На расстоянии, которое пеший путник может одолеть за половину дня, расположилось скифское войско. Ржали кони, горели костры, негромко переговаривались воины. Одни проверяли остроту своих мечей, другие точность боевых плетей. Некоторые брили наголо головы и наносили на тело раскрас своего рода. Чтобы, если они погибнут, то в таком виде и взойти на небеса. Некоторые перед предстоящей битвой находили себе новых друзей-побратимов, и вступали в боевые братства воинов. Временами слышалось ритуальное пение и заклинания жрецов. Воины готовились сражаться и умирать.
В шатре царского сына Спаргаписа решали, когда нанести удар по войску царя Кира. Все сошлись во мнении, что лучше это сделать утром, когда сон наиболее крепок. Даже осторожный предводитель саков-тиграхаудов Кадуй, склонялся к этому. Большая стычка накануне показала, что воины царя Кира не так и отважны. Вначале их даже удалось немного потеснить и чуть ли не обратить в бегство. Спаргапис рассвирепел, когда увидел, что новые и новые сотни ввязываются в бесполезную сечу. Он посылал гонца, одного за другим, чтобы образумить зарвавшихся воинов. Но те пропадали, тоже опьянённые битвой. И когда уже казалось, что всё – воинской счастье отвернулось от скифов, они, одумавшись, вырвались из мешка.
Персы их не преследовали, опасаясь засады. Воины прискакали возбуждённые и довольные. Когда поредевшие сотни вернулись, Спаргапис выступил перед ними с гневной речью. Воины, устыдившись, опускали глаза, а он говорил и говорил. Пытаясь вразумить, что перед ними совсем иной враг, чем тот с которым они всегда привыкли иметь дело. В той стычке скифы потеряли полторы сотни воинов, и Спаргапис понимал, что это напрасные жертвы. Настоящее сражение ещё не началось, а они уже несут потери.
Царский совет закончился, и вожди пошли готовить воинов. Камасарий и Аргота как всегда шли рядом. Они молчали и ждали того момента, когда окажутся вне досягаемости ушей царских лазутчиков. Они не замечали, как за ними крался, стараясь держаться в тени повозок, царский человек Скилур.
Сегодня днем, перед тем как отправиться в дозор, Скилур услышал обрывок странного разговора. Как будто Камасарий говорил Арготе про какой-то знак в ночи. Что это было, Скилур так до конца и не понял, но природное любопытство гнало его вперёд. Дождавшись, когда вожди покинут царский шатёр, он решил проследить за ними.
Из битвы, произошедшей накануне, Скилур выскочил невредимым. Хотя всё могло произойти и по-другому. Враг достался ему достойный и едва ли уступающий в силе и ловкости. У Скилура до сих пор болела рука от его мощных ударов. Он дал себе слово, что обязательно с ним ещё встретится и поквитается.
Вожди, между тем, достигли становища, где за плотным кольцом из кибиток находились их племена. Они вошли вовнутрь, а Скилур, поднырнув под одну из кибиток, оказался в становище. Вожди, ни о чём не догадываясь, остановились рядом. Скилур услышал, как вздохнул тучный Камасарий.
-Уже скоро всё решится. Скорее бы. Надоело уже слушаться этого сосунка. Так и выхватил бы акинак и развалил его надвое, во славу Арею. Но нельзя, приходиться изображать подобострастие. Тьфу, - Камасарий сплюнул.
-Не заводись, - тихо проговорил Аргота. – Помнишь, что надо делать? Утром, как только увидим условный сигнал, снимаем свои тысячи и уходим. Пусть Спаргапис один бьётся. А мы со стороны посмотрим.
-А Томирис?
-А что Томирис? В городище мы не пойдём. Нечего нам там делать. Когда Кир с ней закончит, мы и вернёмся. К тому же, - Аргота помолчал. – И в её становище есть люди, готовые нас поддержать в любую минуту. Вспомни Атея. Он нам многим обязан, поэтому и выполнит то, что мы ему скажем. А нет – его голова в один момент скатится с плеч.
-Да. Удачная это была мысль. Подсунуть Атея Томирис, - Скилур расслышал негромкий смешок Камасария. – Кем он был до нашей встречи? Рабом. А стал? Приближённый царицы, разделяющий с ней одно ложе. Да за одно это он нам должен пятки лизать.
