ВИЛЛА "ФРАНЦУВКА"
Одна из самых живописных улиц Львова - улица 29 листопада - соединяла центр города с предместьем Кульпарков. Некогда на этой улице жили в основном офицеры привилегированных частей польского воздушного флота. В предвоенное лето на этой улице находился дом, который, как стало известно теперь, был крупнейшим центром гитлеровского шпионажа в Западной Украине.
Прежде чем подойти к этому дому, надо было миновать немало уютных домиков и вилл, укрытых серебристыми кленами, лапчатыми каштанами и плакучими ивами, обросших темно-зеленым плющом, диким виноградом и китайскими розами. Вокруг было множество цветов. Даже на трамвайных столбах посредине улицы в металлических гнездах, напоминающих журавлиные, были посажены цветы. Оттуда сверху спускались к поблескивающим рельсам. вьющиеся стебли огненной настурции, крученых панычей, душистого горошка. Жители улицы 29 листопада в то лето часто видели на ее граните длинный и черный "суперадмирал" с фашистским флажком на радиаторе. Немецкая машина проносилась по самой благоухающей улице Львова и заезжала во двор виллы "Францувка", стоящей в глубине большого палисадника. Над воротами у въезда в виллу висел государственный флаг гитлеровской Германии с черной свастикой. Но самое удивительное заключалось в том, что под этим флагом медленно расхаживал советский постовой милиционер. Сейчас просто даже странно вспомнить все это, но таково было действительное положение вещей в то трудное, многим непонятное, насыщенное международными противоречиями предвоенное лето. Граница наших государственных интересов с гитлеровской Германией в 1939 году проходила по Западному Бугу и Сану. Мы вынуждены были, чтобы оттянуть неизбежное в конце концов нападение вооруженного фашизма, вести мирные переговоры с отъявленными гитлеровцами. И вилла "Францувка", временно предоставленная германской комиссии по переселению немцев с Волыни и Галиции, в порядке договора с гитлеровским правительством, стала обиталищем фашистов.
В ней подолгу жили такие гитлеровцы, как Альфред Бизанц, Ганс Кох, губернатор провинции Радом из Польши, штандартенфюрер СС Отто Вехтер, уже обагривший однажды свои руки в крови австрийского премьера Дольфуса. Сюда приезжал старый немецкий разведчик и профессор Теодор Оберлендер. Его сопровождали два более молодых, но очень ретивых шпиона, родные братья Ганс и Жорж Пулуи, родственники известной всему Львову семьи врача и композитора Барвинских. Цели работы комиссии по переселению внешне выглядели невинно. Но работники органов государственной безопасности отлично знали, что переселение немцев с советских территорий использовано фашистами в своих тайных, коварных целях. В действительности же видные чиновники немецкой империи, приехавшие переселять от нас соплеменников, торопились развернуть на территории Западной Украины разветвленную сеть шпионажа.
Хорошо знал об этом и Садаклий, которому не раз приходилось парировать попытки немецких разведчиков узнать наши военные тайны и, в частности, линию военных укреплений на западной границе.
В то лето и я жил через два дома от виллы "Францувка". Всякий раз, видя машину с фашистским флажком, я испытывал такое чувство, какое испытывает человек, наступивший босой ногой на жирную, холодную жабу.
В дневнике отца Теодозия я прочел упоминание о вилле "Францувка". Оказалось, Дмитро Каблак поддерживал тайные контакты с обитателями этого дома, чем хвастался в кругу пьяных собутыльников, когда пришли немцы. В моей памяти сразу возникло то жаркое лето, толпы людей у решетчатой ограды виллы, бумажки о розыске родственников, приколотые шипами японской акации к стволам тенистых каштанов. Комиссия переселяла за Сан не только немцев. С ее помощью могли вернуться к своим семьям застигнутые войной в Западной Украине жители центральных районов Польши и даже, как это ни кажется теперь чудовищно, лица еврейской национальности. Но, получая документы с фашистскими печатями, они не знали тогда, что едут на верную смерть, за колючую проволоку лодзинского гетто, в газовые камеры Освенцима и Тремблинки, в крематории Дахау.
