но мы сказали "чушь", и в конце концов она согласилась пойти с нами, и это оказалось очень кстати.
Освальд сказал, что он готов взять все переговоры на себя, если другие не против, потому что он уже наизусть выучил эту инструкцию.
В субботу днем мы пришли к этому священнику и позвонили в дверь. Он жил в новеньком кирпичном домике, и в саду у него не было ни одного дерева, только газон и посыпанные гравием дорожки, все очень аккуратное и какое-то желтое, словно высохшее. В ту самую минуту, когда мы звонили в дверь, кто-то внутри крикнул "Джейн!", и нам показалось, что мы ни за что на свете не хотели бы быть на месте Джейн - что-то такое было в этом голосе, что заставило нас сразу же пожалеть эту Джейн.
Дверь отворила очень опрятная служанка, вся в черном, с белым фартучком. Сквозь стеклянную дверь мы видели, как она завязывает тесемочки фартука, проходя через холл. Глаза у нее были красные, и я подумал, что она и есть Джейн.
Мы спросили, можно ли нам поговорить с мистером Мэллоу.
Служанка сказала, что мистер Мэллоу работает над проповедью, но она узнает.
Освальд сказал:
- Он сам просил нас зайти.
Тогда она разрешила нам войти и захлопнула дверь, потом провела нас в очень уютный кабинет, где стоял шкаф, полный книг с черными переплетами и с белыми наклейками. Еще там висело несколько скучных картин, и стояла фисгармония. Мистер Мэллоу сидел за письменным столом и переписывал что-то из книги. Он был коротенький, толстенький и в очках.
Когда мы подошли к столу, он прикрыл чем-то свою рукопись - вот уж не знаю зачем. Кажется, он был чем-то рассержен, и мы услышали, как за дверью все тот же голос отчитывает Джейн, - оставалось только надеяться, что не из-за нас, но я в этом не был уверен.
- Ну, - сказал нам священник. - И в чем же дело?
- Вы просили нас зайти, - сказала Дора. - Это по поводу вашей маленькой воскресной школы. Мы Бэстейблы с Льюисхэм роуд.
- А - да-да, - пробормотал он. - Так что ж, вы придете завтра? - он принялся поигрывать ручкой и даже не предложил нам сесть, хотя некоторые из нас уселись и без приглашения.
- Мы всегда проводим воскресенье с папой, - объяснила ему Дора, - но мы хотим поблагодарить вас за то, что вы нас пригласили.
- И еще одну вещь мы хотели вам рассказать! - сказал Освальд и подал сигнал Алисе, чтобы она наливала херес в стакан. Она сделала это потихоньку за спиной Освальда, пока он говорил, и держала стакан наготове.
- У меня не так уж много времени, - произнес мистер Мэллоу, поглядывая на часы, - но что же делать, - он что-то еще пробормотал насчет своих овечек и сказал: - Поведайте мне, что тревожит вас, юноша, и я постараюсь оказать вам ту помощь, которая в моей власти. Так чего же вы хотите?
Тут Освальд быстро перехватил стакан из рук Алисы и протянул его священнику со словами:
- Я хочу знать, придется ли вам по вкусу вот это!
- Это? - переспросил тот. - А что это такое?
- Это образец, - пояснил Освальд, - Но тут вполне достаточно, чтобы распробовать. Алиса с перепугу налила почти полстакана.
- Образец? - повторил священник и взял у меня из рук стакан.
- Да, - продолжал Освальд. - Уникальная возможность. Редкий аромат и вкус.
- Очень похоже на бразильский орех, - вставила свое слово Алиса.
Викарий переводил взгляд с Алисы на Освальда и обратно, а Освальд вовсю излагал то, что он почерпнул из инструкции. Викарий все еще держал вино в вытянутой руке, подальше от себя, и Освальд боялся, что рука у него совсем застынет.
- Нигде вам не предложат такое качество за столь низкую цену. Старое доброе Амо - как его?
- Аморалио, - сказал Г. О.
- Аморозо, - подхватил Освальд. - Г. О., лучше помолчи. Кастилиан Аморозо - лучшее послеобеденное вино, подкрепляющее силы и…
- Вино?! - сказал мистер Мэллоу и ухитрился отодвинуть стакан еще дальше от себя. - Да знаете ли вы, - заговорил он очень густым и громким голосом (так он, наверное, выступает в церкви) - да знаете ли вы, что именно вино, и спиртное, и пиво - да, и пиво - вот что наполняет английский дом больными, несчастными детьми и деградирующими, жалости достойными родителями?!
- Ничего подобного - надо только положить в него побольше сахару, - уверенно сказала Алиса, - мы положили восемь кусков и хорошенько встряхнули бутылку. Мы попробовали по столовой ложке каждый, и никто пока не заболел. Правда, у Г. О. был понос, но это из-за каштанов, которых он наелся в парке.