-И не говори друг. Так что всё в наших руках и я чувствую, что боги даруют нам удачу.
С этими словами вожди разошлись. Скилур лежал и не знал, что делать. От всего услышанного у царского вестового закружилась голова. А в мозгу билась одна мысль:
"Измена! Измена! Что-то надо делать...? Но что...? Что?!!"
Небо над степью уже посерело. Наступал новый день, чтобы собрать свою кровавую жатву.
&&&
Тысяча за тысячей воины снимались с места и скрытно уходили в ночь. Для пущей надежности они обматывали копыта коней шкурами. После них остались только не потушенные костры, да многочисленные столы, ломившиеся от всевозможной еды и питья. Если бы вдруг поблизости оказались вражеские лазутчики, то они подумали бы, что персидское войско отдыхает, устав от многодневного перехода. На самом деле всё войско, во главе с царём Киром уходило обратно в степь. Туда, откуда пришло. Они шли стройными рядами в абсолютной тишине. Со стороны могло показаться, что это огромная змея ползёт по степи, и конца и края не будет этому молчаливому скопищу людей.
Но не все растворялись в тёмной степи. Двадцать пять тысяч воинов осталось, чтобы утром встретить врага. И среди них военачальник Гарпаг. План, предложенный Крезом, воплощался в жизнь.
Гарпаг проводил взглядом замыкающие сотни уходящего войска. Как только они растворились в ночи, он вернулся обратно в лагерь. О предстоящей битве Гарпаг старался не думать. Удел воина сражаться и умереть – для этого он и рождён. Поэтому чего зря бередить душу? Что предопределено богами, того не изменить. Гарпаг вспомнил молодость, своего сына, которого так вероломно умертвил царь мидян, Астиаг. Свою любимую жену, после смерти сына уже не вставшую с ложа. Она так и угасла, унеся с собой частицу его любви. Тогда, поклявшись отомстить Астиагу, он принял сторону Кира, и помог ему взойти на трон древних мидянских царей.
Затем были походы и бесчисленные битвы, во славу персидского оружия. Многие города и государства присоединил он к набиравшей силы империи Кира. В награду за это Гарпаг был обласкан и возведён на самую вершину власти. Но ему всё было мало. Как простой воин Гарпаг бросался в очередную битву, стараясь забыть глаза своего сына. И тот день, когда он сам, собственноручно, привёл его во дворец к Астиагу.
Гарпаг, чуть ссутулившись, сидел на коне и смотрел на посеревшее небо. Вскоре наступит новый день, а значит опять звон мечей, крики поверженных врагов и радость победы. Утро наступало быстро. В предрассветной мгле уже можно было заметить напряжённые лица воинов, которые настороженно провожали его глазами. Прославленный военачальник вселял в них уверенность и уже не так грозен и страшен казался ожидаемый враг. Не одну тысячу парсагов прошли они рядом с ним, чтобы встретить смерть здесь, в скифских степях.
Гарпаг знал, что царь Кир оставил с ним самых не боеспособных, которые есть в любом войске. Раненые в недавних битвах, немощные, больные. Все они принесены в жертву богу войны Вархрану. И это справедливо, считал Гарпаг. Даже растеряв в сражениях свои силы, они должны были послужить своему царю.
Гарпаг постарался сделать так, чтобы победа скифам досталась как можно дороже. Прежде всего, он велел весь лагерь огородить тройным кольцом повозок. Между рядами расположил лучников с полными горитами стрел. Основные силы Гарпаг рассредоточил внутри лагеря. Копьеносцы, пращники и лучники были собраны в единый кулак. Гарпаг понимал, что только в этом их сила. Он хотел, чтобы все скифы ввязались в битву, только тогда царю царей будет легче покончить с варварами одним ударом. Что будет с ними самими, он не думал.
Закончив все приготовления, Гарпаг замер в ожидании, наслаждаясь последними минутами покоя. Уже полностью рассвело, и в степи наступила предрассветная тишина. Ветер, дующий все последние дни, неожиданно стих. На небе низко нависли тучи, готовые оросить землю влагой. Воины перестали переговариваться между собой и тревожно оглядывались по сторонам. Тишина была угнетающей и тяжёлой. И в этой тишине среди людей незаметно стал расползаться страх.