О вилле "Францувка" рассказал мне и Голуб. Голубу по роду его работы частенько приходилось бывать на улице 29 листопада.
Как-то он задержался у дерева с объявлениями, прислушиваясь к оживленному гудению голосов, а потом тронул за локоть какого-то почтенного, напоминающего раввина или цадика из синагоги, благообразного мужчину в длиннополом сюртуке.
- А тебе, пан, тоже до Гитлера захотелось? - спросил удивленно и миролюбиво Голуб.
- Ну, захотелось, а что? - сказал, озираясь, старик в лапсердаке.
- Да хиба же тебе, старому, здесь, под Советами, плохо? Веру твою или нацию кто забижает?.. Сидел бы тута и не рыпался.
- Пане, Советы торговать не дают, а на той стороне частная торговля, можно лавочку свою открыть...
- Лавочку? - Голуб сперва опешил. Не сразу дошел до него страшный в своей обнаженности смысл слов ослепленного старика.- Эх ты, дурная голова! Да вас всех Гитлер там, за Саном, сперва оберет, затем обстрижет, а потом дна мыло пустит. Вот тебе и весь твой гандель!.. 1 - Иди, пан, гуляй своей дорогой,- задиристо цыкнул на Голуба какой-то франт помоложе, в щеголеватых сапо-гах-"англиках" с высокими задниками и брюках- "бриче-сах" с кантом, заползающим на колени, явный сионист.- Ты здесь агитацию против Германии не разводи, а то милиционеру сдадим...
- Милиционеру? - взъярился Голуб, и рука его, тяжелая, мозолистая, крепко сжала рукоятку разводного ключа.- Это мой милиционер, понимаешь? За то, чтобы он ходил по Львову, я в тюрьмах панских гнил, в Луцке меня катовали. А вот поглядим, как вас там гитлеровские полицаи примут... Тьфу! Вот олухи дурные! - И Голуб, в сердцах плюнув, чуть не наступил на ногу идущему навстречу Каблаку.
"ПЕРЕСЕЛЕНЕЦ"
Они разошлись. Голуб сделал еще несколько шагов, когда ему повстречался маленький подмастерье из слесарной мастерской треста, по кличке "Вуньо". Замурзанный, в синей спецовке, он бежал обедать к себе домой, на Куль-парков, и на ходу, так, словно это была обычная новость, крикнул:
- Дядько Голуб! Чулы? Инженера нашего подстрелили!
- Постой,- задержал его Голуб,- какого инженера?
- Да Журженко! Ивана Тихоновича! Того, что в войску служил. На вокзале его ночью раненного нашли...
- А где он сейчас? - бледнея, спросил Голуб, вспоминая последнюю встречу с капитаном и свой совет ему посетить серый дом по улице Дзержинского.
Узнав, куда поместили капитана. Голуб поспешил в больницу.
...Каблак чувствовал, что у него земля начинает гореть под ногами. Он выглядел сегодня совсем иначе, чем за несколько дней до этого, в университете. Плохонький, поношенный пиджак с заплатами на локтях покрывал сорочку-"вышиванку". Сквозь клинышек расстегнутого воротника на его волосатой груди поблескивал серебряный крестик. На ногах у Каблака были уже стоптанные сапоги, клетчатые модные "шумпы", брюки-гольф он сменил на будничные коломянковые штаны. Прикидываясь добродушным, наивным растяпой, Каблак подошел к постовому милиционеру и почтительно снял кепку.
- Пане товарищу! У меня сестра родная залышилась на той стороне. У Кросно. Мучается, бедолага, с тремя детьми. Украинка. Я бы хотел сюда ее спровадить. Кажуть люди, есть тут какая-то комиссия.
