Ну, это я так, к слову, а бабка у Маши очень славная, забавная и, по-моему, хитрющая. Она ко мне хорошо относится - я всегда чувствую, когда ко мне человек хорошо относится, - а Маше это не нравится, а скорее всего, она делает вид, что не нравится, а на самом деле она просто удивляется: почему это ее бабушка, папа, мама и даже сморчок Витька, братишка, сразу, как я только с ними познакомился, стали ко мне хорошо относиться. И тот отличный полковник, который к ним приезжал, тот тоже ко мне хорошо относился.
Я и сам удивляюсь иногда - отчего это все ко мне хорошо относятся? Нет, есть, конечно, есть - как Райкин говорит - есть и такие, которые ко мне плохо относятся, но это, наверное, потому, что я и сам их не люблю. Они, наверное, это чувствуют, и им ничего другого не остается, как и меня не любить.
Дядя Саша, летчик, наш сосед, как-то мне сказал:
- Вот ты обратил внимание, что твой Повидло очень любит дядю Гришу - водопроводчика, хотя дядя Гриша и ой-ой-ой, и твоему Повидле почти ни разу доброго слова не сказал. А вот ласковую Ангелишу Повидло терпеть не может, только вежливо ей улыбается, а сам никогда не подойдет. Почему?
- Ну, не знаю, - сказал я, - может, от нее слишком здорово духами пахнет?
- А от дяди Гриши гуталином и… еще кое-чем пахнет, а это хуже, - засмеялся дядя Саша. - Не то! Просто псы очень здорово чувствуют, когда их не любят или боятся.
Вот я вспомнил этот разговор и решил, что я, наверно, - ха-ха! - кое-чему от Повидлы научился. Только у Повидлы это инстинкт, а у меня, должно быть, разумно. И как-то сделал такую штуку. Глупо, конечно, но это я сейчас понимаю, а тогда еще не понимал. Я составил список всех, к кому хорошо отношусь, и стал вспоминать и проверять, а как они на меня смотрят. Оказалось, что я всего два раза ошибся. Один раз - это тетя Настя, папина родственница. Мне-то она нравилась, а я ей - нет. И второй раз - одна девчонка из старой школы: ох, как она мне нравилась! Да и она, вроде, ко мне хорошо относилась, а потом я узнал: она, чистюля этакая, смеялась надо мной, что у меня батя - милиционер.
Я рассказал об этом дяде Саше - летчику. Он хохотал так, что я даже разозлился.
- Ну, чудак, ну, смешняк… - хохотал дядя Саша. - Ты-то ведь не Повидло. С человеком ведь совсем другое дело. Тут куда сложнее.
Он вдруг стал мрачным-мрачным и сказал грустно:
- Эх, Сенька, Сенька, это отлично, что ты людей любишь и им веришь, но трудновато тебе будет в жизни, много раз ты себе нос расшибешь. Не хочу тебя разочаровывать, но… "Люди, будьте бдительны!" Знаешь, кто это сказал?
- Маршал Гречко? - сказал я.
Дядя Саша усмехнулся.
- Он это, конечно, тоже говорит. Но я-то имею в виду Фучика, Юлиуса Фучика. Знаешь такого?
- Н-не, - сказал я.
- Позор, - сердито сказал дядя Саша.
Он подошел к книжной полке и достал небольшую в красном переплете книжечку.
- На, - сказал он, - прочитай обязательно, хотя это и не совсем к нашему разговору относится. А все же… Но, в общем-то, это здорово, что ты в своем анализе всего два раза ошибся. Мне бы так!
Я тогда эту книжку так и не прочитал. Не знаю уж почему - наверно, занят был. А еще, если честно говорить, и потому, что дядя Саша надолго улетал куда-то и некому было у меня спросить, прочитал я эту книжку или нет. Но сейчас постараюсь все-таки прочесть: может, и верно из нее кое-что узнаю. А все эти списки и анализы, конечно, ерунда, но все-таки понять, почему к тебе один человек относится так, а другой совсем по-другому, - это надо.