Но вдруг, среди этой тишины, до слуха воинов донёсся одинокий свист. Он прозвучал неожиданно, пронзительно и хлёстко и был как удар бича. На горизонте, там, где небо сливается с землёй, появилось пыльное облако. С каждым мгновением оно становилось всё ближе, и вот степь содрогнулась от десятков тысяч копыт. Скифская лавина двинулась на лагерь персов.
Вместе с этими звуками, разорвавшими тишину, у людей исчез и страх. Лучники натянули тетивы, пешие воины крепче сжали древко копья или меча. Одной ногой, чтобы не опрокинуться после первого натиска, воины поглубже упёрлись в землю. И стали отсчитывать мгновения, когда скифская конница достигнет их укреплений.
Скифы налетели как ураган. Первое кольцо повозок было опрокинуто сразу и степняки, ломая ноги лошадям и себе, ринулись дальше. Тут их встретили лучники, предусмотрительно поставленные Гарпагом. Целая туча оперённой смерти ударила в лицо кочевникам. Поток стрел был настолько густ, а атакующие скифы шли такими плотными рядами, что каждая стрела нашла свою цель. Мудрый Гарпаг, сам того не ожидая, применил ту же тактику, что и скифы. Он зажал превосходящие силы противника между повозками, и теперь они несли огромные потери. То, чем степняки наиболее опасны, а именно конной лавиной, здесь, среди тесных рядов, не имело ни какого преимущества, и просто сошло на нет.
Персы стреляли, не переставая. Гориты их быстро пустели, а количество мёртвых тел перед повозками, росло. Скифы пытались завернуть назад, но подходили всё новые сотни и, напирая, бросали передних под стрелы персов. В конце концов, степнякам удалось опрокинуть и остальные ряды повозок, похоронив под собой оставшихся в живых лучников.
Тут же, в повозки, полетели зажженные стрелы, и они мгновенно вспыхнули, предусмотрительно начинённые сухим хворостом. Скифы заметались среди огня, дико вереща и сгорая заживо.
Гарпаг из середины осаждённого лагеря наблюдал за тем, как происходит битва. Увидев, как запылали повозки, он хмуро улыбнулся. Он знал - бог Вархран соберёт сегодня богатую жатву. Гарпаг понимал, что горящие повозки только на миг смогут остановить скифов, и оказался прав. Скифы быстро оправились от неожиданного препятствия и, растащив в стороны догоравшие повозки, ринулись дальше. Ликуя и визжа от бешенства, они ворвались внутрь лагеря, где их уже поджидали пешие воины.
Закипела рукопашная сеча. Скифы с ходу вламывались в ряды персов и с коней прыгали на копья. Они гибли десятками, но за ними шли следующие, и неудержим был этот людской поток. Ненависть кочевников к персам не имела границ. Уже умирая, скифы пытались дотянуться до глотки врага. Они кусали, рвали на части поверженных врагов и по трупам ползли дальше. Всё смешалось в кровавом месиве. Уже невозможно было понять, где свои, а где чужие.
Персы недолго смогли сдерживать этот бешеный натиск. Постепенно, шаг за шагом, они откатывались назад. А скифы лезли вперёд по своим и чужим трупам. Персы сопротивлялись как могли, но силы были слишком не равными. Всё меньше оставалось их в строю и всё туже сжималось кольцо вокруг уцелевших.
Вождь скифских племён и царский сын Спаргапис стоял на пригорке и наблюдал за битвой. Ноздри его хищно раздувались, и он хотел ринуться туда, в гущу сражения. Спаргапис и все, кто стоял рядом с ним, понимали - персы обречены. И как настоящие воины, отдавали дань уважения тому, с какой отвагой сражались и умирали враги. Спаргапис нервничал из-за того, что скифы несут огромные потери. Кто знал, что персы так искусно выстроят свою оборону? Чувствовалась рука настоящего воина. На миг сердца сына царицы коснулась тень сомнения. Ведя в бой скифов, он думал, что врагов будет значительно больше. И они не будут отсиживаться за повозками как крысы, а выйдут в поле. Но сомнения растаяли, уступив место ликованию. Разгром персов будет полным, и они надолго забудут дорогу в скифские кочевья. Он ещё раз оглядел поле, где скифы окружили оставшихся в живых врагов. Неожиданная мысль коснулась его сознания. Он подозвал вестового, проговорил ему на ухо несколько слов и послал вперёд.