- Отуточки комиссия! - показал милиционер на виллу "Францувка".
- А те паны дозволят моей Стефце перебраться на советскую сторону?
- Кто их знает! Запытайте.
- Кого? Немцев? - притворно ужаснулся Каблак.
- Ну да... Наведут справки...
- Воны ж фашисты! Разве можно советскому человеку размовлять с ними?
Милиционер покровительственно пояснил:
- По такому делу разрешается. Даже очень нужно. Чем больше мы своих людей, украинцев, перетянем оттуда, от них, на советскую сторону, тем лучше. У нас же договор с немцами. Давай, хлопче, иди! - И он открыл калитку.
Каблак осторожно, как по ковру, прошел по заросшему травой двору и поднялся в вестибюль виллы.
Дежурный фельдфебель в форме вермахта встал ему навстречу.
Оглянувшись, Каблак быстро сказал по-немецки:
- Я по срочному делу к господину Дитцу! Доложите!
Едва он переступил порог кабинета с большим портретом Адольфа Гитлера на стене, рассерженный донельзя гитлеровец в элегантном сером костюме бросился к нему навстречу с кулаками.
- Идиот! Я же раз и навсегда запретил вам появляться здесь. Только на конспиративной квартире. Ферботеи! Понимаете?
- Господин Дитц!
- Ваше появление здесь равносильно провалу! - G этими словами разгневанный Дитц посмотрел в окно на шагающего за решеткой милиционера.
- Я уже почти провален, пане шеф,- сказал смиренно Каблак.- И потому прошу выдать мне пропуск на легальный выезд из Кракова... Там формируется батальон Степана Бандеры "Нахтигаль". Лучше я буду в том батальоне, чем в советской тюрьме.
- А если я не выдам? - Воля ваша! Однако теперь, когда каждую минуту меня могут схватить, я не могу держать при себе эти ценные документы!
С этими словами Каблак достал из-за пазухи перевязанный носовым платком пакет и положил его на дубовый письменный стол. Несколько смягчась, Дитц спросил:
- Вас ист дас?
- То, что пане шеф поручили мне добыть! - не без бахвальства сказал Каблак, ухмыляясь.- Это новые советские укрепления на участке между Сокалем и Владимир-Волынском.- Каблак намеренно затянул паузу.-т Кроки их составлены с большим риском. Вся агентура по селам на линии Западного Буга набрасывала и уточняла эти данные. Двух наших боевиков "особисты" на месте пришили...
Дитц брезгливо развернул платочек и стал не без удовольствия рассматривать кроки укреплений.
- Что здесь? - показал он на топографический знак.
- По-моему, противотанковый ров. Он начинается у Корытницы...
Дитц спрятал пакет в сейф и сказал:
- Ну хорошо, герр Каблак. Я бы, конечно, не советовал вам уезжать отсюда именно сейчас, но если вы чувствуете приближение опасности... Да, а кто же в таком случае будет освещать район Нижних Перетоков?
- У меня был гость оттуда. Лицо духовное и вне всяких подозрений. А в помощь ему я отправил Верхолу. Он сам оттуда. Нелегал и знает, как связаться с вами. В случае моего отъезда вы будете получать от них информацию на обусловленной явке.
- Зеер гут! Слушайте внимательно, Каблак. Передайте краевому руководству украинских националистов:
поддерживать прямую связь с нами можно не только через меня. По Западной Украине, кроме моих референтов по переселению, разъезжают сейчас наши чиновники, которые руководят раскопками и отправкой в империю трупов немецких солдат и офицеров, павших в недавних боях с поляками. Сообщите, что это наши люди. Любая информация, переданная им, будет немедленно переслана центру абвера.
- Понимаю, господин Дитц! - послушно сказал Каблак.
- Новые доты вооружаются?