Маше Басовой я яблоко отдам - это не фокус, а вот как я в этой школе учителям буду яблоки дарить?! Там, в старой школе, я всех знал и меня все знали. И все знали, что осенью я обязательно принесу антоновку от тети Поли, и никто не мог мне сказать, что я подлиза и этими чертовыми яблоками зарабатываю себе отметочки. У меня отметки - железные: больше половины троек, а остальные - четверки. Двойки тоже бывают, но я их довольно быстро исправляю. "Особой усидчивости у него нет, - говорила Зоя Ромуальдовна, - но у него есть самолюбие и… - как это - настырность. Двойку я ему ставлю условно. Он ее исправит". Я и исправлял. А как будет здесь - не знаю. Может, не так поймут меня с этими яблоками. Может, подумают, что я… Нет, уж лучше я пока подожду - проживут учителя и без моей антоновки.
Но вообще-то мне кажется, что и в этой школе будет неплохо. Ребята в нашем классе, по-моему, ничего, веселые. Правда, мне не очень понравилось, как они принялись прорабатывать Веньку Жука за дисциплину и за Машкин синяк - ведь он в этом синяке не очень виноват, я-то знаю. И еще мне не понравилось, что очень уж командует Герка Александров, и все его вроде слушаются. Парень-то он неплохой - я его еще по детскому саду знаю, он тогда тоже жил в нашем районе - только иногда начинает здорово важничать, как будто он умнее всех, смелее всех, сильнее всех и справедливее всех. Нет, он вовсе не хвастается, но так у него само получается: посмотришь на него - и сразу видишь, что тебе самому очень многого не хватает. А это иногда обидно бывает. Не то что завидно, а обидно - вроде ты чем-то ниже его получаешься. Но вот чему я действительно завидую - это не тому, что он на пятерочки учится и по-английски разговаривает, а тому, что он и правда много чего знает; о чем ни заговорят ребята, он все знает. А когда его спрашивают, откуда он все это знает, он так небрежно говорит, что надо побольше читать и быть в курсе всех достижений современной науки и техники и политических событий. Говорит он, и верно, как пишет. Я-то в этом деле слабоват, честно скажу. Сам не понимаю, почему так получается, что мне все время книги про шпионов да про войну подвертываются. Конечно, и про это надо читать, но ведь и не только про это. Или еще "Монте-Кристо", "Три мушкетера", "Остров сокровищ". Конечно, книги хорошие, но ведь есть и еще много хороших, да вот мне они почему-то не подвертываются никак, а если и подвертываются, то почему-то не читаются. Соседка Ангелина Павловна - у нее много книг - говорит, что надо с самого детства воспитывать в себе привычку к чтению умных и полезных книг, тогда и сам будешь умным и полезным. Я с этим согласен, только удивляюсь немного, как это она столько книг прочитала, а очень-то умной не стала. Да и насчет того, полезная она или нет, тоже не знаю. В квартире она не то что полезная, а просто вредная бывает: всех воспитывает, учит и жучит, то не так, это не так, а сама туалет на двадцать минут занимает, а ванную - часа на три. Это дома. А на работе она, по-моему, и не бывает: когда ни придешь - она все дома торчит, то в ванной, то на кухне - у нее куча всяких болезней, и ей нужно особое питание. Вот она день и ночь и готовит себе это питание, а когда приготовит, то питается. А работает она, как сама говорит, каким-то ре-фе-рен-том по искусству. Хорошая, видно, работенка у этих референтов. Не пыльная. Но других, которые по-настоящему работают, она не очень-то уважает.