Викарий просто онемел, но тут дверь распахнулась и вошла леди в белом чепце с отвратительным фиолетовым цветком на макушке. Она была высокая, тощая, но на вид очень сильная. Похоже, она подслушивала под дверью.
- Но почему вы принесли мне эту мерзостную жидкость, - завелся снова викарий. - Почему вы ставите это проклятие нашей страны на мой стол?!
- Потому что мы надеялись, что вы купите это вино, - ответила ему Дора (она никогда не умеет отступить вовремя). - В книгах викарий попивает свой старый портвейн, а по-моему, новый херес ничуть не хуже старого портвейна, особенно если в него положить сахару - для тех, конечно, кто любит херес. А ели бы вы заказали дюжину бутылок, мы бы заработали два шиллинга.
Тут заговорила леди (и заговорила она тем самым голосом):
- Боже Всемогущий! Какие невоспитанные, закоснелые души! Неужели некому наставить их?
Тут Дора поднялась и говорит:
- Ничего подобного, и мы вовсе не такие, как вы сказали, и очень жаль, что мы пришли сюда, раз вы нас оскорбляете. Мы имеет такое же право зарабатывать деньги, как и мистер Мэллоу, только наши проповеди никто слушать не будет, так что нам нет смысла сидеть и переписывать их, как он.
По-моему, Дора здорово их срезала, пусть даже и грубовато.
Тут я сказал, что мы уходим, и леди сказала "Чем скорей, тем лучше", и мы хотели снова спрятать бутылку и стаканчик, но викарий сказал: "Нет, оставьте", - а мы растерялись, и оставили ему и стакан и бутылку, хотя вообще-то они были вовсе не его.
Домой мы шли очень быстро и молча, и девочки сразу убежали в свою комнату. Когда я зашел сказать им, что чай готов, и к чаю сегодня будет кекс, Дора вовсю плакала, а Алиса ее обнимала. Похоже, в этой главе все только и делают, что плачут, но что же делать, девочкам надо иногда поплакать, так уж они устроены, а нам остается только пожалеть их.
- Никакого смысла, никакого смысла, - повторяла Дора, - вы все не любите меня, вы говорите, что я ханжа и вечно мешаю вам, но я ведь стараюсь как лучше, я стараюсь! Освальд уходи, уходи, нечего надо мной смеяться!
Я сказал ей:
- Я вовсе не смеюсь над тобой, сестрица, не надо плакать, старушенция.
Мама научила меня звать Дору сестрицей, когда мы были маленькие, а остальных еще не было, но теперь я почти не называю ее так, потому что мы уже большие. Я погладил ее по руке, и она уткнулась носом мне в рукав, по-прежнему цепляясь за Алису, и продолжала плакать. Она была как раз в том состоянии, когда люди говорят все, о чем в другое время они предпочли бы умолчать.
- Я так стараюсь, так стараюсь. Мама просила меня, она говорила: "Дора, позаботься о малышах, чтобы они вели себя хорошо, постарайся уберечь их от беды, чтобы они были счастливы". Она сказала мне: "Дора, дорогая, ради меня постарайся уберечь их". И я старалась, а вы все ненавидите меня за это, и сегодня я решила не мешать вам, но я ведь с самого начала знала, как это глупо!
Только не принимайте меня за слюнтяя оттого, что я поцеловал Дору и даже несколько раз. Девочки ведь это любят. И я больше никогда не буду ей говорить, чтобы она не вела себя как старшая сестра из книжки. Я рассказал тут все это, хотя мне не так-то легко об этом рассказывать, но я решил, что должен это сделать, потому что плохо обращался с Дорой, но больше не буду. Она добрая старушка, и мы ведь не знали, что мама просила ее, а то бы не стали огрызаться. Мы не стали говорить об этом с малышами, но я велел Алисе, чтобы она поговорила с Дикки, а уж втроем мы сможем заткнуть малышей, если понадобиться.
Так мы вовсе забыли об этом хересе, но около восьми часов кто-то постучал в дверь, и Элайза пошла открывать. Мы увидели, что это бедняжка Джейн, если конечно ее и вправду звали Джейн. Она принесла какой-то коричневый сверток и письмо. Через три минуты папа уже позвал нас к себе в кабинет.
На столе лежал этот коричневый сверток. Он был уже вскрыт - там лежала наша бутылка и стакан. В руках у папы было письмо, он показал пальцем на бутылку, вздохнул и спросил:
- Что вы затеяли на этот раз?
Письмо это было написано на четырех больших страницах, черными чернилами и очень мелким почерком.
Дикки заговорил первым и рассказал папе все, что он знал (а не знал он только про леди из приюта для погибших моряков).
Когда он кончил, Алиса спросила:
- Мистер Мэллоу написал тебе, что он хочет заказать дюжину бутылок этого вина? Оно совсем неплохое, если натолкать туда сахару.