- Большинство укреплений от Полесских лесов до Перемышля включительно уже в основном готово к приему орудий тяжелых калибров и другого вооружения. Наша агентура из Тернополыцины сообщает, что Советы начали демонтировать старую линию укреплений за Збручом и Днестром и скоро перевезут это вооружение сюда. Вооружение укрепленного района в Каменец-Подольске уже погружается на платформы.
- Мешать! Всеми силами! Любыми способами, включая диверсии! - сказал Дитц и стукнул кулаком по дубовому столу.- Дайте такую команду агентуре.
- К сожалению, одними нашими силами...
- Какие еще вам силы нужны?
Желая доставить приятное Дитцу, Каблак по-военному щелкнул сапогами и отчеканил:
- Доблестные вооруженные силы Третьей империи, пане шеф!
- Ну, вы... Не вашего ума это дело... А куда вы подевали эту девицу, из-за которой у вас в университете, как это говорят русские, сыр и брот зажигался? Когда я был на именинах у доктора Панчишина, митрат Кадочный рассказал мне ваш план.
- Мы запрятали ее в надежном месте...
- С сердобольным капитаном, надеюсь, покончено?
- К сожалению...- Каблак замялся,- он только paнен. Верхола промахнулся...
- Что-о-о? - выкрикнул Дитц.- Как же вы это прошляпили?
В БОЛЬНИЦЕ
Пуля пробила кость правой ноги капитана Журженко. Кроме того, падая, он сильно ударился о медный кран. Фиолетовый синяк выступил у него под глазом. Осунувшийся, небритый, совсем другой человек смотрел на Садаклия. На тумбочке у кровати стояли кувшин клюквенного морса, букет цветов, лежали книги.
- То, что Каблак с Верхолой улизнули, лишний раз подтверждает наши предположения. С ними вопрос ясен,- рассказывал Садаклий.- То гуси меченые. Притом с большими хвостами. Такие визитные карточки побросали, ой-ой-ой! Но не хватает другого звена...
- Их сообщников?
Садаклий встал, посмотрел в коридор, не подслушивает ли кто их, и, вернувшись, сказал тихо:
- Иванны Ставничей.
- Так за чем дело стало? - удивился капитан.- Вызовите ее сюда или пошлите за ней машину в Тули-головы.
- Иванна исчезла. Бесследно. Понимаете? Кто-то вызвал ее сюда ложной телеграммой, якобы подписанной Юлей Цимбалистой. Юля этой телеграммы не отправляла... А вот и она, легка на помине!
- Скандал, товарищ капитан! - выкрикнула Юлька, вбегая в палату.- Еще гости пришли. Нагорит мне за вас от главного врача!..
- Послушайте, Юля,- остановил медсестру Садаклий,- вы твердо убеждены, что если бы Иванна собиралась уехать в Киев, то она забежала бы к вам?
- А как же! - оправляя пояс белого халата, сказала Цимбалистая.
- В университет она не могла пойти? - спросил Журженко.
- Какой там университет ночью? - возразила Юлька.- Она приехала в тот самый вечер, когда в вас стреляли!
Из-за спины Цимбалистой, делая знаки Журженко, неслышно, на цыпочках, вынырнул Голуб с букетом белых лилий и пакетом с провизией. Из него вызывающе выглядывало горлышко винной бутылки.
Цимбалистая оглянулась и сказала:
- А кто вам дал право, дядько, без спросу заходить? Я же вам сказала: почекайте там, в приемном покое! И как вы прошли сюда? Дверь же закрыта!
- Який там спрос! Ты меня в двери не пустишь, так я водопроводной трубой пролезу. Я ж старая крыса из львовских каналов!
Журженко, заметив, что Садаклий пристально разглядывает Голуба, сказал:
- Знакомьтесь, товарищи! То мой сослуживец, бригадир Голуб, а это...