Я с ней всегда очень вежливо разговариваю, но у меня с ней особые счеты - она вроде той чистюли, что надо мной смеялась из-за бати. Он как-то с ней поспорил насчет одного кинофильма, так она на него так посмотрела, - дескать, ну что вы, милиционер, понимаете в искусстве. "У вас несколько иная сфэ-эра деятельности, уважаемый Василий Тимофээвич". - Она сказала и улыбнулась, словно ребенку какому, а я в нее чуть картошиной не запустил.
Ну ладно, аллах с ней. А вот что дядя Саша - летчик меня поругивает - это хуже. Я его уважаю.
- Серый ты человечишка, Сенька, - говорит он мне, когда я чего-нибудь не знаю, а это частенько бывает, - читать тебе надо, просвещаться.
И тоже дает мне разные книги, а я их тоже… не очень-то читаю. Все время мне почему-то некогда. Все время какие-то дела подворачиваются - то домашние, то свои собственные, вот читать-то и некогда. Только по программе, да, хмм-м… про шпионов.
Дядя Саша говорит, что я шебутной и неорганизованный - не умею свое время распределить разумно. А время надо уметь уплотнять.
- Вот ты попробуй как-нибудь про-хро-но-мет-рируй свой день. Смотри на часы и записывай, что ты делал по часам и минутам. А потом проанализируем вместе и сделаем выводы.
Это он мне сказал сегодня вечером, когда я занес ему антоновку. Он только что прилетел из дальнего рейса и два дня будет отдыхать.
Мне эта идея понравилась - в самом деле интересно, на что это у меня время уходит?
- Я бы сделал, да у меня часов нет, - сказал я.
Дядя Саша подумал-подумал, потом снял с руки часы и дал мне. Я начал отмахиваться, но он сказал, что я несерьезный человек, и нацепил часы мне на руку.
- Ладно, - сказал я, - вы не бойтесь, я не потеряю.
- А я и не боюсь, - сказал он. - Потеряешь - купишь.
"Интересно, на какие шиши", - подумал я, но только кивнул.
Батя увидел часы и строго спросил, откуда они у меня. Я рассказал. Он задумался, а потом посмеялся немного.
- Уж этот Александр Степанович вечно что-нибудь выдумает, - сказал он. - Но, пожалуй, это полезно. Хотя… - Он опять задумался.
- Что "хотя"? - спросил я.
- Хотя… что у тебя жизнь нелегкая, тут и моя вина есть. - Он развел руками. - Да вот обстоятельства такие, брат Сенька.
Я даже глаза на него вытаращил - с чего это он взял, что жизнь у меня нелегкая? И какие еще обстоятельства?
- Ты что, батя?
- Давай поговорим, Сеня, - сказал он серьезно и усадил меня на диван, а сам сел рядом. - Давно пора, да все времени нет.
Но и тут поговорить нам не пришлось. Зазвенел звонок. Кто-то открыл, а потом к нам в дверь постучали и вошла какая-то женщина - молодая, грустная и заплаканная.
- Уж вы извините, товарищ участковый, что я прямо домой… да поздно так, - сказала она виновато. - Прямо уж не знаю, что делать.
- Опять? - спросил отец.
Она только всхлипнула и кивнула молча.
- Ну, Сень, в другой раз, - сказал отец и вздохнул. Встал, надел мундир, фуражку, взял свою папку и пошел с той женщиной.
- Когда придешь, Вася? - спросила мама из-за ширмы. - Ведь ночь…
- Не знаю, Люда, но постараюсь поскорее, если еще что не задержит.
- Вы уж извините… - опять виновато сказала женщина, и они ушли.
- И не видим мы его совсем, - вздохнув, сказала мама, - все работа, работа…
- Такое у него дело, мать, - сказал я, и мама засмеялась.
- Ну, точь-в-точь, как он говорит, - сказала она.
А я ведь нарочно сказал, чтобы посмешить. Посмеется и, может, меньше думать будет, а то до его прихода и не уснет.