Гарпаг остался всего с сотней воинов из его личной гвардии. Это было всё, что осталось от двадцати пяти тысяч оставленных здесь царём Киром. Все в крови, своей и чужой, они сомкнулись вокруг своего военачальника. От усталости и от ран воины еле стояли на ногах, но в глазах продолжал гореть огонь. Скифы на миг схлынули, набираясь сил перед последним, решающим штурмом.
Гарпаг переложил меч из одной руки в другую, вытер пот, устало вздохнул. Посмотрел на небо. День уже перевалил за вторую половину, тучи низко нависли над землёй, скрыв солнечный диск. Гарпаг прикинул расстояние, которое нужно пройти воинам царя Кира, чтобы оказаться здесь. И понял, что пора. Он толкнул молоденького воина, стоявшего рядом, проговорил:
-Как только варвары полезут, выпустишь в небо горящую стрелу, - сжал окровавленными пальцами плечо отрока. – Сможешь?
Юноша, а это был именно тот молодой грек, которого ночью видел Хасдай, молча кивнул. Все его товарищи, которые спорили над тем, откуда взялось племя персов, лежали порубленные на этом поле. И только он ещё стоял, сжимая в дрожащих руках лук. Для него это было первое сражение. Первое и последнее. Но страха у молодого отрока не было, а только ненависть к варварам.
Гарпаг увидел, как вперёд выехал не молодой скиф. Подъехав ближе, он крикнул на наречии, которое понимают в пограничных со Скифией районах.
-Бросайте оружие и убирайтесь в свои вонючие земли, - каждое слово его было пропитано ядом ненависти. – Сын царицы, благородный Спаргапис, признал в вас храбрых воинов и дарует вам свободу. Мы скифы, всегда уважаем силу и храбрость, пусть даже у наших злейших врагов... Поэтому можете убираться, и передайте всем, что соваться в скифские степи не следует. Но перед этим, выдайте нам того, кто вас привёл в эти степи. Выдайте и можете уходить... Мы ждём.
Проговорив это, скиф скрылся среди воинов. Гарпаг замер. Это был соблазн, и многие могли на него клюнуть. Не то, чтобы он боялся смерти: страшной, лютой. Нет. Просто это могло поставить под удар весь план. И жертвы, которые они возложили на кровавый алтарь бога Вархрана, могли оказаться напрасными. Он оглядел воинов. Ни кто не тронулся с места. Только один вроде хотел сделать шаг вперёд, но тут же упал, проткнутый кинжалами своих товарищей. Его тело подняли на пиках и кинули в ноги скифам.
-Вот он хотел уйти, - крикнули из передних рядов. – Можете забирать его с собой.
Гарпаг вздохнул с облегчением. Не зря он знал почти всех воинов по именам и делил с ними тяготы походной жизни. Но раздумывать дальше некогда. Скифы ринулись вперёд. И тотчас одинокая стрела взвилась в небо, оставляя за собой огненный след...
...Самый глазастый из воинов царя Кира, увидев след на небе, прыгнул в седло и, нахлестывая коня, помчался к повелителю. Выслушав вестового, Кир пробормотал себе под нос:
-Прощай, Гарпаг. Ты был настоящим воином. И погиб так, как нам завещано предками. Прощай.
Войско персов сдвинулось и медленно поползло туда, где уже затихала битва...
...На Гарпага насело сразу три степняка. Несмотря на старость, он крутился на одном месте, не давая врагам подобраться ближе. Одного он сразил колющим ударом снизу, поразив в пах. У второго, изловчившись, отрубил руку прямо с мечом. Скиф упал, дико вереща и орошая всё вокруг кровью из предплечья. Но третий всё-таки достал военачальника. Усталость сковала движения Гарпага, он стал уже не так быстр, как в молодости и пропустил боковой удар. Меч скифа воткнулся между пластинами кольчуги и сумел достать до тела. У Гарпага поплыло перед глазами. Вместе с кровью из его тела уходила жизнь. Он вздохнул в последний раз и за мгновение до того, как меч скифа нанёс последний удар, прошептал:
-Ну, вот и всё.