Папа сказал: нет, он думает, что священникам такое дорогое вино не по карману, а вот он бы не отказался его попробовать. Мы отдали ему все, что осталось в бутылке, потому что мы уже так и так решили, что не будем пытаться заработать свои два фунта в неделю на этом вине.
Папа попробовал вино и сделал точно то же, что сделал Г. О. после своей ложки вина, только папе, конечно, мы не стали делать замечание. А потом он расхохотался, да так, что я думал, он уже не остановится.
Я думаю, все дело в этом хересе, потому что я читал где-то, что "вино веселит сердце человеческое". Стало быть, это и в самом деле было очень хорошее вино, укрепляющее и все такое прочее, потому что он ведь попробовал совсем немного.
Отсмеявшись, он сказал:
- Ладно, ребятки, все хорошо, но только больше так не делайте. В винной торговле пробиться совсем не легко, и, кстати, вы обещали советоваться со мной прежде чем начать какое-либо дело.
- Я думал, ты имеешь в виду, если мы хотим купить партнерство, - ответил ему Дикки. - А тут речь шла только о комиссионных. - И папа снова расхохотался, так что в конечном счете это удачно, что мы купили это Кастилиан Аморозо, потому что оно и впрямь приободрило нашего папу, а этого не так-то легко добиться, даже если рассказывать ему анекдот или подсунуть ему комикс.
Глава двенадцатая, в которой Освальд совершает Благородный поступок
Сам Благородный Поступок произойдет только в конце этой главы, но если вы не будете читать эту главу с самого начала, то вы и конец не поймете. Как и все в те времена, это тоже произошло из-за поисков сокровища.
Как только мы пообещали папе, что будем советоваться с ним по поводу нашего бизнеса, нам, само собой, расхотелось заниматься каким-либо бизнесом. Не знаю, как это выходит, но только если надо о чем-то советоваться со взрослыми, пусть даже с самыми лучшими из взрослых, то уж и делать это что-то не хочется.
Мы не против, что Альбертов дядя иногда встревает в наши игры, когда дело уже на мази, но он, слава Богу, никогда не просил нас, чтобы мы о чем-либо советовались с ним. Конечно, Освальд понимал, что папа вполне прав, и к тому же, будь у нас, скажем, те сто фунтов, на которые мы хотели купить партнерство в выгодном деле, мы бы потом поняли, что могли истратить эти деньги гораздо лучше. Папа так и сказал, а он в этом деле понимает. У нас были кое-какие другие идеи, но ограниченные денежные ресурсы все время нам препятствовали. Например, Г. О. предложил устроить на нашей стороне парка состязания в метании кокосовых орехов, но зеленщик сказал, что он не продаст двенадцать дюжин кокосовых орехов иначе как за наличные или по письменному заказу мистера Бэстейбла. А поскольку мы не хотели советоваться по этому поводу с папой, мы решили оставить эту идею. Алиса как-то нарядила Пинчера в кукольное платье и предложила водить его по улицам с шарманкой, и чтобы он танцевал, но Дикки припомнил, что он где-то слышал, будто настоящая шарманка стоит целых семь сотен фунтов. Может быть, речь шла не о шарманке, а большом церковном органе, но даже обычную трехногую шарманку за шиллинг и семь пенсов не купишь, а это и составляло всю нашу наличность. Так что и эта идея погорела.
Однажды в пасмурный день на обед опять была баранина, очень жесткая и под каким-то бледным соусом, да еще с комочками. Наверное, все бы оставили добрую часть еды на тарелке, хотя потом нам бы пришлось об этом пожалеть, но Освальд сказал, что это первосортное жаркое из королевского оленя, которого подстрелил Эдвард. Все мы начали играть в детей из Нью-Фореста, и даже баранина показалась нам вкуснее. Никто из обитателей Нью-Фореста не возражал против жесткого мяса и бледного соуса.
После обеда мы позволили девочкам устроить чаепитие для кукол с тем условием, что нас не заставят мыть посуду, и как раз допивали лакричную воду из маленьких чашечек, когда Дикки сказал:
- Это мне кое-что напоминает.
Мы, конечно, спросили:
- А что?
Дикки тут же попытался нам ответить, хотя рот у него был набит хлебом, намазанным лакрицей, чтобы получилось пирожное. Вообще-то лучше не пытаться разговаривать, даже с близкими родственниками, если рот у тебя набит, тем более не следует вытирать его рукой вместо носового платка, как это сделал Дикки. Он сказал:
- Помните, когда мы впервые заговорили о сокровище, я сказал, что у меня есть одна идея, только я пока не хочу о ней говорить, потому что я еще не обдумал ее как следует.
Мы все сказали, что помним.
- Так вот, эта лакричная вода…
- Чай, - тихонько напомнила ему Алиса.
- Ну да, чай - так вот, я и подумал, - он как раз хотел сказать, что же он подумал, но Ноэль перебил его и завопил:
- Вот что - кончайте свое чаепитие и давайте устроим военный совет.