Я разделся, положил летчиковы часы под подушку и улегся. А пожалуй, дядя Саша, я тебя перехитрю: я свой день так распределю, что и комар носу не подточит и хро-но-мет-раж у меня будет не хуже, чем у какого-нибудь токаря - ударника комтруда или чемпиона в беге на длинные дистанции. Я встал, достал из батиного стола новенький блокнот и написал на обложке:
ХРОНОМЕТРАЖ
И лег спать. А на следующий день начал вести этот самый хронометраж. И вот что у меня получилось:
7.00 - Проснулся.
7.00 - 7.05 - Лежал и думал о… Вспомнил, что надо записывать.
7.05 - 7.10 - Вставал.
7.10 - 7.20 - Стоял в очереди в т. Там была А. П.
7.20 - 7.22 - Умывался.
7.22 - 7.30 - Будил Мишку.
7.30 - 7.35 - Будил Ольгу.
7.35 - 7.50 - Готовил завтрак. (Мама плохо себя чувствовала.) Одновременно гнал Мишку умываться - уплотнял время.
7.50 - 8.00 - Завтракал.
8.00 - 8.10 - Прогулял Повидлу. Встретили Мухтара. Они играли. Погода хорошая. Пожалел Повидлу и гулял его еще 5 мин. до 8.15.
8.15 - 8.25 - Прогонял Мишку в школу. (Ольга уже ушла.) Иск. учебн. по мат.
8.25 - 8.32 - Бежал в школу. Опоздал на 2 мин. (Плохо!)
8.32 - 8.34 - Стоял у двер. в кл. и слуш. как м. руг. Р. Петр.
8.34 - 9.15 - Урок литературы. Схват. 2 (Исправлю!)
Примечание № 1. Было пять уроков до 13.15. Тут хронометрировать нечего. Уроки как уроки, и они хочешь не хочешь, а идут по расписанию. А вот большую перемену потерял зря. Вместо того чтобы отдохнуть - все 15 мин. стоял как истукан перед завучем за то, что на ур. дал по ш. Ап. (Плохо! Надо учесть, хотя по шее я ему дал прав.!)
13.24 - Последний звонок. Остался в классе, чтобы все записать. Довольно муторное дело этот хронометраж, но раз уж взялся - надо кончать. Только кончил записывать - в класс вошла очень сердитая Маш. Бас. и сказала мне, что я… Ну, да это к делу не относится - я ведь не дневник веду. Расскажу потом. Здесь только запишу, что разговаривали мы с ней до 13.40, и не знаю, потерянное это время или нет? С одной стороны, вроде бы и потерянное, а с другой…
13.40 - 14.00 - Шел домой и думал о… и о том, как мне все-таки уплотнить время.
14.00 - 14.20 - Встретил у ворот Фуфлу и Хлястика.
- Давай поговорим, - они мне сказали.
- Нечего мне с вами разговаривать, - сказал я, - у меня дела, - и посмотрел на часы.
- Часики завел, - сказал Хлястик.
- А ну покажь! - сказал Фуфло.
- Шиш тебе! - сказал я, и тут мы крепко поговорили о том, кто я такой и кто они такие. Они сказали, что, если я буду воображ. и лезть не в св. дел., то схлоп. как след. А я ск., что чих. на них и, если они будут прист. ко всем, то все реб. им покаж. Они смеялись. Я сказал, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Они хот. отн. часы, но я не дал и ушел домой. А дома все это записал, посмотрел на часы - ничего поговорили!
14.20 - Взял деньги у мамы, авоську, кусок булки с колбасой и книжку, которую дал мне дядя Саша. Чтобы не встретиться опять с этими и не терять зря время, пошел через другой двор и в овощной магазин пришел в…
…14.30 - Встал в очередь за картошкой и решил уплотнить время - открыл книжку. "Репортаж с петлей на шее" называется. Я вначале подумал, что опять про шпионов, но оказалось совсем другое… совсем другое… Меня толкали, куда-то отодвигали, а я читал. Кто-то смеялся, кто-то чего-то спрашивал, а я читал. Потом здоровенный дядька двинул меня под ребро и заорал в самое ухо:
- Чего под ногами путаешься! Читатель!