Битва закончилась. Персы полегли все, а кто ещё дышал, того добивали озверевшие скифы. Они не думали, что эта победа достанется им так тяжело. Много славных воинов сложило здесь головы.
Молодой скиф, раскрашенный с ног до головы, склонился над Гарпагом и примеривался, как поудобнее отхватить тому голову. Он уже занёс меч, но вдруг волосяной аркан обвился вокруг его запястья и дёрнул назад, чуть не сломав руку. Скиф вскочил, дико вращая глазами, готовый рвать и рубить любого. Но, увидев, кто над ним возвышается, сник.
-Не трогай его, - проговорил с коня Спаргапис. – Он сражался как настоящий мужчина и умер как истинный воин. Поэтому из его головы не будет изготовлена чаша.
-Но это мой трофей, - попробовал возразить скиф. – Древний закон гла…
-Я здесь закон, - Спаргапис повернул к нему гневное лицо. Немного помолчав, распорядился: – Пусть его отнесут в сторону и похоронят со всеми почестями. Ты же в награду, что одолел такого славного воина, получишь лучшего коня из моего табуна.
Сказав это, он тронул коня. За ним, не спеша, проехала мимо ошарашенного скифа и свита сына царицы. Среди них был и Кадуй, у седла которого появились новые скальпы. Чуть дальше ехали Камасарий и Аргота. Они понимали, что бой ещё не окончен и царь Кир готовит им ловушку. Только какую, догадаться не могли.
По равнине, где ещё недавно слышался звон мечей, ходили воины, даря последнюю милость смертельно раненным, собирая оружие и доспехи, вытаскивая тех, кто нынче удостоится погребального костра. Над полем, расправив кожистые черные крылья, парили грифы, недовольно крича всякий раз, когда новая жертва исчезала в пламени.
К возвышению, где Спаргапис оборудовал себе временную ставку, подскакал молодой скиф. Спрыгнув с коня, он припал на одно колено перед сыном царицы.
-Великий царь, - в глазах его сквозило ликование. Он весь ещё был там, в пылу битвы. На его шее висели, так чтобы видели все окружающие, вражеские скальпы. Они были свежими, и местами на них запеклась кровь. Спаргапис понимал этого молодого воина. Он вёл себя также, когда сам был молод и давал выход своим чувствам. – Мы обнаружили столы с едой и с вином. Там, - воин махнул рукой себе за спину. – Их много, очень много... Воины ждут твоего распоряжения. Что нам делать?
-Столы с едой? – Спаргапис удивился. – Неужели персы оказались столь неблагоразумны, что надеялись победить в этой битве? А потом отпраздновать свою победу греческим вином? Веди!
Он легко вскочил на коня и поскакал туда, где обнаружились столы с едой. Подскакав ближе, Спаргапис удивился ещё больше. Столов было много, очень много и они просто ломились от всевозможных яств. Какой еды здесь только не стояло. Скифы всегда привыкшие довольствоваться малым, даже не подозревали что в одном месте, сразу, может находиться столько еды. Запах, исходивший от столов, кружил им голову не хуже хмельного кумыса.
В молодости, после размолвки с матерью, Спаргапис провёл около полугода в греческих приграничных городах. Хотя среди скифов это и не приветствовалось, но он вкусил другой, эллинской культуры. И его сложно чем, можно было удивить. Но даже он не представлял о существовании блюд, которые видел перед собой. Ещё больше чем еды, на столе было вина. Высокие греческие амфоры стояли среди блюд и притягивали взгляды воинов.
Все ждали решения царя. Спаргапис понял, что после победы над персами он стал для них настоящим вождём. Он вспомнил, как назвал его молодой скиф: Великий царь. Эти слова молодой воин произнёс от всего сердца, и они не были продиктованы подобострастием.
Он взял кубок, наполнил его красным тягучим вином, поднял над головой.