Как бы предупреждая пояснение капитана, Садаклий поднялся и, протянув руку Голубу, сказал с легкой добродушной усмешечкой:
- Вообще-то мы виделись, но, если старых знакомых не признают, можно познакомиться и вторично. Голуб заметно опешил:
- Бачились? Де саме?
- Садитесь, Панас Степанович,- предложил Журженко.- А вы, Юльця, не сердитесь. То свой человек!
- Какая же это холера бисова коцнула вас, инженер? - спросил Голуб.- Добре, що не в голову.
- А я предупреждала товарища,- вмешалась Юлька,- что с националистами связываться опасно. У них длинные руки. Так инженер тогда смеялся. ,:.,;, Переводя взгляд на Садаклия, Голуб спросил:
- Где же мы с вами могли видеться, товарищ? Ума не приложу. Лицо будто бы знакомое... Вы по какой отрасли работаете?
- Да как бы вам объяснить? - Садаклий незаметно подмигнул капитану.- В украинском тресте "Саночист-ка"! Знаете, есть такая институция?
- В "Саночистке"? - заволновался Голуб.- Так это, считай, одна парафия с нами! А я в Львовском водоканал-тресте, там, где и инженер до армии работал. Весь Львов под землей излазили. А мы с вами, мабудь, у тресте и зустричались?
- Возможно, возможно,- спокойно согласился Садаклий.- А еще был у нас с вами, товарищ Голуб, один общий знакомый, некий пан Заремба. Не забыли вы его?
- Какой Заремба? - насторожился Голуб.- Неужели луцкий?
- Он самый. Тот, что любил в тюрьме на допросах заключенным в нос скипидар лить и почки отбивать.
- Ой, лышенько! - воскликнул Голуб.- Так вы ж тоже привлекались по Луцкому процессу. В тысяча Девятьсот тридцать четвертом году. Теперь я вас вспомнил. Только фамилию забыл.
- А фамилия у меня была не своя. Ворожбит была моя фамилия. Как ни выбивали из меня те каты Зарембины мою настоящую фамилию, так и не выбили.
Голуб вскочил от неожиданности.
- Ворожбит? Так, значит, вы тот самый товарищ Ворожбит, от которого нет-нет да мы инструкции получали, как держаться на следствии, что признавать, а что нет? Як же я, старый пентюх, не признал вас одразу? Правда, в луцкой тюрьме у вас еще чуприна пышная была.
- Была да сплыла! - сказал, усмехнувшись, Садаклий.
- Нас в одно время допрашивали,- обращаясь к Журженко и Юле, объяснил Голуб.- Палачей набежало в кабинет Зарембы, когда Ворожбита и меня мордовали!
Целая стая.
- Значит, вы старые побратимы? - спросил Журженко, наблюдая за встречей двух подпольщиков.
- Еще какие! - гордо сказал Голуб.- Кто перетерпел Луцк, тому уже никакая сатана в жизни не страшна...
- А вы знаете, Голуб, где сейчас Заремба? - спросил Садаклий.
- До немцев, наверное, сбежал?
- И у немцев ему опасно. За океан перебрался. Открыл ресторан в Буэнос-Айресе и процветает на аргентинских харчах.
- Кто же его там нащупал? Смотри ты, живучий!
- Нащупали...- усмехнулся Садаклий.
- Салям алейкум! - послышался голос нового посетителя.
В палату ворвался Зубарь в белоснежном накрахмаленном халате, из кармашка которого выглядывал докторский никелированный молоточек.
- Еще один! - в ужасе взмолилась Юля.- А вы-то как сюда попали?
- Цербер ваш, неумолимый сторож, красный семафор поднял. Не пускает, хоть плачь. Ну, я выяснил обстановочку, разведал поле боя и перемахнул через забор! По пути движения кабинетик какой-то попался. Пустенький кабинетик. Вижу, халат на вешалке висит. Приятный. Накрахмаленный. Ну, я его и одолжил на время, чтобы капитана нашего повидать.