- Извините, - сказал я и отошел к окну. Потом вдруг посмотрел на часы: мама-мамочка!..
15.00 - Купил картошку и помчался в "Молоко". Книжку убрал подальше, чтобы не отвлекала.
16.00! - Это я только что домой пришел с молоком и картошкой. Полтора часа ходил! Ну ладно, в овощном зачитался: значит, какая-то польза все-таки есть, тем более, что книжка-то! Эх, вот это книжка! Спасибо, дядя Саша! А вот в "Молоке" что я почти целый час делал? А вот что. Купил молоко, посмотрел на часы, достал блокнот и пристроился на подоконнике, чтобы записать время. Подходит продавщица - худющая, как кочерга, и злая.
- Чего это ты тут пишешь? - спрашивает она.
- Да так, - говорю, - ничего. - И закрываю блокнотик.
- Ничего и дома много, - говорит она и тянет руку за блокнотом. - А ну, покажь!
Совсем, как Фуфло.
Я говорю, что это, мол, мое дело, что я пишу. Может быть, стихи.
- Я тебе покажу стихи, - говорит эта кочерга, - ишь писатель! Какие ты у нас непорядки выискал? Мал еще у нас непорядки выискивать!
- Да ничего я у вас не выискиваю, - говорю я.
- Нет, выискивал, - говорит она занудным таким голосом. - Вот так ходют всякие, выискивають, пишуть, а потом тебя премии лишають. А ну, покажь!
Я спрятал блокнот в карман и хотел идти, но она не пускала, а тут еще кассирша свой голос подала и покупатели зашумели - кто за меня, кто против меня. Кто кричит на кочергу, чтобы она становилась за прилавок и работала, а кто кричит, что надо разобраться: может, я в карман плавленый сырок сунул. Пропади он пропадом, этот хронометраж! Хорошо, какой-то старичок вмешался и меня вызволил.
- Я, - говорит, - его знаю. Он мальчик вполне приличный и действительно стихи пишет. Очень хорошие.
Тут все заулыбались и начали меня хвалить и даже кассирша стала меня просить, чтобы я почитал стихи вслух. Час от часу не легче. Стою красный как рак и рот открыть не могу, хотя вообще-то я находчивый. Но тут стихи! У меня от стихов, которые в школе наизусть учить надо, и то зубы всегда болеть начинают, а тут…
- Он застенчивый, - говорит старичок, а сам подталкивает меня к двери, - настоящие поэты все застенчивые.
- А может, он частушки на нас сочиняет, - не унимается продавщица и хочет меня опять за плечо взять, но тут-уж все зашумели, чтобы она оставила приличного мальчика в покое, и я под шумок даю дралка. Уношу ноги. А то этот старичок скажет, что я романы пишу. Бегу от магазина, потом оборачиваюсь посмотреть, не бежит ли за мной эта кочерга, и вижу, что старичок стоит у магазина и в руках у него огромная сумка и палочка. Мне становится совестно, что я ему даже спасибо не сказал, и я возвращаюсь. В результате я забираю у него сумку и провожаю его до дому. Живет он аж у Мальцевского рынка - чего он в этот магазин забрался, когда у них там молочных магазинов рядом сколько влезет. Всю дорогу старичок читает мне наизусть разные стихи. Вроде ничего стихи - хорошие, хотя я не очень-то в них разбираюсь. Но одни мне даже запомнились. Как это: "Гвозди бы делать из этих людей - крепче бы не было в мире гвоздей!" Это ничего, это мне нравится. Это вот про таких, как Юлиус Фучик, и про космонавтов, и про Алексея Мересьева.